Одних разлучает жизнь, других смерть. Но никто не готов смириться. В новом любовном романе Оливии Крэнк опять звучит мистическая нота. Женщина судмедэксперт против мужчины полицейского. Мечты против реальности. И водоворот отношений несет нас к неожиданному финалу.
Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 2
Глава 3 3
Глава 4 4
Глава 5 6
Глава 6 7
Глава 7 8
Глава 8 9
Глава 9 11
Глава 10 12
Глава 11 13
Глава 12 14
контакты 15
Оливия Крэнк
Возвращение
Глава 1
Поблагодарим папу Моники, ребята, за интересный рассказ. А теперь мама Саймона, миссис Дуглас расскажет нам о работе медицинского эксперта. Она трудится в полицейском управлении нашего города. Итак, поприветствуем доктора Лорейн Дуглас.
"Надеюсь, они не спросят в конце, что такое расчлененка". – Думала Лорейн, стараясь как можно в более общих чертах рассказать семилеткам о своей специальности. Нелепейшее положение. Ей казалось, она выглядит крайне неубедительно, на маленьких мордочках мерещились гримаски разочарования. "Чёрт бы побрал этот день профессии, кто его только придумал. Ну, ничего, еще минут пять и всё закончится". Она здесь ради Саймона, не стоит об этом забывать. Наконец, дети задали два-три невинных вопроса, похлопали, и, извинившись, она помчалась на работу. Материнский долг исполнен. Миссия успешно завершилась. "Если сегодня в городе не случится никаких чрезвычайных происшествий, можно будет закончить отчет по вчерашнему вскрытию и смотаться домой пораньше. Вроде бы, удачный складывается денек". И действительно, этот день обошелся без разочарований и неприятных сюрпризов. Саймон после школы был паинькой. Самостоятельно сделал все уроки и рано улегся. Предварительно наговорив ей кучу всяких приятностей. Слава Богу, день профессии его не разочаровал, он гордится своей мамочкой. В кои-то веки, вечер полностью можно посвятить себе. Не торопясь принять ванну, капельку выпить, обмазаться кремами, какие только есть, почитать девчачий журнал. Никакой патанатомии – ни-ни!
Телефонный звонок оторвал ее от прохождения теста "насколько крепким может считаться ваш брак". Пять лет пребывая в разводе, она, вроде бы, не питала никаких иллюзий на сей счет. Но всё равно старательно подсчитывала баллы в уме. "Не иначе, опять кого-то укокошили". На домашний, особенно в такое время, с работы только звонят. (Проверяют что ли?) Друзья предпочитают мобильник.
– Слушаю.
– Алё. – Детский голосок. Балуется? – Алё. Это мама Саймона?
– Саймон уже спит, малыш. И тебе, я полагаю, тоже пора. Родители дома?
– Дома папа и он.
– Кто это "он"?
– Тот, другой, нехороший. Я не верю, что он настоящий, я его ненавижу. Из-за него мой папочка умер. Вы можете сказать всем, что он подделал тест?
– Какой тест? О чем ты? Кто это говорит?
– Вы миссис Дуглас? Мама Саймона?
– Да, да. А тебя как зовут? – Лорейн потянулась к мобильнику, готовясь набрать 911, ребенок явно не шутит. А если так, то получается там в доме папа, кто-то еще, из-за кого он умер (убийца?!) и маленький одноклассник Саймона. Чудовищно!
– Это Моника Салли-Крогер.
Божечки! Она же видела сегодня отца этой девочки. Он выступал как раз перед ней. Такой субтильный моложавый парень, музыкант. Если б не обстоятельства встречи, можно было бы подумать, он гей. И говорил таким мягким голоском, чуть не с растяжечкой. Больше на бездетного дядю тянет, чем на папу.
– Где ты живешь, Моника?
– Бульвар Джона Тайлера, 64. Вы приедете? Вы скажете всем, что он не мой папа?
– Закройся в своей комнате и никого не пускай, я сейчас приеду.
Лорейн набрала 911 и сообщила, что ребенок в опасности. Натянула наскоро спортивный костюм, взглянула на мирно спящего Саймона и помчалась выручать его одноклассницу. Когда, минут через тридцать-сорок, она доехала до Тайлера 64, полицейские уже отъезжали от дома. Лорейн загородила им дорогу, недовольный офицер вышел, чтобы прикрикнуть на нее. Лорейн представилась и спросила, где девочка.
– Ложный вызов, мэм. С ребенком всё в порядке.
– А ее отец?
– Отцов там больше, чем достаточно, позвольте нам, пожалуйста, проехать.
Лорейн отогнала свою машину. Хотела позвонить в домофон у калитки, но заметила на крыльце тонкую изящную фигуру и помахала рукой.
– Мистер Крогер, откройте, пожалуйста, я мать одноклассника вашей дочери, Саймона. У вас всё в порядке?
– Я вас помню, миссис Дуглас, входите. Не сходя с места, он нажал какую-то кнопку на панели возле двери. – Лорейн толкнула калитку и пошла к нему по мощеной дорожке. – Только я не Крогер. Меня зовут Патрик Салли. Крогер – мой покойный супруг.
"Занчит, гей, всё-таки. Глаз-алмаз. Впрочем, по его облику грех не догадаться. Салли. Я-то думала, это второе имя девочки".
– Извините, это я вызвала полицию. Моника звонила мне домой и…кажется, я ничего не поняла. Мне показалось, она расстроена.
– Так и есть. Входите, пожалуйста. Мы все теперь очень расстроены. Дело в том, что мой супруг, другой отец Моники, недавно скончался.
– Что вы говорите! Примите мои соболезнования.
– Спасибо. – У него в глазах заблестели слезы. – У меня есть скотч, хотите?
– Немножко.
– Ну, садитесь здесь, – он указал на большое мягкое кресло в гостиной, – я сейчас принесу.
– Что там? Еще не всё? – послышался раздраженный густой баритон со второго этажа.
– Нет. – Отозвался Салли. – Это ко мне пришли. Знакомая. Можешь отдыхать.
– Окей. – Ответил мужчина, всё еще раздраженно.
"Так-то ты скорбишь о почившем супруге, – не без сарказма подумала Лорейн, – теперь понятно, почему ребенку мерещатся разные ужасы".
– Вот, пожалуйста. Я лед положил. Забыл уточнить, извините.
– Прекрасно, спасибо. Как себя чувствует Моника?
– Засыпает, надеюсь. Телефон, по крайней мере, я у нее отобрал. Похоже, я должен с вами объясниться. Хоть мне этого и не хочется. Дело в том, что мы с Роджером, так звали моего супруга – Роджер Крогер, удочерили Монику еще в младенчестве. Мать ее при родах скончалась, а другие родственники на опеку не претендовали. Нашу семью выбрали из нескольких претендентов, так что, всё было в порядке до поры, до времени. А около года назад отец малышки, о котором раньше слыхом никто не слыхивал, объявился и заявил на нее свои права. Суд мы выиграли, но решили не мешать им видеться. Отец всё-таки, родная кровь и прочее. Девочка наша как-то сразу встретила его в штыки. Видит Бог, мы ее не настраивали. Он сколько угодно может утверждать обратное. Так или иначе, он вошел в нашу жизнь, стал держаться поблизости, квартиру снял неподалеку. Ну вот. А месяц назад не стало Роджера. И Хэнк сначала приходил всё чаще, навязывал свою, так сказать, помощь, а теперь и совсем сюда перебрался. Он утверждает, что один я с воспитанием ребенка не справляюсь, что науськиваю ее против родного отца. И вообще планирует, пожив здесь немного и приучив ее к себе, забрать окончательно. Снова в суд подать готовится. Как вы понимаете, мы с Моникой от сложившейся ситуации не в восторге. Нам и так тяжело. Роджер был для нас… – он захлебнулся слезами. – Извините.
– Ничего. Я понимаю. – Еле выдавила обескураженная Лорейн.
– Похоже, Моника решила, что вы поможете опротестовать результаты анализа ДНК. Вы ведь рассказывали об этом сегодня.
– Ах, вот оно что. Теперь я поняла. Она сказала: "я не верю, что он – настоящий папа". Простите, я подняла панику, не разобравшись. Но послушайте, во-первых, девочка почему-то уверена, что ее родной отец повинен в смерти вашего супруга.
– Честное слово, я ничего такого ей не говорил.
– А сами как считаете?
– Разрыв аневризмы? Конечно от нервов. Роджер очень переживал, боялся, что с появлением Хэнка, нашей семейной идиллии придет конец. Собственно, так и вышло.
– И еще одно. Я не поняла, разве он имеет право здесь находиться, терроризировать вас? Только что были полицейские, почему вы не потребовали выставить его вон?
Патрик еще не начал отвечать, а выражение его лица уже всё сказало. Очень добрый человек, почти безвольный. Или кончина партнера так его сломала? В любом случае он не способен противиться натиску здорового наглого самца, полного решимости настоять на своем.
– Знаете, мне это очень не нравится, но отчасти он прав. Один и в таком состоянии я не слишком хорошо справляюсь с родительскими обязанностями. И потом, он действительно отец – они так похожи, и действительно не виноват, он не знал, что подружка беременна и уезжал надолго за границу, так что… Понимаете, я боюсь, что если выгоню его, он и дочку заберет. Насовсем.
– Никто не имеет права забрать у вас ребенка. По закону она ваша.
– Да, я знаю. – Совсем уж упавшим голосом ответил Салли.
– Послушайте, Патрик, так нельзя. Вы так ребенку психику сломаете.
– Она посещает психолога.
– А вы? Посмотрите, до чего вы себя доводите. Нужно что-то делать.
– Теперь уж ничего не поделаешь.
– Я понимаю, вы имеете в виду потерю друга. С этим действительно ничего поделать нельзя. Но за дочь вы должны бороться. Вы ее отец. У меня полно знакомых юристов. Если позволите, я посоветуюсь, поспрашиваю и сообщу, к кому вам лучше обратиться.
– Благодарю вас, но…
– Никаких "но", Патрик! Вам нужна поддержка, позвольте мне поучаствовать.
– Хотите еще виски?
– Нет, спасибо. Мне пора. Саймон там один. А может, поживем пока у нас? Вы, я и дети? А на Хэнка этого судебный запрет оформим. Чтобы даже не приближался.
– Нет, не выйдет. Глупо инициировать войну, будучи заранее уверенным в своем поражении.
– Я вас понимаю, но тема не закрыта. Обещаю, мы что-нибудь придумаем. Держитесь.
Всю ночь ей снились изящные руки Патрика. Тонкие длинные пальцы осторожно, но настойчиво перебирали струны на арфе. А этой арфой была она сама. И каждое прикосновение рождало в ней болезненно-сладкое ощущение, томительное, безнадежное. И протяжные стоны ее умоляли остановиться, не мучить, нет, продолжать, прикасаться еще, еще. Разрядки не наступило, как это чаще всего бывало с ней в эротических сновидениях. Лорейн проснулась разочарованной, немного погладила себя, но тщетно. Глубоко вздохнула, отправилась в душ, смывать бесплодные грезы. Еще будучи девочкой, она часто фантазировала о геях, чем-то они ее привлекают. Не совсем даже ясно, чем. Есть в них что-то такое, не от мира сего. Не во всех, конечно. Но вот именно в таких, как Патрик.
– Сколько у вас в классе девочек по имени Моника? – спросила Лорейн за завтраком.
– Одна. Салли-Крогер.
– Ты с ней дружишь?
– Она сейчас ни с кем не дружит. Ходит к психологу. Один ее папа умер. Правда, остался еще один, но мамы-то нет, так что она всё равно расстроилась. Не хочет ни с кем разговаривать.
– Да, но вы могли бы ее поддержать, утешить. Не хочешь пригласить ее к нам, поиграть?
– Раньше, когда она была еще веселая, то совсем меня не замечала. У них своя компания.
– Наверное, одни девочки?
– Нет, еще мальчик. Денни Стогоф. Мальчишки его обижают, вот он к ним и липнет.
– Ты тоже?
– Чего?
– Тоже задираешь Денни?
– Нет. Я даже хотел бы с ними дружить. Со всей их компанией. Они всегда выдумывают что-то такое… особенное. Но… – Саймон закатил глаза, – не судьба.
– Это почему же? – Сдержала усмешку Лорейн.
– Ну, мам, так сложно всё в этих человеческих отношениях. Денни думает, я такой, как все мальчишки – злой, и не доверяет мне. А Рупперт (лучший друг Саймона по последним сведениям Лорейн) говорит о нём гадости, и ужасно рассердится, если я буду с ними играть.
– Понятно. В любом случае, к Монике все вы могли бы быть сейчас повнимательней. Разве учительница вам этого не говорила?
– Говорила, но мне казалось, я тут ни при чем.
Лорейн неодобрительно покачала головой.
– Ладно, мам, я понял. Подойду к ней во время ленча.
– Прекрасно, дорогой.
Глава 2
– От того, что вы будете стоять у меня над душой, детектив, дело не пойдет быстрее.
Как он ее раздражает, этот новый следователь. Ужасно неприятный.
"Говорят, он работал в Интерполе, где-то во Франции. Только на нём это никак не отразилось. Мог бы побольше галантности у французов поднабраться. А мы не будем слушать его грубости. Ля-ля-ля. Ля-ля-ля. Поразительно, бывают же такие противные субъекты. Вежливо просит и то отвратительным тоном. Как же он ругается? Впрочем, я этого знать не желаю".
– Сходите, выпейте кофе. Через десять минут, всё будет готово. … Ну и зря.
"Чёрт. Он такой неприятный, что мне даже кажется, от него воняет. Хотя, не исключено, что так и есть. Да уж. Это вам не благоухающий Патрик Салли. Ароматный цветочек на тоненьком стебельке. Кстати, мне еще нужно к Агнесс заскочить. Она адвокат что надо. Не говоря уж о том, как помешана на защите женских и гейских прав. "Терпеть не могу самцов" – ее всегдашняя присказка. С иронией. Но, как известно, в каждой шутке – доля шутки. Ах, Агнесс, когда рядом вот такой беспардонный бугай торчит, я вполне с тобой солидарна".
– У меня, знаете ли, детектив, тоже рабочее время заканчивается, и тоже есть личные дела. Вы ведь только мешаете, неужели не понятно?
"Пожалуй, к Агнесс забежать уже не получится. Нужно мчаться забирать с продленки Саймона. Я и так всегда чуть не последняя. Неудобно. Ладно. Позвоню ей по телефону. Что если бедненький Патрик вынужден терпеть вот такого же типа? Повеситься можно".
– Всё готово. Подробный отчет будет завтра, но в двух словах картина следующая: ни о какой наркомании и речи не может идти – печень у него, как у младенца. Уколы свежие и сделаны все одновременно и посмертно. К тому же, причина гибели вообще не отравление, а удар по голове, чем-то очень тяжелым.
– Спасибо, док, я ваш должник.
– Ну, что вы! От каждого по способностям, как говорится. Мне пора уходить, всего хорошего.
– Подвезти вас на служебной? Без пробок, с ветерком.
– "Этого еще не хватало".
– Благодарю, я как-нибудь на своей потихоньку.
– Тогда всего хорошего. Завтра увидимся.
– "Осчастливил".
По дороге в школу Лорейн успела созвониться со своей приятельницей-адвокатом. Агнесс заявила, что ситуация действительно непростая, и беспокоиться есть о чём. Биологический отец имеет все шансы отвоевать ребенка у одинокого гея.
"Паршиво. Самый простой выход уже предложила Моника. Заявить, что результат его анализа ДНК фальшивый. Но, может быть, получится и реальное решение найти? Очень уж жалко тебя, милый голубой цветочек".
Душераздирающий детский крик она услышала еще с первого этажа. Кричал явно не Саймон, но встревоженная Лорейн всё равно поспешила выяснить, что произошло. Поднявшись в класс, она глазам своим не поверила. Кричала и плакала Моника, но вместе с ней и учительницей в центре драматической композиции стоял как есть во всей красе детектив Зановски, ее антигерой, только что оставленный на работе и забытый, как она надеялась, по крайней мере до завтра. Своим противным голосом он вторил уговорам учительницы, и делал активные попытки ухватить девочку за руку. Моника извивалась ужом, орала, точно режут ее заживо, и вот-вот готова была забиться в конвульсиях. Остальные дети, обескураженные, пораженные, хранили гробовое молчание. Даже сын, заметивший появление Лорейн, никак на нее не отреагировал. "Чёрт побери, цветочек тоненький, а ведь я, кажется, тебе накаркала. Неужели это Хэнк? Мда. Положеньице; ничего не скажешь". Что ж, оставалось только решительно вмешаться.
– Мисс Лэсли! Что происходит? Где мистер Салли?
– Добрый вечер, миссис Дуглас. – В глазах учительницы недвусмысленно читалось безысходное отчаяние. – Дело в том, что у мистера Салли сегодня концерт, и есть подписанное им разрешение, но Моника никак не соглашается идти домой с…
– Со своим родным отцом!
"О боже, эти манеры кого угодно заставят усомниться в приятности твоей компании".
– Я ее настоящий отец, доктор Дуглас.
– Нет! – Еще громче, что казалось уже невозможным, закричала девочка и бросилась к Лорейн. – Скажите им! Пожалуйста, скажите! Мой папа Салли и … – она больно икнула, – Крогер.
Тут силы покинули несчастного ребенка. Она уселась на пол и тихонечко заскулила:
– Этот дядя чужой, я не люблю его, я хочу свою семью. Пожалуйста, скажите им.
Лорейн молча взяла Монику на руки. Коротко, без всяких объяснений попрощалась с учительницей и сделала знак сынишке и отвратительному детективу идти на выход.
– Благодарю за помощь, доктор. – Буркнул Зановски и направился, было к служебной машине. – Давайте сюда.
– Поедем на моей. – Отрезала Лорейн.
Открыла заднюю дверь, усадила Монику в детское кресло сына, а ему велела устроиться рядом. От чего мальчишка пришел в восторг – кресло он терпеть не может. Только у мамочки всё не хватает духу его демонтировать.
– Как прикажете понимать это, док?
– Мы с Саймоном составим вам компанию, пока не вернется Патрик. Думаю, девочке будет так комфортней. Прошу, вас, садитесь.
Лорейн указала ему на пассажирское сиденье впереди. Она старалась казаться спокойной и в высшей степени самоуверенной. Глянув в зеркало заднего вида, заметила, как Моника потянулась, чтобы взять Саймона за руку, и тот с готовностью сжал ее маленькие пальчики. Гордая нежность бальзамом разлилась в материнской груди: "не такой уж эгоист мой единственный мальчик". А вот сосед Лорейн справа прямо-таки источал негативные флюиды.
– Не знаю, что вы затеяли, доктор. Ни к чему все эти игры. Я ее отец.
– Послушайте, Хэнк, я в курсе дела. И что тут непонятного? Монике нужно помочь освоиться, принять новые обстоятельства.
– Вы в курсе. Разве вы можете быть в курсе? Кто вас ввел в этот курс? Он? Проклятый пид…
– Не смейте! Как вам не стыдно! Здесь же дети.
– Простите, не сдержался. Нормальным людям уже ничего нельзя. Ругать их нельзя. Только им всё можно, грязным извращенцам. Отнимать детей, настраивать их против родных родителей. Пожалуйста! Всё это в порядке вещей. Вполне естественно.
– Как вы можете? Эти люди заботились о ребенке, когда вас не было рядом.
– Я не знал.
– Неважно. Так или иначе, вас не было. А ребенок получал всё что нужно, ласку, тепло и заботу.
– Таким, как они, детей вообще нельзя отдавать.
– Ненавижу тебя. – Прошептала Моника.
Лорейн оглянулась на Саймона. Его глазёнки тоже недобро сузились. Она даже посочувствовала бедняге Зановски. "Умеешь ты, парень, расположить к себе людей".