Я поднимаю глаза наверх и становится не по себе. От потемневшего неба кажется, что трехэтажный дом стал выше и напоминает угрюмый особняк из старых английских фильмов. На самом деле он совсем обычный, но моё воображение уже дорисовало его в серых и тёмных тонах. Три этажа с небольшой уютной гостиной, столовой с массивным буфетом, отделанным искусной резьбой, кухней, наверху тремя спальнями и чердаком. Комнаты, обставленные и ухоженные с маминой любовью и опекой, ее вкусом и привычками, всегда источали домашний комфорт и заботу о нас. Она старалась заменить нам полноценную семью и только сейчас, с грустью я замечаю, что ей это удавалось. Она тянула на себе всё и мы с Кэвином не чувствовали себя чем-то обделенными. Но… не сегодня.
Оставив машину на подъездной дорожке и пройдясь по нашему небольшому двору, захожу в дом. Меня встречает холодный холл в серых тонах, или это мне просто кажется, что он такой. В гостиной на софе перед кофейным столиком со связанной крючком салфеткой, сидит Кэвин, поджав колени к груди. При виде меня в дверном проеме, он поворачивает голову, и на его искаженном гримасой лице я вижу панический страх. Ему страшно, как и мне. Страшно, что будет с мамой и что будет с нами. Если маме будет хуже, его могут отдать отцу или в интернат. Нет! Он мой брат и я не допущу этого! Мы будем вместе!
− Кэвин, - подхожу к нему, присаживаясь рядом с ним на диван и обнимая за плечи, - с ней все будет хорошо, она выкарабкается, вот увидишь. Это же мама! Она не допустит, чтобы мы остались одни.
− Кирс, я боюсь. А что если мы останемся одни? Что дальше?
− Кэвин, перестань. - Оборачиваюсь, строго смотря на брата. - Ее лечащий врач говорит, что нужна операция. Сейчас позвоним бабушке, завтра снимем деньги со счета, отложенные на нас, и ее прооперируют. А мы с тобой на себя заработаем. Ты меня понял? И не смей думать о плохом! Я тебя не брошу, слышишь?!
Мой брат сильно напуган и подавлен. Его страх передается и мне. По позвоночнику проходит легкий холодок паники, горло сдавливает и в голову снова начинает едким червяком закрадываться мысль, а что если операция не поможет? Что если мы не справимся? Сделав глубокий вдох, я зажмуриваю глаза и трясу головой. Нет, мне нельзя раскисать! У нас есть надежда и мы должны за неё держаться. У нас больше ничего нет, кроме друг друга.
− Да, Кирс, я согласен, только бы она вернулась домой.
− Вернется, Кэвин, - поглаживаю его по макушке, − обязательно. − Сидя на диване с Кэвином, достаю из кармана мобильный. - Сейчас позвоним бабушке.
К бабуле я очень привязана с самого детства. Меня удивляет её упорство и мудрость. Она на каждую неурядицу всегда находит объяснение и свой ответ, называя нас бестолковыми. Но мы и не обижаемся, ведь бабуля всегда точна и рассудительна. Хотя… Она весёлая и задорная, всегда любит беседовать со мной о парнях. Да и сама историй рассказывает немало из своей молдодости. Сложные у неё были отношения, но умудренная опытом, она для себя вынесла из них урок, чему и меня учит. Кажется, что об этом неловко говорить, но она вываливает всё как есть, что иногда я становлюсь краснее помидора и прячу глаза в пол.
Встаю и подхожу с мобильным к широкому окну, с видом на двор, с тяжелыми темно-коричневыми портьерами и легкой узкой полоской органзы. Провожу по ней рукой и ком подступает к горлу - и про это место мама не забыла. Каждый уголок в доме – это ее работа. Как же мы без неё? Черт. Я спохватываюсь от жуткого страха, за секунды сковывающего всё внутри. Что за мысли. Я даже и сметь не должна об этом думать! Мама сильная, она выкарабкается! Неприменно!
Набираю бабушку и смотрю на одиноко стоящий горшок с рождественником на подоконнике. Он должен зацвести на Рождество, но каким оно будет у нас и будет ли… С таким настроением, как сейчас это кажется и вовсе нереальным праздником. Далеким и недосягаемым.
− Привет бабуль, это Кирстен.
− Здравствуй солнышко! Есть новости о маме? − в ее голосе чувствуется напряженность и волнение.
− Я завтра приеду к тебе, нам нужны деньги. Хочу снять ваши с мамой сбережения на нас с Кэвином. Ей нужна операция, страховка не покроет расходов.
В трубке слышен тяжёлый вздох.
− Хорошо детка, приедешь утром, поедем в банк.
− Пока бабуль. До завтра, - завершаю звонок и поворачиваюсь к Кэвину. Даже с бабушкой говорить сейчас тяжело. И она сейчас не готова ободрить, как обычно.
− Я пойду к себе, устала жутко. Ты что-нибудь ел?
− Не хочу.
− Кэвин, - тяжело выдыхая, качаю головой, − ты должен что-то поесть. Я тоже не голодна, но мы должны поесть через силу. Идем. − Подхожу к брату, беру за руку и, стащив с дивана, иду с ним через холл и столовую в кухню.
Наливаю немного воды в чайник и ставлю на подставку. Пока вода нагревается, побулькивая и шипя, открываю холодильник в поисках чего-то съестного, но как-то и кусок в горло не лезет. В итоге мы решаем с Кэвином перекусить по сэндвичу с индейкой и крекерами с чаем. Приготовив молча бутерброды и поставив на столешницу, смотрим друг на друга, жуя сэндвичи. Аппетита у меня нет, я просто жую и вталкиваю в себя еду ради брата.
− Кирс, а что дальше? Ведь мама не сможет работать. Позвоним отцу?
− Даже не вздумай, Кэвин, сами справимся, - машинально начинаю вскипать, вспоминая отца и его вечную скупость, - я найду работу.
− А как же экзамены? А твоя практика? Ты же в Гибсонс хотела.
Да, еще летом у меня было много планов. Я хотела в Гибсонс-букс. Я мечтала о заграничной практике. У меня были мечты, амбиции и огромная вера в себя. Казалось, я всё смогу и у меня всё получится. Но, мы не всё можем контролировать и далеко не всё в наших силах.
− Теперь не важно, чего я хотела. - Обхожу столешницу, достаю чашки из верхнего шкафчика, сахарницу и наливаю чай. - Важно то, что мы должны помочь маме встать на ноги. Постараюсь совместить учебу и работу, насколько это возможно, а ты будешь по вечерам ухаживать за ней.
− Понял, не маленький, - морщит нос, и я пытаюсь наигранно ухватить за него.
− Ладно, Кэвин, я пойду хоть немного позанимаюсь и позвоню Рэйчел, – говорю ему, подходя к раковине ополоснуть чашку.
С досадой замечаю, что чашка кажется тяжелой, даже пустая. Наверное, я действительно вымотана, если такая мелочь мне показалась увесистой.
Сделав шумный выдох, выхожу из кухни через нашу столовую, огибая старый дубовый стол на шесть персон. Обычно мы всегда пили чай именно за ним. Обращаю свое внимание на фамильный буфет, стоящий у дальней стены, тоже из дуба, под стать столу, с нашим любимым сервизом – белым и расписанным гжелью в голландском стиле, подаренным бабушкой на прошлое Рождество. Это всё сделано для семейного чаепития – нашей своеобразной церемонии, привитой мамой, как семейные посиделки. Что-то, способное нас сблизить, раскрыться и не держать проблемы и тревоги в себе. Но сегодня достаточно и кухни.
В холле забираю сумку, поднимаюсь по лестнице в спальню и падаю на кровать. Да, я действительно устала. Слишком сильно морально выматывает больница и сами переживания за маму. А главное гложет чувство того, что ты не в состоянии помочь. От тебя, кроме вопроса денег, просто ничего не зависит.
Достав из кармана мобильный, я набираю Рэйчел.
− Привет, Рэйч, - мой уставший сиплый голос больше напоминает шепот.
− Эй, Кирс, ты чего?
− Мама в больнице, ей нужна операция.
− Вот черт. − По голосу подруги слышу, что она искренне переживает. − Дела плохи.
− Да. Зайди завтра в деканат и сообщи им о моем отсутствии, - протяжно выдыхаю. О том, чего я хотела, придётся забыть. - Я потом буду догонять. И конспекты все пиши, у тебя теперь есть цель их делать – отдать потом мне, а не смотреть в окно или тихонько подремывать, как ты обычно это делаешь.
− Окей, я, конечно, все сделаю, но ты-то как? Держишься? – она спрашивает тихо, как-будто пытается меня успокоить или просто не напугать. Чего уж мне еще страшиться-то?
− Да, все нормально Рэйч. Сейчас попытаюсь почитать немного, а завтра поеду снова в больницу. Еще нужно работу найти. Ты сможешь завтра приехать ко мне?
− Да, конечно приеду, газеты захватить?
− Думаю да, я тоже что-то прикуплю завтра. – Меня посещает мысль, что нужно прикупить парочку журналов, где есть вакансии, газет и порыться в интернете на сайтах трудовых ресурсов. Будем вдвоем с Рэйч что-то искать, авось что-то и попадется.
− Хорошо, тогда до завтра.
− Пока, − кладу трубку и тянусь к самой верхней книжечке из стопки на моей прикроватной тумбе. Так, что у нас тут? Вашингтон Ирвинг "Сонная лощина". Классика, что сказать.
Меня хватает ровно на два часа и я, захлопнув книгу, разворачиваюсь, с шумным выдохом откидываясь на подушки. Рецензию я точно сейчас не напишу, голова совсем не работает. В ней просто каша полнейшая.
Встав с кровати и взяв в комоде чистое белье, принимаю душ и ложусь в постель. В моих мыслях снова мама. Я снова думаю о ней и накатившие слезы скатываются на подушку, а горло болезненно сдавливает, как от удушья. Я открываю рот, рывками заглатывая воздух и прогоняя непрошенные слезы тревоги. Мама, мамочка. Ну почему? Почему ты не следила за собой? Почему ты это допустила?
Тихо выплакавшись в подушку, обессилевшая я и засыпаю.
Утром собираюсь в больницу и параллельно отправляю Кэвина в школу. Только бы ничего не забыть. Беру все свои и мамины документы, завожу наш старенький Форд и через двадцать минут пути я уже в больнице. Подхожу на ресепшен возле отделения интенсивной терапии, где как и в прошлый раз, ждут в приемной люди, бегают медсестры и ходят с медкартами врачи.
− Доброе утро! Мне нужен доктор Нейлз. Я Кирстен Флорес, дочь пациентки Мелани Флорес.
− Подождите, пожалуйста, его в комнате, - сухо замечает темноволосая медсестра, глядя на меня из-под оправы очков. Конечно, кто я для нее? Это привычная работа, всех отправлять в выжидательную комнату.
И снова я иду в эту самую комнату. Захожу и присаживаюсь на тот самый диван, что и вчера, не зная, к чему быть готовой. Предчувствие молчит, оно как-будто затаилось и просто ждёт приговор доктора. Через пятнадцать минут входит доктор.
- Здравствуйте, Кирстен. Вашей маме нужна замена клапана и это стоит тридцать тысяч долларов и еще примерно тысяч двадцать пять на ее реабилитацию.
Сколько? Внутри сердце с гулким стуком тяжело ухает вниз. Господи, это же огромная сумма! Где нам найти столько денег? Я очень сомневаюсь, что мама успела столько отложить. И даже с ее страховкой такой суммы не будет.
− Ясно, спасибо. − Забираю чек, выхожу из комнатки с чувством отчаяния от безысходности − где же мне сейчас найти пятьдесят тысяч? Хоть иди и ограбь этот чертов банк!
Выхожу из больницы, сажусь в свой Форд и еду к бабушке. Заезжаю на подъездную дорожку небольшого одноэтажного домика. Она выходит на крыльцо.
Бабушкин дом серого цвета с маленьким крыльцом на шесть ступеней и перилами с наконечниками в виде круглых шариков. Возле двери пара цветочных кадок, фонарик и маленький коврик. На первый взгляд, совсем непритязательно, но, сколько любви и заботы вложено в этот дом! Его построил мой дедушка и в нем выросла моя мама.
− Привет бабуль, − выглядываю, немного высунувшись из окна, − готова?
− Привет детка, да, поехали, − она сходит с крыльца, и я помогаю ей сесть в машину.
По дороге в банк совсем не хочется болтать, и мы молчим, ограничившись всего парой слов о Кэвине и сумме маме на операцию. Блеклые здания, измотанные люди - всё, что я вижу сквозь лобовое стекло. Улица ее оживленность не кажется такой привлекательной и жизнеутверждающей, как обычно. Всё выцветшее и посеревшее.
Припарковав машину на стоянке банка, мы заходим в здание и проходим к одному из обслуживающих столиков. Девушка подзывает к нам администратора. Пока мы ждем, я осматриваю зал, в котором мы стоим. Вокруг столы с операторами и консультантами, люди снуют от одного столика к другому с бумагами. Суета и шуршание бумаги слышны отовсюду.
К нам подходит седоволосый мужчина лет сорока, в изысканном и недешевом костюме. Сначала они с бабулей немного разговаривают, и потом она снимает всю сумму со счета. Абсолютно все наши семейные сбережения.
На счету у бабушки оказалось немного-немало двадцать четыре тысячи и девять тысяч у мамы на страховом счете. Да! Это совсем немало! Это намного лучше, чем я ожидала! Дикая волна облегчения проходит по спине, и бурная радость заполняет поднимающимся и расползающимся по телу теплом. Я не в силах сдержать улыбку. Я уже счастлива, мы вытащим маму. Ей все-таки сделают операцию.
Закинув несколько чеков в сумку, отвожу бабушку домой и снова еду в больницу. Только уже настроение совсем другое. Я на душевном подъеме, веду себя как заводная, и кажется, готова свернуть горы. Забегаю в тот же приемный покой и снова прошу позвать доктора. В отражении стеклянной перегородки на ресепшене замечаю, что мои глаза широко распахнуты и светятся. Надежда внутри крепнет, что всё будет хорошо, и я жду доктора. Минут через 10 после вызова появляется доктор.
− У меня есть ровно тридцать тысяч доктор, пока больше ничего, но… но я достану деньги.
− Хорошо, давайте сейчас все оформим через кассу и можно будет завтра утром вашей маме сделать операцию.
Быстро проглядываю и заполняю документы. Отдаю в кассу чеки. Сейчас каждый час на счету и всё нужно делать очень быстро. Но вроде это пока всё, что я могу для мамы сделать. Остальной необходимой сумы у меня просто нет. Выйдя из больницы и садясь в свою машину, смотрю вперед, положив руки на руль. Что же делать? Где я могу заработать такие баснословные деньги?
Завожу мотор и еду домой, по пути остановившись у газетного киоска и купив пару газет. К моему приезду домой Кэвин уже дома, обувь его и Рэйчел вижу возле гардероба.
− Кэвин, я дома, - кричу с порога, - маме сделают операцию.
Он выбегает из своей спальни, и я вижу его на лестнице. Горящие от тревоги серые глаза, взлохмаченные темно-русые волосы, руки сжаты в кулаки. Мой брат сильно напуган, но мимика его лица меняется. В его глазах я вижу то, что видела в своих у ресепшена больницы – надежду.
− Денег хватило?
− Да, но пока только на операцию, еще нужно достать где-то на ее восстановление. И я пока не знаю, где взять такую сумму, - устало сбрасываю свои ботинки.
− Она уже пришла? - слышу голос Рэйчел из своей спальни, а затем вижу ее выходящей из неё, позади Кэвина.
− Привет Рэйч, - вешаю в гардеробной свое темно-серое кашемировое полупальто и поднимаюсь к ним на второй этаж, - нужны деньги, и большие.
− Я тут купила газет, но пока тебя ждала ничего интересного в объявлениях не нашла. Есть, конечно, парочка вариантов, пока еще не поздно можем позвонить.
− Да, мне нужно найти что-то обязательно. Кэвин, ты обедал? – громко спрашиваю, оборачиваясь в сторону двери.
− Нет еще, не охота, Кирс, − он морщится с отвращением, как-будто я предложила какую-то дрянь.
− Нет, дружок, так дело не пойдет. Марш на кухню. А ты, Рэйч?
− Я тоже что-то могу перекусить. Что у вас есть?
− Идем в кухню, сейчас что-нибудь сообразим, - кивком головы указываю на кухню.
Как бы ни хотелось надо поесть. И за братом мне нужно следить, что я потом скажу маме?
На скорую руку жарим бекон с яичницей и наш ланч готов. Быстро съев, почти проглотив все со своей тарелки, я снова иду в комнату просматривать объявления. Всё какое-то бредовое, неясное. Иногда вакансия описана размыто и нечетко, и не понимаешь, на что соглашаешься.
Сделав несколько звонков и узнав про оплату, мы сидим с Рэйчел, раздумывая, куда мне пойти. Везде предлагают денег немного. Даже при отработке почти сутки мне не хватит оплатить мамину реабилитацию и прокормить нас с братом.
− Слушай, − беру я газету возле нее, − можно попробовать в двух местах одновременно работать. Я могу отрабатывать смену в закусочной. Ну, и может, поискать работу на дому.
− Кирстен, да ты с ног будешь валиться, да и деньги это не те, тебе же сумма приличная нужна. Еще неизвестно, когда ваша мама сможет снова работать.
Да, подруга права. Я и сама это прекрасно понимаю, но и другие варианты отсутствуют.
− Рэйч, я не знаю, что делать, - сидя на кровати, падаю, уткнувшись носом в подушку, и шумно втягиваю воздух. − Разве у меня есть выбор?
Рэйчел смотрит на меня с минуту, и по ее сдвинутым бровям я вижу, что напряженно что-то соображает. Ее бровь поднимается вверх, один уголок губ поднимается в хитрой ухмылке и она достает из кармана джинсов мобильный. Вот это выражение я совсем не люблю, даже немного боюсь. Она что-то надумала и сейчас выдаст одну и своих бесшабашных мыслей.
− А знаешь, есть идея. У Келза сегодня смена в "Ночной стреле", ты же у нас танцевать умеешь.
− О нет! − в ужасе мои глаза расширяются, я резко поднимаюсь и мотаю головой, - Нет, нет и ещё раз нет! Рэйчел, я не смогу.
− Кирс, − взяв меня за руку Рэйчел смотрит мне в глаза, − сейчас речь идет о твоей маме, мы скажем, что раздеваться ты не будешь, а только танцевать. Ну что тебе стоит покрутить своей задницей перед толстыми кошельками? – она смотрит почти невинным взглядом, а у меня в голове возникает картинка со мной, танцующей стриптиз. Лицо начинает гореть, меня заливает краской, и я закрываю лицо руками от стыда. Но Рэйч не унимается, - подумай, сколько сможешь заработать, это не в забегаловке смену отмахать. Тебе с твоей внешностью они будут деньги пачками отдавать, сама подумай.
Я стыжусь этого. Нет во мне такой дерзости и раскрепощенности. Но тут с подругой не поспоришь. Она дело говорит, ведь там действительно можно заработать прилично, по крайней мере, больше, чем за смену официантки.
− Ладно, звони Келзу. Только стриптиз я не танцую, скажи, что только пилон и все, − я смотрю строгим убийственным взглядом на Рэйч. На стриптиз я точно не пойду. Ее идея действительно безумна. С такой обезбашенностью не мне, а ей нужно танцевать.
− Хорошо, - она набирает номер.
− Келз, привет. Слушай, мы тут с Кирс сидим, ей работа очень нужна. Может попросишь Блэйз посмотреть на Кирстен? Да, положили, - Рэйчел бросает на меня быстрый взгляд,- операцию сделают, но денег нужно на лечение, и немало, им не хватит того что есть. Так что, поможешь? Только Кирс имеет дело только с пилоном, никакого стриптиза и без раздевания. Я ей обещала, - она улыбается, - иначе она меня прибьет. Хорошо, ага, пока, - она кладет мобильный на кровать.
− Ну что?
− Он спросит администратора. Но Блэйз классная, она должна помочь. – Подруга улыбается и довольно кивает головой. - А что у тебя есть для такого выхода?
− Ну, я даже не знаю… − раздумывая, поднимаюсь и иду в гардеробную, нервным взглядом окидывая полки и вешалки. А собственно, что у меня такого есть? В студии я обычно занимаюсь в топе и слегка потертых шортах, но это ведь для себя, а здесь меня будут оценивать. Звучит как-то гадко, но это ведь правда, я ведь собираюсь в каком-то смысле продать свое тело, чтобы за ним наблюдали. Я одергиваю себя, неважно для кого и чем это кажется, мне нужны деньги и если это хороший способ заработать нужную сумму, то я на это пойду. – У меня есть комбидресс, топ, шорты.
− Нет, это явно не пойдет, для такого плана работы нужны принципиально другие вещи. Какой-то кожаный корсет, лосины или штаны. Ты же должна быть сексуальна до охренения, чтоб у мужиков от тебя крышу рвало и деньги сыпались!