При слове "ночь" пульс Кэша ускорился. Одна мысль о том, чтобы остаться наедине с Люси, пробудила в нем сонм фантазий. Сексуальное притяжение, возникшее между ними во время танца, жаркая словесная дуэль во время интервью… наверное, в спальне случится фейерверк.
Барт склонил голову, изучая его.
– Для парня, который затеял все это ради пиара, ты слишком хорошо играешь парня, потерявшего голову.
Кэш пожал плечами, стараясь скрыть замешательство:
– Люси приятная девушка. Мы сработались.
Барт хихикнул:
– Если судить по поцелую, то вы получаете приз в номинации "Преуменьшение года". – Он что-то набрал на смартфоне и протянул его Кэшу. – А вчерашнее интервью? Экран аж дымится!
– Ты же знаешь, все это – фальшивка. – Кэш отвел глаза от смартфона.
На самом деле он вчера вечером трижды пересмотрел интервью, поражаясь, какой разной может быть Люси.
То она ведет себя смело – если не сказать, нахально – и запросто обыгрывает его; а в следующую минуту становится мягкой и ранимой. Ее ответ на последний вопрос поразил Кэша.
Впервые за все время интервью она показалась ему неуверенной, незащищенной, словно то, что она сказала про пикник на вершине горы, вырвалось у нее против воли. И это было искренне и по-настоящему.
А его проклятая реакция на ее честность! Кэшу немедленно захотелось схватить Люси в охапку и утащить на свидание ее мечты.
Он упрекнул себя за глупость. Слишком часто он перечитывал вчерашние ответы Люси. Они оба играют свои роли, вот и все.
Ему-то не знать, как искусны женщины в этом деле! Разве его мамочка не изображала из себя любящую заботливую родительницу, пока не показала свое истинное лицо и не свинтила подальше от сына и мужа?
Барт снова взглянул на экран смартфона и присвистнул:
– Приятель, тут между вами серьезная химическая реакция…
– Показуха на камеру, – ответил Кэш и посмотрел на часы, – и кстати, у меня уйма работы. Надо успеть до завтра.
Завтра – еще один этап соревнования, еще один шанс провести день с Люси. Он ждал этого с таким нетерпением… Это было бы смешно, если бы не было так откровенно жалко.
Кэш не волочился за женщинами. Но он не мог выкинуть Люси из головы, не мог перестать считать часы, оставшиеся до завтра. Почему именно она сделала его таким уязвимым для чувств?
Барт хлопнул его по спине:
– Держу пари, ты получишь и главный приз, и девушку.
На секунду Кэшу захотелось, чтобы предсказание Барта оказалось правдой.
* * *
Люси неистовствовала в садах. Проснулась в шесть, вышла в шесть тридцать, закончила мульчировать первый сад к семи. Ей нравился и рассветный морозец, и колкий утренний воздух, и роса на траве. Сначала она предпочитала заняться самой трудной работой, но больше всего ее радовало уединение, запахи земли и птичий щебет.
Так она обретала покой. И так было всегда.
За исключением сегодняшнего утра. Безмятежности садов никак не удавалось прогнать напряжение и тревогу, засевшие в ее сердце.
Хотя работы было больше обычного. Люси прошлась газонокосилкой по четырем лужайкам, постригла восемь живых изгородей и обработала три клумбы.
Но даже если бы она уработалась до полусмерти, ей бы не удалось отвлечься от мыслей о сегодняшнем дне.
Романтический пикник с Кэшем.
Всю ночь она ворочалась с боку на бок, стараясь не думать о том, что произошло на дискотеке, и сосредоточиться на том, что должно было радовать ее больше всего: на планировании нового сада Кэша.
Все ради денег. Тугой кошель, который спасет домик Ба. Сексуальный Кэшел, который разрушит жизнь Люси.
Но ведь это не его вина, что Люси истосковалась по мужчине и готова накинуться на первого же горячего парня, который сумеет найти к ней подход.
Что смешно: оказавшись в этой ситуации из-за денег, она не возражала бы, если бы Кэш был простым садовником, или рабочим, или еще каким-нибудь "голубым воротничком". С такими ребятами у нее проблем не возникало. А вот самоуверенные, богатенькие, чистенькие типы – пиши пропало.
Зато она подготовила короткую, но вдохновляющую смету для Кэшева сада.
И снова возникает "но": после того как закончится свистопляска с Днем святого Валентина, ей предстоит еще несколько недель работать у Берджесса и то и дело пересекаться с ним…
Она зябко повела плечами, несмотря на то что на ней был бледно-розовый кашемировый свитер, посмотрела на разбросанные по столу проекты планировки садов.
Да, ей нравилась австралийская тема, на которой она и решила в итоге остановиться. В дальнем углу будет высокая стена из известняка с мозаикой в этническом стиле. Бордюр из гранита, галечный берег у пруда и небольшой холм рядом. Скульптурная стена с изображением сумчатых животных. Эффектные соцветия гревиллеи "золотой лиры". Потрясающий малиновый каллистемон. Нежная мелалеука. Волшебные "канделябры" банксии. Веселый солнечно-желтый акациевидный кнобторн.
Она внимательно подбирала растения и оттенки цвета, не упуская ни малейшей детали, и с удовольствием наблюдала, как оживает эскиз – сначала на бумаге под ее пальцами, потом – на компьютере.
В этот раз ей работалось проще, чем когда она составляла анализ с помощью специальной программы, тратя часы на измерения, фотографирование и отметку уже высаженных растений, – ведь сейчас ей был знаком каждый дюйм сада, с которым предстояло работать.
Хотя все равно пришлось потратить довольно много времени на составление плана, чтобы макет получился что надо.
Когда она закончит, Кэш получит сад, о котором будут говорить, которым будут восхищаться. А она, в свою очередь, получит рекомендации и отличные отзывы, так что можно будет подумать о следующей заначке для себя и Ба.
Она стремилась к независимости и не собиралась полагаться на мужчину. После Эдриана. Отказаться от его денег было просто. Зарабатывать самой было тяжело. Но она сделала это, и чем быстрее она обеспечит финансовую "подушку" себе и бабушке, тем лучше.
В каком-то смысле несчастье Ба открыло Люси глаза. Потому что если тебя предает самый близкий и любящий человек, то кому вообще в этой жизни можно доверять?
Люси хотелось верить, что однажды она снова научится этому. Она была не из тех разочаровавшихся разведенок с горькой судьбой, которые никогда больше не ступят на путь брака. Но если Люси когда-нибудь разрешит себе довериться, она на всякий случай заранее обеспечит себя деньгами, чтобы не остаться у разбитого корыта в случае чего.
Пискнул мобильник. Люси, которая как раз закрывала входную дверь, бросила взгляд на экран, и сердце пропустило удар. Кэш Берджесс был ее клиентом, так что вполне логично, что в телефоне Люси был забит его номер. Но текст эсэмэски не очень-то тянул на деловое сообщение.
Упаковала своего плюшевого друга?
Люси смущенно перечитала эсэмэску, потом связала ее с пикником.
Ее пальцы пролетели над кнопками.
Никаких плюшевых мишек, я зла, как гризли.
Она нажала "отправить" и села в машину, надеясь пережить этот день без потерь и волнительных поцелуев.
Мобильник снова запищал.
А кто говорил про мишек?
Ей понадобилось около секунды, чтобы осознать двусмысленность его послания и отогнать картинку: она, в черной сексуальной сорочке, и Кэш, который срывает ее.
Зубами.
"Черт возьми", – пробормотала она, мучаясь над достойным ответом. Как назло, ничего не придумывалось.
Так что Люси ограничилась жалким "До скорого".
И провела следующие двадцать минут по дороге к Ярра-Ривер около Ботанического сада, стараясь обуздать воображение и отогнать соблазнительные мысли о Кэше.
* * *
– Тебе лучше быть сегодня паинькой, – сказала Люси Кэшу, склонившемуся над бокалом с прохладным шардоне, когда оба устроились на уютном пледе для пикников. – Это означает: никаких поцелуев.
– Не отравляй настроение, – отозвался тот, – ты что, не слышала, что влюбленным положено непрестанно целоваться, особенно накануне Валентинова дня? – И он послал ей воздушный поцелуй. – Это не в счет.
Она невольно улыбнулась в ответ на его поддразнивания. Придвинувшись чуть ближе, чтобы другие не смогли услышать, прошептала:
– Думаешь, мы единственные здесь, кто считает, что День святого Валентина – бред собачий?
Он усмехнулся и кивнул на пару слева от них: те, нежно обнявшись, потягивали вино:
– Эти точно так не считают.
Поглядел направо: парень кормил девушку клубникой в шоколаде.
– Эти тоже.
Уставился на парочку прямо перед ними: сидят в обнимочку, она – у него на коленях, о чем-то воркуют.
– А от этих просто тошнит.
– Точнее не скажешь, – Люси чокнулась своим бокалом с бокалом Кэша, – а мы – просто пара антикупидонов.
– Выпьем же за это!
Люси чувствовала себя свободно. Она умела смеяться и шутить и делать вид, что она вовсе не на берегу Ярры, где снуют официанты, разнося слишком изысканную для пикника пищу, что ее не окружают отвратительно сентиментальные пары, свято верящие в ту чушь, которую увековечил Валентинов день.
Кэш опустил бокал и посмотрел на нее так пристально, что она едва не начала ерзать.
– Можно задать тебе вопрос?
– Конечно. Но не факт, что я тебе отвечу.
Уголки его губ изогнулись.
– Почему ты так цинична?
– Я могу задать тебе тот же вопрос.
Он колебался, словно раздумывая, что сказать. Поставил бокал на маленький поднос, откинулся назад, опершись на руки.
– Мама бросила нас, когда я был совсем маленьким. Для отца это стало катастрофой.
Он неотрывно глядел на реку, погрузившись в воспоминания, в которые Люси не хотелось вторгаться.
– Она была богата. Увлеклась простым парнем. И наверное, в конце концов устала от него. Или от меня. Как бы там ни было, папа изменился. Был душа-человек, всегда с улыбкой, а превратился в мрачного брюзгу. Денег у нас не было. Все, что я делал, вызывало у него недовольство. Потом я подрос и начал подрабатывать тут и там. – Он покачал головой. – Только когда я появлялся с зарплатой, отец становился чуть менее мрачным.
Люси во все глаза смотрела на человека, которого изначально держала за богатого, пустого сноба. И чувствовала себя ужасно виноватой за то, что осуждала его.
– Мне так жаль. – Банальное извинение сорвалось с ее губ, и ей захотелось взять его обратно.
Сколько друзей – на поверку просто знакомых – говорили ей свое "мне так жаль", узнав о ее разводе с Эдрианом? И она благодарила за каждое "мне так жаль", удерживаясь от того, чтобы рассказать им правду о бывшем супруге. Большинство этих друзей были друзьями Эдриана, и совесть не позволила ей нанести удар по их отношениям.
Жаль, что у Эдриана угрызений совести не наблюдалось.
– Да ничего, дело прошлое. – Кэш пожал плечами, словно его признание ничего не значило. Но Люси заметила, как напряжены его плечи, как у глаз залегли тени. И почему она не держала рот на замке? – Правда жизни такова, что мало кто может похвалиться безоблачной биографией. Конец истории.
– Мне об этом можешь не говорить, – сорвалось у нее с языка, и она тут же пожалела об этом.
Кэш внимательно поглядел на нее и поднял бровь:
– Звучит так, будто вам есть чем поделиться, мисс Грант.
– Вовсе нет.
Еще не хватало выложить историю своего ужасного замужества случайному встречному.
Снова эта искушающая, уверенная улыбка.
– О себе я рассказал. Могла бы хоть немного рассказать о себе.
Люси посмотрела в глубокие синие глаза Кэша. Ни тени желания причинить боль. Ни намека на секреты.
Как ему это удалось? Простить? Уйти от прошлого, в котором было столько печали, если не сказать – горя?
Ей самой хотелось этого, но она не могла простить Эдриана.
– Как ты сумел простить родителей?
Озадаченный, он взглянул прямо в ее лицо:
– Ты о чем?
Люси скомкала салфетку:
– Они, кажется, обошлись с тобой жестоко. Мама тебя бросила. Папа был эмоционально раздавлен и потому холоден с тобой. Как тебе удалось переступить через это?
– Сосредоточился на том, на что можно положиться.
– Например?
– Деньги. Погружение в работу. Успех.
Погружение в работу – это про нее тоже. Деньги и успех – увы, нет.
– Так кого ты не можешь простить?
Он забрал салфетку, которую она продолжала нервно комкать, и накрыл теплой ладонью ее пальцы. В душе Люси словно загорелось крошечное пламя, успокаивая и согревая ее.
Она не хотела соглашаться с этим внезапным сближением. Не хотела ничего рассказывать. Но его прикосновение было таким надежным, а во взгляде столько понимания, что признание само вырвалось из нее.
– Девять лет назад я была замужем. Год безоблачного счастья. Потом оказалось, что этот подонок мне изменяет. Направо и налево. С первыми попавшимися юбками. – Она засмеялась, но смех прозвучал немного истерично. – До ужаса банальная история, а?
Кэш крепче сжал ее руку:
– Мне бы следовало сказать, как мне жаль, но тогда я совру. Потому что он сделал мне одолжение. – Он поднял ее руку и провел губами по костяшкам пальцев. – Если бы все еще была замужем за этим придурком, ты бы не сидела сейчас здесь со мной.
Горечь, которая все еще жила в Люси, просочилась наружу.
– О да, – сказала она, – все так здорово сложилось, и теперь мы играем в любовь, все ради личной выгоды!
Он нахмурился:
– Эй, не надо так, – погладил ее по щеке, и Люси едва удержалась от того, чтобы склонить голову к его плечу. – Мы делаем то, что должны. У каждого из нас свой резон. Кстати, из-за чего ты согласилась на мое предложение? Должно быть, у тебя есть весомая причина…
Черт, еще немного, и Люси расплачется. А она никогда не плачет!
– Весомая, – сухо сказала она, отворачиваясь. – Предлагаю доесть киш и попробовать тарталетки с копченым лососем, пока остальные парочки все не сожрали.
Он кивнул и, встав, протянул ей руку:
– Пошли поищем официантов в пингвиньих костюмах. А потом вернемся сюда и будем тупо и влюбленно пялиться друг на друга.
– Веди. – Люси вложила свою ладонь в его, позволяя поднять себя.
Он сделал это немного резко, так что она чуть споткнулась и оказалась вплотную к нему. Восхитительно близко. Недостаточно близко.
– Упс. Прости. – Кэш подмигнул ей и поцеловал. Мягкое, дразнящее прикосновение губ. Задумчивый поцелуй, заставляющий мечтать о большем.
– Мы договорились не целоваться, – сказала Люси, тщетно пытаясь нахмуриться.
– А это не поцелуй. Это "давай пошлем к чертям прошлое и будем наслаждаться днем сегодняшним". Просто дружеский жест.
– Вот на остаток мероприятия давай обойдемся без дружеских жестов. – Она шутливо толкнула его бедром. – Идет?
– Посмотрим, – уклончиво ответил он, обнимая ее за плечи так, словно это было само собой разумеющееся, и повел к корзинам для пикника, заполненным всякой снедью.
Кэш обладал невероятной харизмой. А благодаря откровениям, которыми они обменялись, он стал привлекать Люси не только физически.
Люси рассчитывала отрыть в корзине шоколадку. Она ощущала страшную потребность в большой дозе сахара. Может, это отвлечет ее от мыслей о восхитительном фальшивом бойфренде и о том, как ловко он ухитрился разговорить ее на предмет ее прошлого.
До конца недели ей следует быть предельно осторожной с Кэшем. Потому что она осознавала: чем больше взаимной откровенности, чем больше дружеских жестов, тем выше риск снова поранить сердце.
Пригласить Люси к нему домой после пикника было плохой идеей. Конечно, Кэш сдобрил свое предложение соусом необходимости обсудить планировку сада, но отдавал себе отчет, что ему хотелось бы заняться разными интересными вещами в компании Люси, но не говорить о клумбах.
Во время пикника он проникся к ней больше, чем ожидал или хотел.
С какой радости он вдруг выложил ей все о своем прошлом? Он никогда не рассказывал никому о родителях, и уж тем более женщинам, которых приглашал на свидание.
Конечно, технически Люси не была им приглашена. И к тому же оказалась прекрасным слушателем. Самоуверенность Кэша ее не смутила. Он не нарочно, просто за годы эта черта проявилась сама по себе и превратилась в привычную для него линию поведения.
Началось все в юности, когда ему пришлось изображать, будто черствость и дурное настроение отца ничего для него не значат. И позднее, когда он видел его улыбку, только возвращаясь домой с деньгами.
Кэш ненавидел воспоминания о том времени. Пока его ровесники-тинейджеры шатались по городу или клеили девчонок, Кэш уматывался на трех работах: разносил газеты до школы, помогал в мясной лавке после школы и официантил в местном ресторанчике до поздней ночи.
К счастью, в цифрах он тоже кое-что смыслил, так что занимался по продвинутой программе по математике и без проблем поступил в университет.
Кэшу нравилось зарабатывать, нравилось приносить деньги домой и видеть радость на лице отца. Маму он не знал и не хотел знать, хотя и думал, что именно ей обязан рано начавшейся и успешно развивающейся карьерой в сфере развлечений.
Как-то, когда он только-только окончил университет, он случайно увидел ее в театре – узнал по той единственной фотографии, которую отец держал на дне ящика для носков.