Морис оглядел свою руку, потом – довольное лицо Кортни. Действительно, все. Рука перевязана аккуратным бинтом, болит, конечно, но не так сильно. Она почти перестала "дергать", чему Морис был несказанно рад.
– Ну что, болит? – улыбаясь, спросила Кортни, заранее зная ответ. В этом деле она поднаторела тоже благодаря отцу. Он считал, что его дочь должна научиться всему понемножку, и рассказал ей об удивительных свойствах ароматических масел. Правда, Кортни не слишком часто сталкивалась с серьезными ранами, но в детстве, разбивая коленки, отлично знала, что есть средство, которое не только обеззаразит ранку, но и обеспечит скорейшее ее заживление… А по блеску в глазах Мориса она поняла – он чувствует себя гораздо лучше…
– Ты что, колдунья? – поинтересовался Морис, поглядывая на забинтованную руку. – Мне почти не больно. Так, только саднит чуть-чуть…
– А что, похожа? – спросила Кортни. Она взъерошила свои блестящие черные волосы, набросила их на лицо, как длинную черную вуаль, вытянула вперед руки и забормотала: – Духи, явитесь, помогите мне вылечить руку Мориса Митчелла… У-у-у… Он не доверяет свойствам розмарина, так, может быть, поверит действию моих чар…
Морис расхохотался. Это было не страшно, а очень смешно. Короткие перламутровые ноготки Кортни – она не пользовалась лаком для ногтей – были совсем не похожи на когти ведьмы. А ее немного глуховатый голосок казался сейчас почти детским. Ни дать ни взять – проказничающая девочка, насмотревшаяся фильмов ужасов.
– Нет, – честно сознался он. – Ты смешная и красивая. И ни капельки не похожа на ведьму.
– Да? – раздался огорченный голос из-под спутанных волос. – А я-то думала… Ну что ж, на Хэллоуине я никогда не брала первых мест за костюм…
– Не огорчайся, – ухмыльнулся Морис, зная, какая реакция последует за его словами. – Может быть, лет через сорок ты займешь первое место…
– Вот она, черная неблагодарность! – воскликнула Кортни, шутливо воздев руки к потолку автодома. – Ты слышишь, Роджер? Я только что избавила этого человека от страшных мучений, а он…
– А он дьявольски голоден и хочет спать, – закончил за нее Морис. – И оттого немного неуклюже шутит…
Кортни сразу же посерьезнела. Маленькой девочки больше не было. На смену ей пришла трезвомыслящая, рассудительная и – для Мориса это было чудом из чудес! – заботливая девушка.
– Сейчас состряпаю что-нибудь. Если, конечно, тебе действительно нравится моя стряпня…
– Цыпленка по-мексикански я буду помнить всю жизнь. Кстати, это было последнее, что я ел. Что-то мне не везет с едой. Стоит прийти в кафе и заказать что-нибудь, как сразу же появляется агрессивная брюнетка с зубом на кожаном шнурке или четверо ребят с дурными намерениями…
– Да, не везет, так не везет, – поддакнула ему Кортни, пропустив "агрессивную брюнетку" мимо ушей. – А этот зуб, между прочим, мой амулет.
– Он настоящий?
– Угу, – ответила Кортни, распахивая дверцу холодильника. – Настоящий волчий зуб. Мне подарил его один из друзей отца – Джеффри Ферч. Он собственноручно вырвал его у волка… кусачками.
– Чего-чего? – Морис решил, что ослышался. – Кусачками?
– Угу. – Кортни вытащила из холодильника банку зеленого горошка и ломоть копченого мяса. – Кусачками.
– У живого волка? – опешил Морис. – Этот твой Ферч, он что – лесной стоматолог?
– Да нет же, – засмеялась Кортни. – Охотник тащил из леса убитого волка, а Джеффри решил слегка помародерствовать и попросил пару волчьих клыков. Охотник согласился. Только у Джеффри не было с собой ничего, кроме кусачек. Вот и пришлось выдергивать кусачками.
– Жуткая история… – Мориса аж передернуло. – И после этого ты надела его на шею?
– Ну да, – невозмутимо ответила Кортни, шинкуя мясо маленькими кусочками. – Это же амулет… Моя фамилия – Вульф, то есть "волк". Кому, как не мне, носить волчий зуб?
– Ну да, – согласился Морис, обдумывая, стал бы он надевать на шею штуку с такой предысторией. – Наверное… И что же, ты веришь в то, что он тебе поможет?
– Не знаю. – Металлическое лезвие ножа сверкнуло в полумраке трейлера. – Все может быть… Рассудительная часть меня протестует против этой мистики, но другая часть подсказывает, что в этом мире есть место чудесам… Так-то вот, мистер Умник.
Мориса раздражало, что она называет его умником. Уж кто-кто, а она умничала гораздо больше него. Но на этот раз он решил промолчать. Сегодня пусть называет его кем угодно – имеет право. Ведь если бы не она, кто знает, где бы был Морис и как себя чувствовал…
– Так, значит, и рассудительная Кортни иногда позволяет себе удариться в мистику, – пробормотал он.
– Рассудительная Вулф, прошу заметить, – фыркнула Кортни, разбивая яйца о край сковороды.
То, чем она занималась у плиты, почему-то действовало на Мориса успокаивающе. Блестящее лезвие ножа, ритмично поднимающееся и опускающееся, хруст яичной скорлупы – хрясь, хрясь, тоненькие кусочки мяса, аккуратно выложенные на шипящей – пшш – сковороде… Морис почувствовал, что вот-вот заснет, и заставил себя распахнуть смежающиеся веки. Тем более сейчас он может задать вопрос, который его очень интересовал…
– Слушай, а почему тебе так необходимо, чтобы тебя называли Вулф?
– Ну… – Кортни отвернулась от шипящей сковороды и серьезно посмотрела на Мориса. Так смотрят маленькие дети, когда хотят доверить взрослому какой-то секрет. – А ты не будешь смеяться и напоминать мне об этом?
– Не буду, – честно пообещал Морис, хотя именно в этот момент ему очень хотелось рассмеяться. – Честно, не буду.
– Мама часто дарила мне кукол. А я терпеть их не могла. Так вот, одну из этих кукол звали Кортни. Она сама ее так назвала и подарила мне со словами: "Вот это – умница-красавица, с которой надо брать пример. Она хорошо учится и слушается свою маму". Как сейчас помню… – Морис видел, что Кортни было не до шуток. Она как-то собралась, напряглась от этого воспоминания. – И точно, кукла была – само очарование. Голубоглазая, светловолосая, с розовыми щечками, такими блестящими, как будто их специально натерли шерстяной тряпочкой. На ней было белоснежное шелковое платьице, и она все время улыбалась. Для любой другой девочки эта кукла была бы праздником. Но я ее ненавидела. Я знала, с каким намеком ее дарила мне мать. Ее тоже зовут Кортни, и ты должна быть похожа на нее. Быть такой же чудесной, послушной и кисейно-воздушной… – Кортни изо всех сил воткнула лезвие ножа в деревянную доску. Морис даже вздрогнул от неожиданности. – А я не хотела быть такой Кортни. Поэтому решила быть Вулф. Имя Кортни у меня всегда ассоциировалось с этой куколкой. Даже сейчас, спустя много лет…
– Послушай, но ведь Кортни – это не твой двойник. Это просто кукла, которой дали твое имя. Что, если у какой-нибудь девочки из журнала "Плейбой" будет фамилия Вулф… Ты откажешься и от фамилии?
– Пожалуйста, обойдемся без игр в психолога и пациента, – холодно ответила Кортни. – Я прекрасно понимаю, что это неразумно, но такая уж я есть. А что касается фамилии Вулф… Это фамилия отца. И я никогда не откажусь от нее. Ни за что…
– Даже если выйдешь замуж?
– Я не выйду замуж.
– Ну а вдруг найдется парень, не вписывающийся ни в одну из твоих категорий…
– Забудь об этом…
– Уже забыл. – Морис вздохнул и снова уставился на шипящую сковородку. – И немудрено, что забыл. От этого запаха голову потерять можно…
– Только в том случае, если она есть. – Кортни зажгла еще один плафончик и сняла с крючка варежку-прихватку. – Уже готово…
Но ответной реплики не последовало. Кортни обернулась и с удивлением обнаружила, что голодный Морис Митчелл уснул сном праведника, опустив светловолосую голову себе на грудь…
5
Морис Митчелл никогда не был в Мексике, однако этой ночью ему краем глаза удалось взглянуть на ту чудесную страну, о которой он так мечтал с тех самых пор, как ему исполнилось четырнадцать…
Ему снилась жаркая страна, в которой было много смуглых людей в больших шляпах. И еще кактусы. Большие, очень большие кактусы. Размером, наверное, с человека. А то и выше…
Только самое смешное, что кактусы разговаривали, смеялись и ходили, как люди. А люди в больших шляпах стояли на одном месте, как кактусы. И Морис силился, но не мог понять, как это у них получается. У одних – говорить и ходить по-человечески, а у других – стоять все время на одном месте, по-кактусьи…
А еще в этой большой и странной стране было много всякой острой всячины. На огромных прилавках, за которыми тоже стояли кактусы, лежала куча разноцветных мисок с разнообразными блюдами. И Морис мог подойти и попробовать каждое. Вот красная фасоль по-мексикански, вот какой-то острый салат из длинных-длинных стеблей неизвестного растения. А вот и цыпленок по-мексикански, где-то он его уже ел… И еще какая-то штука, похожая на гриб, а по вкусу напоминающая мясо кенгуру. Только кенгуру в Мексике не водятся. Или водятся? Этого Морис никак не мог вспомнить. А вот Морис вместе с большим Кактусом в цветных гавайских шортах идет осматривать дом.
– О, какая прелесть, – говорит Морис Кактусу, показывая на очаровательный домик, окруженный низким деревянным забором. – Я бы так хотел здесь жить…
– Да, очаровательный, – соглашается Кактус в гавайских шортах. – Но этот домик не для людей, он для кактусов. Мы всей семьей живем в таком же домике. Только забор у нас не белый, а красный. Цвета жгучего перца. Мы, мексиканские кактусы, любим все яркое…
– Здорово, – искренне восхищается Морис. Он бы и сам не отказался жить за забором цвета жгучего перца. – А где же домики для людей? – вопрошает он Кактус.
– Да вот же. – Кактус в гавайских шортах указывает рукой на свежевырытую яму. – Вот же. Ты что, не видишь?
Морис с ужасом смотрит на яму. Кажется, у кактусов странное чувство юмора…
– Что, это? – еще раз спрашивает он, не веря собственным глазам. – Но это же обычная яма…
– Нет, это домик для людей, – настаивает Кактус в шортах. – Ты будешь здесь жить. Уверен, это самый лучший домик в городе. Посмотри, какой он большой и уютный. Так много людей согласилось бы оказаться на твоем месте…
– Нет, я не буду здесь жить, – протестует Морис, все еще надеясь, что это шутка Кактуса. – Я хочу жить в таком же домике, как и вы. За забором цвета жгучего перца.
– Нет, нельзя, – строго возражает Кактус. – Если вы будете жить в наших домиках, кто будет стоять и украшать ландшафт? Что мы будем показывать туристам? Придется тебе жить здесь, мой странный друг.
– Нет, нет! – в ужасе кричит Морис и отшатывается от ямы. – Ни за что!
– Придется, – сердито настаивает Кактус и протягивает к Морису свою колючую зеленую руку. – Валяй в яму, приятель…
Морис чувствует жгучее прикосновение кактусных колючек. Рука горит, как от ожога, но Морису не до нее, потому что он летит в яму. И вот его ноги вросли в землю, его тело перестало двигаться, а рта и вовсе нет. Он уже не может пошевелиться и с ужасом понимает, что стал человеком-кактусом. И просыпается…
– Ну и вопли! Какого черта, Морис? Я из-за тебя чуть в машину не врезалась! – послышался над ним сердитый голос.
Морис открыл глаза. Над ним склонилась Кортни, одетая в черный кожаный костюм. Это был сон, утешил он себя, всего лишь страшный сон. И приснится же такое…
– Так в чем же дело? – недовольно поинтересовалась Кортни. – К тебе что, осиный рой залетел? Мне пришлось остановить "Роджер", чтобы посмотреть, что с тобой случилось…
– Прости, – виновато улыбнулся Морис, чувствуя облегчение от того, что все увиденное им оказалось всего лишь сном. – Прости, мне приснился жуткий кошмар. Я кричал?
– Ага. Своими криками ты распугал бы и чертей в аду… Ты кричал "нет!", "не буду!", в общем, вопил как ненормальный. Что тебе снилось?
Кортни отогнула простыню и присела на краешек кровати. Сейчас она напомнила ему мать. Мама любила с утра приходить к нему и тоже садилась на кровать, чтобы узнать, что снилось ее сыну… Морис отогнал видение. Воспоминание о матери причиняло боль. Может быть, еще худшую, чем вчерашняя боль в руке…
– Мексика, – ответил он Кортни. – Мне снилась Мексика… Как будто люди стали кактусами, а кактусы – людьми. Первые стояли на дороге и молчали, а вторые разгуливали по городу, разговаривали и жили в домах… Кактус, представь себе… – Он посмотрел на Кортни, и она прочитала ужас в его глазах. – Кактус столкнул меня в яму своей колючей рукой. И я стал человеком-кактусом: немым, неподвижным… Бррр… Вспомнить жутко…
– Это всего лишь сон, Морис, – донеслось до него, как из детства. – Всего лишь сон…
Опять эта ассоциация с его матерью… Она так же говорила, рассудительно качая головой: "это всего лишь сон, Морис"…
– Да, – ответил он не то Кортни, не то образу матери, всплывшему в голове. – Это всего лишь сон…
– А я была в Мексике, – неожиданно сказала Кортни. – И теперь еду туда. Была, правда, всего один раз, с отцом. В городе Ларедо. Может, знаешь такой?
Морис отрицательно покачал головой. Однако то, что она сказала о Мексике, показалось ему не простым совпадением…
– Я никогда не был в Мексике. Но ты удивишься – наши планы похожи. Я тоже еду туда… И этот чертов сон мне не просто так приснился. Про эти кактусы, будь они неладны…
– Это твои страхи, Морис. – Кортни не нравилась игра в пациента и психоаналитика, но сейчас она просто хотела успокоить Мориса, подбодрить его. Удивительно, но, когда он вылезал вчерашней ночью из-под "Роджера", он был гораздо спокойнее. А теперь на нем лица нет. И все из-за какого-то ночного кошмара… – За тобой гонятся, и вполне естественно, что ты постоянно думаешь об этом и еще о том, что ждет тебя впереди. Будущее пугает тебя так же, как и прошлое. А может быть, еще сильнее… Поэтому кактусы сажают тебя в яму. Все перевернуто с ног на голову, потому что ты боишься перемен… Потому что перемены не обязательно будут к лучшему, во всяком случае, в твоем представлении. Так что твой сон – не демонстрация будущего, а всего лишь отражение твоих страхов…
– Ты, видать, профессиональный психоаналитик, – хмыкнул Морис. – Прямо по полочкам все разложила. Пожалуй, ты права. Вот только… Как справиться со страхом, когда он гоняется за тобой по пятам? Может быть, ты и это знаешь?
– Знала бы, не убегала в Мексику… Мы с тобой очень похожи, Морис Митчелл. Только…
– Только я бабник, а ты – святая, – ни с того ни с сего взвился Морис. Он и сам не знал, откуда у него появилась уверенность, что Кортни хотела сказать именно это, но понимал, не будь этого, он все равно нашел бы, к чему придраться.
– Но я совсем не это хотела сказать… – смущенно пробормотала Кортни, а потом, нахмурившись, добавила: – Конечно, я не святая, но что касается тебя… Здесь ты правду сказал…
Да какого же черта?! – Морис чувствовал, что впервые за несколько лет он теряет контроль над собой, но уже ничего не мог поделать. Его накрыла вспышка необъяснимого, нелогичного, нелепого гнева, и единственным способом выплеснуть его была ссора с Кортни. – Какого же черта ты считаешь меня бабником, когда я ни разу, вспомни, ни разу не дотронулся до тебя! Мало того, я не отпустил ни единой шуточки насчет того, что может быть между мужчиной и женщиной, когда они ночуют вместе…
– Еще бы! – зло усмехнулась Кортни. – Когда у этой женщины под подушкой лежит пистолет… А шуточки… После одной-единственной твоей шуточки я бы выкинула тебя отсюда, как бездомного пса, вот что я бы сделала! И ты об этом прекрасно знал! – Ее красивое лицо исказила злоба, но Морис видел, что она по-прежнему улыбается своей странной улыбкой. Верхняя губа чуть вздернута, и безупречный ряд зубов белеет, словно издеваясь над ним… – С другими женщинами было проще, правда, мистер Бабник?! – не унималась она. – И тебя сильно заело, что я не из их числа… Или ты рассчитывал, что с течением времени я попадусь на эту удочку? Правда, Морис? Так вот: не выйдет. Потому что я видела кучу таких, как ты, но никогда, слышишь, никогда не обращала на них внимания!
– Так вот, значит, как?! – Морис вскочил с дивана как ужаленный. – Выходит, я бродячий пес-соблазнитель, который только и лелеял мысль, как затащить тебя в постель? Что ж, мисс Паранойя, вы сильно ошиблись. Потому что то, чем я мог бы к вам приставать, никогда бы не заинтересовалось парнем в юбке. Кем, собственно, вы и являетесь! – Он схватил висящие на спинке дивана джинсы и лихорадочно начал натягивать их на себя, да так лихорадочно, что попал двумя ногами в одну штанину. – Черт! – смачно выругался он. – Да провались оно все пропадом! Дальше можешь ехать одна!
Кортни хотелось расхохотаться прямо в лицо этому типу, который вместо благодарности только что смешал ее с грязью. Внутри все кипело, но она хотела оказаться выше него, хотя бы на одну ступеньку. Выше этого низкого, гадкого, отвратительного мистера Бабника! Поэтому она постаралась удержать бушующие эмоции внутри и холодно произнесла:
– Я довезу тебя до ближайшего мотеля или что нам попадется на пути. Не бросать же тебя в носках посреди дороги…
А ведь правда, он совсем позабыл о кроссовках, оставленных в туалете мотеля… Пожалуй, она права. Как бы он ни был взбешен сейчас, лучше принять ее предложение…
– Хорошо, – таким же ледяным тоном ответил он. – Если я не слишком оскорбляю твой взгляд, довези меня до мотеля.
Кортни поправила волчий зуб – она так трясла головой, когда кричала на Мориса, что он сбился набок – и направилась к голове автокемпера. Ловко перемахнув через диван, Кортни оказалась на водительском сиденье. Пожалуй, не стоит вести машину в таком состоянии. На душе настоящий ураган, все смешалось: и злость, и досада, и горечь обиды… Но она не покажет этого Морису. Он и так слишком многое видел…
Она вцепилась в руль так, что косточки на пальцах захрустели. Даже больно стало. Но это не так больно, как человеческая неблагодарность, с которой она столкнулась сегодня… Через несколько минут, когда "Роджер" уже несся по привычной серой глади шоссе, Кортни позволила себе – на секунду, всего-навсего на секунду – посмотреть в зеркало.
Морис Митчелл сидел, нахмурившись, на собранном диване. На его лице не было раскаяния, только отчаяние и какая-то тупая боль в потемневших голубых глазах…
– Надеюсь, что наши пути больше не пересекутся, – бросила она Митчеллу, когда тот выходил из машины. – Но, несмотря ни на что, желаю тебе удачи…
– Тебе того же, – пробормотал Морис.
На мгновение Кортни показалось, что он находится в каком-то трансе. Потому что его глаза были абсолютно пустыми… нет, пожалуй, не пустыми, а обращенными внутрь себя. Он словно не видел Кортни и "тебе того же" произнес по инерции. А может, он попросту не хотел ее видеть? Может, в отличие от Кортни, он не переживал по поводу того, что произошло, считая ее случайной попутчицей, не более того? Эта мысль заставила Кортни вспыхнуть от гнева и досады. Она ненавидела, когда люди, те немногие люди, с которыми она сближалась, не отвечали ей взаимностью, теплом. Впрочем, в этом она была не одинока… Ну и пусть, подумала Кортни, взмахнув в воображении рукой, ну и пусть… Пусть уходит, куда хочет, пусть поступает, как считает нужным. В конце концов, она сделала все, что могла. И в том, что этот тип "съехал с катушек", как любил выражаться Натаниэль Вулф, нет ее вины… Она вела себя безупречно. И давным-давно искупила эту чертову тарелку с курицей, которая оказалась на его голове…