– Я не такая дура, Гейбриел, и вовсе не считаю, будто вас можно приручить, – произнесла она низким, грудным голосом.
Жилка продолжала пульсировать.
– Тогда чем вы занимаетесь сейчас?
В самом деле, чем она занимается? Диана заставила его приехать сюда вопреки его воле. Они очутились в странном доме, где царит неприятная, гнетущая атмосфера; ей не по себе в обществе молодой и красивой миссис Прескотт. А ведь ей еще предстоит познакомиться с матерью Гейбриела, ставшей затворницей. И все же острее всего она сейчас ощущала его боль.
– Мне кажется, я пытаюсь вас переубедить. Как бы плохо вы обо мне ни думали, я все же вам не враг, – ответила она.
– Диана, я прекрасно знаю, кто вы такая.
– И кто же?
Гейбриел пренебрежительно фыркнул:
– Наивная молодая идеалистка, которая, несмотря на собственный неудачный опыт, все же верит, что положение, сложившееся в этом доме, может еще измениться к лучшему!
Гейбриел намеренно стремился ранить ее своей грубостью. Он понял, что преуспел, когда Диана болезненно дернулась, а ее рука медленно опустилась на кровать. В то же время он с удивлением понял, что ему приятно было согревающее тепло ее руки. Черт побери, ему не нужна ничья жалость, и меньше всего – ее! С другой стороны, он не понаслышке знал, что плотская страсть не допускает никаких посторонних мыслей. Главное – удовлетворить плотское желание. Неожиданно для себя он осознал, что очень возбужден. Гнев и досада переплавились в страстное, горячее желание. Он украдкой смотрел на Диану, любуясь ее слегка растрепанными золотисто-рыжими локонами, которые, казалось, вот-вот вырвутся на свободу, бледностью ее лица, лебединой шеей, пышной грудью, выступающей в низком вырезе розового платья. Гейбриел вдруг представил, как пойдет ей ожерелье из розового жемчуга, такого же оттенка, что и ее полная, соблазнительная грудь.
– Гейбриел! – воскликнула Диана, почувствовав, если не поняв, внезапное сексуальное притяжение, возникшее между ними.
Он смерил ее пытливым взглядом. От него не укрылось, как она разрумянилась, как засверкали ее глаза. Она нервно облизывала кончиком розового язычка пухлые, чувственные губы.
– Диана, вы боитесь меня? – тихо спросил он, понимая, что неосторожные слова заставили его самого забыть о данном себе зароке. Больше всего на свете ему захотелось немедленно заняться с ней любовью.
Ее грудь то вздымалась, то опускалась, плечи судорожно вздрагивали – чтобы подать голос, ей пришлось вначале проглотить подступивший к горлу ком.
– Мне следует вас бояться?
Он страдальчески улыбнулся:
– Вне всякого сомнения!
Диана тряхнула головой, отчего несколько шпилек выпало из прически.
– Не верю, что вы способны меня обидеть, Гейбриел!
Его улыбка на миг превратилась в волчий оскал.
– Уверяю вас, сейчас мне очень хочется кое-кого обидеть!
Она не отвела от него взгляда.
– Я не сказала, что вы не способны причинить мне вред, Гейбриел, но я не верю, что вы так поступите.
Значит, она проницательнее его самого – потому что в тот миг ему казалось, что ничто не доставит ему большего наслаждения, чем подхватить ее на руки, швырнуть на постель, рывком сорвать с нее одежду и овладеть ею. Или, наоборот, медленно уложить ее, распустить ее золотисто-рыжие волосы, не спеша раздеть и изучить каждый кусочек ее восхитительно прекрасного тела губами, руками и языком.
Чтобы хоть немного вернуть самообладание, он крепко стиснул кулаки.
– Вы пробуждаете зверя, который заключен во мне и в каждом мужчине, – предупредил он, понимая, что ему угрожает серьезная опасность. Вот-вот он отбросит в сторону здравый смысл и вопьется в ее губы страстным поцелуем.
Впервые в жизни разумной и практичной Диане расхотелось вести себя осторожно; хотелось одного – убрать холодность, возникшую между ней и Гейбриелом. Ей не терпелось сгореть в пламени страсти, которое она заметила в его пронизывающих темно-синих глазах.
Много лет назад отец показывал ей в библиотеке книгу с картинками. На одной картинке была изображена черная пантера, ее-то и напомнил ей Гейбриел. Он стал похож на огромного кота. Хищного, гибкого и опасного. Очень опасного.
Она снова приподнялась и бесстрашно погладила прядь его шелковистых черных волос, спадавшую на лоб и придававшую ему бесшабашный вид. Прошло несколько томительно долгих секунд; он смотрел в бездонные глубины ее ясных голубых глаз. Диана затаила дыхание в предвкушении чего-то необыкновенного. Он не спеша разглядывал ее лицо: точеный носик, безупречную кожу. Потом его взгляд остановился на ее полураскрытых губах.
Он словно ласкал ее взглядом; он излучал тепло, от которого у нее участилось сердцебиение. Ей показалось, будто она плавится. Жидкий огонь распространялся сверху вниз – от груди к бедрам. Ей хотелось быть к нему как можно ближе, ужасно хотелось прижать его к себе и не отпускать. Тогда он хоть ненадолго забудет о мучающей его боли, о старой ране…
– Нет, черт побери! – Неожиданно Гейбриел схватил ее за плечи и отстранил от себя. Взгляд его сделался почти свирепым.
Не зная, чем вызвано такое резкое отторжение, бедная Диана даже пошатнулась. Он же, словно стремясь еще больше унизить ее, повернулся к ней спиной и стал смотреть в окно, выходящее во внутренний двор.
Чего она ожидала? Что непростая атмосфера, царящая в доме его родителей, как-то объединит их? Что к ней Гейбриел обратится за утешением, за облегчением? Если Диана и ожидала чего-то подобного, значит, она и в самом деле оказалась такой наивной идеалисткой, какой он ее считал. Гейбриел недвусмысленно дал ей понять, что и вовсе не приехал бы сюда, если бы не ее вмешательство. За которое он вряд ли когда-либо ее простит…
Она расправила плечи:
– Может быть, сейчас вы оставите меня? Тогда я успею умыться и переодеться к ужину.
Гейбриел глубоко, с трудом вздохнул; он слышал явную боль за ее холодным тоном и знал, что эту боль причинил девушке он, оттолкнув ее. Он отказывал ей в возможности дарить ему тепло и утешение.
Как ни хотелось ему принять предлагаемое Дианой лекарство, забыться в блаженстве ее близости и не думать ни о чем, кроме физического наслаждения, разум его противился этому. Дело не только в том, что он хотел дождаться их бракосочетания. Одной мысли о том, что они впервые скрепят свои брачные узы в гнетущей атмосфере этого дома, хватило, чтобы возбуждение тут же прошло. Нет, будет гораздо лучше, если сейчас Диана немного помучается, чем им обоим потом страдать всю жизнь от тягостных воспоминаний.
Он судорожно вздохнул и спросил:
– Диана, вы ведь по-прежнему понятия не имеете, что происходит под крышей этого дома?
Она бросила на него озадаченный взгляд:
– Вы кое-что рассказывали, и теперь я сама убедилась в том, что атмосфера здесь… не самая приятная.
Гейбриел мрачно, невесело усмехнулся:
– Если бы дело было только в атмосфере!
– Так объяснитесь, Гейбриел! – попросила Диана. – Позвольте мне разделить ваши чувства.
– И вы снова попытаетесь все наладить? Как налаживали многое в собственной семье после того, как ваша мать поступила с вами намеренно жестоко и бросила вас?
Она сжалась и отпрянула от него:
– Сейчас намеренно жестоко поступаете вы.
– Извините, Диана. И сам дом, и особенно люди, которые в нем живут, невольно пробуждают во мне жестокость. – Гейбриел взволнованно провел рукой по густым волосам.
Услышав боль в его голосе, Диана сразу же смягчилась:
– Я понимаю…
– Ничего вы не понимаете! – Внезапно он презрительно рассмеялся. – Мы не пробыли здесь и часа, а мне кажется, будто я задыхаюсь!
– Тогда доверьтесь мне и облегчите свои страдания. – Она снова положила руку на его судорожно напрягшееся плечо и умоляюще заглянула ему в глаза.
– Вы считаете, что это поможет?
– Во всяком случае, от вашей откровенности хуже не будет.
– Вы ошибаетесь, Диана. Очень ошибаетесь. – Гейбриел покачал головой. Он и сам понимал: раз им придется провести здесь хотя бы одну ночь, нечестно оставлять ее в неведении. Известная особа поспешит просветить Диану и изложит ей свою версию прошлых событий. – Что ж, отлично! – Он вдруг успокоился. – Но помните, вы сами захотели все узнать и пожелали разделить со мной мою боль.
Диана не могла не заметить, как сжались его губы, как его глаза снова стали похожи на два черных камешка, тусклые и непроницаемые. Понимая, что сейчас он снял маску своей всегдашней холодной надменности, она подумала: пожалуй, не стоит обижаться на него из-за жестоких слов о ее матери. Ему сейчас очень плохо, и он ранил ее защищаясь.
Заметив испуг в ее глазах, Гейбриел криво улыбнулся:
– А может, вы передумали и предпочитаете ничего не знать?
Диана судорожно сглотнула, в глубине души возникла трусливая мысль отказаться от его откровений. Она уже не была так уверена, что ей хочется услышать то, что он собирается ей сообщить. В то же время она понимала: она не разберется в хитросплетениях его отношений с родственниками, если не узнает того, что он до сих пор от нее скрывал…
Она горделиво вскинула вверх подбородок:
– Милорд, я еще никогда не боялась правды!
Его лицо исказила гримаса боли.
– Знайте же, оттого, что вы сейчас услышите, вам захочется бежать отсюда без оглядки!
Хотя она по-прежнему решительно смотрела ему в глаза, в ней крепло дурное предчувствие.
– Ничто из сказанного вами не изменит мое мнение о вас.
– Интересно, что же вы обо мне думаете? – с любопытством спросил Гейбриел.
Прежде чем ответить, она облизала пересохшие губы.
– Я знаю, что вы обладаете развитым чувством долга по отношению ко мне и моим сестрам, своим подопечным… Что лорд Вон, офицер и джентльмен, весьма высоко ценит вас.
– Я так и не услышал, что думаете обо мне лично вы, – заметил он.
Может быть, все дело в том, что они знакомы так недавно? Диана считала разумным узнать, что думают о Гейбриеле его друзья. В своих же чувствах к жениху Диана пока не разобралась. Она знала, что Гейбриел высокомерен и нетерпим к чужим недостаткам. От нее не укрылось, что собственные чувства и переживания новоиспеченный граф Уэстборн предпочитает прятать за стеной высокомерия… В самом деле, как же она относится к нему?
Его мужская красота притягивает ее как магнит. Когда он заключает ее в свои объятия и прижимает к себе, она трепещет. Когда его красиво вылепленные губы целуют ее, у нее подкашиваются колени… Когда он нежно и в то же время уверенно ласкает ее, в ней разгорается страстное желание… Правда, сейчас ей вовсе не хотелось делиться с ним такими мыслями!
– Не трудитесь выдумывать подходящий приличный ответ, я ведь вижу, что вы не умеете притворяться! – с горечью проговорил Гейбриел, решив, что Диана пытается найти не слишком оскорбительные слова.
Она ответила ему озадаченным взглядом:
– Может быть, вы все-таки расскажете то, что мне, по вашему мнению, необходимо знать?
– С чего бы начать? – мрачно спросил он.
– Начните с начала, – посоветовала Диана.
Гейбриел посмотрел на нее в упор:
– Тогда придется возвращаться на восемь лет назад.
Восемь лет назад? Когда жизнь Гейбриела перевернул скандал, отдаливший его от семьи?
Он стиснул зубы.
– Я рассказывал вам о некоем прегрешении, в результате которого родные отреклись от меня и лишили меня наследства.
– Да…
Он сухо кивнул и отвернулся.
– Чтобы лучше разбираться в отношениях, царящих сейчас в этом доме… – Он осекся и прерывисто задышал.
– Гейбриел, если вам неприятно…
– Раз вы вынудили нас обоих приехать сюда, у меня не остается иного выхода, – угрюмо ответил он.
Диану передернуло. С самого начала Гейбриел был с ней честен, он не колеблясь поведал ей не только лучшее, но и худшее о себе. И все же он так скован и так замкнулся… Видимо, то, что он сейчас собирается ей рассказать, настолько исключительно и тягостно, что способно навсегда лишить его ее расположения…
Глава 9
– Как вам известно, меня обвинили в том, что я соблазнил молодую женщину, а затем бросил ее, хотя она ждала от меня ребенка. Так вот, эта молодая женщина – не кто иная, как Дженнифер Прескотт, жена моего дяди Чарльза.
Диане показалось, будто ее со всей силы ударили в грудь; она попятилась от него и пошатнулась, у нее перехватило дыхание, кровь отхлынула от щек. Не сводя с Гейбриела ошеломленного взгляда, она продолжала пятиться до тех пор, пока ноги не наткнулись на край кровати. Она с трудом опустилась на мягкую перину. Неправда… не может быть! Так, значит, восемь лет назад Гейбриел лишился всего из-за обвинений этой черноволосой красавицы, жены его дяди?! Хуже того, отец Гейбриела щедро заплатил Чарльзу Прескотту за то, что тот женился на женщине, которая, как он считал, беременна от его сына?
Совершенно невероятно!
В такое невозможно поверить.
С другой стороны… проблема разрешилась вполне логично. Выйдя за Чарльза Прескотта, молодая женщина сохраняла родственные отношения с отцом и матерью Гейбриела, ее ребенок также становился членом семьи. Но ребенок умер…
Наконец-то Диана поняла, почему Гейбриел и Дженнифер Прескотт относятся друг к другу с такой откровенной враждебностью, почему Гейбриел так холоден и почему так злобствует Дженнифер Прескотт.
Подняв глаза, она увидела, что Гейбриел пытливо смотрит на нее. Вся его поза выражала надменный вызов: подбородок выпячен вперед, плечи расправлены, руки согнуты, словно он собрался защищаться. Его поза недвусмысленно говорила: от ее ответа зависит не только его настроение, но и их отношения в целом. И все же Диана никак не могла представить себе, чтобы Гейбриел и красивая Дженнифер Прескотт были близки… Нет! Увидев Дженнифер своими глазами, Диана отдала должное ее красоте, но у нее не было причин не доверять Гейбриелу. Конечно, трудно поверить, что он – как, впрочем, и любой нормальный мужчина – остался холоден к своеобразной, экзотической, темной красоте Дженнифер Прескотт. Но, раз он уверяет, что невиновен, значит, она не имеет права подвергать его слова сомнению!
Диана вспомнила, что сказала недавно своей сестре Каролине. Пусть они с Гейбриелом вступают в брак по расчету; они, по крайней мере, честны друг с другом.
Все очень просто. Либо она верит на слово своему жениху, либо нет. Диана встала и подошла к окну, которое выходило на обширный парк; мысли в ее голове путались. Она попыталась хладнокровнее отнестись к тому, что только что услышала. Гейбриел по-прежнему настаивает, что невиновен в том, в чем его обвинила Дженнифер. Диана не сомневалась, что ее жених говорит правду и ему все равно, верят ему или нет.
Она предпочла ему поверить. Она должна ему верить!
Когда она наконец повернулась к нему, взгляд ее был ясен и прям. Он напряженно ждал ее ответа.
– Гейбриел, по-моему, я должна извиниться перед вами.
– Что?!
Увидев, как он ошеломлен, Диана едва заметно кивнула.
– Мне следовало самой догадаться: вам не хочется ехать в Фолкнер-Мэнор не только из-за давнишней ссоры с матушкой.
Гейбриел снова лишился дара речи. Диана очень молода, но ее хладнокровию и собранности можно только позавидовать. Они помолвлены совсем недавно, но она не перестает его удивлять! Да, как он и предполагал, Диана пережила страшное потрясение, когда он сообщил ей, кто такая Дженнифер Прескотт. Однако он заранее настроился на то, что, придя в себя, Диана либо разрыдается, либо начнет осыпать его горькими упреками. А она извинилась перед ним! Его юная невеста повела себя как вполне зрелый человек, по сравнению с ее реакцией собственные гнев и презрение показались Гейбриелу нелепыми и смехотворными…
– Женитьбу дяди на Дженнифер Линдсей – так ее тогда звали – мне тоже не хочется обсуждать, – заявил он.
Диана бросила на него сочувственный взгляд:
– Я вас понимаю.
– В самом деле?
– Ну конечно! – ответила она. – Восемь лет назад ваши родные не поверили вам, а женщину, обвинившую вас в тяжком преступлении, приняли в семью, допустили в свой круг, откуда вас изгнали… По отношению к вам они поступили вдвойне жестоко!
Жестоко до такой степени, что Гейбриел уехал и поклялся, что ноги его больше не будет в отчем доме. И все же ему пришлось нарушить клятву. Он не только вернулся в дом, где прошло его детство, но и встретился с Дженнифер Прескотт – правда, едва ли ее отношение к нему можно назвать приветливым. Интриганка, разбившая ему жизнь, при виде его переменилась в лице и явно испугалась.
– Да, все так и было, – согласился он.
– Ваши дядя и тетя были знакомы до того, как ваш отец устроил их брак?
– Видимо, да, – ответил Гейбриел.
– Но вы не знаете наверняка?
– Откровенно говоря, не понимаю, какое это имеет значение. – Гейбриел пожал плечами. – Чарльз довольно часто гостил в Фолкнер-Мэнор, а Дженнифер жила совсем рядом, в деревне. Обычно Чарльз приезжал, чтобы взять у отца денег взаймы. Хотя отец прекрасно понимал, что Чарльз не собирается возвращать ему деньги, что он мог поделать? Чарльз всегда был должен ростовщикам, но он брат моей матери и единственный ее родственник.
– Конечно, при таких обстоятельствах вашему отцу трудно было отказать ему.
– Невозможно, – кивнул он.
– Красив ли ваш дядя? – задумчиво спросила Диана.
Гейбриел нахмурился:
– Не понимаю, какое отношение к происходящему имеет внешность моего дяди!
Диана пожала белоснежными плечами:
– Мне просто интересно, есть ли между вами семейное сходство.
– Почему вас так интересует этот вопрос?
Она видела, что Гейбриел едва сдерживает досаду.
В самом деле, почему ее так интересует этот вопрос? Положение их оказалось куда сложнее, чем представлялось ей до поездки в Кембриджшир. Несомненно, Дженнифер Прескотт – красавица. То, что она и ее муж поселились в Фолкнер-Мэнор, а Чарльз ведет дела овдовевшей сестры, которая после смерти мужа не покидает своих апартаментов, – явное доказательство, как ранее отметил Гейбриел, что Дженнифер стала фактически хозяйкой в Фолкнер-Мэнор. Почему она так испугалась при виде Гейбриела? Жаль, что никто не удосужился просветить Диану заранее…
Лично познакомившись с Дженнифер Прескотт, Диана сразу же прониклась к ней неприязнью. Один вопрос не давал ей покоя. Если восемь лет назад Дженнифер ждала ребенка не от Гейбриела, тогда чей это был ребенок?
Диана улыбнулась. Как разыгралось ее воображение!
– Ваш дядюшка представляется мне дородным джентльменом среднего возраста…
– Вы угадали только возраст. Внешность же его можно описать двумя словами: "обаятельный мошенник", – врастяжку ответил Гейбриел. – Более того, еще несколько лет назад Чарльз считался весьма выгодным женихом, но потом пагубное пристрастие к азартным играм оттолкнуло от него мамаш из высшего общества, мечтающих выдать замуж своих дочек.
– Понятно…
Гейбриел бросил на невесту досадливый взгляд:
– Что именно вам понятно?
Диана еще сама не была до конца уверена в своих подозрениях; ей нужно провести здесь больше времени, понаблюдать за миссис Прескотт – и, может быть, за ее мужем, если он, приехав из Лондона, еще застанет их в Фолкнер-Мэнор. Только тогда сумеет она понять, справедливы ли смутные догадки, которые зародились в ее мозгу.