Густые черные волосы взъерошены, на щеке копоть и машинное масло, безупречный костюм и белоснежная рубашка порваны и испачканы, - но эта неопрятность нисколько не умаляла, а наоборот, как нельзя лучше подчеркивала все достоинства его в меру накачанной, атлетически сложенной фигуры. Широкая мускулистая грудь, крепкий плоский живот, узкие бедра и, конечно же, легкая уверенная походка человека, прекрасно владеющего своим телом, - редкая женщина устоит перед таким мужчиной! Он не был красив в классическом понимании этого слова, но каждая черточка его лица всегда вызывала в ней трепет: мужественные, но немного резкие черты и тонкие губы изредка смягчались загадочной усмешкой или самоуверенным блеском темно-карих глаз.
Элизабет со вздохом отвела взгляд и только сейчас обратила внимание, что из небольшой рваной раны на левой ноге у него тонкой струйкой сочится кровь.
- Талбот, твое колено кровоточит…
- Пустяки. Все не так страшно, как кажется, - беспечно отмахнулся он, нехотя открывая глаза. - Но я не буду сильно возражать, если ты порвешь что-нибудь из своей одежды и перевяжешь мои раны…
- Вот еще! - невольно заражаясь его игривым оптимизмом, фыркнула она. - Стану я портить свою любимую кофточку! Давай договоримся так: если ты прямо сейчас построишь уютный шалаш, в котором мы могли бы переночевать, то я, так и быть, пойду на определенные жертвы.
Приятный негромкий смех в ответ на ее попытку пошутить стал для Элизабет полной неожиданностью. Она словно приросла к тому месту, где сидела: в одну секунду долгие годы изматывающей борьбы с самой собой пошли насмарку - присмиревшая, затаившаяся было страсть неудержимо рвалась на волю. За девять лет брака с Ричардом Элизабет никогда (да-да, ни разу!) не оставалась с Талботом наедине, опасаясь ненароком выдать свои чувства. Но стоило им оказаться одним в ночном лесу, как знакомый жар охватил все ее существо, грозя в любой момент разрушить с таким трудом возведенные барьеры…
- Думаю, мы с тобой просто-напросто насмотрелись приключенческих фильмов. - Его бархатный голос завораживал, гипнотизировал ее - и смысл сказанного ускользал от нее; как песок сквозь пальцы. - Согласись: любой нормальный человек не в состоянии воздвигнуть шикарный шалаш за пять минут, а лишить тебя одежды ночью, в лесу - это и вовсе бесчеловечный поступок, - усмехнулся он, осторожно приложив к ране чистый носовой платок, найденный в кармане брюк, и надежно, крест-накрест, закрепив его широким лоскутом, оторванным от рубашки.
В небе на долю секунды вспыхнул яркий огонек - и Элизабет, ощутив где-то внутри сумасшедшую радость и невероятное облегчение, так же внезапно пришла в себя.
- Ты это видел?! - пылко воскликнула она, указывая в ту сторону дрожащей рукой. - За нами летят спасатели! На вертолете!
- Жаль тебя огорчать, Элизабет, но это всего лишь молния. На нас надвигается гроза… Да, боюсь, так оно и есть. Пожалуй, я тоже переберусь на бревно. На сырой земле недолго подхватить воспаление легких. Помоги мне, пожалуйста…
- Обопрись на меня. А теперь сделай шаг назад и опускайся. Не спеши, потихоньку…
- Спасибо.
- Всегда пожалуйста. И все-таки ты не прав: никакой грозы не будет.
- Поверь, я очень хотел бы ошибиться, но… И тут, словно подтверждая его слова, послышались раскаты грома, поднялся сильный ветер.
- Вечно ты все испортишь… Я ненавижу тебя, Талбот Маккарти! - в сердцах выкрикнула она, наблюдая, как по земле барабанят первые капли дождя.
- Если в ближайшее время мы не выберемся отсюда, это чувство станет взаимным, поверь мне… - холодно откликнулся он.
Глава вторая
Дождь лил около часа, но грозовой фронт, к счастью, прошел стороной. Кое-как прикрывшись его пиджаком от непогоды, насквозь промокшие и несчастные, они сидели в полной темноте и слушали собственное дыхание. Элизабет первой нарушила молчание:
- Очевидно, спасатели уже не появятся… Талбот и рад был бы сказать ей что-нибудь ободряющее, но в данной ситуации честность представлялась ему куда важнее морально-этических соображений. Ограничиться полуправдой, до поры до времени попридержав собственные сомнения и мрачные прогнозы, - вот единственный вполне приемлемый компромисс, за который он мог сейчас ухватиться.
- Сомневаюсь, что поиски начнутся сегодня же. Погода не располагает.
- Значит, нам все-таки придется переночевать в лесу… - В ее голосе послышались странные нотки… беспокойства, что ли?
- А если завтра утром мы не заметим никаких признаков спасательной операции, сами отправимся за помощью, - предложил Талбот, тактично умолчав о том, что из-за поврежденной ноги он вряд ли сможет сносно передвигаться.
- Нам остается одно - сидеть здесь в полной темноте… - прошептала она.
Если бы в этот момент на небе сверкнула молния, Талбот наверняка смог бы - пусть на мгновение - увидеть ее лицо и, возможно, понять, чем вызвана необъяснимая тревога, что так ясно звучала в ее голосе. Не зная причины, он мог лишь гадать:
- Согласен, тебе предстоит отнюдь не самая комфортная ночь в жизни, но у нас просто нет другого выбора.
Ни взрыва праведного гнева, ни колкого упрека в ответ не последовало. Элизабет довольно долго молча сидела рядом с ним на бревне, чуть касаясь его плеча своим плечом и наконец решилась признаться:
- Не люблю темноту…
Невероятно. Так вот что ее мучило - страх! Оказывается, даже такие умные, хладнокровные, уверенные в себе женщины, как Элизабет Маккарти, иногда боятся темноты!
- Поверь, здесь тебе ничего не угрожает. -
Несмотря на все старания, ему не удалось избежать покровительственного тона.
- Я не боюсь темноты! - гордо возразила она. - Просто у меня есть все основания недолюбливать темное время суток.
Но Талбот ей не поверил: даже после столь вопиющего оскорбления в свой адрес она продолжала сидеть на прежнем месте - рядом с ним, слегка касаясь его плеча (очевидно, чтобы чувствовать себя в безопасности). Честно говоря, эта уязвимость очень ему импонировала: в глубине души Талбот никогда не переставал надеяться, что в один прекрасный день она станет открытой и трогательной, вопреки всем принципам сильной женщины, так часто выводившим его из себя.
- И давно ты страдаешь этой фобией? - мягко и дипломатично, чтобы ненароком не обидеть ее, полюбопытствовал он.
- Это не фобия, - вздохнула Элизабет, легким движением откидывая упавшую на лицо прядь.
На мгновение шелковистая волна коснулась его плеча. Со стороны ее волосы выглядели такими густыми, мягкими и послушными, что Талбот едва устоял перед искушением запустить в них пальцы.
- Лучшее, что мы можем сейчас сделать, - это лечь спать. Утро вечера мудренее. Завтра, глядишь, все и наладится… - бодро заметил он.
- Мне бы твою уверенность.
Больше они в тот вечер не разговаривали, безуспешно пытаясь заснуть на холодной земле. Элизабет без конца ворочалась и вздрагивала при каждом шорохе, а он, положив руки под голову, разглядывал сквозь листву ночное небо, затянутое грозовыми тучами. Время шло. Вздохи и возня по соседству затихли: Элизабет наконец уснула. И вдруг, повернувшись во сне на другой бок, она бессознательно прижалась к нему всем телом! Впервые не на шутку испугавшись внезапно нахлынувших эротических фантазий, он хотел было оттолкнуть ее, но передумал, вовремя вспомнив, что по утрам в лесу бывает очень холодно.
Прекрасно понимая, что завтра ему понадобятся все силы, вся энергия, чтобы осуществить задуманное, Талбот медленно закрыл глаза и попробовал максимально расслабиться. Не получилось: насущные проблемы бестактно вытеснили из его сознания сладкие грезы, окончательно прогнав сон. Его неотступно преследовала мысль о том, что их самолет вполне мог разбиться в непроходимой части леса, где на мили вокруг нет ни одного населенного пункта, да и состояние поврежденной ноги, увы, не внушало ему особого оптимизма. Так и эдак прикидывая возможные сценарии развития событий, он не смыкал глаз до самого рассвета, пока его наконец не сморил краткий беспокойный сон.
Проснулся Талбот так же неожиданно, как и заснул. Элизабет все еще крепко спала в его объятиях, и у него появилась - поистине редчайшая - возможность полюбоваться ею вблизи. Ричарду сказочно повезло, что такая восхитительная женщина однажды согласилась стать его женой! Нежная атласная кожа, роскошные волосы, полные чувственные губы, удивительные темно-синие глаза, обрамленные густыми ресницами (жаль, что он не видел их сейчас), безупречные формы - да, Талбот хотел ее и ничего не мог с собой поделать!
Ведя незримый бой со столь неподобающими желаниями, он с трудом встал на ноги, но, очевидно, был недостаточно осторожен, убирая ее руку со своей груди, потому что Элизабет забеспокоилась, зевнула и открыла глаза.
- Боже! - пробормотала она, поднимаясь с земли. - Я чувствую себя так, словно по мне пробежало целое стадо слонов…
Скрестив руки на груди и зябко поеживаясь от прохладного ветерка, гуляющего в кронах деревьев, Элизабет бросила взгляд в сторону обгорелых обломков и вздрогнула.
- До сих пор не верится, что мы выжили, правда? - прекрасно понимая ее чувства, с улыбкой заметил он.
- Да, - кивнула она. - Как твое колено?
- Заживет.
- Рада это слышать. Ведь, если в ближайшее время спасатели не дадут о себе знать, нам придется выбираться отсюда самостоятельно.
- Слишком спешить, пожалуй, не стоит. Они наверняка отправились в путь на рассвете, то есть приблизительно час назад. Давай подождем их возле самолета столько, сколько сочтем нужным, а потом решим, что делать дальше… За Эндрю и Ричарда не волнуйся, - продолжал он, безошибочно определив по выражению ее лица причину беспокойства. - Бьюсь об заклад, они уже давно вернулись в Канзас-сити, так и не дождавшись нас в Твиноакс.
- Ты уверен в этом? - с надеждой в голосе уточнила Элизабет.
Немного взъерошенные светло-русые волосы с застрявшими в них веточками и листьями, кое-где испачканное сажей лицо, лучистый открытый взгляд делали ее потрясающе красивой. Неудивительно, что Талбот вдруг испытал непреодолимое желание взять ее на руки и поцеловать прямо в губы, чтобы она хотя бы ненадолго забыла все тревоги и переживания последних двух лет. Невероятным усилием воли он взял себя в руки, но его ободряющие слова прозвучали как-то по-особенному грубо и бесцеремонно:
- Абсолютно. Несмотря на бесшабашность и импульсивность, Ричард всегда был и до конца своих дней останется замечательным отцом.
- Ты, должно быть, проголодался, - глядя на него с плохо скрываемым удивлением, предположила она. - Ричард всегда разговаривал со мной таким же командирским тоном, когда хотел есть.
На несколько секунд Талбот в буквальном смысле слова потерял дар речи, не зная, что ответить: ну не мог же он, в самом деле, признаться, какие именно чувства вынудили его спрятаться за маской грубияна?! Пришлось соглашаться:
- Да, поесть было бы неплохо. Может, раздобудешь нам что-нибудь съестное на завтрак? Ягоды, коренья всякие… В лесу такого добра должно быть полным-полно.
Элизабет сделала вид, что не замечает его иронии.
- Если мой чемодан каким-то чудом избежал языков пламени, мы сможем перекусить сладкой воздушной кукурузой и яблоком - увы, одним-единственным. До прихода помощи как-нибудь продержимся… Интересно, где он может быть? Поблизости от самолета?
- Сомневаюсь, - откликнулся Талбот, опираясь на больную ногу и тут же хватаясь за ближайшее дерево, чтобы не упасть от острой пульсирующей боли, пронзившей, казалось, все тело. - Хотя, с другой стороны, почему бы и нет. Давай поищем…
Кивнув, Элизабет решительно направилась к месту катастрофы, а он, с силой оттолкнувшись от опоры, похромал за ней. В критической ситуации Талбот просто не мог позволить себе проявить непростительную слабость, хотя каждый шаг отзывался невыносимой болью.
- Сейчас же сядь на место, - строго приказала она, обернувшись.
- Я в порядке… - попытался возразить он.
- Так я тебе и поверила, - Элизабет перекинула его руку себе на плечо, и они, не спеша, вернулись обратно. - Не хочу, чтобы ты обвинял меня в том, что стал калекой, принимая участие в поисках моего чемодана.
Талбот нехотя опустился на бревно, прекрасно понимая, что настаивать на своем и дальше просто бесполезно, так как непроизвольная мимика ясно говорит о том, что он испытывает сильную боль. Однако не в его правилах было пасовать перед трудностями.
- Подожди немного. Я отдышусь и… - пробормотал он, поглаживая колено.
- Я и сама справлюсь. Спасибо за заботу.
В ответ Талбот лишь развел руками, как бы говоря: "Что ж, мое дело - предложить. Поступай, как знаешь…" - и сосредоточился на осторожном массаже поврежденной ноги, чувствуя, как с каждым поглаживанием ему становится все лучше и лучше.
Единственное, что мешало ему наслаждаться моментом, - это не в меру назойливая мысль о том, что скоро им с Элизабет, возможно, придется встать и отправиться куда глаза глядят. Он прислушался и разочарованно вздохнул. В этот ранний час в лесу царила столь непривычная современному человеку идиллия - неповторимая гармония тишины и природного многоголосья. И, как назло, ни малейшего намека на близость автострады или присутствие людей, проводящих выходные на природе!
От горьких раздумий Талбот быстро вернулся к реальности, тем более что новости были самые приятные.
- Я все-таки нашла его! - радостно воскликнула Элизабет, извлекая из-под вороха листьев испачканный, местами деформированный, но, главное, уцелевший чемодан. - Ума не приложу, когда он мог выпасть из кабины. Наверное, во время "мягкой посадки" на кроны деревьев…
С этими словами она поставила свою находку на бревно и заглянула внутрь. Сверху почему-то лежали красные кружевные трусики. И Талбот, разумеется, не мог не обратить на них внимания: богатое воображение живо нарисовало ему поистине сногсшибательный образ полуобнаженной Элизабет с бокалом вина в руке, пробуждая неуправляемую волну жара, идущую из неведомых глубин его мужской сути.
- Не знаю, как ты, а я нахожу наш завтрак просто замечательным! - краснея и торопливо пряча трусики среди прочей одежды, наигранно бодрым тоном воскликнула реальная Элизабет. - Пакет воздушной кукурузы и яблоко - что может быть лучше! - продолжала она, доставая из чемодана обещанные продукты и поспешно захлопывая его.
Талбот внимательно следил за тем, как на чистой салфетке растут две одинаковые горки съестного: настойчивые требования желудка быстро взяли верх над прочими естественными потребностями.
- Надеюсь, спасатели догадались взять с собой несколько бутылочек минеральной воды без газа, - весело рассуждала она, заканчивая делить еду. - От сладкой кукурузы мне всегда ужасно хочется пить.
В критической жизненной ситуации Элизабет проявила похвальное мужество и несгибаемый оптимизм. Терзаемый угрызениями совести, Талбот больше не мог (да и не хотел) скрывать малоприятную правду об истинном положении дел: в конце концов, это было бы нечестно по отношению к ней.
- Кстати, насчет спасательной операции… - мрачно начал он, смутно догадываясь, как именно она отреагирует на его признание.
- Что? - мгновенно насторожилась Элизабет.
- Боюсь, мы их не дождемся.
- Не говори глупостей! Нас, конечно же, найдут. В аэропортах принято отслеживать прибытие и отлет воздушного транспорта, так что там уже давно подняли тревогу.
- Честно говоря, я… воспользовался другим, незарегистрированным маршрутом.
- Что ты хочешь этим сказать? Не понимаю…
- Диспетчер не мог следить за нашим полетом. Дело в том, что он просто-напросто не знал, где мы.
- Как ни странно, твой поступок меня ничуть не удивляет. Интересно, почему? - скептически хмыкнув, холодно заметила Элизабет, но потом, пододвигая к нему завтрак, несколько смягчилась: - Вот. Поешь. Совсем скоро тебе понадобится вся энергия, чтобы помочь нам обоим как можно быстрее выбраться отсюда.
Пока они утоляли голод более чем скудными припасами, Элизабет испытала самые парадоксальные эмоции. С одной стороны, она, разумеется, злилась на Талбота за ничем не оправданную беспечность, которая, в конце концов, привела к весьма печальным последствиям. Но, рассуждая здраво, она все же не могла не признать, что при сложившихся обстоятельствах сотрясать воздух, предъявляя - по большому счету, бесполезные - претензии, по крайней мере неразумно. Ведь Элизабет еще предстояло выполнить очень сложную задачу: фактически верхом на себе вытащить из леса взрослого мужчину с поврежденной ногой, а значит, ей следовало, в первую очередь, беречь силы и нервы.
- Ты готов отправиться в путь? - поинтересовалась она сразу же после завтрака.
- Все еще злишься на меня, да? - вопросом на вопрос ответил Талбот, с трудом принимая вертикальное положение и стискивая зубы от острой боли в ноге.
- Глупости! - усмехнулась она. - Что заставляет тебя так думать?
- У тебя всегда дергается правая бровь, когда ты, мягко говоря, чем-то недовольна.
- Неужели? Ну, хорошо, признаюсь: я немного рассержена. Надеюсь, такой ответ тебя устраивает?
- И ты что же, никогда-никогда не кричишь, не возмущаешься?
- А зачем? Я с раннего детства усвоила, что крики и бессмысленные разглагольствования ни к чему хорошему не приводят. Кроме того, если кто и может со знанием дела объяснить, что означает всем известное выражение "железная выдержка", то только ты. Лично я ни разу не видела, чтобы тебе хоть на миг изменило холодное равнодушие. И, честно говоря, я часто злюсь на тебя именно за это.
- Знаешь, давай не будем перечислять недостатки друг друга. Если захотим, мы можем препираться до самого вечера, а у нас в запасе не так уж много времени, чтобы выбраться отсюда до темноты, - мягко напомнил он.
Элизабет молча кивнула, подставила ему плечо, а в другую руку взяла чемодан. Как ни странно, но на этот раз она почти не ощущала тяжести, напротив, тепло его тела действовало на нее возбуждающе, придавая ей сил.
- Куда же мы пойдем? - спросила она, изо всех сил игнорируя это новое, непривычное для нее ощущение.
Талбот огляделся и наугад показал налево:
- Туда.
- Ты уверен, что это верное направление?
- Нет, черт побери! - вспылил он. - Но, думаю, оно ничем не хуже любого другого.
- Прекрасно! - в тон ему ответила Элизабет. - От того, что мы ворчим и злимся друг на друга, твоя нога не заживет и спасатели, увы, не появятся!
- Тогда идем.