– Перестань! Со своей Селестой он загнулся бы гораздо раньше. Он еще до встречи с Микки на ладан дышал, я ж говорю тебе. И дело не в нём сейчас, то есть, в нём, конечно. Понимаешь, я перед этим мальчиком виноват и перед Джоуи тоже. Ведь он мне написал письмо, ужасно трогательное, пронзительное прямо. О том, как любит этого человека, как дорожит им, как искренне желает ему счастья. Короче, это лирика, но ведь меня-то, друга своего, он просил не оставить парня, поддержать, если с ним самим что случится. Просил отнестись к нему так, как если б он был его сыном. А я? Я просто отложил письмо в сторону. Нет, вру. Не просто отложил, с раздражением, возмущенно. Дескать, как это можно, чтобы я опекал паршивца, сбившего праведного Карстена с верного пути, обобравшего его до нитки, и тому подобное. Вот втемяшилось мне в башку, что отрицательный он персонаж, и всё тут. Три года жил я спокойно после смерти Джо, про его, так сказать, вдовца ни секунды не думал. А сегодня он ко мне пришел. И знаешь, у меня как мир перевернулся. Все эти предрассудки, всё предубеждение – полная ерунда. Я не могу тебе точно сказать, что меня навело на эти мысли, но видно, вот просто видно по всему, что он говорит, и главное, как держится, как смотрит, в общем, ясно, что Джо он любил, и счастливы они были по-настоящему. И ничего-то мы, друзья, об их жизни не знаем. А могли бы знать. Мы все эти семь лет его последних могли бы быть счастливы вместе с ним. Продолжать дружить семьями, встречаться, устраивать вечеринки. И принимать его счастье как должное. А мы погрязли в своем ханжестве. Эх, что уж теперь. Дело прошлое.
– А что случилось у него? У этого, как ты сказал? Микки?
– Да, так его Джо называл. Я, к сожалению, узнал об этом только сегодня. Вообще он доктор медицины Майкл Эванс. На счет фамилии я выяснить не успел, но что-то тут не то. Он говорит, приехал из России в пятнадцать лет.
– Усыновление?
– Возможно.
– Выяснить?
– Не стоит, надеюсь, это он сам мне расскажет. Тебе задание посложнее. Постарайся узнать у своих людей в полиции, не проходит ли он у них по уголовному делу. И существует ли вообще какое-то дело, или разбирательство в связи с кончиной, или исчезновением некоего Дмитрия Ростовцева. Про этого товарища чем больше информации достанешь, тем лучше. Он приехал три года назад из какого-то Ставрополя. На каких правах здесь находился, где жил, с кем общался, не был ли, часом, связан с мафией?
– Даже так?
– Или не с мафией, может, с бандой помельче. Короче, разузнай, что сможешь. И главное где он сейчас. Хотя бы жив, или нет?
– Понятно.
– Пожалуй, всё пока. А там посмотрим. В зависимости от того, какие планы у полиции.
– Наш подопечный попал в беду?
– Пока не ясно. История, которую он рассказал, другого кого, может, и навела бы на подозрения, но я ему верю.
– Настолько же, насколько не доверял ему раньше?
– Вот именно.
– А твоя жажда искупления злую шутку с тобой не сыграет? Что у него за дела с этим русским?
Финчли поведал в общих чертах о Миккиной неудачной интрижке.
– Так. И что тебя в его истории смущает?
– Я же говорю, меня ничего.
– Хорошо, а что бы смутило кого-то другого?
– А самого тебя ничего не настораживает?
– Нет, не очень. Я как-то к нему заранее проникся и тоже склонен верить, но если придираться, то конечно, можно подумать, укокошил он своего любовника и даже знает слабые места, на которых люди прокалываются, вроде ДНК. И свидетели в клинике какие-никакие отыщутся. Глупо думать, что они прямо там развлекались, а ни одна живая душа ничего не заметила.
– Что ж они, такие скромные все?
– Подумай получше, он врач. Неужто санитарки, там всякие уборщики ему в глаза намеки будут делать? Если в его кругу не знают, это не значит, что не знает никто. И он должен это понимать. Вот ты говоришь, ему три года помощи не предлагал, но он-то тоже только теперь возник. Может, рыльце-то в пушку?
– Да, кое-что сомнительно.
– Угу. Но мы же на его стороне.
– Точно. Вот поэтому для начала постарайся найти Ростовцева.
– Ясно, шеф. Не беспокойся.
Глава 2
Нежность. Несказанная нежность буквально пропитала комнату, её полумрак и сладковатый, чуть удушливый воздух. Старая, давно осточертевшая мебель, тоже пропитанная нежностью, казалась теперь очень милой, и набивший оскомину узор на обоях таким свежим сделался, оригинальным. Эта нежность и самого Тедди размягчила, расслабила, не давая возможности двинуться лишний раз, приятно щекотала суставы, шевелила волосы на затылке, пуская по спине мелкие иголочки дрожи.
– Мы с тобой похожи, – полушепотом сказал Тедди, поглаживая пальцем влажный висок Микки.
Микки улыбнулся и сделал озорные глаза:
– Неужели?
– Да. Я тоже не коллекционер. Среди геев это редкость, такая склонность к моногамии. Если бы Дерек не умер, я до сих пор был бы с ним.
Они лежали, обнявшись, обнаженные, между сплетенными ногами и слепленными животами еще не успело просохнуть. Микки нехотя высвободился из объятий. Умилительно шлепая босыми пятками, почапал в сторону душа. А переполнявшая Тедди нежность, всё еще не выпускала его.
– Ты не обиделся?
Микки остановился, обернулся. Изящный, ладненький, красивый, как Дионис.
– На что?
Совершенно юное тело, мельком подумалось Тедди, действительно, какая-то магия.
– Что я заговорил о Дереке сразу после… извини меня. Клянусь, это было прекрасно, и я теперь с тобой, но…
– Да всё понятно. Расслабься. У нас сегодня вроде ностальгический вечер. Я тоже с три короба наговорил о Джо. Ты просто развил тему.
"Расслабься, – думал Тедди, под шум воды, – хорошо тебе говорить. Тут как бы расслабленность эту сбросить с себя. Совсем обессилел от нежности. Это было восхитительно. Никогда. Ни с кем. Ничего подобного! Теперь только он. Никого не желаю больше". Тревожное сомнение кольнуло сердце: "А он захочет ли? Продолжится всё, или уже окончено? Он так спокоен, почти равнодушен. Всё бы отдал теперь, чтобы узнать его мысли".
Микки вышел из душа, завернутый в полотенце. И стал, не спеша, натягивать свою одежду.
– Ты что? Уходишь?! – встрепенулся Тедди.
– У меня через два часа операция.
– Ночью?
– А что поделаешь? Такой у нас график.
– Как же? Не спавши?
– Ничего, там дел-то часа на два. Резекция желудка, еще успею выспаться.
– Подожди минутку. – Тедди наконец-то спрыгнул с кровати, поспешно стал одеваться. – Я отвезу тебя. – Краем сознания он отметил, как хорошо, что из-за этой спешки не нужно идти в душ. Не хотелось смывать с себя поцелуи и прикосновения Микки. – Да! Может, сделать тебе кофе?
– Не надо. В клинике напьюсь.
– А ты не голоден? Перекусить успеешь? Я мигом что-нибудь сварганю!
– Нет, Тедди, спасибо. Ехать нужно.
Тедди подогнал машину, вышел из неё и перед тем, как открыть Микки дверцу, крепко обнял его.
– Я подожду тебя? И опять ко мне. Выспишься, поешь, как следует.
Микки уютно прижался щекой к его груди, погладил по спине.
– Не стоит. Туда-сюда мотаться – только время терять. В семь утра уже дежурство начинается. Увидимся вечером.
Поцеловались. Поехали.
– А на счет ночных операций ты верно заметил. Дебилизм полный. Врачей не жалко, у некоторых ночью самая активность. Но больному-то человеку покой нужен, режим нормальный. Экстренный случай понятно, но плановые операции можно на вменяемое время ставить? Да что там, говори, не говори – у них всё налажено. С системой бороться бесполезно.
– Это везде так, или только у вас?
– В крупных стационарах, наверное, везде.
– А в другое место перейти не хочешь?
– Нет. Пока и здесь неплохо.
– Вы здесь вместе работали с Джо?
– Угу.
– О вас знали?
– Немногие. Два-три верных человека. Женщина, которая сейчас моим отделением заведует, тоже его ученица.
– А почему он тебя заведовать не назначил?
– Я не захотел. Мне больше нравится оперировать, чем администрировать. А она со мной считается, вообще у нас хорошая команда. Так что, Джо всех верно по местам расставил. Он умница. – Микки вздохнул.
– Тебе его очень не хватает?
– Очень. У него было больное сердце. Он это знал. Я тоже знал. Нелепо вышло. Следил, чтоб он лекарства вовремя принимал, чтоб не переутомлялся, а всё равно в серьез не думал, что могу его потерять. Смешными хлопоты его казались. Он хлопотал всё время обо мне. Жизнь мою устраивал. Хотел, чтобы я без него ни в чём не нуждался. Чтобы мог спокойно работать. Почему, думаешь, он Керри заведующей сделал? Знал, что будет нянчиться со мной, если что – всегда прикроет. Если бы не он, я бы…– Микки замолчал внезапно, и побледнел слегка.
Тедди испугался, свернул к обочине, затормозил.
– Микки! Что с тобой?
– Нет, нет, ничего страшного, поезжай. Так. Неприятная мысль посетила. Подумал, что если бы он был жив, я бы не сделал одной ошибки.
Тедди не тронулся с места, он положил ладонь на голову Микки, гладил его мягкие густые волосы, зарывался в них пальцами. Он уже почувствовал легкое напряжение в районе ширинки, абсолютно никуда не хотелось ехать, а только быть вдвоем, говорить задушевно и ласкаться.
– Что ты имеешь в виду?
– Да ничего особенного. Надеюсь, обойдется без страшных последствий. Случайная глупая связь.
– Дмитрий?
Микки вздрогнул, отшатнулся. Его глаза смотрели теперь напряженно, тревожно и холодно.
– Откуда ты знаешь?
"Боже, какой дурак! Неужели всё испорчено? Непоправимо? Нет, нет, не может быть. Еще возможно всё наладить…"
– Микки! Микки! Выслушай меня, прошу! Клянусь, ты можешь мне доверять! Честное слово, всё вышло случайно. Я частный детектив, работаю на Финчли, твоего адвоката. Припомни, ты видел меня в его кабинете, я заходил за папкой.
– И он тебя ко мне приставил?
– Ну, что ты, Микки, нет! Чистая случайность, череда совпадений, не больше. Понимаешь, Финчли велел разузнать о Ростовцеве, я приходил в больницу и просто захотел выпить кофе, а там этот припадочный. Подумай сам, припадочного ведь я не мог подговорить?
– Я теперь уж и не знаю, кому и чему можно верить. И так уже по уши с этим Ростовцевым, пропади он пропадом. В любом случае я должен идти, операция скоро.
– Мне, Микки, умоляю, верь мне! Я никому тебя не дам в обиду, честное слово! Позволь, я тебя подожду. Ты освободишься, и мы поговорим, окей? Я буду здесь, в машине, ты придешь?
– Посмотрим.
Микки ушел, а Тедди Левин остался в совершенном отчаянии, почти в панике. Он влюбился без памяти, с ума сходил от нежности к Микки. Ни слова он ему не солгал. Всё вышло случайно. Ведь Левин настоящий профессионал, никогда бы не пошел на отношения с клиентом… но ведь пошел? Да. Только от его воли и разума уже ничего не зависело. В больничном кафе, куда он забежал на минутку, с каким-то человеком случился приступ эпилепсии. Маленький изящный доктор пулей подлетел к нему, так среагировал, будто заранее знал, что случится. Медиков было много, но сориентировались не все и не сразу. Возникла, не то чтобы паника, так, некоторая сумятица. А Микки спокойно сидел на полу и голову несчастного держал у себя на коленях, и давал распоряжения, куда и кому звонить и бежать.
– Помочь? – спросил его Левин.
– Да, держите ему ноги.
Тедди, не заботясь о чистоте штанов, тоже плюхнулся на пол и крепко обхватил трясущиеся лодыжки. Когда подоспели спецы с носилками, припадок почти закончился. Бедняга стал приходить в себя, хоть явно ничего не соображал. А Микки гладил его по небритой щеке. Так ласково гладил, что у Левина всё внутри перевернулось. До того ему под эти пальцы свою щеку подставить захотелось, что чуть не застонал в голос, аж язык прикусил. Больного подняли, увезли. А Левин поспешил вскочить на ноги, чтобы доктору помочь подняться. Микки принял его руку, улыбнулся, поблагодарил. Он не вспомнил, что они уже виделись у адвоката. А Левин не догадался сразу сказать. Так они стояли, держась за руки, болтали. Потом сидели и пили кофе. И Левину было ясно как день, что это тот самый случай, когда встречаешь того самого человека, твоего единственного и всё остальное становится неважно. Дела и люди отступают в сторону и исчезают в туманной дымке. Смотришь, как движутся его губы, наблюдаешь за трепетом ресниц и понимаешь, что вы теперь одни во вселенной. Ты и он. Потом вообще не до разъяснений стало. На втором свидании они поцеловались и немного потрогали друг друга. И Майк предложил называть его Микки. У Левина прямо башню снесло от счастья. А сегодня, то есть вчера уже, вечером они увиделись в третий, то есть четвертый раз, и Левин пригласил его к себе. В свой домик в тридцати километрах от города, куда после смерти Дерека гостей почти не звал. "Так просто кончиться не может. Нет. Я не отступлюсь. – Лихорадочно думал Тедди. – Я тебя теперь никому не отдам". Зазвонил телефон, один из его нанимателей-адвокатов просил подъехать в центр города, проследить за мужем клиентки. Левин был как раз в центре, но отказался. Он решил, что глупо ждать Микки в машине и продумывал стратегию проникновения в отделение хирургии. Вдруг еще одна дерзкая мысль пришла ему в голову. Он набрал номер старика Финчли.
– Знаешь, Айзек, я хочу, чтоб ты был в курсе, мы с Эвансом… в общем, я и Микки… короче теперь мы вместе.
Финчли помолчал немного.
– Неожиданно. Я должен поздравить?
– Да. И на этот раз, я надеюсь, ты будешь радоваться счастью своего друга.
– Надеюсь на это и я. – Финчли отключился.
– Что заморочился? – Сказал потухшему мобильнику Тедди. – Понять не можешь, чем он нас цепляет? А тебе и не понять этого. Никогда! Слышишь? – Поймал себя на том, что кричит. Постарался успокоиться. – Он понятия не имеет Микки, что в тебе нашел профессор. А я это тоже нашел. И терять не собираюсь.
Успокоившись, он перезвонил на счет неверного супруга, там уверили: работы часа на три максимум. Левин здраво рассудил, что раньше Микки не освободится и принял заказ.
Расчет оказался правильным, через три часа пятнадцать минут Тедди въехал на больничную стоянку и издалека увидел в глубине вестибюля милую фигурку, идущую к выходу. Он вышел из машины и поспешил навстречу. Сердце радостно колотилось. "Не волнуйся, Тедди, без боя мы не сдадимся".
– Как дела, детектив! – С приличного еще расстояния окликнул Микки. – Внедрились в преступную среду? Работаете под прикрытием?
Левин видел, что друг его улыбается и млел от радости, глупо улыбаясь в ответ.
– Прости меня, я должен был сказать, но не успел. Так в тебя влюбился, что забыл обо всём на свете. Ты не сердишься?
Микрожестом, почти телепатически, доктор дал понять, что не желает обниматься на людях. Левин подал ему руку. Тонкие прохладные пальцы позволили большой мясистой ладони обхватить себя в объятья.
– Как твоя операция?
– Нормально. Пока без осложнений.
– До семи еще пять часов, тебе нужно выспаться. Может, завтра поговорим?
– Поехали ко мне, здесь рядом. Мне интересно, что ты выяснил про Ростовцева.
– Думаю, Финчли тебе уже всё сказал.
– По-моему естественно, что я и тебя хочу послушать.
– Да, конечно, но ведь это может подождать. Мне хочется, чтобы ты выспался.
Левин понимал прекрасно, Микки не пожелает откладывать разговор. Просто он прикидывал так и сяк, что именно стоит выложить. Адвокатская версия, уже известная его возлюбленному была такова: Дмитрий – вовсе не Дмитрий и не Ростовцев. На него, обладателя нескольких русских имен, пришла ориентировка из Интерпола. Полиция Австрии разыскивала его как киллера. Недавно он был обнаружен в Штатах. Но перед самым арестом как в воду канул. Предупредили его, или ликвидировали – не понятно. На кого он здесь работал, тоже не удалось выяснить. А Микки Эванса полиция беспокоила потому, что в компьютере Дмитрия была обнаружена переписка по скайпу, в которой Ростовцев хвастался связью с ним: "Зацени, я сейчас трахаю этого перчика", и фотографии взятые в фейсбуке. Адвокату удалось убедить своего большого друга окружного прокурора, и, кстати, в прошлом друга профессора Карстена, что всё это исключительно фантазии Ростовцева и благонадежный респектабельный доктор не имеет к уголовнику никакого отношения. Прокурор приказал полиции больше Эванса не беспокоить. В случае крайней необходимости, могут задать ему пару вопросов, и то через Финчли. Вот какие детали были при этом опущены: фотографии Микки, которыми хвастался Ростовцев, были 20-ти, 15-ти летней давности. Такими фотографиями у него в туалете и в ванной все стены обклеены. Плюс еще снимки теперешнего Эванса, сделанные в морге, во время его работы с трупами. А еще картинки из медицинских пособий – тела с раскрытыми внутренними органами и к ним понятно, чья голова приставлена. И это еще не всё. У него нашли кружку с надписью "Майк". Левин аккуратно поспрашивал, около полугода назад доктор Эванс жаловался уборщику на пропажу чашки, просил вернуть, если найдется. Так же у Дмитрия был обнаружен грязный медицинский халат с вышивкой "М.Э. д.м.". Советник Финчли с большим трудом уговорил окружного прокурора пока не впутывать Майкла в это дело. Дескать, пусть они сначала найдут Ростовцева. Строить догадки и версии на таком материале можно бесконечно, вопрос в другом: нужно ли сейчас пугать Микки своей излишней откровенностью? Сам-то Левин был достаточно напуган. Если Дмитрий мертв, Микки вполне могут потянуть в качестве подозреваемого, а если жив, может статься, он захочет о себе напомнить, и кто его знает, каким образом.
– Послушай, Микки, я уже поклялся, что ты можешь мне доверять. Твои слова, недавно на стоянке, с чем связаны? Почему ты считаешь историю с Ростовцевым для себя опасной?
– Я не говорил, что считаю опасной.
– Но ты сказал что-то вроде того, что по уши вляпался, почему? Ведь если ты ничего не знаешь…
– Стоп. Чего я не знаю?
"Ну, Левин, опытный сыщик, бывший полицейский, что ж ты так одурел? Действительно, что ли, все мозги в ширинку провалились?"
– Будь великодушен, дорогой, не придирайся к словам. Просто скажи, почему ты думаешь, что история паршивая. – При слове "дорогой" Тедди потянулся погладить Миккины волосы. Тот ответил на его ласку и фразу свою детектив заканчивал сквозь поцелуи. А дальше случилось то, что полностью подтвердило поставленный им самим ширинкофренологический диагноз.
Утомленный любовью Микки моментально заснул в его объятьях. Тедди старался дышать через раз, лишь бы милого не потревожить.
По будильнику Микки встал спокойно, будто вовсе не спал. Левину потребовалось некоторое время, чтобы очухаться, продрать глаза. Интересно, что Микки, завернутый в полотенце после душа, вернулся к разговору ровно с того места, на котором они остановились. Тедди это с одной стороны позабавило, с другой растрогало. А то оставался небольшой осадочек перед сном, вроде как Микки замял беседу, рот ему заткнул поцелуями. Оказалось, ничего подобного.
– Почему меня с души воротит от этого Дмитрия? Неужели надо объяснять? Собирайся, мы опаздываем. Или ты остаешься?
– Нет, нет, я сейчас.