- Вот и отлично! - воскликнул Морис с почти неприкрытым облегчением в голосе. - Значит, до вторника. Желаю приятно провести выходные. - Он вдруг сообразил, что кое-что упущено. - Как близнецы?
- Процветают.
- Молодец! Побольше бы таких отцов.
Положив трубку, Хью прямиком направился на кухню и полез в Яшек за сигаретами. Вынул из раковины стакан и наполнил до краев. Затем он прошел к любимому стулу и снова на него взгромоздился. Перед мысленным взором, как живой, возник Кевин Маккинли: как безапелляционно он называет сумму, как требует удвоенный отпуск и личную машину с шофером. Получив согласие, небрежно добавляет: "Ну и, конечно, максимальное пенсионное обеспечение". И это ему тут же предоставляют.
Ох уж эти Кевины Маккинли! Мир ими так и кишит. Они дорого себя ценят и откровенно презирают тех, кому за шестьдесят, даже если тем тоже удалось кое-чего добиться, даже если те не так уж плохо выглядят и пользуются популярностью у зрителей.
- А я пользуюсь популярностью… - прошептал Хью, глядя в стакан. - Да, пользуюсь! Они мне так прямо и пишут.
За окном послышался характерный скрип колес по гравию. Джулия. Хью подумал: "Как некстати!" Он был не готов предстать перед Джулией, он чувствовал себя таким… таким… подавленным. И не только подавленным. Несчастным. Испуганным. Потрясенным. Меньше всего хотелось, чтобы жена видела его в таком состоянии, даже если учесть, что за семь лет супружества можно навидаться всякого. Когда балансируешь на грани, нет-нет да и сядешь в калошу, и спутник жизни это понимает. Но от этого не легче.
Хью затушил окурок и стал ждать, когда за дверью в гараж послышатся шаги.
- Хью! - воскликнула сияющая Джулия. - У тебя вид как у заброшенного щенка.
- Это потому, что меня бросили, - пошутил он, раскрывая ей объятия.
Она нетерпеливо повела плечами, но позволила прижать себя к груди.
- Как все прошло? - спросил он ей в волосы.
- В лучшем виде! Меня взяли на выезд пожарной команды. Это было потрясающе! - Она скромно добавила: - Я удостоилась похвалы.
- Наверняка не одной, а целого ливня похвал.
- Придется перейти на контактные линзы, - задумчиво произнесла Джулия, высвобождаясь. - Нельзя появляться перед телекамерой в этих окулярах.
- А мне нравится.
- Ты не телекамера. Мальчики в порядке?
- Глухи к миру.
Несколько минут, пока Джулия наполняла чайник, длилось молчание.
- Ужин был вкусный?
- Вкуснее некуда, - рассеянно отозвался Хью, исподтишка наблюдая за женой.
Она сняла модное узкое пальто. Волосы - те же чудесные белокурые волосы, что и у близнецов - свободно падали на спину (снизу они были подрезаны ровно, как по линейке).
- Отвратительная погода, - заметила Джулия. - Стоять пришлось под зонтом, сырость была промозглая, и нос у меня наверняка пылал, как у Санта-Клауса. Кстати, цикл будет называться "Ночная жизнь города". На следующей неделе снимаем передвижную кухню по раздаче бесплатного супа.
- Не хочешь проконсультироваться с Кейт? У нее большой опыт общения со старыми развалинами.
- Ничего, - отмахнулась она, вставляя вилку в розетку, - как-нибудь обойдусь. Чаю?
- Спасибо, нет.
- Что-то не так? - Джулия внимательнее вгляделась в Хью.
- Звонил Морис.
- Вот как?
Она медленно сняла пиджачок, аккуратно свернула и положила на спинку кресла. Костюм тоже был весь узкий (по мнению Хью, донельзя "секси"), с короткой юбкой, открывавшей великолепные ноги в изящных сапожках. Джулия приблизилась. Положила руки на плечи Хью.
- Кевин Маккинли, да? Дело в нем?
- Не совсем.
Джулия молча ждала продолжения.
- Летом меня снова ждет продление контракта.
- Знаю, и что же?
- Чайник кипит.
- Он автоматический.
- Морис - хороший друг, - сказал Хью как-то неуверенно.
- Бесхребетный слизняк! Ему бы только протянуть время до ухода на пенсию.
- Бесхребетный не бесхребетный, но он по-прежнему на самом верху, милая.
Руки соскользнули с плеч. Джулия отошла к столу, сняла с крючка одну из бело-голубых чашек, положила туда пакетик ромашкового чая.
- Морис не даст мне пойти ко дну…
Она молча продолжала заниматься своим делом.
- Знаешь что?! - начал Хью, подкрепляя решимость хорошим глотком из стакана.
- Что? - спросила Джулия, но было ясно, что мыслями она далеко - с наслаждением перебирает события вечера, похвалы режиссера.
- Кевины Маккинли приходят и уходят, - сказал он, глядя на нее тем прямым, открытым взглядом, который когда-то помог ему выйти на экран. - Быстро идут вверх и еще быстрее катятся вниз. Ты можешь быть уверена только в одном, милая, только водном: времена меняются, за отливом неизбежно следует прилив, а прилив всегда благоприятен для Хью Хантера.
Еще долго после того как муж уснул, Джулия лежала без сна. Ей казалось, что она просто размышляет о хорошем, но когда часы в гостиной пробили два, стало ясно, что это приступ бессонницы. Тогда она поднялась и, как была босиком, прошла на кухню.
Здесь было намного теплее даже в ночные часы - из-за "Аги". Из-за темно-синей многофункциональной плиты, которую Джулия выбирала с таким старанием. Хью засыпал ее за это насмешками. Мало кому приходило в голову поддразнивать Джулию, а он этим занимался с самого начала, и мало-помалу она перестала шарахаться от его беззлобных насмешек, научилась их ценить и любить.
- Мисс Безупречность! - смеялся он. - Мисс Идеальный Подход! Мисс Семь-раз-отмерь-один-раз-отрежь!
Поразительно, но Хью все еще удавалось без труда заставить ее залиться румянцем. В этот вечер она тоже краснела, но от чистого удовольствия.
- Великолепно! - восклицал режиссер, когда они сворачивались. - Как ни стараюсь, не могу придумать ни единого замечания. Вот что значит привлечь к работе человека с интеллектом!
И еще он сказал, что вместе они объездят всю страну.
- Ничего не выйдет, - возразила она не без настоящего сожаления. - Это всего лишь проба сил. Я ведь, в конце концов, мать двоих детей.
- Выходит, матери - второсортный товар? - спросил режиссер таким тоном, словно хотел продлить удачную шутку. - До встречи через неделю! Я настаиваю. Буду ждать с нетерпением.
На кухне Джулия уселась в одно из двух парных виндзорских кресел, протянув ноги к нижней, все еще теплой части плиты. Только теперь ей пришло в голову, что насчет пробы сил, это было… не вполне честно. Не в ее характере экспериментировать, она всегда бралась только за то, в чем намеревалась идти до конца.
Вскоре после рождения близнецов Джулия со всей ясностью поняла, что карьера Хью переживает закат и скоро совсем себя изживет. Зная, что это будет для него тяжелым ударом, она не представляла, чем можно помочь в таких случаях, и далеко не была уверена, что это в ее власти. Для нее самой это не был пугающий момент краха, чувств в том числе. Ее привлек не меркнущий ореол славы, не очарование бывшего идола голубого экрана, о нет. Хью, один из немногих, никогда не трепетал перед ней. Он заставлял ее смеяться, был лучше образован и более широко эрудирован, лучше разбирался в музыке и, само собой, был более опытен. Правда, вкусы у него (буквально во всем) были несколько хаотичны. Однажды, после недельного знакомства, Джулия спросила, какой тип музыки он предпочитает, и получила совершенно серьезный ответ:
- По утрам Моцарта, по вечерам Тину Тернер.
- Он что, в самом деле тебе нравится? - в изумлении спросила мать, мечтавшая видеть Джулию женой землевладельца и хозяйкой целой своры ретриверов.
- Я от него в восторге!
…Сейчас Джулия говорила себе, что ей не важно, работает ли Хью вообще, важно лишь его душевное спокойствие. С другой стороны, кто-то должен обеспечивать семье должный уровень жизни. Нельзя же, в самом деле, опускаться только потому, что муж остался без работы. Есть и пить нужно в любом случае, нужно прилично одеваться и дать детям достойное образование. Другое дело, если бы у Хью были сбережения… но их нет. Все вложено в дом. Выходит, обеспечивать семью придется ей.
В сознании Джулии, которая просто не умела иначе, начал формироваться план.
Если пробный выпуск "Ночной жизни города" будет иметь успех и получит одобрение сверху, если серия будет продолжаться (желательно на основе контракта), придется подыскивать расторопную девушку… она бы присматривала за детьми, выезжала за покупками… для этого ей нужно иметь права…
Дверь отворилась, заглянул Хью:
- Не спится? Мне тоже.
Джулия поманила его на кухню.
- И давно ты тут сидишь? Причем с таким видом, словно в тебе вдруг проснулся не в меру предприимчивый подросток. Что-то замышляешь?
- Ничего я не замышляю!
- Да?
- Я строю планы.
- Ага, - сказал Хью упавшим голосом. - Как раз этого я и опасался.
Глава 3
- Мой волшебный цветок! - сказал Леонард миссис Ченг. - Моя изысканная желтая жемчужина! Где, черт возьми, мои шлепанцы!!!
- Моя ставить под кровать.
- Вот как, под кровать? - Он выпрямился, опираясь на трость, и посмотрел на китаянку очень-очень сверху вниз. - И каким образом я со своими негнущимися сочленениями и сердцем на последнем издыхании, каким образом я должен их оттуда выуживать? Или, может быть, дряхлому старику полезно ползать на брюхе по полу?
Миссис Ченг продолжала помахивать метелкой для пыли - туда-сюда, туда-сюда, как автомат. - Ну?!
- Моя знать - так положено.
- Ни черта так не положено! Видно, придется мне таскаться по дому в одних носках!
- Так положено.
Леонард наслаждался каждой секундой этого диалога. Он в самом деле обожал миссис Ченг, и потом неделя выдалась не из легких. Человек заслуживает немного простых радостей.
- В этом доме создалась нездоровая атмосфера, - доверительно сообщил он. - Что-то вроде ядерного конфликта. Чревато самыми ужасными последствиями. Вот ведь никогда не подумаешь! Сбил старую каргу - и на тебе, ядерный гриб.
- Моя не знать, - был ответ.
Китаянка прошагала к раковине и принялась убирать наставленные там пузырьки с лекарствами.
- А я очень хочу знать, какой черт… - Леонард повернул трость ручкой вниз, пошарил под кроватью и выудил сперва одну тапочку, потом другую, - какой черт дернул Джеймса выехать, когда он знал, что без очков ни черта не видит?
Миссис Ченг не ответила, истово надраивая смеситель.
- Теперь таскается к этой старой карге, шаркает перед ней ножкой. Кейт это не по нраву, а, спрашивается, почему? Сама все время отирается среди дряхлых и немощных, а Джеймсу, видите ли, нельзя зайти в гости к безобидной старушенции? Почему, я тебя спрашиваю?
- Моя не знать, - сказала миссис Ченг. - Твоя хотеть кофе?
- Кофе я бы выпил, но не твоего. Во всем мире не найдется китаезы, который умел бы приготовить кофе. Ты хоть понимаешь, какую бурду варишь?
- Моя твоя не понимать! - отрезала китаянка, расставляя назад пузырьки.
- Люблю женщин с перчиком! - восхитился Леонард. - Немного здоровой перепалки никогда не повредит, ты уж поверь старику. В Кейт перчик имеется, да-с. Как думаешь, у Джеймса с той старой каргой есть что-нибудь общее, кроме возраста?
- Твоя не говорить про возраст, - с тем же замечательным внешним бесстрастием высказалась миссис Ченг. - Твоя сама старая. Твоя скоро будет сто лет.
- Да уж, я старый негодяй, - с нескрываемым удовольствием произнес Леонард. - Где же наконец кофе? Долго еще ждать? За что тебе только деньги платят, ты, невежественная крестьянка!
Сунув метелку в бездонный карман, китаянка принялась сворачивать шланг пылесоса.
- Я вот узнаю, сколько ты тут у нас зарабатываешь…
- Мало, но за вас мне приплачивают, иначе ноги бы моей тут не было, - сказала миссис Ченг, внезапно теряя свой дремучий акцент.
К кофе Джеймсу было предложено весьма ординарное печенье в восьмиугольной жестяной коробке - китайской, если судить по орнаменту из журавлей и пионов. Жестянка была древняя и видавшая виды, как и все остальное в тесной душной гостиной мисс Бачелор, за исключением разве что приемника. Мисс Бачелор высоко ценила этот прибор: он исключительно хорошо ловил Би-би-си и тем самым скрашивал ей долгие одинокие ночи.
Надо сказать, гостиная поражала не только обилием старого хлама, но и своим редкостным унынием. Мисс Бачелор была так же неспособна украсить свое жилище, как и себя самое, и принимала этот факт с достоинством.
- Как вы, без сомнения, заметили, - сказала она Джеймсу, - дизайнер из меня никудышный. То, что я умею воспринимать прекрасное, мало помогает мне в повседневной жизни.
Часть мебели была еще викторианской, то есть тяжеловесной и как бы раздутой, часть словно перекочевала сюда из дешевых меблированных комнат и неприятно выделялась своим крикливым глянцем. Кресло, в котором сидел Джеймс, было прежде всего удивительно неудобным, а чехол все время сбивался. Ковер неплохо было бы как следует вычистить, а занавески отгладить. За приоткрытой дверью, замок на которой, должно быть, давно разболтался, виднелась кровать под застиранным стеганым покрывалом, некогда малиновым, а теперь тускло-бурым. Единственным источником позитивных эмоций были стены, увешанные репродукциями любимых итальянских живописцев хозяйки, вроде Беллини и Джорджоне, и копиями барельефов Гиберти и делла Роббиа.
Против всех ожиданий, это даже не была отдельная квартира. Дом на Кардиган-стрит принадлежал невестке мисс Бачелор, и здесь ей было отведено всего два помещения. Невестку Джеймс встречал у входа, как раз она и отворяла ему дверь - неприветливая женщина, вдова, снедаемая одиночеством и ипохондрией. Впрочем, она и раньше была не слишком счастлива, не в силах простить мужу его более высокого интеллекта. Позже это негодование обратилось на Беатрис. Гость мужского пола, да еще с бутылкой хереса, не говоря уже о цветах, явился для вдовы прямо-таки личным оскорблением.
В свое третье посещение дома на Кардиган-стрит Джеймс имел неосторожность воскликнуть:
- Миссис Бачелор, как хорошо вы сегодня выглядите!
- Вы окончательно восстановили ее против себя, - заметила Беатрис. - Она ни минуты не сомневается, что это едкая насмешка.
- И что? Она вас выставит за порог?
- По крайней мере попробует: спрячет мою масленку, не впустит мою кошку или что-нибудь в этом роде. Но я уже научилась облекать себя в мантию восточного бесстрастия. Это ее, во-первых, раздражает, а во-вторых, заставляет отступать.
На ногах Беатрис под простецкими колготками все еще виднелось несколько жуткого вида синяков. Джеймс дал себе слово не прекращать визитов, пока они совершенно не побледнеют, хотя уже в самый первый раз, когда он начал многословно распинаться насчет своих глубоких сожалений, Беатрис перебила его, сказав, что не желает больше об этом слышать.
- Мы оба пострадали, мистер Маллоу. Пострадало наше достоинство. Возвращаясь к этому прискорбному случаю, мы будем заново терять его в своих воспоминаниях.
Цветы - горшочек живых гиацинтов - неописуемо порадовали Беатрис, да и херес тоже.
- Были в моей жизни моменты, когда я употребляла этот напиток, и притом в больших дозах. В очень больших, - сказала она задумчиво. - Например, когда приходилось ехать в Грецию в одиночку, просто потому что было не с кем. Вид этой бутылки вызывает в душе двойственный отклик: стимулирует и при этом навевает грусть. Но случались со мной и авантюры.
- Какие же? - полюбопытствовал Джеймс.
Беатрис отвела взгляд.
- Это было как-то связано с мужчинами? - не унимался он.
Она не ответила.
- О! Мисс Бачелор! - воскликнул он с неожиданным для себя оттенком игривости. - Я чем дальше, тем больше рад, что зава… повалил вас.
В ходе знакомства выяснилось, что, помимо острого ума, Беатрис обладает рядом других достоинств. Например, она не признавала условностей - возможно, потому, что много лет работала в женской школе и уволилась только ради ухода за престарелыми родителями (на редкость хлопотливого и долгого ухода, прежде чем оба они отправились в лучший мир).
- Я любила отца и мать, - спокойно объяснила она Джеймсу, - но никто из них ни чуточки мне не нравился.
Наследство было крохотное, его хватило лишь на то, чтобы кое-как устроиться брату с женой и пристроить ее, Беатрис.
- Брат был человек непрактичный и - это еще мягко выражаясь - слабохарактерный. Настоящий подкаблучник. Из-за жены всю жизнь просидел в секретарях у мелкого нотариуса. Я отдавала (и теперь отдаю) на хозяйство всю пенсию, которую, увы, едва можно разглядеть невооруженным взглядом.
- На Грецию уже не выкроить? - сочувственно предположил Джеймс.
- Те поездки обходились не так уж дорого. Я имею в виду в финансовом смысле, - хмыкнула Беатрис.
Разумеется, он не преминул поделиться пикантной информацией с Кейт.
- Как думаешь, что там у нее было, в этих поездках? Если уж заграница обходится дешево, значит, кто-то платит за удовольствие! Вообрази, молодой красавец показывает ей достопримечательности, а она с ним расплачивается натурой. Черт, даже как-то романтично! Вино, свежий хлеб, подарки, а потом любовь под раскидистой оливой…
Кейт не разделила этих восторгов. У нее был хмурый, отчужденный вид. Она сказала, что Джеймс выставляет в дураках и себя, и бедняжку мисс Бачелор, а когда он попробовал спорить, резко оборвала разговор.
- Ого! - сказал Леонард. - Ревнует.
- К кому это? - изумился Джеймс. - К мисс Бачелор, что ли?!
- Я не настолько туп, как думают некоторые, и в этих делах разбираюсь.
- Старый ты провокатор!
Отложив газету, Леонард долго смотрел на племянника и наконец сказал:
- А ты старый болван.
Почему это болван? - удивился Джеймс. Потому что без труда вписался в убогую, безобразную обстановку гостиной мисс Бачелор? Потому что там он чудесным образом в ладу с самим собой? Потому что легко нашел общий язык с нелепой старой девой? Он чувствовал себя в сто раз больше болваном там, где предпочитала бывать Кейт, - в местах сборищ отбросов современного общества, людей без будущего, без настоящего, а порой и без прошлого, людей с выжженной душой.
И почему не сама Кейт, а Леонард ставит ему это в вину?
- Я живу с женщиной на двадцать пять лет моложе, - сказал Джеймс Беатрис в свой третий визит. - И с ее дочерью, которой четырнадцать. И с моим дядей, которому восемьдесят пять.
- Богатая коллекция.