– Эта странная история когда-то была длинной. Но, чем старше я становлюсь, тем она короче. Видимо, излишние подробности с годами выпадают из памяти. В принципе, я уже рассказывал Тедди, но если он вас до сих пор не посвятил, могу повторить. Я жил в России, в Москве, всё детство там провел, практически безвылазно. Жили мы с мамой. Отец очень щедро оплачивал мое содержание. Собственно этим его участие в моей судьбе до поры и ограничивалось. Женат он на маме не был, в метрике под словом отец у меня стоял прочерк. Не знаю, была ли у него другая семья, до четырнадцати лет я его вообще не видел. А вот когда мне исполнилось четырнадцать, мама умерла. До сих пор не понимаю, в чём было дело. Подозреваю, что она отравилась. Или отравили ее? Мне казалось, мы жили хорошо, и причин убивать себя не было. Тогда возник отец. Он странно себя вел. Оставил жить одного в пустой квартире. Сделал так, что в интернат не забрали, оформил на кого-то фиктивное опекунство. Заваливал деньгами, подарками, сам редко приходил. Я начал выпивать, кутить с друзьями. Бог знает, что мы вытворяли, сейчас страшно вспомнить. Как я не погиб, не понимаю. Вот так я жил недолгое время (раньше казалось, долгое). А однажды отец приехал и велел идти за ним, повез куда-то. Я до последнего не знал, куда мы едем. Привез в аэропорт. И в ожидании рейса объявил, что в России жить невозможно, а он мне делает царский подарок – где надо заплатил, подсуетился и устроил так, что меня усыновляет американская семья. И вот сейчас я полечу в Америку.
– С ума сойти. Неужели такое возможно?
– Говорят, сейчас там совершенно другие порядки, но в 90-е было возможно.
– А те люди, что тебя усыновили, Эвансы?
– Нет. Они мне дали другое имя и свою фамилию. Но когда я получал уже взрослые документы, сказал, усыновители плохо со мной обращались, и попросил записать меня Майклом Эвансом. Мне разрешили.
– А почему Эванс?
– Просто понравилось звукосочетание.
– Они действительно плохо с тобой обращались?
– А как вы думаете, что за люди согласятся усыновить пятнадцатилетнего русского мальчика, да еще не глядя? Разве что святые. Но эти святыми не были. Я уехал от них в восемнадцать. С тех пор мы не виделись. И даже не созванивались.
– А русский отец не искал тебя?
– По крайней мере, не нашел.
– Ты не хотел бы узнать, жив ли он? Я могу это выяснить.
– Нет, спасибо, мистер Финчли, зачем?
– Всё-таки отец. И он уже стар, я полагаю. Возможно, он нуждается в тебе.
– Вы очень добрый человек, мистер Финчли, видимо, я не такой.
– Ты прекрасный человек, Микки. Учитывая всё, что тебе пришлось пережить, и чего при этом добиться. И прости меня, сынок, прости, что не узнал тебя раньше.
– Ну что вы, мистер Финчли, мне вы ничего не должны.
– Ты прав, перед Джо я тоже виноват.
Микки и Тедди переглянулись. "Старика здорово развезло, подумал Микки". – "Да-а, давно он так не набирался, видимо твой рассказ на него подействовал. Отвезем его домой", – подумал Тедди. Они подхватили адвоката под руки с двух сторон, и повели к машине.
По дороге домой Тедди спросил:
– Слушай, Микки, а как твое настоящее имя?
– Майкл Эванс. Всё, что я сделал настоящего, я сделал под этим именем. Но ты можешь звать меня просто Микки. Тебе ведь нравится так?
– Мне очень нравится.
Дома Тедди заладил свое:
– Ты действительно думаешь, что не Дмитрий проник в квартиру?
– А ты действительно думаешь, что Дмитрий?
– Без вариантов.
– Тедди, прошу тебя. Я уже устал себя казнить за то, что с ним связался. Это глупое приключение отравляет наши отношения. Разве мы не счастливы с тобой вдвоем? Зачем ты всё время ставишь его между нами третьим? Обними меня и перестань о нём думать.
– Я боюсь за тебя. Если он задумал что-то…
– Замолчи. Меня тошнит от разговоров о Ростовцеве. И вообще от всего, что с ним связано. Я даже отказался от своей каморки, а так удобно было отдыхать там между операциями.
– Теперь ты будешь уезжать домой, и отдыхать здесь. Долго-долго.
– Кстати, я вот всё удивляюсь, что это за дом такой?
– В смысле?
– Для гей-пары совершенно не подходящий дом. Даже не верится, что в этом доме столько лет жили порядочные педики.
– Э… я что-то не догоняю. Соседи не подходят, или что?
– Да нет же, плевать на соседей. Совершенно невозможно уважающей себя гей-семье жить в доме, где нет джакузи.
– Микки! Рыбка моя. Ты и так всё время плещешься, то в ванне, то под душем.
– Так ты хочешь?
– Хочу.
– Дурашка, я про джакузи!
– Я всё хочу, чего ты хочешь. Завтра закажем.
– Не будешь сердиться? Я уже заказал.
– А если буду сердиться?
– Отменю, что ж делать?
– Счастье мое, я тебе хоть бассейн на лужайке сооружу. Лишь бы ты почаще дома бывал.
– Бассейн? Шикарно! Но тут, как раз, встает вопрос о соседях.
– Плевать на соседей. Впрочем, они милые люди. Ты так любишь воду?
– Угу. Люблю быть чистым.
– А плавать любишь? В море? Здорово было бы махнуть вдвоем куда-нибудь.
– Да, неплохо. Мы с Джо однажды были в Майами, мне понравилось.
– Вижу, идея с поездкой тебя не слишком вдохновляет.
– Я бы поехал с удовольствием, но для этого нужно брать отпуск.
– Вот и возьми. Ты уже сто лет нормально не отдыхал, насколько я знаю.
– Это вредно для рук.
– Для чего?
– Для рук. Хирургу нужна постоянная практика.
– Что я на это могу ответить? Банальность. Отдыхать ведь тоже нужно. Постой-ка! Есть идея. Что если устроить тебе гастроли?
– Чего-чего?
– Гастроли. У Финчли полно связей, да и у тебя, небось, в медицинских кругах немало. Ты классный специалист. Любая клиника на побережье будет счастлива, если ты у них сделаешь несколько операций.
– Интересная мысль.
– По-моему гениальная. Махнем во Флориду! Согласен?
– Теоретически возможно, правда, я точно не знаю, как это осуществить.
– Мы выясним, Микки! Это же будет здорово!
– Немного страшновато выбиваться из привычной колеи. Но, в общем, ты прав: некоторое разнообразие в жизни мне не помешает.
– Если ты будешь оперировать, мы можем оторваться, хоть на месяц. Позагораем, поплаваем. Красота! Это будет наш медовый месяц, Микки. Самый настоящий. Кстати, рыбка, ты плавать-то умеешь?
– Да. Я в детстве ходил заниматься в бассейн. Мама меня водила.
– Ты похож на свою маму?
– Нет, совсем не похож. Она была очень… красивая. И добрая.
– В таком случае, ты её копия.
– Что ты! Она была крупная блондинка. Очень… нет слов даже. Похожа на Анну Герман. Да, ты же не можешь знать Анну Герман. Сейчас я тебе покажу.
Микки проворно отыскал нужный сайт на русском языке. Чарующий ласковый голос заполнил комнату. Нежность. Вот опять она накатила. Всё, что связано с Микки, вызывает нежность. Он – воплощение нежности.
– Очень красиво. О чём это?
– Мы вечная нежность друг друга, как-то так.
– Не может быть.
– Почему? Может.
Полистали фотографии Анны. Тедди сказал, что она напоминает принцессу Диану.
– Пожалуй, есть что-то. – Согласился Микки. – Тот же типаж. Наверное, европейский, Анна Герман была полячка.
– А она? Твоя мать?
– Думаю, русская. Я в семейные предания в детстве как-то не вникал. А в маму, видишь, я не зародился. Ни ростом, ни лицом. Совершенно другой тип. Мелкий.
– Мне очень нравится твой тип! Я просто обожаю его! Слышите все?! Обожаю этого типа! Микки, ты просто чудо какое-то!
Они завозились играючи.
– Эй, поосторожней, Тедди-беа! Ты меня задавишь.
Внезапно Тедди остановился, замер, пристально заглянул в глаза:
– Микки, радость моя, я тебе уже говорил, ты можешь мне доверять.
Микки отвел свой взгляд, стал целовать его в плечо. Ответил шепотом:
– Я не знаю, что сказать. Прости меня. Не знаю…
Утром Левин отвез своего драгоценного друга на работу. Перед тем, как отправиться по делам, он заехал проведать старого адвоката.
– Ну, как ты после вчерашнего?
– Я-то в норме. Чего не скажешь о твоем приятеле Ростовцеве.
– Нашли его?
– И ни за что не угадаешь, где! В Швейцарии. В психушке. Лечится в частной психиатрической клинике. Кто там платит за него, пока не ясно.
– Это он, точно?
– Окружной прокурор позвонил мне сегодня утром. Это точно он, и крыша у него точно не на месте. Можно считать наше дело закрытым.
– Слушай, Айзек, ты знаешь меня много лет. Сколько я на тебя работаю? Десять? Двенадцать?
– Около того.
– Как по-твоему, похож я на сумасшедшего?
– Влюбленный, так что, есть немного. Но на соседнюю койку к Дмитрию тебе, пожалуй, рановато. А что?
– Я не знаю. Не могу тебе прямо сказать. Потому, что он мне не говорит. Ведь он же не… извини, пока не могу. Мне очень хочется посоветоваться с кем-то. Но я не знаю, как объяснить свои сомнения.
– Что ж, если надумаешь, я всегда к твоим услугам.
– Ты видел его, Айзек, слышал его историю, неужели ничего не бросается в глаза, не заставляет задуматься?
– Откровенно говоря, я так же как ты, предпочитаю пока помалкивать.
– Значит, понимаешь, о чём идет речь?
– Понимаю, но у меня нет своего объяснения.
– Вот и у меня нет.
– Извини, конечно, но ты уверен, что его чувства к тебе искренни?
– В этом я не буду сомневаться. Ты к чему?
– Давай подождем. Может, он всё сам расскажет? Мы не так давно вошли в его жизнь. Теперь ты с ним в близких отношениях. Вдруг он откроется?
– Ты прав. Только просто ждать, сложа руки, я боюсь. Так можно неприятностей раньше дождаться.
– Ростовцев, по крайней мере, больше не опасен.
– Да, но кто-то продолжает увиваться вокруг Микки. Мне это не нравится. Думаю, надо найти того человека, его отца. Того, кто отправил его сюда, в Америку.
– Боюсь, я вчера погорячился, когда предложил ему то же самое. Сдается мне, это не возможно. Тот парень с самого начала нигде не фигурировал. Ни в свидетельстве о рождении не был записан, ни потом официально его не опекал. И все махинации, которые он провернул с усыновлением – стопроцентно не от своего имени. Даже если мы с тобой оба все свои ресурсы мобилизуем – всё равно невозможно. Допустим, мы найдем людей, которые его усыновили. Ну, расскажут они, кто был посредником. Но это будет другой парень. И вообще, зачем он тебе?
– Мне кажется, Ростовцев как-то с ним связан.
– Не думаю. Впрочем, знаешь что? Я постараюсь по своим каналам узнать, кто спонсирует лечение Дмитрия. А ты поищи тех людей, что первыми приняли Микки в Америке.
– Отличный план, босс.
– Не волнуйся ты так. Пока за эти ниточки потянем. Авось чего-нибудь да вытянем.
– Кстати, ты был не так уж неправ вчера. Нам действительно будет полезно уехать на время. Хотим податься во Флориду, поплавать. У тебя там нет знакомых, желательно в медицинских кругах?
Финчли комически поднял брови:
– У меня нет знакомых?
Левин рассмеялся.
– Тогда еще обсудим это дело. Ладно, мне пора. Созвонимся.
Глава 5
Он очнулся и открыл глаза. Судя по всему, это был старый добрый эфирный наркоз. Микки хотел откинуть волосы с лица, но не смог поднять руку. Он был привязан за оба запястья. Ноги тоже оказались обездвижены. Вокруг него хлопотали мужчина и женщина. Он в обычном костюме, она в медицинском. Между собой они не разговаривали. Женщина производила над Микки разные манипуляции, парень наблюдал за ней. Чем-то вроде ланцета она поскребла Микки кожу в нескольких местах. Одну за другой засунула палочки в рот, в уретру и в анус. – видимо на мазок. Выдернула клок волос. Всё это она тщательно упаковывала и передавала мужчине, а тот убирал в чемоданчик. Потом она проколола Микки вену и забрала немного крови в пробирку. Все эти процедуры над ним, беспомощным, голым, не совсем еще вменяемым, вызвали у Микки далекое смутное воспоминание. Настолько смутное, что не было полной уверенности в его реальности. Где-то он был, почему-то без мамы, очень маленький. И там какой-то мальчик отвел его в сторону, вроде бы, в высокой траве они очутились. И мальчик деловито объяснил, так и так вот будем играть, я тебя буду трогать, ты меня будешь трогать. И трусики снять приказал. А кроме трусиков на них и не было ничего. Мальчик явно не знал, что бы еще такое намудрить: то палочку возьмет, потыкает Микки в писю, то камушек маленький попытается туда запихнуть, то свою писю приставит. Когда его воображение окончательно истощилось, он сказал: теперь ты надо мной делай. Всё исполнялось механически, нехотя. Ни острого любопытства, ни интереса особенного не было у них, а всё равно продолжали делать. Было ощущение, что нельзя не делать.
– Что еще? – Сказала женщина по-английски.
– Самое главное, ответил мужчина с ужасным акцентом.
– Может быть, он сам? Освободи ему одну руку.
Мужчина расстегнул ремень на правом запястье Микки и сказал по-русски:
– Давай.
– Чего вы хотите?
– Чего, чего? Того́. – Он продемонстрировал неприличный жест и пластиковый стаканчик.
– Я не хочу.
– Тебя никто не спрашивает.
– Я не могу так. Мне не хочется.
– Оно и видно, – кивнул головой мужчина, намекая, видимо на эрекцию.
– Это нервное. И потом у меня почти всегда так. – Зачем-то стал оправдываться Микки.
– Вот и разрядись, раз есть возможность.
– Нет. Я так не могу.
Тут вошел еще один мужчина. А женщина вышла.
– Ну как? – Бодро спросил новый. – Порядок?
– Мне холодно, – сказал Микки.
– Накрой его, – распорядился новый.
– Мы еще не взяли анализ.
– Так в чём же дело?
– Говорит, что не хочет.
– Чего он хочет, тебя не касается, ясно? – Закричал новый злобно.
– Ну и давай, дрочи ему сам, если нравится.
– Что?!
– Я не пидарас, понятно?
– Что ты сказал?!
– Я нормальный!
Новый схватил нормального парня за шкирку и поволок из комнаты. Уходя, он крикнул Микки:
– Через пять минут чтобы было готово, а то убью.
Микки погладил себя легонько, чтобы успокоиться, но отвратительного распоряжения выполнять не стал. Где это он? Поначалу показалось, что в больнице. Койка больничная и прикроватный столик, но, если приглядеться повнимательней, понятно – это гостиничный номер, преобразованный в подобие палаты. Судя по всему, он здесь недавно, так что рано паниковать и отчаиваться. Если с Тедди всё в порядке, он обязательно найдет своего друга. Через пять минут вернулся парень, категорически заявлявший о своей нормальности.
– Ничего? – Спросил он, взяв лежащую возле бедра Микки баночку. – Ну и ладно. Лежи пока. Никуда не денешься.
– Мне холодно, – повторил Микки.
– Сейчас.
Мистер Нормальность вышел и тут же вернулся с мягким плюшевым пледом. Он стал тщательно укутывать Микки и вдруг задышал тяжело и часто. Откинул с пленника покрывало, потянулся рукой к его пенису.
– Это ничего, – говорил он задыхаясь, чуть не захлебываясь слюной, – один раз можно, правда? – Ухмыльнулся гаденько. – Один раз не пидарас, правда?
Микки вспомнил, так говорил Ростовцев и ухмылялся похоже. А мистер Норма уже держал его член во рту и громко стонал, расстегивая ширинку. "Значит, я не ошибся. Поверить не могу, это правда. Тедди! Я сказал тебе правду на счет всех этих парней. С ума сойти, это не выдумка, не пустые фантазии. И даже не преувеличение. О, Тедди! Где ты, Тедди!". Микки закрыл глаза и представил их первый вечер в мотеле "Прибрежный". Первый вечер их "медового месяца", когда он плакал, плакал, как дитя, уткнувшись лицом в голую грудь Левина.
– Я не старею, Тедди. Совсем не старею, даже наоборот.
– Я знаю, милый, знаю. – Левин, утешая, гладил его по голове.
– Что это такое? Что со мной? Как это понимать? Как мне жить с этим?
– Успокойся, радость моя, мы что-нибудь придумаем. Мы разберемся, ты же врач.
– Я ничего почти не понимаю ни в геронтологии ни в генетике, я хирург.
– А профессор? Он знал о тебе?
– Думаю, нет. Я и сам не замечал до поры до времени. Сначала не замечал, потом не придавал значения. Когда мы встретились с Джо, мне было двадцать шесть, а выглядел я лет на двадцать, потом "взрослел" понемногу, а потом опять молодел. Кажется, это какие-то циклы, лет по шесть, точно не знаю, не наблюдал специально. Нужно разбираться, делать анализы, бог знает, какие.
– Не волнуйся, золотце, мы найдем специалистов, постараемся разобраться. Что ты плачешь, дурачок, ты всегда будешь таким красивым мальчиком. А я, когда состарюсь, буду всем говорить, что ты мой внук.
– Это не игрушки, Тедди. Я ничего не понимаю и мне не по себе.
– Мне тоже, детка. Кто-то знает твою тайну. Похоже, им известно больше, чем тебе самому. Мы должны остерегаться этих людей. Хорошо бы выяснить, кто они, и чего хотят.
– Клянусь, я понятия не имею. Я был таким беспечным. Кроме хирургии ни о чём не думал. Годы летят так быстро, не сразу понимаешь, что уже пора бы обзавестись залысинами, морщинами и брюшком.
– Тебе они ни к чему. Так гораздо лучше. Ничего не бойся, зайка, я с тобой.
Микки глубоко вздохнул.
– Есть еще кое-что.
– Ну, что?
– Еще в колледже девчонки меня дразнили, потом вот Керри тоже не раз заговаривала об этом, им казалось, я притягиваю мужчин.
– Это правда. – Ухмыльнулся Левин.
– Да, кажется, это действительно правда. Я также не придавал значения, но понемногу стал замечать: женщины неплохо ко мне относятся, делают комплименты, всегда настроены дружески, но мужчины, все без исключения, желают меня. Даже если они не геи. Даже если я не даю им ни малейшего повода. Сначала я думал, это игра моего воображения. Старался не заострять внимания, делал вид, что ничего не замечаю. Но это есть, Тедди. Я не знаю, как объяснить, будто что-то иррациональное в них срабатывает. Мне никогда, почти никогда никому не хотелось ответить взаимностью, кроме Джо и тебя я никого не любил. Но я же вижу, как все они меня хотят. Что ты об этом думаешь, Тедди?
– О! Это круто! – Мистер Норма бурно кончил, обмусолил Микки губы, прошептал интимно: "Не говори никому, ладно?". Как ни потерял он голову, всё же в последний момент успел убрать свой рот и подставить Микки баночку.
– Это всё, что вы хотели? Мою сперму? Теперь вы меня отпустите?
– Я не знаю, честно. Отдыхай. – Привязал обратно правую руку, укутал пледом и вышел.
Микки вернулся к своему воспоминанию:
– Что ты об этом думаешь, Тедди?
– Я тебя никому не отдам. Всё разрешится, всё наладится, поспи немного.
И Микки заснул спокойно в объятьях своего любимого. Теперь ему тоже не мешало бы поспать, но он для этого слишком встревожен.