Бегство от Франка - Хербьёрг Вассму 13 стр.


Через некоторое время я встала с кровати. Разбитая и словно одеревенелая. Квадратный будильник показывал, что еще нет пяти. Я зашаркала по полу и открыла дверь в коридор. Там под потолком горела лампочка, ее свет причинил мне физическую боль. Сидя на унитазе, я поняла, кто был тот мужчина, которого я видела во сне.

Я вымыла руки, лицо и вытерлась, стараясь не смотреть в зеркало. Те, кто жили здесь до меня, прикрепили к стене пластмассовый стаканчик с присосами. Он предназначался для зубной щетки, но без конца падал. До сих пор я неутомимо прикрепляла его обратно. И вот он опять на полу. Я подняла его и бросила в мусорное ведро.

Кто была та женщина, которая не хотела умирать? Я сама, боявшаяся, что вскоре всему наступит конец? Или конец уже наступил? Может, это путешествие под руководством Фриды - всего лишь напрасно потраченное время?

Может, моя жизнь никогда не была настоящей? Даже в те недолгие минуты с Франком? Может, я использовала всю свою энергию на то, чтобы прожить время, которого не было, потому что истинное время находилось где-то по другую сторону? И не было ли мое творчество лишь способом убить время, пока я ждала? Но чего? Может, мое тело было лишь мягкой оболочкой, под которой ничего не скрывалось?

Я села к письменному столу и включила компьютер. Пока он сопел и готовился впустить меня в свою электронную действительность, мне послышался голос Фриды, словно она была главным персонажем моей книги:

- Кого жалко, так это жену Франка!

В Праге я с нетерпением ждала, когда же я окажусь в нашей квартире в Кройцберге и снова сяду за письменный стол. Но разговор в машине по дороге из Праги мешал мне сосредоточиться. Все время я думала о новостях, полученных из Норвегии. Фрида имела пугающе большое влияние и на меня и на мою рукопись. Прикрываясь тем, что она моя сообщница, она обрела власть надо мной и над тем, что я пишу. Лучше было бы отделаться от нее. Но могла ли я обойтись без Фриды?

Я заметила их, как только мы завернули за угол у кафе с объявлением: "Fruhstuck ab 8.00 Uhr bis 16.00 Uhr".

- Они уже довольно давно следуют за нами, - сказала я.

Фрида быстро оглянулась и мотнула головой.

- Чепуха! Обычные турки, берлинцы в третьем поколении. Шатаются по своей части города.

- Они останавливались, когда мы получали деньги в банкомате.

- Санне! - предостерегающе сказала она.

- Я совершенно уверена!

- Хорошо. Давай проверим. Сядем прямо здесь.

Перед входом стояли стулья из черных стальных трубок с сиденьями из переплетенных ярко-зеленых пластиковых ремешков. На тротуаре кто-то поставил электрическую печку. Когда мы сели, двое мужчин тоже сели. Я схватилась за первое, что попалось под руку. За свой рюкзак, который лежал у меня на коленях. Старалась только, чтобы мои движения не выглядели слишком судорожными. Подошел официант, и мужчины что-то заказали. Я хотела вскочить, но официант уже стоял возле нас, и Фрида заказала кофе.

Один из мужчин смотрел на нас из-под приспущенных век. Другой барабанил пальцами по столу. Он тянул время. Они не разговаривали друг с другом. Я старалась не смотреть в их сторону, разглядывая то, что нас окружало.

Видно, здесь было в обычае выносить на улицу ненужные вещи. Кривая металлическая лампа с оторванным абажуром, большая надувная кукла со ртом, похожим на завинчивающуюся пробку из красной пластмассы. Она висела, обмякшая, в намокшей под дождем картонной коробке. Воздух из нее почти вышел. Лицо было вогнуто и парик напоминал большого ощипанного пасхального цыпленка. Какая-то женщина в широкой куртке и платке на голове прошла мимо с детской коляской, не удостоив куклу даже взгляда.

- Поторопись, мы уходим! - шепнула я Фриде.

- Нет, пусть сперва уйдут они.

Теперь и второй мужчина откровенно пялился на нас. На нем была черная толстая куртка, вздувшаяся над внутренним карманом, он напомнил мне гангстера с плохо спрятанным автоматом. Других посетителей тут не было. Уже стемнело. Спутник наклонился к мужчине и что-то сказал ему. Тот согласно кивнул, не спуская с нас глаз.

Я поискала в карманах мелочь, чтобы расплатиться за кофе, и незаметно положила ее на стол. Как будто это могло помочь мне стать невидимкой. Потом я резко встала. Фрида, не говоря не слова, последовала за мной. Мы пробежали по улице и свернули в переулок. Теперь руководство лежало на мне. Когда мы убедились, что те двое не последовали за нами, Фрида сказала:

- Вот видишь, они вовсе не шпионили за нами.

- Наверное, они хотели узнать, где мы живем.

- Постарайся думать логично. Зачем Франку или норвежской полиции посылать кого-то шпионить за нами? Это дорого, и требует много времени. Ты и впрямь думаешь, что это дело так важно?

- Не надо говорить об этом, как о каком-нибудь деле!

- Ты убегаешь от двух человек, вообразив, что они посланы, чтобы схватить тебя, а я не имею права произнести слово дело?

- Я и раньше видела их в этом районе, - упрямо сказала я.

- Может, они тоже живут здесь?

- Поехали на метро! Надо все время передвигаться! - сказала я и двинулась вперед.

Немного спустя мы сидели в вагоне метро на шестой линии между площадью Люфтбрюкке и Фридрихштрассе, чтобы пересесть на линию Курфюрстендамм.

- Zuruckbleiben bitte! - проскрипела в динамик невидимая женщина.

Я разглядывала пассажиров, пытаясь обнаружить следящих за нами турок. Это было непросто, вагон был набит битком. Многие стояли в проходе. Некоторые читали даже стоя. Сложенные газеты или растрепанные дешевые издания. Другие сидели с замкнутыми лицами. Трудно даже представить себе, что в таком переполненном вагоне метро люди претендовали на личную жизнь.

Мне стало немного легче, когда в вагон вошло похожее на женщину существо. Она выглядела не умирающей, но уже давно умершей. Тем не менее, она толкала всех, мимо кого проходила со своей кружкой для пожертвований. Громким пронзительным голосом женщина требовала деньги на доброе дело.

- Ей еще хуже, чем нам. Вот она действительно все время находится под наблюдением, - шепнула мне Фрида.

С достойной восхищения ловкостью, если принять во внимание ее состояние, эта женщина со своим костылем появилась перед нами и, буквально, залезла в наш бумажник с деньгами Франка. Я напрасно пыталась смотреть в сторону. Она, как фокусник, с легкостью жонглировала своей кружкой для пожертвований. Ее лицо было обтянуто тонкой кожей, которая не могла скрыть контуры челюсти и зубов. Скулы напоминали о тлении, которого не избежит никто из живущих. Когда я опустила деньги в кружку, она обнажила зубы, и я почему-то подумала о светофоре в густом тумане. Выступающие части ее тела были прикрыты самодельными амортизаторами из пенопластового матраца, заботливо пришпиленными к одежде французскими булавками.

Люди отворачивались, прятали носы в книги или, если могли, пересаживались на другое место. Далеко не все что-то давали. Я догадалась, что этот маршрут был ее постоянным рабочим местом.

- Сегодня все ужасно. Как по-твоему, по мне видно, о чем я думаю? Видно, что мне страшно? - спросила я, когда мы выбрались из метро на улицу.

- Если ты будешь жить в Кройцберге и убегать от каждого турка, который на тебя посмотрит, они, безусловно, это заметят. Зайдем куда-нибудь, посидим?

- Нет, мы возьмем такси и поедем прямо домой. Мне хочется запереть за собой дверь.

- Ты собираешься все Рождество просидеть за запертой дверью?

Я не ответила, мне было холодно. Витрины магазинов являли собой большие световые пятна. Все было залито светом. Но будь здесь темно, было бы еще хуже.

- Мы поедем в Италию, - неожиданно сказала Фрида.

- В Италию? - Я испугалась.

- Да, я нашла первоклассный курорт недалеко от Венеции. Там ты будешь в безопасности.

- Почему ты планируешь такие поездки, не спросив меня? Это будет стоить целое состояние.

- Забудь о деньгах. Я тревожусь о тебе. Ты перестала общаться с людьми. Сидишь над своей клавиатурой и смотришь на Копиштрассе, пока я не приду вечером домой и не включу телевизор. Я вижу, что тебе хочется послать меня к черту, чтобы ты могла просидеть так остаток дня. А когда мы выходим, тебе за каждым углом мерещатся сотрудники Интерпола. Так никуда не годится. Тебе необходимы вода, покой и тепло. Тебе нужна аромотерапия, лечение минеральными водами и всякое такое.

- Но ты не должна решать это за меня. Я еще сама не знаю, чего я хочу.

- Прекрасно. Ты как хочешь, а я поеду.

Что-то в ее голосе подсказало мне, что она не шутит. У меня появилась возможность отделаться от нее. Но провести Рождество в одиночестве в Кройцберге с осыпающейся елкой и агентами за дверью мне тоже было не по душе.

- Как туда лететь? Через Неаполь? Рим? - спросила я, помолчав.

- Мы не полетим. Мы поедем на машине!

- Ты с ума сошла! Это же страшно далеко!

- Мы поедем на юг через Германию, Австрию, через Альпы в Италию и там спустимся к побережью. Это займет всего два дня. Поедем по шоссе А-9, это самый простой путь. Мы с тобой любим ездить. Ведь так?

Мне в виски впились железные когти. Я даже забыла следить, не идет ли кто-нибудь за мной.

- Мы должны решить это сию минуту? - обессилев, спросила я.

- Я уже решила, а ты можешь подождать с решением до утра.

На Курфюрстендамме зажглись рождественские огни. Все это мы уже видели по телевизору. Тут все было больше, чем в Осло на улице Карла Юхана. Не только потому, что Курфюрстендамм значительно длиннее. Очевидно, страсть к изобретательности была здесь гораздо сильнее, чем у нас в Норвегии. Желание затмить другие части города и доказать свое суверенное превосходство в качестве парадной улицы. Здесь это считалось более важным, чем во многих других городах. Гигантские ниссе, звездный дождь, святые семейства, елки, составленные из горящих лампочек. А на мостовой уличное движение показывало свое световое шоу.

Витрины больших магазинов были заставлены старинными кукольными домами. Франку бы несколько таких домов, он мог бы выгодно их продать.

- Ну как, тебе полегчало? - почти дружески спросила Фрида.

- Да, но я мечтаю уже запереться в квартире.

Мы остановились с толпой детей и взрослых, превратившихся в детей, некоторые были даже старше меня. Они на что-то смотрели и восторженно вскрикивали. Нам открылся целый мир миниатюрного дома в несколько этажей. Комнаты, лестничные проемы, сады, балконы, мебель и куклы. У некоторых в руках были крохотные фонарики со свечами, иногда фонари стояли так, что мы могли наблюдать семейную идиллию, домашнее хозяйство или внутреннюю часть лавки. Здесь были детали интерьера всех эпох и стилей. Во многих комнатах на елках горели свечи.

Пока мы там стояли, на стекло витрины скользнуло tableau и смыло все остальное:

Девочка стоит перед красным стандартным домом и смотрит. Из его окон струится свет. Гардины. Горшки с цветами. В доме люди. Они сидят за столом, то и дело наклоняясь друг к другу. В глубине комнаты зелеными и золотыми шарами сверкает елка. Девочка прячется за сугробом, однако, когда она приподнимается на цыпочки, ей все это видно. Скоро полдень, но все-таки темно. Контуры снежного сугроба у калитки кажутся фиолетовыми. На планках штакетника маленькие снежные шапочки. Синицы дерутся и шумят в кустах живой изгороди. Девочка подходит к двери и стучит. Через минуту другая девочка, живущая в этом доме, открывает дверь и спрашивает у пришедшей, что ей нужно.

- Можно, я ненадолго зайду? - быстро спрашивает девочка.

- Сейчас неудобно, у нас собрались родные, - отвечает хозяйка.

У нее за спиной светло и уютно, слышны негромкие голоса. Пахнет кофе, какао и горячими пончиками. Пряниками. Девочка поворачивается и быстро убегает. Она летит по дороге, по полям. Ее сапог застревает в снегу. Варежки она тоже потеряла. Но она не останавливается, пока не добегает до тяжелой исцарапанной двери приюта. Краска вокруг дверной ручки облезла, крыльцо обшарпано множеством ног. Девочка знает, что ей нельзя войти в дом в одном сапоге и без варежек, и, прихрамывая, бредет обратно по той же дороге. Она сильно припадает на одну ногу, передразнивая старого церковного служку. Нога, на которой нет сапога, давно промокла. Девочка идет по своим следам и находит потерянные вещи. Сперва сапог, в котором полно снега, потом варежки. И понимает, что должна радоваться. Потом она возвращается к тяжелой исцарапанной двери. Позже все дети собираются в холодной гостиной. В углу стоит дерево, которому здесь явно не по душе. Оно роняет иголки на серый крашеный пол. Некоторым детям знакомые прислали подарки. Девочке никто не прислал. Дежурный воспитатель включает радио. Оттуда доносится звон колоколов. Счастливого Рождества.

Дорога через Германию

- Почему они не считаются с тем, что не все понимают немецкий? - раздраженно спрашиваю я.

Через равные промежутки времени металлический голос по радио скороговоркой сообщает о пробках, авариях на дорогах и гололеде, но, к сожалению, понять сказанное невозможно.

- Ты только взгляни, какая кругом красота! Солнце! У нас с собой термос с кофе, бутерброды и перспектива пообедать в пятизвездочном отеле. Мы, неутомимые путешественницы, едем в Венецию на "хонде CR-V" с новенькими зимними покрышками, - весело отзывается Фрида.

Несколько часов меня занимала мысль, что это будет лучшее путешествие в моей жизни. Для этого нужно так мало, ведь я почти никуда не ездила. К концу дня фары машин стали видны лучше, деревья и ландшафт обрели более четкие контуры. Небо белой крышей опустилось на темноту. По обе стороны шоссе облака состязались в марафонском беге, во весь голос пели трейлеры. Особенно те, которые ехали быстрее ста тридцати километров в час.

Мы катили уже по той местности, которая на карте была обозначена как Французские Альпы, когда не на шутку зарядил снегопад. Один за другим мелькали дорожные указатели с плохо закамуфлированным напоминанием о Франке. Франкенвальд и ему подобные. Ведь я знала, что это не имеет никакого отношения к Франку, и, скорее всего, в древние времена было связано со Страной Франков. Однако время от времени напоминание о нем портило мне настроение. Снегопад тоже не мог его улучшить. "Дворники" на стекле стонали от непосильного физического труда. Большие мокрые хлопья снега налипали сугробами на лобовое стекло. К счастью, Фрида вела машину по правой полосе. При этом, правда, мы часто останавливались из-за того, что кто-то соскользнул с полосы и оказался на обочине. Или просто из-за плохого покрытия.

Напряжение Фриды заметно усилилось. Раза два она проскочила на красный свет вслед за теми, кто ехал впереди нас. Скорость движения снизилась до двадцати километров в час. Неожиданно впереди возник автомобиль, остановившийся поперек шоссе, частично загородив нашу полосу. Перед ним с задумчивым видом стоял водитель. О том, чтобы остановиться и помочь ему, не могло быть и речи. Это бы только усилило хаос и, может быть, вызвало столкновения.

- Хорошо, что тут много телефонов экстренной помощи, - сказала я, чувствуя, что во рту у меня пересохло. Фрида промолчала. Мы двигались рывками со скоростью пятнадцать километров в час, иногда переходя на шестьдесят или семьдесят. Потом вообще останавливались. Машины шли почти впритык. Шоссе было забито. Мы слушали радио, чтобы, если повезет, узнать, что происходит. Но так ничего и не узнали. Вскоре послышался резкий вой сирен.

- Интересно, как они доберутся до места аварии? - спросила я, но Фрида по-прежнему молчала.

Мы сидели и смотрели на три забитые машинами полосы и такую же забитую обочину. Между машинами не проехала бы даже ручная тачка, не говоря уже о аварийной службе или скорой помощи. Я взяла карту и зажгла верхний свет.

- Мы в Баварии, во Франкенвальде, - сказала я, делая ударение на первой части слова, чтобы развлечь Фриду.

- Заткнись! - прошипела она сквозь зубы.

Я наблюдала за ней в зеркало. Она была сама не своя. Бледная. Руки вцепились в руль, хотя мы стояли на месте. Что же говорить обо мне, если даже Фриде стало страшно? Или у нее больше оснований для страха, чем у меня? В таком случае, ей больше чем мне известно о подобных ситуациях.

- У нас полный бак, - пыталась я завязать разговор.

Она не ответила, только открыла дверцу и наклонилась к лобовому стеклу, не выходя их машины. Послышался грубый хруст - она руками счищала со стекла снег. Я достала скребок, метелку и хотела заняться правой стороной стекла, но темный "Мерседес" прижался к нам так тесно что я не смогла открыть дверцу. Выхлопные газы узкой полоской поднимались между колоннами машин. Красные огоньки на передних машинах казались нанизанными на нитку. С нашего места встречного движения было не видно. Оно было скрыто высокой живой изгородью, разделявшей шоссе. Но желтые огни проносились мимо на умеренной скорости. Значит, что-то случилось на нашей полосе. Но как далеко впереди?

Фрида заговорила с мужчиной, вышедшим из стоящей впереди машины. Они кивнули друг другу. Она вернулась за руль и пустила дворники вполсилы. Они скрипели и отказывались подчиняться. Наш мотор гудел в унисон со всеми моторами. Я нашла на приемнике другой канал, чтобы послушать, не будет ли там сообщений об авариях или каких-нибудь предупреждений автомобилистам. Но ничего такого не было.

Минуты шли. Полчаса сменились часом. Я налила кофе и предложила Фриде печенье. Не поблагодарив, она взяла то и другое. Потом достала книгу, которую читала, и включила обогреватель на полную мощность. Я не ошиблась: Фриде было страшно! Мы стояли в пробке на шоссе в снегопад вместе с тысячами других, заблокированных здесь людей. Я вдруг подумала, что, в противоположность Фриде, давно привыкла к страху.

Мы стояли на ровном отрезке шоссе. Видимость была плохая, но мы угадывали, что задние красные огоньки образуют на дороге слабый изгиб. Мне это напомнило одну инсталляцию, которую я видела на какой-то выставке. Туманная белесость с красными светящимися точками, близко одна к другой. Мы оказались персонажами видеофильма, который вдруг остановился. В каждой машине сидел неподвижно по крайней мере один человек. Километр за километром, растянувшись на многие мили, стояли машины. Близко одна к другой.

В музыкальную программу ворвалось сообщение. Назвали шоссе А-9! Нас предупредили, чтобы мы не сворачивали на боковые дороги. Там тоже пробки. Мы должны пропустить вперед машины "Службы спасения". Было ясно, что работники студии не имели ни малейшего представления, насколько здесь ничтожно мало расстояние между машинами. Не понимали они и того, что у нас не было выбора, мы волей-неволей должны были оставаться там, где стояли.

Толстой старухе помогли выйти из соседнего автомобиля. Она была такая толстая, что никак не могла присесть, чтобы справить нужду. Молодая женщина безуспешно пыталась загородить ее.

- Что делают люди, у которых опустел бак? Мы уже давно здесь стоим.

- Замерзают, - лаконично ответила Фрида.

- Как думаешь, нам еще долго торчать в этой пробке?

- Я не оракул! А ты сама что думаешь?

Назад Дальше