Впрочем, прошло три недели, папуля устроился на новую работу и случайно узнал, что какой-то там дальний родственник – седьмая вода на киселе – одного из его новых сослуживцев и соратников-выпивох (они любили опрокинуть пару рюмочек в обеденный перерыв) – профессиональный футболист и играет за "Мазеруэлл". Сборная пригорода Глазго в свое время познала некоторую благосклонность фортуны; неугасимый боевой дух и вера в победу имелись в изобилии, но по какой-то неудачной традиции команда проигрывала матчи в последние минуты борьбы. Отец тут же обнаружил в команде-неудачнице родственную душу: с одной стороны, у него появилось чувство, что он свой в этой стране, раз болеет за ее футболистов, а с другой – переживать за команду, редко балующую победой, вполне в отцовском духе. С некоторых пор мне кажется, что папа любит, узрев луч надежды, тут же задуматься о неизбежном разочаровании – ведь так сложилась почти вся его жизнь.
– Подумываю купить абонемент на сезон, – говорит он, светясь от счастья.
– Это дело, папуль. Будешь выходить на люди, хотя бы по выходным. Сколько он стоит?
Отец потирает руки.
– Да, верно, не больше двухсот.
"Этот спорт тебя без штанов оставит – еще попляшешь", – улыбаюсь про себя; фанаты "Мэн юнайтед" на одни только памятные вещи и экипировку тратят двести фунтов за сезон, не говоря уже о билетах.
Исчерпав темы футбола и погоды, переходим к местным новостям и новостям в масштабе страны (Франция и французы – запретная зона). Перемыли косточки десятилетнему сорванцу с верхнего этажа, который без разрешения гоняет по двору на родительской машине и распугивает ни в чем не повинных прохожих. Обсудили цены на ветчину в супермаркете за углом. Потом папа зашаркал на кухню, чтобы принести кофе с печеньем, а я, пользуясь случаем, решила покопаться в его музыкальной коллекции, разложенной в каком-то неведомом непосвященным порядке по обе стороны от давно не видавшего огня камина – на каминной плите, на крышке пианино, вдоль смежной со спальней стены, переходящей прямо в гостиную.
Уж в чем в чем, а в отношении к музыке мы схожи: оба – страстные почитатели, любим покупать, и обожаем слушать. Именно обширная коллекция отца, к безмерному отвращению матери, и навела меня в свое время на мысль стать диджеем. Когда меня приняли работать на больничной радиоточке, мама врала соседям, будто я стажируюсь на медсестру. Впрочем, мое "медицинское" обмундирование, представлявшее собой отнюдь не белый халатик с чепчиком, а потертые джинсы и заношенные кроссовки, вкупе с набитой дисками сумкой выдавало меня с головой. (Я уже молчу о том, что любые несчастные случаи вызывали у меня попросту нервный столбняк.) Зато папуля мной гордился; бывало, мы вместе устраивали набеги на магазины грамзаписи и вылавливали новинки, в ту пору записанные еще на виниловых дисках. Главным образом благодаря отцу я располагаю столь внушительной коллекцией музыки, что она вызывает у всех, кто хоть раз ее видел, немое почтение. Конечно, я на месте не стояла и двигалась в ногу с прогрессом: винил сменился кассетами, кассеты – компакт-дисками и мини-дисками, а теперь вот я гружу музычку прямиком из Интернета. А отец в том, что касается технологий, остановился на давнем этапе, и теперь его гостиная набита винилом, как гардероб Майкла Джордана – одеждой. Здесь есть все: "Зи Зи Топ" и "АББА", "Карпентерс" и Джон Денвер, "Пинк Флойд", Джимми Хендрикс и Пол Веллер. Отец собирает не просто модную музыку, а музыку на любой вкус и под любое настроение. И хотя у него есть свои любимчики, музыкальным снобом его не назовешь – тот же подход он привил и мне. Папа всегда говорил так: "Понравилась песня – покупай альбом; если думаешь, что она станет классикой нашего времени (благодаря своим достоинствам или недостаткам) – покупай; даже если тебе просто понравилась обложка – покупай. Так ты соберешь коллекцию, где будет музыка всех направлений, и тебе не придется разводить руками, когда предложат послушать что-нибудь веселенькое, а у тебя только рэп, на все лады орущий про наркотики и стрельбу, да депрессивные баллады Морриса". Я, как и отец, не чураюсь и модного музона, хотя не без гордости могу похвастать, что у меня имеется и "Файв стар", и "Степс", и британский квартет "Братство людей", и Кейт Харрис, и Орвилл. Ну ладно, за последнего мне, может быть, самую малость стыдно, да только я тогда была молода, и меня сильно впечатлило, что ярко-зеленая утка ростом в три фута способна петь с таким чувством.
– Папуль, новых "Тревисов" не достал еще? – спрашиваю я, когда он возвращается с кухни, бережно выставив перед собой поднос с двумя чашечками кофе и блюдом шоколадных вафель.
Кивает на коробку под табуретом у пианино:
– Вон там. Отличная вещь. Если хочешь, возьми послушать.
– Спасибо.
Сажусь на корточки и бережно просматриваю содержимое коробки: "Ранриг", "Техас", "Дьякон Блю", – а вот и то, что нужно.
– Шотландский рок и поп, – объясняет папа, упреждая мой вопрос: по какому принципу он собрал здесь записи? – Решил сделать отдельные собрания по странам, внутри каждой страны по периодам и направлениям. – Он опускает взгляд на тапочки и смущенно шаркает ногой – Конечно, занимаюсь такими пустяками, когда остаюсь один и выпадает свободная минутка.
Заливаюсь жарким румянцем и прячу лицо в коробке: папа в веселой компании – это нечто новое.
– Отличная мысль, пап, – отвечаю, стараясь изобразить веселье. – Может, позаимствую твою идейку и устрою на своем шоу тематические дни. Скажем, целый день шотландской попсы, чтобы слушатели могли позвонить и заказать песню. Так можно и новый талант открыть.
– Это было бы просто здорово, Энджел. А то твоя передача оставляет желать лучшего.
Потрясающе. Сначала Мег заявляет, что у меня на шоу музыка не такая, теперь вот родной отец. А я-то думала, будто близкие гордятся мной: пусть и мелкая, но знаменитость.
Ставлю коробку на место и усаживаюсь на диван; альбом "Тревисов" держу под рукой. Мы с папой одновременно тянем руки к шоколадным вафлям, а после сидим, молча разворачивая блестящую обертку.
– Как успехи на работе? – спрашивает он, откусив вафлю и делая глоточек кофе.
– Спасибо, отлично.
"По крайней мере, мне так казалось. Здорово ты меня встряхнул".
– А нам на работе частенько приемник включают. Я всегда говорил и буду говорить, что у тебя хороший голос для радиовещания.
– Спасибо.
Смотрим на безмолвный экран, попиваем кофе.
– А у тебя как делишки, пап? – набравшись мужества, интересуюсь я.
– Да ничего, все в порядке, спасибо.
– На работе как? Какие-нибудь новые находки?
– Прекрасно, все просто замечательно.
Ни больше ни меньше – вопросы работы, денег и любви накрепко запечатаны от посторонних глаз, лучше и не докапывайтесь – бесполезно. "Прекрасно, отлично, замечательно" – пустые отговорки, и поди разбери, что за ними стоит. Порой подобные словечки меня до бешенства доводят. Сначала у нас с Коннором возникали стычки, когда на вопрос "Как я выгляжу?" он отвечал: "Как всегда, прекрасно". К счастью, Коннор скоро догадался, что послужило причиной всех этих взрывов и ехидных поддевок (главным образом с моей стороны), и решил изгнать подобные обороты из лексикона. Папа же так и не понял, в чем заключается его проблема; мамуля впадала в яростную горячку, удерживаясь до последнего, пока, наконец, все не стало далеко не "прекрасно".
Решаю остаться на ужин, делая папе приятное, – ему нравится, когда я его навещаю, пусть даже разговор у нас и не клеится. Мне тоже с ним хорошо: у моего старичка золотое сердце. Правда, меня сильно расстраивает его уединение. Хорошо, хотя бы застала родителя трезвым.
Папа приготовил шотландские пироги; когда мы только переехали в Глазго, это было мое любимое блюдо. Каждую субботу мамуля отправлялась по парикмахерам, косметологам и прочим салонным мудрецам – наводить красоту, одним словом, а мы с папенькой должны были заботиться о собственном пропитании. И вот, едва за нашей помешанной на здоровье худышкой закрывалась дверь, мы пускались во все тяжкие: украдкой протаскивали в дом мясные пироги и спешно пожирали их с кусочками белого хлеба, намазанного сливочным маслом из цельного молока и сдобренного коричневым соусом на бульоне. У пирога поджаристая хрустящая корочка, которая стоит, как накрахмаленный воротничок Эрика Кантоны, с дыркой посередине, через которую струится горячий пар, и брызжут капельки мясного сока. Шли годы, а папины пироги неизменно вкусны, и я каждый раз с упоением кладу себе на тарелку исходящий соком щедрый ломоть с душистой коричневой начинкой. Теперь я, конечно, съедаю его не целиком: только половину начинки и три четверти теста, потому что мамуля оказалась права: вкусные мясные пироги с белым хлебом и маслом вредны для здоровья. Quel disappointment. Наконец, подкрепившись и удобно устроившись на диване, решаюсь испытать судьбу: а вдруг папа предложит что-нибудь дельное? Ведь он отец, а я – дочь; может, мы с мамой просто не умели выслушать его точку зрения. Возьму быка за рога и расскажу ему о развитии событий в отношениях с Коннором.
– Мой Коннор улетел работать в Америку, – осторожно начинаю я. – Всего две недели прошло, а я уже места себе не нахожу от тоски.
– Дай-ка уберу грязные тарелки, – говорит папа, вскакивая с кресла, словно со сковороды с горящими углями.
– А перед тем как уехать, он сделал мне предложение, и я вроде бы согласилась…
– Надо замочить их с мыльной пеной, пока соус не застыл.
– Я не собиралась соглашаться – все случайно произошло, а потом пришлось рассказать ему правду. Вот и волнуюсь теперь, как бы он налево не пошел. А с другой стороны, что же мне ради его успокоения замуж выходить? Честно говоря, пап, я в замешательстве.
– Налить тебе еще чашечку? Если хочешь, я приготовлю, мне совсем не сложно; только скажи – я мигом.
– Я просто хотела узнать: а как другие решаются?
Папины тапки так быстро зашлепали из гостиной, что резина на подошве задымилась.
– Спасибо, – фыркаю я, обращаясь к Фрэну Хили на обложке "Тревиса", – замечательный совет.
– Смотри, какие мы выпустили бутылочки, – говорит папа, возникнув в дверях после продолжительного отсутствия в окружении легкого алкогольного дурмана.
Внутри у меня все так и опустилось, прямо к протертой диванной подушке.
– В них разливают виски специально для того, чтобы продавать в пабах в придачу к наполнителю для коктейля. Тогда люди сами смогут смешивать, и не обязательно постоянно обращаться к бармену. Не они первые такое придумали – на Барбадосе давно уже…
С натянутой улыбкой смотрю на бутылку с темной жидкостью.
– Это… хм… замечательно, пап. Ты приготовил кофе?
Отец стоит и покачивается.
– Нет… Не приготовил, зато я подумал: может, нам снять пробу? – Он победоносно поднимает бутылочку и заваливается в кресло. – Так сказать, заняться дегустацией.
Бросаю взгляд на запыленный будильник на крышке телевизора и хмурюсь:
– Не рановато, пап? Сейчас только полтретьего.
Отец равнодушно пожимает плечами, стараясь не показать, что он стремится опьянеть, пока разговор опять не стал серьезным.
– Просто стопочка к обеду, Ангелок. Тут нет ничего зазорного.
– Прости, папуль, – вздыхаю я, – но у меня сегодня еще кое-какие дела. Я, наверное, пойду.
Куда угодно, только бы поскорее сбежать отсюда, прежде чем станет ясно, что отец налакался втихаря. Нервозно вскакиваю с дивана, зажав под мышкой альбом "Тревиса".
У двери мы обнимаемся на прощание: я – скованно, папуля уже не так сухо, как вначале, когда я только появилась в дверях, и все благодаря батарее бутылочек, которые он прячет в буфете за банками с печеньем, где никто, по его мнению, не станет их искать. Пообещав позвонить в самом скором времени и поделиться новостями с "Энерджи-FM", улепетываю прочь; впопыхах споткнулась об изъеденный ржавчиной трехколесный велосипед и чуть не сбила с ног какого-то чумазого карапуза. Мне бы наоборот – остаться, проследить, чтобы папочка не напился до чертиков. Я обязана поговорить с ним, занять его, протянуть до вечера – пусть хоть трезвым ляжет. Но, как настоящая эгоистка, думаю только о себе: устала с ним нянчиться; сегодня же у меня просто нет ни сил, ни желания волочить такую непосильную ношу. Скорее прочь отсюда – перехожу на спортивную ходьбу, пускаюсь бегом. Очень скоро об этом придется пожалеть: едва я вбегаю в вагон и плюхаюсь на лавку, меня одолевает отрыжка (пироги!). Сидящая рядом дамочка в маленьких круглых очках, с журнальчиком по домашнему хозяйству, мягко говоря, не впечатлена. И вот, наконец, после вынужденной необходимости всю дорогу задерживать дыхание, вываливаюсь из вагона на центральном вокзале Глазго – усталая и больная.
Глава 9
ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ…
Выхожу из метро на Хиллхед, сворачиваю направо и направляюсь по Байрс-роуд домой. Однако, дойдя до нужного здания, прохожу мимо, склонив голову навстречу холодному октябрьскому ветру. Мне нужно подумать, а лучшее место для размышлений – ботанические сады, уютно пристроившиеся в конце моей улицы, – тихий приют для жаждущих уединения.
Здесь безлюдно, все вокруг проникнуто покоем; я захожу в двойные железные ворота и направляюсь вперед по узкой дорожке, мимо кирпичных будок привратника, к Дворцу Киббл. Серая белка, торопливо прыгавшая куда-то по своим делам, завидев меня, замирает и стоит, склонив набок голову и прислушиваясь к перестуку каблучков моих тряпичных легких туфель по асфальту.
– Ну что, Орешкина Душа, никого здесь больше? – ласково спрашиваю я, звук шагов кажется таким громким на фоне тихого перешептывания листвы и шума дороги где-то вдалеке. – Посидим за кофейком с пирожными, послушаешь мои горести?
Пушистая компаньонка поднимает на меня глазки и, обнажив передние резцы, припускает бегом по безупречно подстриженному газону.
– Не хочешь, как видно, – вздыхаю я и тут же даю себе мысленную оплеуху: ну давай еще расстройся, что грызун с огромным хвостом не захотел составить тебе компанию.
Да, явно пора брать себя в руки.
Дворец Киббл представляет собой огромную растянувшуюся на газоне по правую руку от меня оранжерею. Его венчает внушительного вида купол, чем-то напоминающий Тадж-Махал, только разве что мельче, не выдержан в классическом индийском стиле и не так популярен среди иностранных туристов. Местами и ржавчина проглядывает, не все стеклянные рамы дожили до наших дней, но все равно: есть в нем какое-то дворцовое величие. Когда открываешь дверь и заходишь внутрь, первым делом поражает роскошная коллекция папоротников, размещенных под самым куполом. Мне нравится здесь бывать. Обожаю вдыхать этот живой растительный запах, слушать плеск воды в фонтанчиках – сразу погружаешься в некую спокойную безмятежность, не нарушаемую даже толпами отдыхающих, которыми изобилуют парники летом. Здесь вы не увидите табличек с надписью "Соблюдайте тишину" и строгих служительниц, присматривающих за порядком. Само окружение взывает к почтительности и действует даже на подобных мне граждан, которых так и подмывает выкрикнуть в библиотеке грубое слово или громко распевать в автобусе, полном молчаливых пассажиров. Здесь есть и другие парники, с тропическими растениями и редкими орхидеями, однако я всегда начинаю с Дворца Киббл: тут можно присесть на лавочку и купить что-нибудь поесть. Главное же, что меня сюда манит, – волшебный прудик у самого входа, куда бросают монетки, загадав желание. Сегодня мой черед.
– Будьте добры, чашечку горячего шоколада, – роясь в рюкзаке в поисках бумажника, говорю молоденькой девушке за прилавком кофейни. – Нет, лучше самую большую порцию. Со взбитым кремом. У вас есть что-нибудь наподобие шоколадной крошки или хлопьев?
Девушка улыбается, кивает; на солнце вспыхивает ярко-синий гвоздик в губе – серьга. О, молодые годы! Ты можешь вставить в губу сережку и не чувствовать себя овцой, рядящейся под ягненка, или толстушкой Лулу, косящей под Кайли Миноуг. Готова поспорить, эту девчонку не волнуют такие вещи, как семья, будущее и приятель, укативший на другой конец света с разбитными девицами. Хотя зачем я лукавлю? В ее возрасте только и думают что о будущем, приятелях и девицах с большими буферами. Улыбаюсь ей как можно хладнокровнее, будто желая сказать: "Как я тебя понимаю, от мужчин одни неприятности"; к счастью, удается соблюсти дистанцию и обойтись без фамильярной присказки "подруга".
– И кусочек вон того шоколадного торта, – говорю я, пристально рассматривая содержимое витрины. – Побольше, если можно. Или лучше уж взять два? И что-нибудь из тех пирожных.
– Вот то, здоровенное, с шоколадной стружкой? – спрашивает она, приподняв очень тонкую, нарисованную карандашом бровь.
– Хм, да, здоровенное, с шоколадной стружкой. Хотя, по правде, не такое уж оно и большое.
Сосредоточенно покусываю нижнюю губу и протягиваю деньги.
– Неудачный поход в парикмахерскую? – неожиданно задает вопрос девчушка.
Вскидываю на нее взгляд и провожу рукой по своим коротеньким иголочкам.
– У меня что-то не так с волосами?
"Ишь, мерзавка, острить вздумала".
– Нет, дружище, у тебя классная прическа.
– Спасибо.
– Не за что, Я так, в общем. Нелегкий денек выдался?
Пожимаю плечами, тормоша вилкой кусочек шоколадного торта с усердием собаки, откапывающей любимую сахарную косточку.
– Нелегкий денек для любви и брака, – бормочу я со ртом, полным тягучей шоколадной массы. – Гораздо хуже, чем неудачный поход в парикмахерскую.
– Заметно, – смеется она, и моему взору открывается гвоздик на языке в глубине рта. – Этой порции хватило бы на целую конференцию любителей шоколада.
Утыкаюсь в тарелку со сластями, содрогаясь в душе: а ведь она права. Сюда бы Розмари Конли, гуру фитнеса и диет, она бы при виде этого безобразия отвела меня в сторонку и высекла пучком сельдерея. Уже чувствую, как бедра утолщаются, а ведь съела всего пару ложечек.
– Кошмар, да? – спрашиваю как бы себе в укор. – На-ка, это тебе. – Протягиваю ей пирожное с шоколадной стружкой.
– Не-а. Хотя ладно, пусть. Съем. Спасибо.
– Не за что… э-э…
– Вайнона.
"Ну конечно, Вайнона. Такая цыпочка не может носить простецкого имени. Кейт или Шарон для нее слишком примитивно".
– Не за что, Вайнона. Не оголодаю.
Облокотившись с обеих сторон прилавка, молча вкушаем кондитерские лакомства, жадно впитывая в себя окружающие звуки и влажные ароматы, исходящие от почвы и растений. Наверное, проходит минут пять, прежде чем мы снова заводим разговор.
– Так что твой-то? Больше не прикалывает?
– Да нет, – вяло улыбаюсь.
– Бросил, что ль?
– Нет.
Господи, только не снова: я сама себе уже надоела с этими разговорами о замужестве, а вот с ней точно не стану обсуждать подобную тему. Войдет в привычку, начнешь лезть со своими проблемами к незнакомцам на остановках – и так до первой грубости. Бывали же раньше другие темы, до того как Коннор сделал мне предложение…