С каждой неделей становилось все сложнее укладываться в срок, а ведь раньше такой проблемы вообще не существовало! Я часами просиживала у факса, ожидая согласий на интервью, а иногда и самих ответов на вопросы от звезд, которым "неотложные дела" мешали со мной встретиться. Почти каждый день приходилось задерживаться допоздна, чтобы хоть как-то сдержать спад, который, увы, наметился в моей карьере.
Пожалуй, самым неприятным последствием инцидента с Коулом стала реакция Маргарет. Она свято верила "Будуару" и явно ожидала от меня соответствующего поведения.
Когда я пожаловалась, что не могу добиться интервью с Орландо Блумом, который раньше соглашался без проблем, шеф подмигнула: "Уверена, ты найдешь способ его убедить". Когда пришел отказ от Джерри О'Коннелла, она посоветовала выбирать более сексуальное белье, а в случае с Хью Грантом предложила подумать об увеличении груди.
За шесть недель то же самое повторилось с каждым голливудским небожителем, который не пожелал со мной побеседовать, а заверения в том, что между мной и Коулом ничего не было, в сознании начальницы никак не откладывались. На планерках шефиня дважды называла меня "нашей лисичкой", а я заливалась не по-лисьи густым румянцем.
Во всем, что не касалось работы, июнь и первая половина июля прошли весьма неплохо. Уэнди сдержала слово и через неделю после выхода памятной статьи переехала ко мне жить. О такой соседке можно было только мечтать. Возвращаясь домой первой, что из-за моих проблем случалось почти каждый день, она делала ужин, а в свободные вечера к нам присоединялся Жан Мишель. Готовила подруга прекрасно и клялась, что все ее рецепты – чистой воды импровизация.
Еще на лестничной клетке я чувствовала божественные ароматы специй, жареного мяса и свежевыпеченного хлеба.
– Всегда мечтала открыть собственный ресторан, – скромно потупившись, призналась Уэнди.
Лето выдалось жарким. Все выходные мы с Уэнди загорали и потягивали лимонад на Овечьем лугу в Центральном парке, катались на аттракционах в Кони-Айленде или ездили купаться в Си-Брайт или Хайлендз.
Недели сменяли одна другую, а я все переживала из-за того, что нет никаких вестей от Коула. Он не объявлялся с тех самых пор, как вышла статья в "Будуаре". Наверное, обиделся и винит во всем меня, а ведь я ничего не сделала. И он определенно спит с Иваной. Вообще, меня это не должно было волновать, но я переживала, еще как переживала.
Естественно, по отношению .ко мне Коул вёл себя просто безупречно: не бросил пьяную в баре, поддержал после ссоры с Томом и даже пришел в редакцию, желая убедиться, что со мной все в порядке. А я, получается, отплатила ему, заявив бульварному журналишке, что мы любовники. Естественно, актер оскорблен. Браннон – звезда первой величины, а все думают, что он спал с одевающейся на распродажах дурнушкой, причем совершенно плоской. Куда мне до голливудских стандартов! Он привык к куколкам вроде Кайли Дейн: высоким, пышногрудым, с безупречной кожей и эксклюзивными нарядами; или к снежным королевам вроде Иваны: холодным, прекрасным, недоступным, с горящими глазами и низким бархатным голосом, будто излучающим богатство и уверенность в себе. Действительно, разве Коул лишний раз взглянет на такую, как я?
Особенно тяжело приходилось оттого, что лицо Браннона было буквально повсюду: на развешанных по городу афишах, на автобусах и анонсах новых фильмов, которые постоянно показывали по телевизору. По вечерам я бездумно щелкала пультом, натыкаясь то на повтор его интервью, то на романтическую комедию с ним в главной роли. Мне будто соль на раны сыпали, и, сгорая от стыда, я снова и снова вспоминала нашу последнюю встречу. Надо же, фактически выставила его за дверь после всего, что он для меня сделал!
Когда актер стал появляться в моих снах, я не на шутку перепугалась. Наверное, это из-за того, что его так любят рекламщики, и жгучего чувства вины. Я кое-как успокоилась, убедив себя, что через пару дней выйдет августовский номер и все наконец закончится. Через пресс-секретаря пошлю ему несколько экземпляров и стандартное благодарственное письмо – так же, как и всем знаменитостям, участвовавшим в наших специальных проектах. А потом забуду о нем раз и навсегда. Выйдет материал, скандальная статья окончательно забудется, и Коул Браннон исчезнет из моей жизни.
Наверное, от таких мыслей должно становиться легче, но почему-то не становилось; и меня это пугало.
АЗЫ ЖУРНАЛИСТИКИ
ИСТОРИИ С ОБЛОЖКИ
Вторая среда июля началась, как любой другой день, даже чуть лучше. С утра позвонили два пресс-секретаря, дав официальное согласие на интервью с актрисами, я договорилась с Молли Симз и Кирстен Данст, которые должны были блистать на обложках ноябрьского и декабрьского номеров соответственно, и почти закончила очередную идиотскую статью по заказу Маргарет: "Как за неделю покорить парня".
Прекрасному настроению не мешало даже то, что в тот день выходил августовский номер.
Пусть уж скорее мой явно несексуальный очерк о Коуле Бранноне поступит в продажу и вся эта история закончится. Надеюсь, хоть тогда перестану о нем думать, а то вся извелась, что он не дает о себе знать.
К двенадцати тридцати первые экземпляры, которые обычно привозили стопками по двадцать пять штук, еще не поступили, и, особо о них не беспокоясь, я решила пойти на ланч.
Уже заплатив за салат в пластиковом контейнере, я сидела за микроскопическим столиком в кафе "Париж" на углу Бродвея и Сорок пятой улицы, когда на мобильный позвонила Уэнди.
– Думаю, тебе стоит вернуться, – без всякой прелюдии заявила подруга.
Голос ее дрожал, и в безобидных словах мне сразу почудилось что-то зловещее.
– В чем дело? – спросила я, опасаясь, что они поссорились с Жаном Мишелем: уж слишком все было гладко и безоблачно.
– Ты сейчас где? – вместо ответа спросила она.
– В кафе "Париж". Так мне возвращаться?
– Встречаемся во дворе за зданием редакции. Приходи скорее, я уже спускаюсь.
И, не дав мне ничего сказать, подруга отсоединилась.
С бешено колотящимся сердцем я швырнула в урну недоеденный салат, схватила сумочку и бросилась вон из кафе. Дожидаясь, когда на светофоре загорится зеленый, я заметила Уэнди с развевающимися на ветру морковными кудрями. В руках у нее журнал, судя по всему августовский "Стиль". Не замечая меня, она нервно расхаживала взад-вперед.
Я неслышно подошла к ней сзади.
– Привет!
Перепугавшись, она чуть не подпрыгнула, обернулась и затравленно на меня посмотрела.
– Так из-за чего такая спешка?
Чуть ли не впервые со дня нашего знакомства Уэнди не улыбнулась в ответ. Глядя на ее нервозное состояние, серьезное лицо и перепуганные глаза, я почувствовала, как начинает сосать под ложечкой. Понимая, что напряжение исходит от журнала, я попробовала рассмотреть обложку, но та была слишком далеко.
Да, ничего хорошего мне это не сулит.
– Давай присядем, – предложила Уэнди и за руку повела меня к большой бетонной чаше для цветов.
Кое-как послушно примостившись, я стала ждать объяснений.
– Ты в порядке? – спросила я.
Будто решив смириться с судьбой, она подняла глаза и сунула мне "Стиль".
Иногда в кино, прежде чем случится что-то страшное, герои начинают видеть все в замедленном темпе. В человека стреляют из пистолета, и, перед тем как упасть замертво, он наблюдает за летящей пулей и успевает критически оценить свою жизнь. В лимузин новобрачных вот-вот врежется поезд, а они сидят, завороженно глядя на несущуюся на них махину. Кажется, у них предостаточно времени, чтобы спокойно выбраться из салона и скатиться по насыпи. Девушку сталкивают с моста, и, падая в воду, она ухитряется разглядеть буруны и скрывающуюся в прозрачной глубине рыбу.
Когда я впервые взглянула на обложку августовского "Стиля", мне тоже показалось: время превратилось в тягучую патоку. Считанные секунды ушли на то, чтобы прочитать анонс, и все вокруг будто замерло, а стучащая в ушах кровь вытеснила обычные звуки летнего дня: болтовню театралов, спешащих на дневное представление в "Винтер-Гарден", гул машин, нетерпеливо ползущих по Бродвею на юг. Вместо шума – давящая на виски тишина.
– Клэр! Клэр!
Взволнованный голос Уэнди доносился будто издалека. Глаза вцепились в страницу: я читала и перечитывала анонс, желая удостовериться, что мне ничего не пригрезилось. Просматриваю строчки – и тут же зажмуриваюсь в надежде, что ужасные слова исчезнут. Но они не исчезали, а ярко-синюю типографскую краску взглядом не выведешь.
– Клэр, ты в порядке? Скажи что-нибудь! Перепуганная подруга легонько встряхнула меня за плечи.
Я подняла на нее мутные, ничего не видящие глаза.
– Это какая-то ошибка, – чуть слышно пробормотала я.
А что еще сказать? Такое мне и в голову не приходило!
Еще один взгляд на обложку: Коул Браннон улыбается, глаза блестят, тонкая ткань рубашки красиво обтягивает мускулистый торс. Это самый лучший снимок из тех, что я видела. В один безумный момент показалось: если смотреть только на фотографию, все вернется на круги своя…
Увы, глаза, как намагниченные, возвращались к ярко-голубым анонсам, которые начинались на уровне плеч актера. На полях справа – обычная галиматья: "Тридцать пять лучших способов похудеть", "Двадцать новых способов довести его до экстаза", "Пятьдесят ярких идей осенней моды", но их я едва замечала. Под снимком лукаво улыбающегося Коула и логотипом "Стиля" – жуткий заголовок, выведенный до неприличия крупными буквами. Да, с таким материалом номер станет абсолютным лидером продаж.
"Как переспать с кинозвездой: откровения нашей корреспондентки после ночи с Коулом Бранноном". Эксклюзивный материал Клэр Райли.
– О боже, – прошелестела я, в ужасе глядя на Уэнди: лицо бледное, губы закушены, в глазах тревога. – Как?.. Почему?..
– Не знаю, – серьезно проговорила она. – Честное слово, не знаю…
Я смотрела на нее во все глаза, не в силах думать, шевелиться и даже дышать.
– А. сам очерк? – прохрипела я. – Такой же ужасный?
Секундное колебание, и та кивнула.
Непослушными пальцами я открыла оглавление, и быстро нашла статью. Посреди страницы – очень сильно увеличенное фото: мы с Бранноном обнимаемся у подъезда. Снимок знакомым не кажется; похоже, его сделали в день, когда нас застала Сидра. Больше Коул ни разу у меня не был, и прилюдно мы не обнимались. Работа явно непрофессиональная: ясно по недостаточной резкости, да и сам кадр чуть заметно наклонен влево. Папарацци тут ни при чем: при всей мерзости у них всегда все ровно и четко. Получается, это главная из Тройняшек, увидев Коула у меня в квартире, решила вернуться с камерой.
Текст оказался еще ужаснее. Я начала читать, не зная, выдержит ли сердце до конца очерка.
"Исторически беспорядочный секс считался привилегией сильного пола. Мужчины прижимали невинных девушек к груди и шептали на ушко милые пустяки о любви с первого взгляда и прочей романтической ерунде, которая бывает лишь в сказках".
Боже, да это же вступление совсем к другой статье: "Десять причин найти парня на одну ночь", Маргарет заказала ее за несколько дней до интервью с Бранноном! Судорожно ловя воздух ртом, я продолжала читать.
"Женщины любят ушами, любят красивые слова, а в результате – разбитые сердца и попранные чувства. Но кто сказал, что мы не можем диаметрально изменить ситуацию и взять инициативу в свои руки? Девушки, нам тоже по силам магия случайных встреч, и мы в состоянии проверить мужские сердца на прочность".
– Не-ет! – прошептала я, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
По неизвестно каким законам за вступлением к первой статье шел третий абзац моего очерка о Коуле Бранноне: "Одного-единственного взгляда на этого актера достаточно, чтобы понять, как ему удается очаровывать женщин по обе стороны экрана. Улыбка теплая и искренняя, глаза озаряют все вокруг, а рукопожатие твердое, но такое нежное!"
Затем в статью вклинивалось чужое предложение: "Я тут же поняла: этот парень должен стать моим".
Стало трудно дышать, а текст в очередной раз сменил направление, вернувшись к тому, что я писала о случайных связях. Удивительно, как безупречно все подогнано: готовый очерк похож не на пеструю мозаику, а на цельный материал, якобы написанный мной после интима с Коулом.
"Зачем нужен беспорядочный секс? Во-первых, это отличный способ потешить собственное эго, особенно если заниматься им с парнем, на которого давно заглядывалась".
Съежившись от стыда, я узнала первую из десяти наспех сочиненных причин. Тогда, помнится, я страшно гордилась собой, а теперь собственные слова обернулись против меня. Следующая строчка еще страшнее своей вульгарной прямолинейностью.
"Как и большинство женщин Америки, я уже несколько лет любовалась Коулом Бранноном, считая его идеальным кандидатом для проверки своей теории".
Из горла вырвался жалобный стон.
"В желтой прессе ходят упорные слухи о романе этого актера с Кайли Дейн, партнершей по фильму "На крыльях орла", но Браннон их категорически отрицает: "Это неправда. Клянусь небесами, Кайли – чудесный человек, но между нами ничего нет. Я никогда в жизни не закрутил бы роман с замужней женщиной"".
Цитату я тут же узнала: именно так он сказал, когда мы вышли из "Ателье". Следующая, явно чужая строчка снова заставила съежиться.
"Он казался таким одиноким, но лукаво изогнутые брови и многозначительная улыбка убедили: здесь кроется более тонкий намек или даже предложение… интимное предложение".
– Боже!
Я чуть ли не рыдала на плече у подруги. Лицо у нее было страшное, застывшее, словно маска.
– Разве я написала бы такое?!
– Знаю, – тихо отозвалась она, а я читала дальше, читала и за голову хваталась.
"Все знают: это чертовски приятно – вот, пожалуй, самый веский аргумент в пользу одноразового секса".
Я побледнела, вспомнив "самую оригинальную причину номер десять". Мы с Уэнди были уверены: чопорная Маргарет ее вырежет. Мечтать не вредно…
"А с кем может быть приятнее, чем с первым красавцем Голливуда?"
– Нет! – в голос заревела я, оторвав глаза от ненавистной страницы. – Не могу поверить!
Пришлось читать дальше. Всего было четыре страницы тошнотворного коктейля из статьи о случайных связях и очерка о Бранноне, круто замешанных на чужих словах, от которых гремучая смесь становилась абсолютно однородной. Заканчивалось все так же отвратительно, как начиналось:
"Расстались мы на пороге моего дома. Заглянув в бездонные синие глаза, я поняла, почему беспорядочный секс жизненно необходим: потому что случайный партнер может оказаться отличным парнем, с которым стоит познакомиться поближе".
– Нет! – пугая людей, закричала я. Это же моя причина номер три, та самая, над которой она смеялась!
"Будет ли у нас с Коулом продолжение – время покажет. Он ведь привык кружить головы. Стыдно признать, но в моем случае у него все отлично получилось. Что бы ни произошло дальше, я на всю жизнь сохраню память о нашей с ним близости".
Едва дочитав последнюю строчку, я захлопнула журнал и тут же отдала его Уэнди. Вдруг без него все встанет на свои места? Сил нет смотреть на этот номер! Да по сравнению с ним статья в "Будуаре" – просто детский лепет. Вот это настоящая беда, удар ниже пояса.
– И что мне теперь делать? – шепотом спросила я.
– Не знаю, – покачала головой подруга, у которой впервые не нашлось совета.
– Это ведь Сидрина работа?
Голос блеклый, безжизненный: что толку злиться, если случилось худшее?
– Да, точно, – кивнула Уэнди, а потом уже не так уверенно договорила: – Она ведь правила текст.
– Но я видела последнюю версию!
– Значит, она вернулась и внесла изменения уже после того, как ты подписала статью к печати, – предположила Уэнди. – Это же просто сказка: и тебе мстит, и должность исполнительного директора из-под носа Мейт уводит – дебют в редактуре получился блистательный!
– О боже! – в который раз простонала я. Конечно, можно было самой догадаться. – Журнал раскупят с бешеной скоростью, и все подумают: это Сидрина заслуга.
Как непривычно видеть Уэнди такой серьезной…
– Нужно что-то делать, – объявила я, и она кивнула.
– Знаешь, ты могла бы подать в суд, – тихо предложила подруга.
Я ошеломленно молчала: о тяжбе со "Стилем" я даже не подумала. Поняв мою нерешительность, она продолжила:
– За такое ты просто обязана подать в суд, и иск будет вполне обоснованный. Отмолчишься – люди решат: все правильно и вы с "Коулом любовники.
– Ты действительно так считаешь?
– Всему есть пределы, – твердо сказала Уэнди. – Уверена, это настоящая дискредитация, клевета, диффамация, или как там говорят юристы.
Молчание затянулось, голова шла кругом.
– Хорошо, так и будет, – согласилась я, мысленно составляя дальнейший план действий, затем встала и с грустью посмотрела на подругу. – А сейчас нужно уволиться.
– Я тоже уволюсь. – Уэнди обняла меня за плечи. – Вместе не так страшно быть безработными.
– Но ты вовсе не обязана уходить!
– Нет, я должна и хочу, – твердо заявила она. – Этот номер – верх подлости и низости, я просто не смогу работать в команде Маргарет, зная, как она с тобой поступила.
Не сказав больше ни слова, мы вошли в лифт и поднялись на сорок шестой этаж. О чем думала Уэнди, не знаю, но сама я изо всех сил старалась сосредоточиться на предстоящем увольнении. Увы, мысли возвращались к Коулу Бранно-ну: если каким-то чудом он не возненавидел меня после публикации в "Будуаре", августовский "Стиль" довершит дело.
А самое страшное – актер никогда не узнает правду и будет думать, что я намеренно причинила ему боль. Со стороны все выглядит, будто предприимчивая журналистка решила извлечь из интервью дополнительные дивиденды. Он мне доверился, вел себя, как подобает настоящему джентльмену, которых на моем пути не было и не будет, и чем ответила я?
– Давай ты первая, – чуть слышно сказала Уэнди, когда мы вышли из кабины и остановились у стойки администратора. – Удачи!
Она отдала мне злополучный номер.
– Спасибо!
Последний поворот, и коридор вывел нас к кабинету начальницы.
Касси мерзко ухмыльнулась мне, подняв глаза от ненавистной страницы.
– Стыд-то какой! – презрительно протянула она, однако я не удостоила ее вниманием.
– Маргарет на месте?
– Да, разговаривает по телефону… – заявила секретарь, но я уже летела мимо нее к вычурным дубовым дверям. – Эй, подожди, нельзя же просто так… – заверещала Касси, глядя, как я, красная от злости, врываюсь в кабинет главного редактора.
– Клэр! – воскликнула Маргарет, быстро закончила разговор и повесила трубку. – Какой неожиданный сюрприз! – Голос чуть дрожал, но вряд ли ее можно в этом обвинять. – Садись, – показав на кресла, любезно предложила она.
– Я лучше постою.
В правой руке – "Стиль", левая сжалась в кулак. Шеф посмотрела на свернутый в трубочку журнал, потом на меня, открыла рот, будто хотела что-то сказать, но так и не решилась. Повисло неловкое молчание, и главный редактор нервно заерзала.