* * *
Письма были возвращены в конверты, конверты аккуратно перевязаны и сложены стопками в прежнем порядке, ящики заперты, дверь закрыта. Ночная вылазка прошла без происшествий. Видимых глазу, по крайней мере.
Матвей прокрался обратно в спальню, умылся, почистил зубы и лег в кровать. Он разрешил себе не думать, куда из кабинета пропал Михаил. Матвей даже не заметил, чтобы он уходил - просто в один момент поднял взгляд и обнаружил, что остался в одиночестве. Он разрешил себе не думать, что злодей может безнаказанно бродить по дому и совать нос в его вещи. Он наплевал на реакцию матери, если она проснется и обнаружит Михаила. Наверное, уже тогда Матвей что-то подозревал, иначе не позволил бы себе вопиющей халатности.
Было пять утра, а сна ни в одном глазу. Матвей проводил занятный эксперимент - пытался улечься так, как удобно ему, а не так, как приучила мать. Вот он повернулся на бок, поджал ноги, блаженно вздохнул, смежив веки… а в следующее мгновение понял, что руки его вновь вытянуты по швам поверх одеяла, а сам он пялится в белый психушечный потолок. Когда мамины наставления въелись под кожу настолько, что стали образом жизни? Когда ее мысли стали его мыслями? Её правила - его кодексом?
Матвей никому не признался бы - и себе в первую очередь - что знает. Что мать его не любит. Потому что тогда его жизнь окончательно потеряла бы смысл. Пока тлела слабенькая надежда, что он просто ещё не достиг желаемого ею статуса, пока он заставлял себя верить, что все может поменяться, если он ещё немного постарается, ещё чуть-чуть потерпит…
Наверное, убийство плохого волшебника, злодея поможет ей увидеть в сыне героя. Без сомнения, цель оправдывает средства. По крайней мере, эта цель и эти средства. Принцип равновесия, чтоб его демоны побрали, не выходил из головы. Добрые поступки и злые поступки. Все может быть, но все можно исправить. Еще один довод в пользу… убийства. Прежний Матвей убежал бы в ужасе при одной только мысли об этом, но Матвей нынешний мусолил идею в голове, не в силах отбросить её просто так.
Одним выстрелом убить кучу зайцев. Восстановить равновесие, вернуть спокойствие, избавить мир от злодея и тем самым вымостить себе дорогу в рай. Соблазнительно, чертовски соблазнительно. Привлекательно, как ни одна женщина, идея или книга.
Умаслить мать - отомстить ее обидчику. Пусть она и говорит, что Александр - идеальный, но Матвей-то знает. Теперь знает, что многословными восхищениями она маскирует давнюю обиду, не желая признавать, что ее в свое время кто-то посмел отвергнуть. Хорошая мина при плохой игре - так, кажется, называется? О другом варианте Матвей как послушный сын даже думать не хотел. Алевтина Григорьевна не может быть плохой, с Александром заодно. Да, она самую чуточку не дотягивает до совершенства, но совершенны в этом мире только боги. Нет, она просто хорошо притворяется, не показывает боль, причиненную давним предательства. А Матвей отлично знал, как ранит чужое равнодушие, как болит сердце и рвется душа.
Из писем Матвей усвоил одно - Александр свою нежно любящую сестру променял на порочную столицу. Отринул семейные ценности и сбежал, подлец. Разбил сердце юной Алевтине. Но она не позволила себе ни одного грубого слова в его адрес, ни одного намека на прошлое. Матвею было престранно думать о матери подобными словами - юная, любовь, привязанность, письма. Проще было называть ее - даже в мыслях - по имени, как будто со стороны… Алевтина - поразительная женщина. Или…
Нет, нет, нет. Миллион раз нет, этого просто не может быть. Она не плохая. Она слишком принципиальна. Она бы не отступилась от себя даже ради брата. И потом, она даже не знала, где его искать. Или…
И все начиналось по новой.
Рассвело. Матвей сел на кровати, потер глаза и попытался вспомнить, когда в последний раз спал ночью. Получалось, что очень давно. Как он вообще держится? Это всё мысли виноваты. Мысли, эти изнуряющие назойливые мысли, будто коршуны, подстерегают, следят, когда он потеряет бдительность, и нападают, атакуют, клюют…
…За завтраком Матвей сказал категорично:
- К врачу не пойду.
Сегодня еда казалась еще более отвратительной, чем обычно, и запихать в себя хотя бы ложку ему так и не удалось. Его лихорадило, он не мог усидеть на месте, все теребил кромку скатерти, перекладывал ложку с места на место, крутил тарелку. При этом он искоса, тайком рассматривал мать, словно никогда прежде не видел. Все искал доказательства - или оправдания. Пытался определиться, понять, заметить. И вот брякнул о враче.
Алевтина Григорьевна медленно положила ложку на стол, выдержала трагическую паузу и ответила:
- Это для твоего же блага.
- Нет.
- Я - твоя мать, я лучше знаю.
"Это я лучше знаю! Потому что я - это я! - завопил Матвей мысленно. - Не пойду к врачу, не хочу к врачу!"
Больше всего на свете ему хотелось спросить, что же она чувствует на самом деле, возгордится ли, если он отомстит за нее, но он бы скорее язык себе откусил, чем произнес хоть слово.
- Пойду, прогуляюсь, - выпалил Матвей и вскочил из-за стола, отодвинув тарелку подальше.
Алевтина Григорьевна хмуро смотрела сыну вслед. Все, что она хотела сказать, Матвей знал наперед и слушать не хотел категорически. Может быть, это трусость - избегать конфликта, но у Матвея не было сил отстаивать свою независимость. Сил на это у него, впрочем, не было никогда, но сегодня это было ему особенно очевидно. Может, сказывался хронический недосып, может, пустой желудок, но Матвей не мог больше этого выносить.
Он выбежал на улицу и болтался там до вечера. Михаил то появлялся, то исчезал по своим делам. Матвей психовал, обвинял его в слежке, пару раз пытался убежать, путая следы как заяц, но только прохожих напугал.
- Ты уже весь мой, - заявил ему Михаил, улыбаясь. - Зачем бежать? От себя не убежишь. От меня - тем более. Давай лучше мороженого съедим, которое ты больше всего любишь. Мамаши твоей нет, ругаться никто не будет.
Домой Матвей пришел измотанный. Мать встретила его в коридоре застывшей статуей, но он молча прошмыгнул мимо. В кухне работало радио. Матвей привычно абстрагировался от назойливой болтовни и стал сосредоточенно мыть руки. И вдруг услышал, как диктор говорит:
- Вы, Матвей Корнеевич, с желаниями-то определились? А то мы ждем, ждем, а вы всё решиться не можете. Зрителей заставляете скучать.
Матвей даже голову повернул в сторону бестолковой говорильни. В это время мать зашла в кухню.
- Матвей, нам надо поговорить.
- Тсс! - прошипел Матвей и навострил уши.
- Вы, Матвей Корнеевич, понимаете, что от вашего решения зависят судьбы многих волшебников? Принцип равновесия не имеет под собой достаточной доказательной базы. Однако на вашем примере мы сможем принцип либо подтвердить, либо опровергнуть. Вы - наш первооткрыватель, можно сказать. Мы следим…
- Ты это слышала? Нет, ты это слышала? - прошептал Матвей. - Невероятно!
- Слышала что?
Неужели это дело рук Михаила? Очередной способ подтолкнуть нерешительного Матвея, Матвея-тряпку, Матвея-нытика к действиям? Заставить принять нужное злодею решение, подчиниться требованиям большинства?
- Вы в окно-то выгляните, не сочтите за труд, уважаемый. Наша машина припаркована на противоположной стороне улицы. Черный фургон.
Матвей и без выглядываний в окно знал, что фургон стоит на заявленном месте. Он его приметил, когда домой возвращался. Уж больно подозрительно выглядела машина - черная, тонированная наглухо, с темными фарами. Зловещая, в общем. А теперь выясняется, что чутье не подвело…
- Мы за вас болеем, Матвей Корнеевич. Порадуйте нас. И да - включите телевизор. Про вас там передача идет по "Первому таанскому".
- Матвей! - мать подошла к сыну и стукнула по руке. - Я с тобой разговариваю!
Матвей вздрогнул, посмотрел на мать. Глаза его возбужденно сияли.
- Не может быть! Этого просто не может быть!
Он скачками помчался в комнату.
- Где пульт? - заорал он благим матом.
Мать вбежала следом, то увещевая, то ругаясь, то угрожая. Матвей не слушал. Пульт был найден, заветный канал включен. На экране была огромная студия. В центре её стояли два кресла, одно из которых занимал ведущий. Периодически камера показывала зрителей, внимающих ему так, словно он изрекал божественное пророчество. Еще были короткие вставки, представляющие главного героя передачи - собственно Матвея Корнеевича в обычной жизни.
Матвей пялился в экран с безумно-счастливым видом. Трудно сказать, что радовало его больше всего - собственная глупая физиономия крупным планом, ночные мысли, высказанные хмырем-ведущим, или красочная перспектива - он прославится, станет уважаемым и, как следствие, любимым.
- Мам, ты только погляди! - возбужденно говорил Матвей, тыча пальцем в экран. - Я только вчера про это думал, а они уже знают! Михаил! Михаил, где ты? Я согласен!
- Матвей! - Голос матери был совсем близко. Так близко, что отдавался в голове волшебника эхом. - Матвей!
Мать выдрала пульт из рук сына и выключила телевизор.
- Сидеть! - рявкнула она, толкая его назад.
Он не ожидал такого, оступился и удачно угодил задом в кресло.
- Что, мама? - спросил он нормальным тоном. - Ты все поняла, правда? Думаешь, принцип равновесия сработает?
В руке матери молнией сверкнул телефон. Не отрывая глаз от сына, она набирала номер.
- Алло, Виталий Евгеньевич? Приезжайте срочно. Срочно, я сказала! Плевать. Только не официально, я не переживу такого позора. Успокоительное захватите, и побольше.
Глава 5. О гостях незваных и званых
Лера спала очень крепко и потому стук в дверь услышала далеко не сразу, только когда он перешел в фазу "вышибание двери".
Кто бы это мог быть? - пронеслось в голове, как только она проснулась окончательно. - У Игната ключи должны быть. Или не должны? Может, хозяин заявился? И без ключей? Сомнительно. Тогда кто? Враги выследили?
Лера кинула быстрый взгляд в окно - то ли ранее утро, то ли пасмурный день, но явно не ночь. Дома ли Игнат? Вряд ли. Он бы тогда уже показался - такой грохот мертвого поднимет. Тогда где он? Раздумывая над этим вопросом, Лера на всякий случай обошла квартиру, никого не нашла и выползла в коридор, где взгляд ее упал на тумбочку у стены. Там, на листке бумаге - записке - лежали два ключа, рядышком примостился сотовый. Решив, что тот, кто ломится в дверь, подождёт, если очень надо попасть внутрь, а если не очень надо - так и скатертью дорога, Лера быстро проглядела записку. В ней ровным Игнатовым почерком, который Лера лучше своего знала, было написано, что ей торжественно оставлен допкомплект ключей на всякий случай и Игнатов телефон на сохранение.
Стук не стихал. Похоже, кто-то пинал дверь ногами. Лера посмотрела в глазок и перекосилась. Стоит ли подавать признаки жизни? По всему выходило, что придется, иначе незваная гостья расправится с дверью не хуже штурмовой бригады.
- Доброе утро. - Щелкнув замком, Лера изобразила самую доброжелательную улыбку. - Не спится вам?
На пороге стояла Карина - злая, как черт, и уже готовая идти на таран. Глаза её за узкими очками прожигали Леру насквозь. Одета она была по обыкновению в темную юбку и белую блузку; волосы собраны в старушечий пучок. Отвратительно. В руках Карина сжимала телефон.
- Я войду? - спросила она на удивление прохладным тоном, в котором не нашла отражения полыхавшая во взгляде ярость. - Ненадолго.
- Отчего же нет, - усмехнулась Лера. - Можете даже и надолго. Хоть жить оставайтесь.
- Мне нужен Игнат, - отчеканила Карина.
- Не представляете - мне тоже. Хотите чаю? Кофе? Или лучше валерьяночки?
"Не хочу вас утруждать" в устах секретарши прозвучало ругательством, последующее "Вы, видимо, только встали" и вовсе проклятием.
- Игната нет, но вы можете его подождать. Чистое белье захватили? И кровать - моя.
Лера неожиданно пришла в хорошее настроение. Не то чтобы она вдруг прониклась к секретарше Игната дружескими чувствами, но переживать за него в компании лучше, чем в одиночестве киснуть и в итоге угрызениями совести и догадками довести себя до полного коллапса.
Карина сжала телефон так, что он жалобно хрустнул, и спросила:
- А где он? Что вообще происходит?
- О! - улыбнулась Лера. - Вы, значит, еще не в курсе? Как же это Игнат вам не доверился? Как же не поведал всю правду? Кстати, вы сладкого купить не догадались по дороге? Жаль, рассказ долгий получится.
- У меня нет времени слушать вашу болтовню, - отрезала Карина, разворачиваясь к двери. - Мне нужен Игнат, и я его найду.
- Интересное заявление. У вас вдруг волшебные способности прорезались? Или вы от Игната идиотской верой в свои силы заразились?
- Разумеется, искать буду не я. Я просто заявление в полицию напишу. По друзьям поспрашиваю. Кто-нибудь, да видел.
- Да не видел его никто, - вздохнула Лера. - И видеть не мог.
Карину это заявление огорчило до такой степени, что она позволила увлечь себя на кухню, где Лера, продолжая разыгрывать из себя гостеприимную хозяйку, налила гостье чая. На этом идиллия закончилась и началась свара. Обычная, женская, безобразная.
Зачинщицей стала Карина - без экивоков заявив, что во всех несчастьях Игната виновата Лера. Волшебница, ясное дело, возразила, слово за слово, и понеслось. До драки дело не дошло только потому, что в дверь кто-то опять начал стучаться.
Спорщицы замерли, а потом, отталкивая друг друга, понеслись на стук. При этом Лера цеплялась за длинноногую Карину, которой удалось вырваться вперед, и злобно шипела:
- Куда ты, дура? У него ключи есть! Это не он. Не вздумай открывать!
У двери они оказались одновременно - всклокоченные, раскрасневшиеся и помятые. Блузка секретарши не выдержала Лериного натиска и разошлась на спине. Вопреки опасениям Леры, Карина не стала тут же хвататься за замок, а замерла.
- Руки убрала, - на всякий случай предупредила Лера театральным шепотом. - Не вздумай открывать.
Девицы дружно навострили уши.
- Твою мать… - удалось расслышать в паузе между ударами в дверь. - Как же все это бесит…
Лера улыбнулась и открыла дверь.
…В кухне стало тесновато. Александр мрачно цедил чай. Карина покидать квартиру не собиралась и с плохо скрываемым нетерпением ждала Лериного доклада. Сама Лера готовила завтрак из того, что нашлось в холодильнике, хотя у неё были сомнения, что имеющегося хватит, чтобы накормить её голодного и злого как демоны мужа. И слушала, слушала, слушала.
За последний час Александр сказал больше слов, чем за всю их совместную жизнь. Путешествие поездом произвело на него неизгладимое впечатление.
Александр вообще никогда на поездах не ездил в силу особенностей существования. И от жизни был оторван как никто - Грань берет свое. Он даже не знал или забыл, что поезда ходят по расписанию, поэтому на вокзале ему пришлось просидеть около пяти часов прежде, чем объявили посадку на поезд N 452 "Столица - Лопухи".
Поскольку разницу между купе и плацкартом ему никто объяснить не удосужился, Александр купил тот билет, который предложила ему жалостливая кассирша. Боковая полочка. Верхняя. В конце вагона. Великолепное место для того, кто желает познать саму жизнь во всех её проявлениях. Или понюхать чужие носки. Или полюбоваться голыми пятками, торчащими с соседних полок. Или послушать, как хлопает дверь, когда любители выпить или просто несчастные с проблемными почками стройным клином тянутся в туалет.
Сам Александр осмелился зайти в туалет единственный раз - только затем, чтобы тут же пулей из него вылететь. Может, сорок лет за Гранью и стерли большинство воспоминаний о жизни, отучили обращать внимание на окружающий мир, но… воняло в сортире нестерпимо, а грязь была такая, что ноги вязли. В итоге ему приходилось выбегать по нужде на очередной остановке с риском упустить поезд.
Еще Лера услышала красочное, потрясающее по своей художественной силе и выразительности описание ночной жизни поезда. Это когда одна половина вагона гуляет до утра, а другая - храпит на разные тональности. Все одно, спать невозможно. Да и без музыкально-голосового сопровождения - спать невозможно! На узенькой полке, где лишнее движение грозит немедленным падением! И все время кто-то шастает - туда, сюда, туда, сюда! Так и хочется вслед плюнуть.
…Лера слушала…
Особенно запомнились Александру две молодые на вид девицы. Хотя кто знает, может, и не молодые. Может, омолаживающими заклинаниями увлекающиеся. Девицы обитали напротив и всё время поездки обсасывали свои проблемы. Точнее, одну-единственную проблему, весьма специфическую. Александр пережил бы и тему одноразового секса, и вечное "все мужики - козлы", и пьянку, и слезы, и нытье, но… соседки оказались оригиналками. Они обсуждали кишечник, причём так, будто он был у них один на двоих. Одна жаловалась на периодические запоры, а вторая поддакивала и жадно уточняла. На стадии "Ой, у меня если с утра не получится, так я потом весь день мучаюсь, и никакой кефир с огурцами не помогает…", Александр накрыл голову плоской, как блин, казённой подушкой и завыл в матрас. Он не желает этого слушать! Оставьте ему хоть немного иллюзий! Недосказанность оставьте! И невинность!
…Лера внимательно слушала…
…И эти разговоры за жизнь во всех концах вагона - громкие, надрывные. И запах варёных яиц, от которого тошнит. И жара, жара, жара, в которой все потеет, смердит и плавится. Ни глотка свежего воздуха.
Сутки пути. Слишком жестоко для того, кто сорок лет провел в забытьи.
- Кофе хотите? - прервала Лера излияния Александра. - Сварю ради такого дела.
На кофе он согласился, но жаловаться не перестал. Она по-прежнему прилежно слушала его нытьё, хотя больше всего на свете ей хотелось его заткнуть и в свою очередь рассказать про их с Игнатом приключения. Она волновалась за одноклассника. Где он? Что с ним? Обещал к утру быть, а сейчас - она посмотрела на часы - десять утра. Пора организовывать спасательную операцию или подождать еще минуточку, пока муж закончит изливать душу?
- Что у вас случилось? - вдруг прервал описание длительной внеплановой остановки поезда Александр. - Где твой друг?
Карина встрепенулась и открыла рот:
- Да, где он?
- И я бы хотела знать, где он, - вздохнула Лера. - Ушел на разведку, обещал вернуться под утро.
- И не вернулся.
- Пока нет.
- На какую разведку? - не унималась Карина. - Что за бред?
Лера собиралась ответить, но Александр допил кофе и встал из-за стола. Ему были до лампочки чужие страдания, метания и горести. Он даже не поинтересовался, кто такая Карина и что здесь делает. Вполне возможно, он вообще её не заметил.
- Весьма печально. Но нам пора.
- Куда? - спросила Лера, озвучив застывший в глазах Карины вопрос.
- Домой.
И начался второй раунд. Александр настаивал на немедленном отъезде, аргументируя это тем, что они практически беззащитны, а значит, бесполезны. Да, амулеты имеются, и у него тоже, но на одних безделушках далеко не уедешь.
Лера уперлась. По мере того, как спор набирал обороты, у неё складывалось впечатление, что возражает ей Александр больше для проформы, нежели и впрямь желая переубедить. Это паранойя или он опять что-то скрывает?