Это была высокая пожилая женщина в кримпленовом голубом платье и опрятном переднике. На голове, как обычно, объемная прическа, которая делала женщину еще выше.
Бабушка Аравина была очень простой. Любила крепкое словцо. При этом не стеснялась абсолютно никого. По ее же словам выросла она в бедной рабочей семье. К роскоши не привыкла и становиться светской леди не стремилась. Если надо по ж*пе врежет смело.
Стася невольно рассмеялась воспоминаниям.
– Хохочешь... Это хорошо, - Александра Михайловна тепло улыбнулась Стасе.
– Привет, – поздоровалась девочка.
– Не слышу, – заупрямилась женщина.
– Привет, баб Шура! –исправилась девочка.
– Привет, Стаська.
Александра Михайловна в первый же день заявила, чтобы девочка называла ее исключительно бабой Шурой. Никаких отчеств и других пижонских штучек она не терпела.
Бывало всякое за год их совместного проживания. И споры, и ругань. И даже пару серьезных скандалов с применения крепких матов с обеих сторон. Первый произошел спустя два месяца после переезда девочки.
Стася не любила читать художественные произведения. Это было самое бесполезное занятие, которое она только могла себе представить. На первые две двойки по литературе Александра Михайловна отреагировала спокойно. Но после третьей она потребовала от Стаси немедленного прочтения Толстого с последующим пересказом в деталях.
Девочка категорически отказалась. И Баба Шура с совершенно спокойным лицом впихнула Стасю в комнату и заперла. Девочка пришла в ярость. Она колотила кулаками в дверь и гневно выкрикивала ругательства, самими безобидными из которых были "несносная старуха" и "старая карга".
Но Александра Михайловна была непреклонной. Она продержала девочку в комнате четыре дня. Только еду и питье приносила.
Первые дни Стася игнорировала появление женщины. К еде не притрагивалась и не разговаривала. Но увидев, что баба Шура совершенно не реагирует на подобный бойкот и готова держать ее взаперти бесконечно, решила пойти на компромисс. Они договорились, что девочка прочтет сокращенный вариант произведения и впредь так же будет поступать с остальными книгами.
Вопрос с литературой был решен, и мир снова воцарился в доме Аравиных. Но ненадолго.
Через пару месяцев Александру Михайловну вызвали к директору гимназии из-за драки. Высокомерным и нудным голосом ей рассказывали про агрессивность Стаси, последствия безотцовщины и дальнейшую пропащую жизнь. Женщина терпеливо слушала. Последней каплей для нее стало замечание директора по поводу судьбы Алисы. Она отшатнулась, будто получила пощечину. А Стасе стало очень обидно! Не за себя! За бабу Шуру! Она вскочила с кресла, в котором сидела и импульсивно выпалила:
– Да наш адвокат вас по судам затаскает за одно только упоминание имени Алисы!
Чистый блеф. Но уверенность в голосе девочки заставила директора сомневаться в своем праве делать подобные выводы.
А затем еще и Аравина поднялась с кресла и грозно добавила:
– За драку я Анастасию накажу. Остальные вопросы решайте с нашим юристом.
Стася и правда получила свое наказание. Баба Шура дала ей два дня на внепрограммное чтение. Это была самая занудная вещь, которую Стася когда-либо читала. Философское произведения Канта – "Критика чистого разума". Но она прочла его безоговорочно. Больше половины не поняла, но прочла. Благо, пересказа Александра Михайловна не потребовала. Сказала, что подобный бред помешает ей спокойно умереть.
А девочке вдруг стало страшно. Ведь, женщине было около семидесяти. Мысль о том, что она снова может оказаться одна, испугала Стасю. Возвращение к отцу ей, конечно, не грозило. Но приют – очень даже. И девочка начала мириться с новыми правилами. Александра Михайловна стала для нее безоговорочным авторитетом. Стася восхищалась твердостью ее духа и принципиальностью.
Появилось еще чувство жалости, которое девочка старательно прятала в себе. Неприятное такое ощущение. От него першило в горле и жгло в глазах.
Александра Михайловна пережила смерть мужа, единственного сына, невестки и внучки. Егор не навещал ее ни разу за то время, что Стася здесь жила. Сугубо телефонные разговоры. Но стойкость духа и жизнелюбие никогда не покидали Аравину.
Стася сняла с плеч тяжелый рюкзак и тубус. Положила их на диван и, сняв пуховик, отнесла его в прихожую.
– Опять без шапки, твердолобая! – недовольно заметила баба Шура, когда Стаська вернулась.
Девочка лишь улыбнулась на брюзжание Александры Михайловны.
– Она в рюкзаке.
– А должна быть на голове, – ворчливым тоном сказала баба Шура и отвернулась к плите. Она нарочито загремела кастрюлями, показывая свое недовольство.
Девочка тем временем скользнула за стол.
– Руки помой, – не оборачиваясь, скомандовала баба Шура.
Стася послушно выполнила требование, и вскоре перед ней исходила паром тарелка горячего грибного супа. Девочка повозила ложкой в густом ястве, прежде чем начать есть.
– Ешь. И пирожки бери, – баба Шура присела напротив Стаси в кресло-качалку и, положив себе на колени небольшую плетеную корзинку, начала вязать.
– Ммм… – протянула Стася. – Во! – девочка подняла указательный палец свободной руки, выражая своё восхищение.
– С душой сготовила, – женщина не поднимала головы от вязания. Но Стася точно знала, что ей очень приятно.
– Как дела в школе?
– Нормально, – ответила девочка.
Она снова набрала в ложку суп и, легонько подув, отправила его в рот.
– Егор звонил. Таки достал меня! Вот же упертый! Я же хотела все для обеда сама приготовить. А ему ресторан подавай! – Она возмущенно фыркнула и спросила: – Ну что, я хуже стряпаю, чем в ресторане?
Стася безразлично пожала плечами. Упоминание имени Аравина всегда вгоняло ее в ступор.
– Не знаю…Я по ресторанам не хожу, – она шмыгнула носом и снова отхлебнула суп с ложки. – Может, он не хочет, чтобы вы утомлялись, – предположила девочка.
– А-ну не "выкай" мне тут! – шикнула Александра Михайловна. – Чай не чужие, –спицы в ее руках двигались быстро и резко, что говорило о сильнейшем раздражении. Но и к этому Стася привыкла. – И как готовка может меня утомить? Безобразие! Это только ихняя мать утомлялась, едва брала в руки сковороду! Звязда сильная была! Царствие ей Небесное. – покойную невестку Александра Михайловна не любила. Но зла на нее не держала, что бы там ни говорила. Потому как признавала, что собственный сын тоже непутевый был.
– Он заедет за нами? – смущённо спросила Стася. Почему-то ей было неловко называть Аравина по имени. И чаще всего она этого не делала.
Александра Михайловна, впрочем, понимала, на кого Стася постоянно говорит "он".
– Да, обещал. Поедим на кладбище втроем. Остальные придут только на обед.
– А как же ваша сестра?
– Нинка? – взгляд, который женщина бросила поверх очков, выражал полнейшее недоумение. – Эта старая пучеглазая ондатра едва ходит.
Стася хохотнула. Она уже привыкла к подобным фразам Александры Михайловны в сторону сестры. Которая, к слову сказать, была старше ее всего на год и не такая уж рохля.
– Вряд ли ондатры могут быть пучеглазыми, – заметила девочка.
– Эта может, – упрямо ответила женщина. – Пускай сидит дома. Нечего ей по кладбищам мотаться. Вот довяжу тебе гольфы и начну ей жилетку.
– Да у нее их уже с десяток, – Стася доела суп и, отставив тарелку в сторону, взяла пирожок.
Александра Михайловна продолжала, словно не слышит:
– Опять ангина у нее. А все потому, что не слушает меня! В дубленке ей жарко, щеголяет в куртке синтепоновой!
Стася встала со стула и, дожёвывая пирожок, стала складывать посуду в раковину.
Александра Михайловна тут же отложила в сторону вязание и вскочила с места. Мимолетно схватилась за поясницу, потом, словно застыдившись, опустила руку. Хотя было видно, что спина ее беспокоит.
– Оставь все. Я сама, – она мягко отпихнула девочку от раковины. – Уроки иди учи.
– Сегодня пятница. Я не хочу! – заупрямилась Стася.
– Порисуй тогда.
– Нет вдохновения.
Александра Михайловна пожала плечами, не зная, то еще предложить Стасе. Затем улыбнулась и, кивнув головой в сторону окна, сказала:
– Кто-то собирался лепить снеговика…
Стаська спохватившись, побежала в прихожую за удобной курткой и перчатками.
– Огромного, бабушка! – закричала она на ходу. – Я слеплю огромного!
Спустя минуту она уже выскочила на улицу.
Александра Михайловна только улыбнулась ей вслед, в который раз поражаясь, что шестнадцатилетняя девочка может быть в душе таким ребенком.
А Стася просто восполняла то, чего ей раньше не хватало: детства, беззаботности, свободного времени, чистых и радостных мыслей.
Ведь, когда она жила с отцом, ей самой приходилось думать о еде и тепле. Последний год она даже не ходила в школу. Алиса болела, и девочка вместо нее ходила торговать на рынок овощами, чтобы тем самым заработать хоть что-нибудь на пропитание и лекарства. На отца надежды не было. Напротив, приходилось еще и ему давать на выпивку, чтобы он ничего не пропивал из дома.
Она до сих пор не понимала, почему Алиса оставалась с отцом так долго? Отец у Стаси, конечно, красивый мужчина. Несмотря на алкоголизм, выглядел моложе своих лет. И была у них поначалу с Алисой общая любовь – к водке. Но Алиса всегда боролась с этой зависимостью. Последние месяцы перед смертью она вообще не пила. И все время говорила:
– Вот окрепну и поеду к брату. Тебя с собой заберу.
Но жизнь распорядилась иначе. Болезнь Алисы оказалась не простой пневмонией. Это был туберкулез, который обнаружили слишком поздно. Как же страшно Стасе было наблюдать, как Алиса сохла. Медленно умирала. Чудо, что девочка тоже не заболела. Отец практически перестал контактировать с Алисой. Пару раз даже пытался выгнать из своей квартиры. Все боялся заразиться. Стася слезно молила не выгонять ее. Больше всего, конечно, имели значение деньги, которые Стася ему исправно приносила.
Она жутко боялась остаться одна с отцом. Она бы просто сошла с ума в атмосфере постоянного страха и отвращения.
Они много разговаривали с Алисой. Та рассказывала, как еще в школе ввязалась в плохую компанию, много пила, пробовала наркотики. А потом и вовсе ушла из дома. Кочевала то у одних друзей, то у других. Пока не сошлась с отцом Стаси.
Алиса любила рассказывать о младшем брате. В ее голосе было столько восхищения и благоговения. Было видно, что она очень любит Егора. Хотя и не одобряет его боксерскую карьеру.
Но никогда Алиса не рассказывала о родителях. Ни слова. Стася просто знала, что они есть, и все. Мать – известная певица, отец – успешный актер. Но разговоров о них не было. Даже когда пришло известие об их гибели.
Стася тогда спросила, поедет ли Алиса на похороны. На что получила быстрый и четкий ответ. Он был отрицательным.
И хотя за год, который Стася жила у Александры Михайловны, она часто слышала о родителях Алисы и Егора, ничего толком не понимала. А специально расспрашивать было неудобно.
Грустные мысли девочки прервал Гриша. Их шофер. Она как раз скатывала "голову" для снеговика.
– Привет, Насть.
– Привет, Гриша.
– Помочь? – шутливо спросил парень.
– Нет, это мой снеговик! И только я его буду лепить. Сделай себе своего.
Гриша рассмеялся.
– Какая же ты эгоистка, малявка. Даже снега тебе жалко.
Стася ответила не сразу, так как была занята самой важной частью работы – пыталась водрузить вылепленную голову на уже имеющуюся снежную конструкцию. Она пыхтела под тяжестью большого шара, но уперто не желала просить помощи.
Наконец ей удалось установить последний шар. Девочка отошла на пару шагов в сторону и довольно осмотрела "голого" снеговика.
– Не жалко. Вон бери с той кучи, – сказала она и качнула подбородком в сторону газона, куда парни Борисыча откинули снег.
– Э, так неинтересно. Я с тобой хотел, – не унимался Гриша.
– Ладно, так и быть, – смилостивилась девочка. – Можешь принести мне ведро для шапки. Только пластмассовое.
– Будет сделано, – продемонстрировав небывалый азарт, Гриша тут же побежал в сторону кладовки.
– А я пока за морковкой схожу, – задумчиво пробормотала Стася сама себе.
Через полчаса общими усилиями снеговик был закончен. Как же девочка радовалась, приплясывая около белоснежного чуда.
– Смотри, какой он добрый получился, – восторженно сказала она.
Гришка хохотнул на такое замечание девочки.
– И как ты это определила?
– Ну глянь же! У него лицо доброе! – настаивала Стася, удивляясь простодушному Грише.
– А! Ну да, – наконец согласился парень.
А Стаська вдруг стала серьезной.
– Гриш, а ведь это мой первый снеговик, – задумчиво протянула она.
– Как это? – невольно спросил шофер. И сразу же понял, что вопрос глупый. – Хм… Ну, дай Бог, не последний!
А Стаська еще долго стояла возле своего снеговика. Пока баба Шура в дом не загнала.
Глава 2
Если представить, что мир - это дом
а человек в нём - это окно,
то я буду тем самым окном,
в котором всегда темно.
© Джио Россо
Аравин щелкнул выключателем и поморщился, привыкая к яркому освещению. Темноволосая девушка на широкой кровати тихо застонала и зарылась лицом в подушку. Одеяло сбилось вниз, оставляя созерцанию Егора обнажённую спину и округлые ягодицы Риты.
Он досадливо поморщился. Подобные уловки всегда раздражали его. Когда захочет тр**нуть, он скажет прямо, а манипуляций ему не нужны.
– Тебе пора, – сухо сказал Егор, обращаясь к девушке.
– Почему так рано? – приглушено донеся с кровати жалобный голос.
Потому что он хотел остаться один, и его совершенно не трогало то, что в пять утра Рите придется выползать из теплой постели и ехать домой. Но вслух он этого не сказал, предпочитая игнорировать ее вопрос.
– Такси уже ждет, – поставил девушку перед фактом Аравин.
Последняя фраза, наконец, подействовала на Риту. Она быстро вскочила и возмущенно спросила:
– Почему ты постоянно ведешь себя, как последний муд*ла?
При этом она не удержалась и скользнула взглядом по его телу. Аравин не испытывал ни малейшего стеснения из-за своей наготы.
Рита оглядела его с головы до ног, ощущая какое-то извращенное удовольствие, рассматривая то, что пару часов назад было в ее власти, но никогда не принадлежало ей. Он был идеален в своей наготе! Широкие плечи, рельефный торс, узкие бедра, длинные мускулистые ноги, эрегированный мужской орган – трудно было не залюбоваться даже в такой ситуации. Крепкое тело напряженно. Он выглядел, словно опасный хищник перед прыжком. Сила, исходившая от него, будто витала в воздухе, предупреждая, что девушке пора убираться.
Глаза напряженно уперлись в лицо Риты. Мужчина выглядел сердитым.
Изящно вздернув правую бровь, она предприняла последнюю попытку и вопросительно покосилась на вздыбленный орган.
Егор перехватил ее взгляд.
– Должен тебя разочаровать, дорогая. Это всего лишь утренний стояк, а не реакция на твое прекрасное тело, – издевательским тоном пояснил он. – Дверь захлопнешь, как обычно, – добавил мужчина и скрылся в ванной.
Ему не было дела до чувств Риты. Она знает его довольно давно, чтобы не строить иллюзий. Но… Всегда есть надежда, что человек изменится в лучшую сторону.
Дальше он действовал по инерции. Стал в душ. Открыл кран. Прохладная вода вызвала легкое покалывание в теплом теле. Но Егор стоял, не двигаясь, лишь слегка склонил голову, подставляя холодным струям спину.
Аравин был не из тех парней, которые тр*хают все, что движется. В этом деле его вполне устаивало постоянство. Рита была его любовницей уже два года. Именно любовницей. Ничего более.
Его натуре претили ухаживания, свидания, долгие разговоры. Поэтому он брал только то, что ему откровенно предлагали. Так вышло и с Ритой. Сознательно он не хранил ей верность. Во время пребываний в других городах и странах легко заменял Риту другими. Но здесь она фактически была единственной.
Сегодня Аравин пребывал в мрачном расположении духа. Годовщина смерти близкого человека это как путешествие в прошлое. Невольно тебя захлестывают воспоминания, поток которых невозможно остановить. Вместе с ними возникают мысли, начинающиеся с фразы "а что, если бы…". Видимо, так устроен человеческий мозг. Он постоянно что-то планирует, даже постфактум.
Этот год стоил Егору полжизни. Травмы, кутежи, сокращение периодов отдыха, несоблюдение режима сна и здорового питания. Он соглашался на все бои, которые ему предлагали. Жил по инерции – тренировки, сборы, бои, восстановление. И так по кругу.
На ринге Аравин был неоправданно агрессивным. Перемещал собственную злобу на соперника, забывая, что бокс в первую очередь спорт. Рейтинг Егора возрос, вызывая соответственный рост гонораров за бои. Он был востребован, как никогда. Его уважали и страшились соперники.
Но великой радости от этого он не испытывал. Так, сухое удовлетворение амбиций.
В реальной жизни Егору было сложно проявлять какие-либо эмоции. Безразличный, холодный, сухой, циничный – таким он был. На ринге же все было по-другому. Выброс адреналина, учащенное сердцебиение, напряжение в мышцах, острая сосредоточенность, боль. Он чувствовал себя живым!
Аравин привык к боли. Он воспринимал ее, как должное. Невозможно выиграть бой, оставаясь невредимым. Впрочем, Егор в этом деле просто счастливчик. А, возможно, прав тренер, который утверждает, что Аравин выкован из ярости. И все же на его счету достаточно травм – несколько переломов носа и челюсти, множественные гематомы и порезы глазной впадины, повреждение наружного уха, разрубленная верхняя губа, разрыв локтевой коллатеральной связки пястно-фалангового сустава большого пальца, повреждения запястно-пястного сустава большого пальца, острые ушибы головы.
Если ты боишься получить травму или боишься за свое здоровье, если не готов идти до конца – ты никогда не достигнешь успеха.
Люди приходят на бокс в поисках крови и зрелищ. Им не нужен скучный бой, где никто не травмируется. Фанаты бокса обожают жестокость. И они же утверждают, что любят бокс. Но они и понятия не имеют, что это такое. В боксе главное уважение. Ты стремишься завоевать уважение к себе. И лишить уважения своего соперника.
Аравин постоянно спорил со своим тренером. Но только не во время боя. На ринге слушал все наставления и замечания. Потому что картинка, которую видишь ты, может отличается от той, что на самом деле.
Бокс – занятие противоестественное. И часто оно противоречит традиционной логике. Иногда, чтобы нанести максимально сильный удар, нужно отступить.
***
Позже он сидел на кухне бабы Шуры и пил кофе. Из родственников у Аравина осталась только бабушка, мать покойного отца. Она переехала в дом сына и невестки после пропажи Алисы. До этого Егор едва знал бабу Шуру, так как она жила далеко от столицы, а их семья навещала ее очень редко.
Пока Стася собиралась, Аравин успел выпить кофе и поговорить с бабой Шурой. Точнее, говорила в основном она.