– Да. С раннего детства вместо сказок мне и моим братьям на ночь рассказывали секреты изготовления вина. Вместо принцев и принцесс действующими лицами историй были пробки и бутылки. Ты знаешь, ведь вино похоже на человека. Оно тоже переживает несколько периодов: детство, юность, зрелость и старость. Важно поймать момент, когда вино достигло своего расцвета. Когда оно стареет, начинает киснуть и постепенно умирает.
Колетт с любопытством посмотрела на спутника. Оливье походил на поэта, с вдохновением читающего лирические стихи.
– Ты говоришь о том, что принято называть выдержкой? – Колетт с трудом поддерживала беседу. В сущности, она знала о вине только то, что оно красного или прозрачно-желтого цвета и если его слишком много выпить за ужином, то наутро будет болеть голова.
– Да. Хотя гораздо важнее для хорошего вина не то, сколько лет бутылка пролежала в темном погребе, а то, сколько солнечных и дождливых дней было в тот год, когда собрали виноград. Исправить ошибку природы не сможет даже самый опытный винодел. Поэтому климатическая карта последних двадцати лет – обязательная принадлежность каждого солидного ресторана или винного магазина. Кстати, мы почти на месте.
Они приблизились к кованым воротам, табличка на которых гласила "Винные погреба де Берси".
– Боюсь, тебе придется ненадолго расстаться с троном, – заметил Оливье, когда они подошли к круто идущим вниз ступенькам.
Колетт снова оказалась на руках Оливье.
– Ты меня избалуешь, – пошутила она. – Меня раньше никогда не носили на руках. А тут… второй раз за день.
– Привыкай, моя принцесса. Я готов носить тебя на руках до конца своей жизни.
Колетт кокетливо посмотрела на Оливье. Нет, она и не думала ему верить! Оливье Лоран всего лишь заигрывает с ней. Обычные уловки ловеласа. Возможно, ему наскучили длинноногие красотки и потянуло на экзотику?! Колетт поёжилась от неприятных мыслей. Ей нельзя влюбляться в Оливье. У них нет никакого будущего. У нее вообще нет будущего, в котором найдется место мужчине. Тем более такому привлекательному, как Оливье Лоран.
Она инвалид. Пора свыкнуться с этой мыслью и не грезить о несбыточном. Разве ей нужна жалость? Муж-сиделка?..
– Колетт, с тобой все в порядке?
– Да-да. Я просто задумалась.
– Надеюсь, обо мне?
Оливье медленно спускался по ступенькам. Лестница была плохо освещена, и Колетт испугалась, что если он оступится и упадет, то она не сможет ничем ему помочь. Она даже не сможет самостоятельно подняться на ноги.
Однако уже через пару мгновений они оказались в светлом и неожиданно просторном помещении. Вдоль стен располагались полки, заполненные пыльными бутылками. Одни стояли, другие лежали на боку, красуясь пробками… Колетт охнула от восхищения.
– Никогда не видела столько вина? – усмехнулся Оливье. Похоже, его позабавила ее детская непосредственность. – Куда желаете сесть, мадмуазель?
– Давай вон за тот столик в углу, – предложила Колетт.
– Как прикажешь. – Оливье направился к указанному столику.
Будто из-под пола перед ними выросла коренастая фигура мужчины средних лет. На нем был белоснежный фартук.
– Добро пожаловать. Чем могу быть полезен, мсье Лоран?
Оливье опустил Колетт на высокий стул и обменялся рукопожатием с хозяином погреба.
– Добрый день, Кристоф. К чему такие церемонии? Как поживаешь?
– Давненько тебя здесь не было. Как твой достопочтенный отец? По-прежнему мечтает о троне винного короля? – Кристоф одобрительно рассмеялся.
Оливье пожал плечами.
– Да. И грозится лишить меня наследства.
– Ох уж этот старый упрямец. А как зовут твою прелестную спутницу? Это так романтично – носить женщину на руках… Эх, вернуться бы в прошлое… Без ложной скромности, я умел красиво ухаживать за женщинами. – Кристоф подошел к Колетт. – Простите, мадмуазель, но вы неважно выглядите сегодня.
– Для человека, вернувшегося всего пару дней назад с того света, Колетт красавица, – вступился за нее Оливье.
– Так, значит, вас зовут Колетт. Прелестное имя. Ваши родители, наверное, обожали Виктора Гюго?
– Как вы угадали?.. – Колетт перевела изумленный взгляд на Оливье.
– Эй, Кристоф. Прекрати обольщать мою невесту.
– Невесту?! – в один голос воскликнули Кристоф и Колетт.
– Лучше принеси нам парочку бутылок лучшего красного вина. Колетт желает научиться дегустировать.
– А ты, конечно, тут же вызвался выступить в качестве ее учителя, – усмехнулся Кристоф.
Когда хозяин погреба удалился, Колетт прошептала:
– Здесь столько вина! Наверное, оно стоит целое состояние.
Ее глаза горели, а щеки залил румянец.
– Вообще-то у французского вина есть табель о рангах. Нижнюю ступеньку занимают столовые вина. Самые дешевые и простые. Чуть выше по качеству – местные вина, которые производят в определенных регионах Франции. Следующая ступень – вина высшего качества, произведенные на ограниченной территории. Наконец настоящие аристократы – вина четвертой категории, "контролируемые по происхождению". Именно их покупают коллекционеры и продают на аукционах за сумасшедшие деньги. Требования к их изготовлению еще жестче. Например, даже если урожай винограда был обильным, элитного вина нельзя произвести больше установленных лимитов. Престижного вина не может быть много! Все, что ты видишь перед собой, – вина первых трех категорий. Настоящее сокровище Кристоф прячет в тайниках. Кстати, вот и он.
Хозяин опустил на стол поднос с двумя бутылками красного вина и дюжиной стеклянных, формой напоминавших тюльпаны бокалов на длинных высоких ножках.
– Зачем столько бокалов? – шепотом спросила изумленная Колетт, когда Кристоф степенно удалился. – Мы кого-нибудь ждем?
– Нет. Это только для нас. – Оливье снисходительно улыбнулся. Бутылки были уже открыты. Однако пробки лежали тут же, на подносе. Оливье взял одну из них и показал Колетт.
– Видишь? Здесь написано название замка и год урожая. Чем длиннее пробка, чем дороже вино и выше его качество.
– Как все сложно.
– Все просто. Главное – доверять своим чувствам и ощущениям.
Оливье налил вино в два бокала и протянул один Колетт.
– Сначала нужно опустить бокал и посмотреть на поверхность вина, определяя, насколько она зеркальная и нет ли на ней каких-нибудь частиц.
– Например, крошек или мошек? – Колетт принялась с сосредоточенным видом рассматривать свое вино. От усердия она даже высунула кончик языка.
Оливье улыбнулся.
– Что-то вроде того. Затем нужно посмотреть на бокал сбоку, на белом фоне. Заметь, какие чистые здесь скатерти.
– Я уже обратила внимание, – заговорщическим шепотом ответила Колетт, перегнувшись через столик. – Редко увидишь такую белизну даже в хорошем ресторане.
– Подержи бокал прямо, затем наклони.
Колетт выполнила его распоряжения.
– Зачем мы все это делаем? Не пора ли уже выпить?
Оливье не сдержал улыбку.
– Говоришь, как хронический алкоголик, моя дорогая.
Колетт обиженно надула губы и еще раз взглянула на свой бокал.
– Судя по пурпурному цвету, мы имеем дело с молодым элитным вином. Похоже, что виноград собрали сразу после дождя, – задумчиво произнес Оливье. – Либо с молодой лозы.
– Откуда ты знаешь? Я ничего такого не вижу, – созналась в собственной некомпетентности Колетт.
– Цвет не очень насыщенный. – Оливье поставил бокал на стол.
Колетт последовала его примеру.
Он налил немного вина в два других бокала. Колетт дала себе слово ничему не удивляться. А если и удивляться, то молча.
Оливье протянул ей новый бокал.
– Сделай выдох и понюхай вино. Это называется "первый нос".
Колетт хихикнула, но понюхала вино.
– Под действием кислорода характер летучих веществ быстро меняется. – Оливье покрутил бокал и снова понюхал вино.
– "Второй нос"? – с улыбкой спросила Колетт.
– Угадала. Чувствуешь, вино "раскрывается"?
– Когда же мы наконец?..
– Немного терпения, дорогая. Чем дольше чего-нибудь желаешь, тем больше удовольствия получаешь при обретении, не так ли? – Оливье заглянул в ее глаза.
О чем он говорит? Только ли о вине? – подумала Колетт.
– Набери немного вина в рот, только не вздумай глотать… первое ощущение во рту называется "атакой". Пожуй вино, покрути его во рту, омой десны, язык, внутреннюю поверхность щек. Сосредоточься на ощущениях, которые вызывает вино, согреваясь и "расцветая" во рту. Будоражащее ощущение, не так ли? Почти как сексуальное возбуждение… – Оливье провел рукой по ее волосам.
Колетт закрыла глаза, отдавшись чувственному удовольствию. Ее губы и язык горели, как от жарких страстных поцелуев. Тело звенело, наполняясь музыкой…
– А теперь можешь проглотить, – прозвучал финальным аккордом голос Оливье.
– Восхитительно… – прошептала Колетт, открыв глаза.
Помутневший взгляд Оливье красноречиво свидетельствовал о том, что и ему передалось желание, охватившее ее естество минуту назад.
– Спасибо.
– За что?
– За наслаждение, которое ты мне подарил. – Колетт коснулась губами его губ, ощутив терпкий привкус вина.
Ее язык проделал тот же путь, что и вино. Пробежался по деснам, языку, зубам, опьяняя не меньше, чем элитный напиток. Колетт едва нашла в себе силы оторваться от губ Оливье. Он разочарованно вздохнул.
– Ты все еще его любишь?
– Кого?
О ком вообще может идти речь, подумала Колетт, кроме нас с Оливье? Мы вдвоем в целом мире. И – о ужас! – похоже, я влюбилась в своего доктора.
– Жан-Пьера.
– Нет.
– Тогда почему ты не хочешь отдаться страсти? Я ведь чувствую, что ты себя сдерживаешь.
– Оливье, мы не можем быть вместе… я… я не могу ходить… все так быстро…
– Может быть, ты из любви к Жан-Пьеру отвергла его помощь и любовь? Не хочешь причинять ему страданий? Так, Колетт?
– Нет, не так. Я никогда его не любила по-настоящему. Да и он, думаю, тоже. Просто он чувствует вину за аварию.
– А ты? Ты тоже считаешь, что он виноват?
– Нет. Мы оба затеяли ссору. Если бы за рулем была я, то, возможно, случилось бы то же самое.
– Но за рулем была не ты, а Жан-Пьер.
– Оливье, к чему весь этот разговор?
– Колетт, попытайся вспомнить, как все произошло. Может быть, ты подсознательно не можешь простить Жан-Пьера… Я хочу это знать… мне важно… – Оливье с трудом подбирал слова, запинаясь и делая минутные паузы между вопросами.
Колетт закрыла глаза и попыталась восстановить картину страшных событий. Они сели в машину… пробка… забытый телефон… перекресток… мелькнувший столб…
– Мужчина! – резко воскликнула она.
– Мужчина?
– Да. За секунду до аварии. Там был какой-то мужчина. Именно из-за него Жан-Пьер вывернул руль, и мы перевернулись.
– Ты видела его лицо?
– Нет. Я… потом удар, стекло… все стало темным… Я закричала от боли… Наверное, я потеряла сознание. Мы его сбили?
– Нет-нет. Никто, кроме вас с Жан-Пьером, не пострадал. Ты уверена, что видела кого-то? Полицейские не стали заводить дела, заявив, что это обычный несчастный случай. Штатное дорожно-транспортное происшествие.
– Но… как же так? Я ведь помню, что там кто-то был… Именно из-за этого человека я сейчас в инвалидном кресле! – Лицо Колетт исказила злоба. – Я его ненавижу, кем бы он ни был. Будь он проклят!
– Колетт, так нельзя. Ты ведь не знаешь всех обстоятельств.
– Я знаю главное обстоятельство: то, что я, возможно, никогда не смогу ходить. Если бы я узнала, кто это…
– Что бы ты сделала?
– Отомстила бы, – безапелляционно заявила она, уставившись глазами в одну точку. – Не знаю как, но он бы до конца своих дней сожалел о том, что оказался тогда на нашем пути.
– Колетт, пожалуйста, успокойся. Тебе вредно нервничать. Возможно, тебе все это привиделось. Такое бывает… галлюцинации после стресса или видения во время наркоза… главное, что ты осталась жива. Ты сейчас рядом со мной. Скоро ты выздоровеешь. Обещаю, что поставлю тебя на ноги. Потерпи немного…
– Перестань разговаривать со мной, словно с сумасшедшей! Я трезво оцениваю свои шансы на полное выздоровление. На реабилитацию, возможно, потребуются годы, десятилетия… а я так и не встану с инвалидной коляски. – По щекам Колетт заструились слезы.
– Колетт, я люблю тебя.
– Не пытайся меня утешить сладкими признаниями, – огрызнулась она. – Отвези меня обратно в больницу. Наша прогулка была ошибкой.
– Нет, Колетт, постой…
– Ха-ха-ха! – истерично рассмеялась она, запрокинув голову. – Забавно звучит. Ты просишь меня не уходить? Как? Я ведь не в состоянии пошевелить даже мизинцем на ноге!
– Колетт, жизнь ведь не закончилась на этом. В ней масса удовольствий. Я хотел показать тебе сегодня, что…
– Так, значит, это был акт милосердия?! Наверное, я уже не первая пациентка-инвалид, которой ты показываешь все радости бытия. Вернее те, что остались доступными.
– Колетт, я понимаю, ты расстроена…
– Черта с два ты понимаешь! Как ты можешь понять меня? Ты ведь не сидишь в этом чертовом кресле. Не думай, что я ничего не понимаю. В конце концов у меня остались подруги… – Колетт улыбнулась, вспомнив Мадлен и Натали. Они-то уж точно не оставят ее в беде. Вылазки в горы, конечно, придется оставить в прошлом, но посиделки в кафе ведь никто не отменял. – У меня есть любимая работа. Я могу разрабатывать дизайн-проекты, даже сидя дома… – Колетт пожала плечами и натянуто улыбнулась. – Так что у меня, пожалуй, даже найдутся завистники. Инвалидность – не катастрофа. Если бы я была балериной, смысл жизнь которой в танце… вот тогда все было бы куда хуже.
– Я рад, что ты так думаешь… если ты и в самом деле так рассуждаешь, конечно.
– А теперь давай вернемся в больницу. Я и в самом деле устала.
– Ты на меня не злишься больше?
– Нет. Я благодарна тебе.
– Только благодарна?
Колетт подняла на него глаза, чтобы ответить "да", но, встретившись с Оливье взглядом и прочитав в его глазах "я люблю тебя", не нашла в себе сил солгать.
– О, кажется, у тебя были посетители?
– С чего ты взял?
Оливье указал взглядом на роскошный букет кремовых роз, стоявший в изголовье кровати Колетт, и нажал на кнопку вызова медсестры.
– Зачем?
– Мы ведь должны узнать, от кого цветы.
– Оливье, ты что, ревнуешь? – с улыбкой спросила Колетт. Трудно поверить, что красивый здоровый мужчина ревнует свою пациентку…
– Катрин, прекрасно сегодня выглядишь, – поприветствовал вошедшую медсестру Оливье.
– Спасибо, доктор Лоран, – кокетливо похлопав ресницами, ответила она. – Как погуляли?
– Замечательно. Ты ведь не расскажешь об этом никому, правда?
– Я же обещала, – ответила Катрин, обидевшись, что ее обещания подвергли сомнению.
– Кто приходил к мадмуазель Вернон?
– Жан-Пьер Норто.
– Я так и знал. Он спрашивал, где Колетт?
– Я сказала, что она на процедурах, потом у нее послеобеденный сон…
– Ты умница, Катрин.
Колетт несколько раз кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание Оливье. Уж не вздумал ли он флиртовать с другой женщиной у нее на глазах? Тем более что медсестра в него явно влюблена по уши.
– Катрин, помоги, пожалуйста, нашей пациентке.
Колетт гневно сверкнула глазами, и Оливье лукаво улыбнулся. Похоже, он специально заставил ее ревновать, а в наказание еще и препоручил заботам медсестры.
– Дайте мне, мадмуазель, вашу руку, – любезно попросила медсестра, подойдя к коляске Колетт.
При других обстоятельствах Колетт гордо бы вскинула голову и ответила "я сама", однако сейчас это были пустые, ничего не значащие слова. Она не могла самостоятельно встать с кресла и лечь в постель.
– Катрин, я переоценил ваши силы, вам не справиться. – Оливье подошел к Колетт и на руках перенес ее на кровать, заслужив восхищенные взгляды обеих женщин.
В дверь постучали.
– Кажется, у вас сегодня день посещений, – заметила Катрин, открыв дверь перед Мадлен и Натали.
– Привет, дорогая. Мы тебе принесли все, что ты просила.
Подруги ворвались в палату, словно струя свежего воздуха. Точнее струя чистого… дорогого парфюма.
– Пожалуй, нам лучше оставить вас. – Оливье взял медсестру под локоть, и они вышли из палаты.
– В чем дело, Колетт? Ты расстроена? – спросила Мадлен, от которой не укрылась перемена в выражении лица подруги.
– Немного устала, но очень рада вас видеть, – как можно беспечнее ответила Колетт, пытаясь выкинуть из головы ревнивые мысли об Оливье и Катрин. Какое она имеет право ревновать своего врача?
– Что на тебе надето? Какой-то деревенский сарафан! – Натали презрительно сморщила нос.
Колетт улыбнулась.
– А по-моему, лучше, чем больничная рубашка на липучках. В больнице своя мода.
– Сказала бы нам, мы принесли бы тебе что-нибудь… посовременнее.
– В следующий раз, ладно? Вы принесли мой ноутбук и телефон?
– Да. Анна передавала тебе огромный привет.
– Бедняжке, наверное, сейчас нелегко одной.
– Она не жаловалась. Ей ведь нужна была практика. Сейчас у нее ее хоть отбавляй.
– Глядишь, отобьет всех моих клиентов, – усмехнулась Колетт. – Мне нельзя долго задерживаться на больничной койке.
Натали указала на инвалидную коляску и вопросительно вскинула брови.
– Оливье… то есть доктор Лоран устроил мне небольшую прогулку, – пояснила Колетт. – Пришли бы вы минут десять назад, не застали бы нас.
– Что у тебя с ним? – Натали пристально уставилась на подругу, словно пыталась прочитать ее мысли.
– А что может быть у меня с врачом?
– Не строй из себя маленькую девочку, – строго сказала Натали. – Ты сама прекрасно знаешь. Доктор Лоран – настоящий красавец. В него нельзя не влюбиться. Даже на меня он произвел впечатление.
– Ну уж если даже на тебя… – Колетт усмехнулась.
– В самом деле, Колетт, ты в него влюблена?
– Мадлен, ты заодно с Натали?
– У тебя какой-то странный взгляд.
– Самый обычный взгляд.
– Нет, не обычный, – возразила Натали.
– Может быть, действие снотворного. Меня им вечно пичкают.
– Глаза блестят, в них какая-то тайна, загадка… недосказанность, как у влюбленной в своего учителя школьницы.
– Мадлен, какая глупость! Мы ведь давно вышли из школьного возраста. Не льсти мне. Я никогда не комплексовала из-за собственного возраста.
– И где же вы гуляли, позволь узнать? – спросила Натали, устроившись поудобнее на краешке кровати Колетт.
– Сначала по парку, любовались лебедями…
– Лебедями, значит. Ну-ну… – задумчиво повторила Натали, словно производила в уме какие-то сложные математические вычисления.
– Да, лебедями, – повторила Колетт. – Потом Оливье учил меня дегустировать вино. Кстати, – обрадовалась Колетт неожиданно подвернувшейся лазейке, – возможно, блеск в глазах объясняется воздействием алкоголя.
– Так и есть, подружка, ты влюблена в своего доктора Оливье, – заключила Натали.
– И с чего, разрешите узнать, такие выводы? – иронично спросила Колетт, чье сердце учащенно забилось при мысли, что ее чувства заметны невооруженным глазом.
Натали пожала плечами.