Дорогой подруге и окантовщице моей коллекции Маргарет Перси за честность и прямоту, проявленные в тот день, и за то, что она была совершенно права, а также до раздражения высокопарна, я завещаю портфолио офортов Пикассо под названием "Танцы огня" целиком и полностью, без каких бы то ни было оговорок. Портфолио в нетронутой упаковке находится в третьем ящике снизу желтого горизонтального стеллажа. Рис Фишер недавно произвел оценку, документ приложен к планшету с офортами. Надеюсь, Маргарет, что Вы их продадите и на вырученную сумму хорошенько повеселитесь, потому что Вам давно пора это сделать. Подумайте о каком-нибудь мальчике для легкого флирта. Мне очень хотелось оставить Вам и свою инвалидную коляску в качестве memento moriили, точнее, memento torpidus, но я подумала, что это будет явным капризом и несправедливостью по отношению к кому-то, кому она действительно необходима. Вам эта вещь реально никогда не понадобится.
Имелось и дополнительное распоряжение, написанное, судя по всему, непосредственно перед кончиной.
Прилагаю конверт. Это скромный "прямой" подарок. Я хочу, чтобы Вы истратили эти деньги на какой-нибудь легкомысленный наряд. НЕ на леггинсы, джемпер или что-то, что закрывает колени. Я знаю толк в ногах и утверждаю, что у Вас они исключительно хороши.
Прощайте, моя дорогая, и да благословит Вас Бог.
Бедный поверенный старался смотреть куда угодно, только не на мои ноги, которые, впрочем, были целомудренно прикрыты клетчатой юбкой. Со смущенной гримасой, призванной, видимо, изобразить улыбку, он вручил мне конверт. Смеяться я начала уже при упоминании моей "высокопарности", дошла до кульминации при совете "подумать о мальчике для легкого флирта" - и где она только нахваталась подобных выражений? - и только когда дело дошло до комплимента моим ногам, немного успокоилась. Я слышала, как все вокруг перешептывались с явным неодобрением. Пикассо. Я посмотрела на "Головку девочки" Матисса, висевшую на прежнем месте и ставшую теперь скорее всего собственностью Джулиуса. Что ж, миссис Мортимер, наверное, была права. Вскрывая конверт, я почувствовала, как все вытянули шеи, поджали губы, и в воздухе повисло напряжение, так что, увидев, что в конверте четыре пятидесятифунтовые банкноты, испытала радость. Вполне разумная сумма. Не слишком большая, чтобы мне было страшно ее истратить, и не слишком маленькая, чтобы ее хватило лишь на какой-нибудь пустяк. Золотая середина. К тому же по вздохам облегчения, послышавшимся со всех сторон, я определила, что родственники миссис Мортимер оценили сумму так же, как и я. Все вежливо улыбнулись, и чтение завещания продолжилось.
Хотя по окончании церемонии участникам снова предложили херес и печенье, я задержалась лишь на несколько минут, как требовали правила приличия. Прежде чем покинуть дом, подошла к инвалидному креслу и "похлопала его по плечу", пожелав обрести хозяина, с которым оно не заскучает.
- Она передала его благотворительному фонду помощи художникам. Вполне уместно, - кисло сообщила Линда.
- У нее была масса замечательных идей, - сказала я. - Мне ее будет очень не хватать.
- Как вы думаете, сколько стоит ваш Пикассо? - спросила она как бы невзначай.
Оценочный реестр лежал у меня в сумке, но я не стала его вынимать.
- Немало, - ответила я и почувствовала, как вдруг перехватило дыхание, - впервые я по-настоящему осознала всю тяжесть утраты друга и покровительницы.
У Линды посуровел взгляд, словно она приняла решение открыто выйти на тропу войны.
- Мы очень любили друг друга, - добавила я.
- Оно и видно, - не сдержалась Линда и резко отвернулась.
Я пошла попрощаться с Джулиусом.
- Значит, Пикассо? - хмыкнул он, пожимая мне руку. - Всегда терпеть его не мог. А мама вас очень любила. Думаю, она хотела, чтобы я родился девочкой. - Джулиус произнес это с тоской, и я подумала, что он скорее всего прав.
- Что вы собираетесь делать с коллекцией?
- Посоветуюсь с Рисом Фишером. Возможно, мы продадим лучшие картины, остальное, разумеется, сохраним для мальчиков. - Мы одновременно посмотрели в тот угол, где "мальчики" мутузили друг друга: один пытался засунуть печенье за шиворот другому. - Надеюсь, и положенное время они научатся ценить искусство, - со вздохом предположил Джулиус.
- Вот что я всегда обожала. - Я указала на Матисса.
- Да, - согласился Джулиус, - портрет очень мил. По крайней мере лицо на нем изображено безо всяких искажений, и художник… - он, прищурившись, прочел имя, - Матисс… слава Богу, не пририсовал девочке три носа.
- Она очаровательна, - сказала я и почувствовала, что действительно готова расплакаться.
- Маме ведь было восемьдесят три года, знаете ли. Она прожила гораздо дольше, чем пророчили доктора.
- Это искусство ей помогло. - Я вспомнила замечание миссис Мортимер об Эмерсоне. - Страсть продлевает жизнь.
Джулиус печально улыбнулся:
- Тогда я, наверное, проживу недолго. - Его взгляд исполнился грусти, глаза чуть заблестели. - Что вы собираетесь себе купить на эти наличные? - Он скользнул взглядом по моим ногам. Блеск в глазах стал ярче. - Что-нибудь короткое?
Мне явно пора было прощаться.
Я брела по газону вдоль Стрэнда. К вечеру стало прохладно и свежо от прошедшего дождика. Людей на улице было немного - настоящее весеннее тепло, а следовательно, и время посещения пабов, еще не подошло. Меня это устраивало. На ходу я тихо плакала крупными, неудержимыми слезами - лучший способ поплакать, - плакала без определенного повода, просто предаваясь тихой печали. К тому времени, когда я дошла до Кью-бридж, слезы высохли, я чувствовала себя опустошенной, как комната, из которой вынесли мебель, освободив место для новых вещей, но больше не напоминала себе тот неизменный кукольный домик с витрины. Я позволила своим мыслям свободно чередоваться в голове в такт шагам. За шутливыми словами миссис Мортимер скрывалось весьма разумное послание. Остановившись, я наклонилась и чуть приподняла подол, чтобы удостовериться в справедливости ее комплимента. Мимо проходила пара, прогуливавшаяся с собакой. Я подняла голову. Мой взгляд встретился со взглядом женщины - холодным и взглядом мужчины - восхищенным. Я двинулась дальше, мои мысли стали более серьезными.
Что составляло теперь мою жизнь? Мастерская. Это, так сказать, кровеносная система моего существования - бизнес. И ток крови в ней, как я вдруг осознала, весьма слаб. Конечно, была еще Саския, но она - в том числе и в буквальном смысле слова - уже отправилась в самостоятельное плавание, стала сама себе рулевым и более не нуждалась в моих интенсивных заботах. Еще у меня имелись друзья. Джилл с Дэвидом, Верити, Колин - самые близкие. Но у всех у них так или иначе были партнеры. У Джилл - Дэвид. У Верити - новый знакомый, который дарил ей цветы, готовил для нее еду и умел чинить пробки. У Колина - сонмы поклонниц, которые так и висли на нем. Он утверждал, будто приходит ко мне, чтобы от них отдохнуть. Остальные - это всего лишь приятели: сходить в театр, поужинать, пообедать вместе… Миссис Мортимер больше не было. Саския уехала. А я осталась. Осталась с парой хороших ног, почти полным отсутствием седины в волосах и - тут я остановилась, чувствуя, как бьется сердце, - деньгами! Эти гнусноватые офорты были способны обеспечить надежное будущее, и неожиданно они оказались моими, я могла в любое время обменять их на кругленькую сумму - достаточную, чтобы мои нынешние сбережения показались по сравнению с ней горсткой мелочи. Теперь я могла предпринять нечто радикальное. Если захочу немного "оторваться". Вдруг я вспомнила о существовании Роджера.
А следом пришла другая мысль: нет стимула. Ничего, что заставило бы сердце трепетать, что волновало бы кровь и для чего захотелось бы купить суперувеличивающую объем ресниц тушь. Тут же, на берегу реки, над которой кружили чайки, по которой скользили лодки и которая уносила прочь из-под ног обломки моего кораблекрушения, я решила действовать. Овидий утверждает, что реки всегда оказывают на душу такое влияние, потому что текущей воде все ведомо о любви. И поскольку Овидиево определение любви в целом более широкое, чем большинство других, я восприняла это как знак. Вот что я сделаю, вот лучшее, что можно предпринять в моих весьма благоприятных обстоятельствах: я заведу любовника. Любовника. Не спутника жизни, которому каждое утро в семь часов требуется свежая пара носков, который будет карабкаться на мою стремянку, чтобы закрепить занавеску, а настоящего любовника. Только розы - никаких шипов. Памятуя о неизбежном, судя по всему, разочаровании - что там Грязнуля Джоан говорила насчет постельных радостей? - любовника следует взять на один год. Вполне достаточный, можно сказать, идеальный срок.
Подобные соображения не пришли бы мне в голову, не имей я в запасе офортов Пикассо. Благодаря им я могла позволить себе взять годичный неоплаченный отпуск и беззаботно промотать свои сбережения - или по крайней мере ту их часть, какую сочту разумной. А мистер Спитери как-нибудь справится с помощью Джоан и Рэга, в крайнем случае определит им на время в подмогу своего никчемного сына, он ведь всегда этого хотел. В том, что смогу вернуться к этой работе через год, я не сомневалась. А если нет? Ну что ж, спасибо Пикассо за этот выброс творческой энергии - выживу. Пусть теперь другие немного поволнуются. А я побалую себя хорошим винцом и шелковым бельишком. И кому от этого будет плохо? Кого это вообще касается, кроме меня? Нет необходимости ставить об этом в известность даже Сасси. Пожалуй, действительно лучше ей ничего не говорить. Судя по ее реплике в адрес тех немолодых влюбленных, она только разволнуется, еще, чего доброго, испугается, что мы можем выпасть откуда-нибудь из окна в момент физической близости.
Когда я подходила к Зоффани-Хаус, решение созрело. В начале апреля солнце садится рано, поэтому уже стали спускаться сумерки. Утки топтались на гальке, покрытой илом, внизу, у реки, в особняках на противоположном берегу светились маленькие, разделенные на множество квадратов окна. Все было до боли знакомо. Что мне требовалось, так это что-нибудь необычное, чтобы, к примеру, огромный мягкий рекламный муляж спустился с неба и - плюх! - шлепнулся прямо на все это. Какой-нибудь бархатный гамбургер с прослойкой кетчупа из красного шелка или гигантская пара латексных наколенников. Все смешать в кучу, бросить вызов респектабельности, заставить уток прыгать, занавески плясать - сделать что-нибудь, от чего я сама заплясала бы. Отлично, я решилась и тут, над этой текущей маслянистой водой, пообещала себе не отступать, потому что хорошо понимала, как легко снова стать положительной, отправиться домой и к утру напрочь забыть обо всем. Только не на этот раз. На этот раз я точно знала, что делать. Первое, что следовало предпринять, - это пообедать с Колином.
Колин был мастером решительных перемен. Он идеально подошел бы на роль любовника и уже несколько раз сам предлагал мне это, как в общей форме, так и выдвигая собственную кандидатуру. Но в настоящее время ему, похоже, нравились девушки лет на десять - пятнадцать моложе тетушки Маргарет. А меня… меня он слишком хорошо знал. Нет, мне требовалась радикальная перемена. Колин - хороший друг, а это гораздо ценнее, чем его тело. К тому же теперь у него имелось маленькое круглое пузцо вместо мускулистого плоского живота, который я все еще помнила, и не все зубы были своими - хоть мы никогда это не обсуждали, я знала, что ему пришлось поставить мост. Нет уж, коль скоро я собираюсь завести любовника, он должен являть собой образец красоты. Ну, если не являть, то хотя бы максимально приблизиться к нему. Роджер - не красавец. В сущности, он и друг-то так себе. Я расправила плечи. С Роджером надо расстаться.
Memento torpidus, напомнила я себе и вернулась домой, ощущая, что жизненной энергии куда больше, чем было, когда я выходила из дома утром.
Глава 8
Всем красивым членам команды нашего корабля приходилось приглашать на танцы одиноких дам средних лет, во время которых они бросали через подбитые ватой и расшитые золотыми блестками плечи своих партнерш влюбленные взгляды на нас, немногочисленных девушек моложе шестидесяти. Вопиющая несправедливость!
Но вот я на месте. Нью-Йорк, Нью-Йорк! Надеюсь, ты тоже не скучаешь. И спасибо тебе, милая моя тетушка Маргарет, за все.
* * * * * * * *
Я повела Колина в ресторан "Кенсингтонская площадь", потому что никогда там не бывала, потому что заведение было дорогое и приличное - но главным образом все же потому, что дорогое.
- Никогда не думал, что для тебя это важно, - сказал он мне, когда я позвонила и назначила время и место.
- Колин, - ответила я, - мне нужно кое-что с тобой обсудить.
- Прекрасно. - Он явно насторожился.
Мой весенний гардероб не производил ошеломляющего впечатления. У меня было несколько нарядов "на выход": весьма унылые блузки с юбками и "вечерний туалет", едва ли заслуживавший столь пышного названия, - просто маленькое черное платье de reigueur. Происхождение большинства остальных вещей имело прямое отношение к "Гэпу". Летняя одежда выглядела чуточку повеселее, но для бирюзовой марлевки или шелковых шаровар было еще недостаточно тепло, к тому же "Кенсингтонская площадь" - не набережная для прогулок. Я остановилась на аскетическом образе. Гладко зачесанные назад и собранные тугим узлом волосы, пара круглых перламутровых серег - остались от Сасси, - белая креповая блузка и вельветовые брюки. Колин сказал, что я выглядела так, словно собралась на деловой ленч.
- Впрочем, серьги мне нравятся, - добавил он, открывая передо мной дверь ресторана. Это был единственный атрибут одежды, который мне не принадлежал. Я едва сдержалась, чтобы не зарычать.
Для начала мы оба заказали острую закуску из устриц в раковинах морского гребешка. В качестве основного блюда ему бифштекс, мне жаркое из утки и бутылку белого бургундского. Народу в ресторане было полно, и нас предупредили, что придется немного подождать.
- К сожалению, - сообщил нам официант в длинном белом фартуке, - кое-кто не вышел на работу, так что мы не в полном составе. Сообщаю это на тот случай, если у вас назначена деловая встреча на ближайшие часы. - Произнося все это, он смотрел исключительно на меня. Колин был в чудесном, но совершенно неофициальном пуловере и вельветовых брюках. Уж его-то никто бы не заподозрил в том, что он собрался на официальное мероприятие. Я улыбнулась официанту и сказала:
- Не беспокойтесь, у нас уйма свободного времени, - но после того, как тот ушел, как бы невзначай расстегнула верхнюю пуговицу на блузке.
- Так гораздо лучше, - ободряюще заметил Колин. - Когда что-то чуть-чуть приоткрыто, вид более волнующий и интригующий, чем когда все пуговицы застегнуты или, наоборот, все напоказ.
- Значит, ты поэтому зачесываешь волосы именно так, как сейчас, и не носишь шляпу? - съязвила я.
- Не понял? - Он с улыбкой посмотрел в сторону.
- У тебя небольшая плешь, - безжалостно пояснила я, глядя на его шевелюру, - только-только начинает просвечивать в одном месте - ровно настолько, чтобы создать впечатление интригующей таинственности.
- Теперь ты понимаешь, почему я предпочитаю совсем молоденьких женщин? - укоризненно спросил он.
Мы чокнулись, глядя друг на друга с искренней симпатией.
- Как бы то ни было, я не уверена, что хочу выглядеть загадочной и интригующей.
- Конечно, хочешь. Все женщины этого хотят. Просто ты так устроена: все спрятано под одеждой и заправлено куда следует. А ведь именно загадка, таящаяся в вас, делает нас такими опасными…
- Ты мне не кажешься опасным.
Колин оперся подбородком на ладонь и мрачно уставился на меня.
- На твоем месте я бы не ходил вокруг да около, высказывая подобные сентенции.
- Я здесь не для того, чтобы флиртовать, - поспешно возразила я.
- Это очевидно. Для этого на тебе слишком много пуговиц.
К тому времени когда принесли закуски, мы выпили почти все вино, и я предложила заказать теперь красного.
- Идет, - согласился Колин.
После того как я сообщила ему о своем решении, вид у него стал озадаченный и в то же время смущенный.
- Любовник на год, - задумчиво повторил он. - Звучит как "яйцо, сваренное в течение трех минут, всегда будет приготовлено должным образом". Как можно планировать точный срок, ведь это зависит от множества обстоятельств - прежде всего от того, насколько свежее яйцо тебе попалось?
Я хихикнула:
- Свежайшее. Я желаю, чтобы он был максимально свежим.
- Ах, так, значит, мы говорим о твоем романе с мужчиной, - догадавшись наконец, сухо заметил он.
Мне расхотелось смеяться.
- Колин! Ты недостаточно серьезен. У меня уже был роман с мужчиной. С Роджером.
Он взглянул на меня поверх бокала.
- Я имел в виду любовную связь.
- Это и есть… это и была любовная связь.
- Это был позор. Вот ты мне скажи…
- Что?
- Почему ты не завела себе настоящего любовника?
- Ты же знаешь, из-за Сасси. - Я рассмеялась несколько нервно. - Тебе прекрасно известно, что девочка… Ну, мне было гораздо проще не иметь любовника, вот и все.
- Мне кажется, что ты до сих пор не можешь избавиться от чего-то, о чем давно пора забыть. Если это то, что сделал Дики с твоей сестрой, то таких, как Дики, - один на тысячу, к тому же он был тогда слишком молод.
На несколько мгновений тень наползла на меня, поглотив всю бодрость и решимость. Я словно воочию снова увидела очаровательную мальчишескую улыбку Дики, услышала смех Лорны, а потом увидела их держащимися за руки и тут же услышала скрежет металла и визг тормозов. Я постаралась прогнать видение.
- Что бы там ни было, с этим покончено, - заявила я. - Кроме того, я считала тебя экзистенциалистом.
- Я и есть экзистенциалист.
- То есть мужчина есть не что иное, как то, чем он является в данный момент?
- Совершенно верно.
- Это относится и к женщинам. Возможно, Сартр так и не думал, но Симона думала наверняка. До сих пор я была тетушкой Маргарет. А теперь собираюсь завести любовника. И давай за это выпьем. - Я подняла бокал.
С минуту Колин казался совершенно серьезным.