- Ну, шеф ИСБ действительно несколько напряжён, но, кажется, считает, что всё под контролем. В конце концов… это же воля Ловаша Батори.
О, да. Магия крови. Что бы Ладислав ни думал об иных идеях своего деда, верность впечатана в вампира самой кровью инициатора.
И эти люди запрещают мне ходить в кино! О, Боже мой.
- Тогда надо будет заказать ещё одну кровать или хотя бы раскладушку. Или матрас. И ещё… Что у нас сейчас с финансами?
- Попей ещё чаю, - предлагает Кристо. Я послушно отхлёбываю из своей чашки. Да, совершенно ни к чему так хлопотать перед мужем - только зря его беспокоить. Надо просто решить эти проблемы потом, и всё. Как-нибудь да устроится. Опять же, тётя Дина нам будет помогать. Я всё же не выдерживаю и говорю:
- Надо сказать твоей маме, что если она обнаружит девочку в момент самоубийства…
- Она знает. Она мне помогала проходить через смерть.
- Ага. Ладно. Всё, пью чай.
В нашем закутке возникает официант с моим супом и яичницей Кристо. Я выжидаю, пока он отойдёт, и спрашиваю как можно спокойней:
- И когда она приедет?
- Во вторник утром. Её привезёт Ференц Берчени. Тот вампир, у которого мы танцевали.
- Но ведь вторник завтра.
- Да.
Я стараюсь сосредоточиться на супе. Еда обычно сильно поднимает мне настроение, а суп действительно хорош. Не иначе, как Кристо специально разведал этот ресторанчик. Спать, если что, девочка некоторое время может и на матрасе на полу, она же цыганка. Денег мы с мужем зарабатываем достаточно, даже более чем - никак не могу привыкнуть, что нам хватает на любую покупку, кроме, может быть, какой-нибудь яхты. В конце концов это просто ребёнок, а я с детьми вроде бы хорошо справляюсь. Так что всё ерунда. Вкусный суп. Очень вкусный суп. Замечательный такой супец, наворачивай да урчи фасолькой.
Ну почему хотя бы раз не узнать о чём-то вовремя, поцелуй меня леший?
***
Танцы - единственное, что ещё помогает. Поэтому я заперлась в своей спальне и включила соло на тарамбуках - громко, на пределе появления боли в барабанных перепонках. Танго было бы лучше, но Кристо - как всегда в субботу - в кофейне. Мне стоило остановить его утром. Именно сегодня он мне нужен, но я, чуть ли не в первый раз, проспала его уход.
У меня была мерзкая, мерзкая, мерзкая неделька. И всё, что я могу по этому поводу сделать - втоптать её в ковёр на полу своей спальни, стряхнуть её с себя в бесконечных верчениях вместе с каплями пота.
Чёрт бы побрал обычай "волков" отдавать детей родственникам. Если бы Люции пришлось заниматься своим ребёнком, а не натаской чужого подростка, ей было бы не до мятежей. Она не пыталась бы убить меня, чтобы снять чары неуязвимости с императора. Ей не отсёк бы голову мой муж. На меня не свалилась бы сиротка Катарина.
Когда девчонка объявилась на пороге квартиры в сопровождении восторженного и оптимистичного - как всегда - Ференца, всё, на что я настраивала себя весь вечер и всю ночь накануне, просто вышибло из головы. Меньше всего сиротка была похожа на сиротку и больше всего - на трудного подростка. Ничего маленького, худенького, бледного и кроткого. Катарина Рац оказалась спортивного сложения девицей ростом с моего мужа и весьма агрессивным выражением лица. Форма, похоже, дорогой частной школы трещала у сиротки в плечах и на груди. Сверкающие зелёные глаза отлично гармонировали с цветом волос. В том смысле, что волосы у девицы тоже были пронзительно-зелёные, насыщенного цвета хорошего тёмного изумруда. Она собирала их в два хвостика; из-за того, что волосы мелко вились, казалось, что к голове приклеено два шарика сладкой ваты. Зелёной. Очень зелёной.
Как можно было добиться такого цвета - загадка. Волосы у "волков" из-за специфической структуры не прокрашиваются. Да и краску такую поискать - не в каждом столичном магазине продают.
- Привет, дорогие мои. Всегда говорил, что из вас получится красивая пара! - радостно прощебетал протиснувшийся мимо сиротки Ференц. Он благоразумно тянется с поцелуем ко мне одной: Кристо терпеть не может господина Беренчи.
- Доброе утро, - сдержанно говорю я. - Как там Дружочек?
- Здесь, с нами, - лаконично отвечает вампир. Из-за плеча Катарины появляется рука, приветливо взмахивающая в мою сторону широченным чёрным беретом. Компаньонку Ференца всегда было трудно назвать говорливым человеком. Да и человеком вообще; в голову, скорее, приходило слово "эльф". К сожалению, эльфов, совсем как мавок, не существует.
- Нас ждёт Ладислав, поэтому мы сразу во дворец. Документики, - Ференц всучивает Кристо пухлую канцелярскую папку, матерчатую, с похожими на шнурки от кед завязками. - Приятно было увидеться. Пока. Пока. Лиляна…
Он снова чмокает меня холодными губами в район виска и скрывается за сироткой. Я слышу, как они с Дружочком удаляются к лифту.
Девица Рац разглядывает меня откровенно враждебно. Смуглое скуластое лицо выглядит по-кошачьи хищным: вот-вот сиротка зашипит, обнажая клыки. Кристо решительно берёт у неё из руки не слишком-то объёмистый чемодан:
- Нам с Лиляной сейчас на работу, так что тебе всё покажет тётя. Пойдём, я покажу тебе вашу с ней спальню. Потом ма… тётя тебе покажет, как заказать покупки в интернете, ну, какие надо тебе. Вещи там, полотенца. Я оплачу.
О, она заказала. Она заказала. Когда мы вернулись, сиротка расхаживала по дому в джинсах, состоящих из дыр и булавок, оранжевой майке и жилете, больше похожем на лишённый рукавов пиджак - из пройм торчали длинные белые лохмы ниток.
Весь следующий час мы с девицей Рац провели в гостиной, таращась друг на друга, пока схваченный и оттащенный свекровью на кухню Кристо кричал, кажется, на весь дом:
- Да это же безумие какое-то! Что о нас, о ней будут цыгане говорить?
- Что она шалава, им сказать не с чего, а остальное переживём как-нибудь, - свекровь, как всегда, отрешённо спокойна. Однако её резковатый, медный голос слышно даже без перехода на крик.
- Да её же за наркоманку держать будут!
- Нет, сын, не будут. Чтобы быть наркоманкой, мало красить волосы в зелёный цвет и одеваться, как пугало, надо ещё колоться дурью. А такое всегда по лицу видно. Ринка - здоровая, румяная девочка, никто не скажет, что с ней плохо.
- Здоровая… кобыла, - чуть не рычит муж. Я его, кажется, впервые в жизни в такой ярости вижу… слышу, то есть, и радуюсь, что эта ярость направлена не на меня и к тому же сдерживается статусом тёти Дины: не пристало сыну кричать на мать. Он никак не может остановиться и повторяет по кругу:
- Как можно было такое купить? Как можно это носить? Что скажут цыгане?
В какой-то момент я понимаю, что ждать конца нет смысла, и время идёт вперёд, а не назад: уже скоро полночь, а кровать-кабинет (на втором этаже постель, на первом - стол, скамейка и небольшой гардероб) лежит в спальне тёти Дины благополучно доставленная, но всё ещё несобранная.
Я сползаю с кресла и принимаюсь разбирать угол свекровкиной комнаты. Бюро - вон туда, высокий столик с маленькой столешницей - сюда, к опустевшему креслу (на этот столик тётя Дина кладёт всякие нитки-иголки, когда рукодельничает, так что в любом случае надо к одному из кресел). Половичок пока переложить, потом постелим возле сироткиной кровати. Подмести: метёлка с совком в коридоре. Сиротка наблюдает за мной, встав в дверном проёме и не предпринимая ни намёка на попытку предложить помощь. Так, теперь сама кровать. Я открываю коробку и беру инструкцию по сборке. Оригинальное решение, ни одного болта, словно в шведском конструкторе: крючки, выступы, пазы. С этим нетрудно справиться. Только вот высокая спинка - я уже тащу её из коробки - неудобно тяжёлая, из железных трубок. Ну что ж, значит, кровать устойчивей будет.
- Не удивлюсь, если ты напала на мою мать, когда она спала. С твоей скоростью и сообразительностью у тебя не было другого шанса убить её, - подаёт голос сиротка. Я чуть не роняю из рук спинку, но вовремя перехватываю её. - И руки у неё из нужного места росли, в отличие от некоторых.
Она не знает, что это её брат убил Люцию.
Она не знает!
Значит, по крайней мере один из нас имеет шанс наладить с ней отношения. Хотя… зелёные шары на голове для Кристо примерно такое же препятствие, как убийство матери для Катарины. Я не удерживаюсь от вздоха: всё как-то чертовски сложно.
У меня уже получается установить решётку кровати между спинками, когда на громыхание в комнату заглядывает свекровь и аж вскрикивает:
- С ума сошла, ты как рожать потом будешь?!
Ну, не сказать, чтобы у меня действительно от всей этой возни с железками стало хватать внизу живота или спина болеть, но цель у крика, видимо, совсем другая, и тётя Дина её достигла: в комнате мгновенно материализуется Кристо.
- Лиляна!
- А? - кротко отзываюсь я, пошатывая конструкцию для проверки.
- Отойди. Принеси мне ящик с инструментами.
- Да тут болтов нет.
- Тогда просто отойди. Чаю попей. Накорми ребёнка.
С мрачным видом Кристо берёт инструкцию и разглядывает. Надо бы запомнить этот способ отвлекать мужа от споров на слишком уж острые темы. Я нарочито потираю поясницу и вздыхаю. Он становится ещё мрачнее и тянет из коробки раму для занавески. Ну… полчаса-час покоя у нас есть. Я ухожу на кухню, включать чайник. "Ребёнок" не заставляет себя ждать; отвернувшись от кухонного стола, я обнаруживаю её развалившейся на моём любимом стуле.
- Ты пьёшь чай или кофе?
- Кровь. Как и ты.
Малолетка решила повыпендриваться. Что бы она понимала в крови - неинициированная…
- Я не пью кровь. Я её жарю.
- Зря. В этом есть что-то от бульона из кубика и молока из порошка, не находишь?
- Чай или кофе?
- Шоколад есть?
- Нет.
- Тогда кофе. Со сливками и сахаром.
Я непроизвольно морщусь: вдруг стало неприятно, что она пьёт кофе точно так же, как я. Жестяная банка с заварным кофе - на кухонном столе. Сливки, масло и ежевичный джем - в холодильнике. Чашки и тарелка с печеньем - в шкафчике наверху; мне приходится встать на цыпочки, чтобы достать их.
- Ну ты и коротышка, - комментирует Катарина Рац. Я ставлю чашку и печенье перед девчонкой, глядя ей прямо в глаза. Когда-то мне это помогало укрощать нахалов, но на сиротку мой взгляд не производит ни малейшего впечатления. Она спокойно, не опуская глаз, берёт одно печенье и принимается намазывать его маслом. Я обрываю игру в гляделки, поворачиваясь к кухонному столу за банкой с кофе и чайной ложкой.
- Не думай, что сможешь быть в безопасности, просто запираясь на ночь или пряча от меня хлебные ножи. Отнять твою жизнь одним ударом было бы слишком просто.
Отчего-то Катарина Рац говорит со мной на сербском языке. От кого она прячет смысл своих слов? - от тёти Дины? Но если услышит Кристо, который сербский понимает, он может запросто пересказать всё мачехе. Или я могла бы пересказать сама, например.
Я отмеряю кофе во все три выставленные на обеденный стол чашки. Добавляю сахар, даже не спрашивая, сколько обычно кладёт Катарина. Чайнику надо немножечко остыть, крутой кипяток убьёт весь аромат. Я пока что вскрываю ножницами пакет со сливками.
- Я буду отнимать твою жизнь по кусочку. День за днём. Крошечка за крошечкой. Пока однажды ты не обнаружишь, что у тебя ничего не осталось.
- Пока тебе лучше крошечку за крошечкой поднять со стола, потому что ты ешь, как маленький поросёнок. Пододвинь блюдце и не чавкай.
- Не указывай мне.
- Не вынуждай меня.
Сиротка усмехается, одним движением расплющивая печенье о столешницу.
- Девочки? - свекровь заходит на кухню и приостанавливается в дверях, внимательно оглядывая наши лица. - Вы же не ссоритесь в моём доме, верно?
Катарина, хмыкнув, дёргает плечом и отворачивается. Я предлагаю тёте Дине кофе.
Сиротка. Сиротка. Сиротка. Чёртова сиротка. Я вбиваю это слово в упругий ворс. Мне плевать, как быстро он вытрется. Плевать. Плевать.
Хлеще Катарины только Тот. Я обнаруживаю его в четверг в своём кабинете; более того, в моём кресле и за моим столом.
Он сидит, живописно-небрежен - как всегда, в образе поэта начала прошлого века. Пышные тёмные волосы почти до плеч, с крохотной косичкой на затылке прямо поверх романтической шевелюры; светлый шёлковый шарф, узкое типичной карпатской лепки лицо. Иногда он кажется мне до невозможности похожим на своего деда, а иногда, как сейчас, не более чем карикатурой на него.
- Садитесь, - кидает он мне, даже не думая освободить моё законное кресло. - У нас будет разговор.
- Что ж вы так утрудились, господин Тот? - самым елейным тоном вопрошаю я, элегантно опускаясь на стул для посетителей. - Как мой непосредственный начальник, вы меня и вызвать могли. Тем более, что мне привычнее бывать в подземельях, чем вам - в наших смертных палатах.
- Не ёрничайте, - Тот раздражённо вертит мою, к слову сказать, перьевую ручку, выдерживая паузу, во время которой я пытаюсь сообразить, что именно могло его вызвать сюда, да к тому же в таком дурном расположении духа. Нет, теперь-то точно не моя провинность. Опять враги императора шалят? Интересно, а у императора действительно есть враги? Мне лично всегда казалось, что всем на него… всё равно. Не брать же в расчёт одиночный пикет в Магдебурге.
- Какого дьявола вы устроили тут в понедельник? Вас муха укусила? Или у вас особые дни? - некрасиво подёргивая углом рта, осведомляется Ладислав. Хм?
- А что было в понедельник? - искренне спрашиваю я. Тот кидает на меня испепеляющий взгляд.
- Какого чёрта вы переправляете мои приказы? Какого адского ада вам вообще понадобилось совать в них нос?
- Прекратите чертыхаться. На вас это смотрится чересчур опереточно. И я не помню, чтобы интересовалась вашими приказами; напротив, я перечитывала и правила только те, на которых стоит моя подпись.
Обычно я совсем не чувствую в себе такую боевитость. Но за два дня барышня Катарина Рац изволили меня довести до состояния почти идентичного тому, в котором совершаются ужасающие преступления против личности и особенно её здоровья. Пока Кристо возил тётю Дину к какой-то её родственнице, Ринка бродила за мной по пятам и вслух сравнивала каждое моё действие и каждое моё предпочтение с действиями и предпочтениями своей матери - конечно же, куда более совершенной, чем я, грешная. Во мне накопилось столько раздражения, что я с наслаждением сцеплюсь с Тотом, даже если он потом меня раздавит, как козявку. Я к тому времени уже выпущу пар и буду спокойна, умиротворена и полностью равнодушна к внешним обстоятельствам - а внутренние Ладиславу неподконтрольны.
- Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю, Лилиана! Если вам что-то дали подписать - значит, вы должны подписать именно это, поскольку за вас уже подумали, как надо, и подумал некто гораздо более умный и опытный, чем вы, позвольте заметить!
Стальной корпус замечательной сувенирной ручки с филигранной чеканкой в пальцах вампира неровно треснул. Невероятно. Тот никогда не казался мне настолько эмоциональным.
- Кроме того, - Ладислав, нахмурившись, рассматривает покойную ручку, - ваше любопытство замедляет исполнение приказов. Будьте добры удовлетворять его хотя бы после того, как дадите документу силу.
- Некто умный и опытный, - с моего языка буквально точатся миро и мёд, - торопясь запустить исполнение очередного приказа, не продумал таких простых деталей, как экономия времени за счёт отказа от чрезмерной формализации обращения эвакуирующих к эвакуируемым и использования кодового слова опасности, которое также частично предотвращает возможность похищения юного князя Галицкого и его нянек под видом эвакуации. Более того, некто умный и опытный не подумал о том, что критическая ситуация может продлиться достаточно долго для того, чтобы ребёнок стал страдать от жажды и по этому поводу орать, брыкаться и отвлекать собственную охрану.
По лицу Тота я понимаю, что он даже не удосужился посмотреть, какие именно изменения я внесла в инструкции гвардейцам.
- Ну, - говорит он. - Ну… в данном случае любопытство, может быть, и оправданно. Но к чему вам, скажите, на милость, расписание занятий гвардии рядовых и офицеров и тем более указы об улучшении их быта? Вы думаете, что и здесь имеете больше понятия, чем я?
- Я думаю, что заметила одну нелепицу. Промах, строго говоря. Отчего-то рукопашному бою обучается не весь состав. Досадное упущение.
- В каком смысле не весь?
- "Волчицы" этих занятий не посещают.
Судя по взгляду Тота, он только что из разряда бунтовщиков перенёс меня в категорию умалишённых.
- Естественно. К чему женщине рукопашный бой? Тем более у нас нет инструкторов нужного пола, и им неизбежно придётся для показательных спаррингов вступать в телесный контакт с инструктором-мужчиной. Это скандально.
- Это необходимо. У нас нет двух разных уставов для гвардейцев императора, отдельно для "волков" и "волчиц". В результате, те и другие вынуждены выполнять одинаковые обязанности, включая возможное участие в боевых действиях, но с разной подготовкой. Уточняю: вообще без подготовки, когда речь заходит о половине - вслушайтесь, Тот! - половине состава. Это глупость масштабов буквально вселенских. Или подлость. Не уверена, к какому определению склоняюсь больше.
- Бросьте. Все отлично понимают, что их чины фиктивны, и никаких обязанностей, кроме парадного стояния у трона императора, на "волчиц" не вешают.
- Тогда какого чёрта они вообще делают в гвардии? Проматывают государственные деньги?
- Во-первых, Ловаш решил, что вы будете выглядеть глупо в качестве единственной женщины-гвардейца, и набрал вам кордебалет, подобающий солистке. Во-вторых, ему нужна лояльность "волков", всех. Новой Люции ему не надо. И чтобы ночная кукушка дневную перекуковала - тоже.
- В таком случае, господа вампиры, будьте последовательны. Сказав "А", вы оказались перед необходимостью сказать и "Б". Каковы бы ни были причины того, что "волчицы" оказались приняты в гвардию, они должны подчиняться уставу и хорошо выполнять свои обязанности. А для этого им нужна соответствующая подготовка.
- Лиляна, поймите, есть непреложные законы. Публика, благодаря французским сериалам и событиям турецкой войны, готова видеть девушек и женщин в форме. Но не готова видеть их же наставляющими друг другу синяки и тем более сцепившимися весьма тесно с инструкторами-мужчинами. Ваши "волчицы" вас первыми же и поднимут на смех.
- Не поднимут, если я подам остальным пример и сама начну посещать тренировки.
Звук, изданный Тотом, представляет нечто среднее между смешком и отрыжкой. Или рычанием.
- Это невозможно. Никогда. Император не допустит, чтобы вас валяли по матам, тем более какие-нибудь мужчины. Ведь даже для начала тренировок нужна хотя бы одна партнёрша. И это если ещё забыть про маты.
Про маты я точно не хотела бы забыть. Если валять без них, то гораздо больнее. На моей голове всё ещё можно нащупать напоминание о том, как мне довелось "поваляться" по чугунной лестнице. Спасибо Катарине, что напомнила, кто устроил мне такое развлечение.
- Может быть, я сама спрошу императора, что он допустит?
- Вы переоцениваете своё влияние на него.
- А вы недооцениваете народную мудрость "За спрос не бьют в нос" и "Попытка не пытка".