Но я все-таки задержалась еще немного, чтобы в последний раз поворошить угли и убедиться, что дым не идет в комнату. Поглядев на золотистое пламя, я увидела, что тонкие веточки, накиданные поверх поленьев, образовали перевернутую четверку. Повешенный.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Бона в то утро была необычайно весела. После очередной выходки мужа, доказывающей его неверность, она чаще всего горевала по нескольку дней. Когда же я вошла в ее комнату на этот раз, герцогиня сказала, что Галеаццо благосклонно принял ее предложение устроить для тайного гостя торжественный обед. Сфорца был не в восторге, но, по-видимому, Лоренцо настоял на этом, желая загладить свою вину за то, что прервал молитву дам.
Предполагался обед в узком кругу. Столовая, расположенная в угловой башне, отличалась невероятно высокими сводами. Каменный пол был устлан персидскими коврами алых, бежевых и золотистых тонов, которые приглушали шаги слуг, звон кубков и тарелок. Два арочных окна выходили на север и восток, этим утром они были закрыты ставнями от посторонних глаз и ледяного ветра, а в громадном камине ревело такое высокое пламя, что я вспотела, не успев войти в комнату. По обеим сторонам восточного окна висели два больших гобелена, стены были закрыты шпалерами с цветочными мотивами. Но самой замечательной деталью убранства, по моему мнению, были восемь вытянутых овальных зеркал. Четыре висели на стене позади стола, еще столько же - напротив. Герцог видел в них не только самого себя, но и каждого, кто находился перед ним или у него за спиной. Благодаря этому и еще четверым слугам, пробовавшим все блюда, какие появлялись на тарелке господина, и вина из его кубка, Галеаццо чувствовал себя здесь в относительной безопасности. Он и сам понимал, что нажил немало врагов.
Когда за час до полудня мы, женщины, пришли, Лоренцо уже находился в столовой. Он широко улыбался, отчего неправильный прикус был заметен сильнее обычного и виднелись нижние зубы, однако эта улыбка удивительно скрашивала его безобразную внешность. Этим утром Медичи никто не сопровождал, он пришел один, в простой длинной тунике из серой шерсти. На нем не было никаких украшений, и щипцы парикмахера не успели свести знакомство с его прямыми волосами. Но когда объявили о приходе Боны, Лоренцо поклонился и поцеловал ее протянутую руку с изяществом опытного царедворца. Пусть он и пытался изображать из себя мещанина, но его самообладание и уверенность выдавали человека высокого происхождения. О приходе Катерины тоже было громко доложено, и она удостоилась тех же знаков внимания со стороны Лоренцо. Я вошла без фанфар и объявлений, не ожидая никаких приветствий, однако Лоренцо низко мне поклонился.
В ответ я опустилась в реверансе, а он дружески произнес:
- Дея, верно? Жена Маттео да Прато?
- Верно, - ответила я, краснея.
Я привыкла к тому, что не интересна никому, кроме Боны.
- Я уже много лет знаком с твоим мужем, - продолжал он. - На самом деле это я рекомендовал его на службу герцогу.
Смущенная его галантностью и непринужденными манерами, я не нашлась что ответить.
Галеаццо опаздывал, и Бона с Лоренцо целых полчаса болтали о разных пустяках. Первым появился грузный, могучий Чикко Симонетта, секретарь и правая рука герцога. По крестьянской прическе - волосы были длинными на макушке и коротко остриженными над непропорционально маленькими ушами - и круглому лицу с грубыми чертами его можно было бы принять за простолюдина, если бы не изящное платье и проницательный взгляд. У герцога не было тайн от Чикко, который приветствовал Лоренцо в высшей степени сдержанно, даже без намека на улыбку.
Последовала пауза, после чего появились три угрюмых вооруженных стражника, прислуга засуетилась, из кухни спешно прибежал виночерпий герцога. Тут явился и сам Галеаццо - без обычного пения фанфар, поскольку об обеде с Лоренцо в замке Павии должно было знать как можно меньше народу. Однако тщеславие герцога требовало, чтобы его приход сопровождался хвалебными песнопениями в исполнении того самого кастрата, который вместе с остальными развлекал нас накануне в покоях Боны.
Галеаццо готовился ровно через месяц отметить свой тридцать третий день рождения и находился сейчас в расцвете сил. Крепкий и мускулистый, как и все Сфорца, герцог был страстным любителем охоты. Его туника из серовато-зеленого муарового шелка была расшита медными геральдическими лилиями и отделана по вороту горностаем, покрой подчеркивал ширину плеч и груди. Светло-каштановые волосы с рыжеватым оттенком были подстрижены лесенкой, прикрывали уши, но все-таки были довольно короткими и не доходили до плеч, обрамляя лицо локонами, завитыми по последней моде. Выделялся довольно крупный нос, сломанный еще в юности, отчего на переносице образовалась заметная горбинка. Круглые зеленоватые глаза герцога были глубоко посажены, тонкие губы вечно поджаты и искривлены в презрительной усмешке.
Этот человек однажды приказал прибить своего врага к гробу и похоронить живьем. Это он, вместо того чтобы проявить великодушие к умиравшему с голоду крестьянину, который осмелился поймать кролика в его лесу, заставил несчастного съесть добычу вместе со шкурой и потрохами, отчего крестьянин умер в страшных муках. Это он в приступе ревности отрубил руки своему придворному, который осмелился обнять одну из бывших его любовниц. А ведь родители герцога вовсе не были бессердечными людьми. Его отец Франческо Сфорца отличался храбростью в боях, а мать, гордая и волевая дочь герцога Миланского, Бьянка Мария Висконти отличалась удивительной добротой. Подданные очень любили этих правителей. Когда их старший сын подрос, они сами были ошеломлены его спесивостью и жестокостью. После смерти Франческо Сфорца Галеаццо взял власть в свои руки. Он не слушал никаких советов матери, которая вскоре загадочным образом погибла от лихорадки или же, как уверяли некоторые, от яда, данного ей сыном.
Когда голос певца, восхвалявшего герцога, умолк, Галеаццо сверкнул глазами на жену, указал подбородком на меня и заявил:
- А она что здесь делает? Я же просил, чтобы о приеме знало как можно меньше народу!
Я опустила глаза в пол, Бона начала сбивчиво что-то объяснять, но ее мягко прервал Лоренцо:
- Это по моей просьбе, ваша светлость, разве вы не помните? Вчера я помешал молитве всех трех дам, и сегодня мне хочется загладить неловкость перед каждой из них.
Галеаццо нахмурился. Погода помешала ему отправиться на охоту, отчего его обычная раздражительность только усилилась. Я испугалась, что сейчас герцог выйдет из себя из-за намека на вчерашнее происшествие с девушкой.
Однако присутствие Лоренцо настолько успокаивало его, что он даже выдавил из себя улыбку.
- Мой добрый Лоренцо, нравится ли вам у меня?
- Да, ваша светлость, - ответил тот. - В особенности когда я окружен такими прелестными дамами. - Он обвел рукой нас троих.
От комплимента улыбка Галеаццо сделалась чуть шире.
- Она-то точно красотка! - с гордостью произнес он, подошел, взял Катерину за руку и поцеловал ее в губы.
Та в ответ опустилась в реверансе и бросила на нас с Боной торжествующий взгляд.
Затем герцог шагнул к Лоренцо. Они пожали друг другу руки и обнялись, причем я никогда не видела, чтобы Сфорца выказывал подобную привязанность даже родным братьям. Но Милан и Флоренция были верными союзниками. Дед Лоренцо Козимо когда-то поддержал отца Галеаццо, претендовавшего на миланский престол.
Расспрашивая Лоренцо, каково ему в такой холод было покидать теплую Флоренцию, герцог беззаботно кивнул жене и прошел дальше, больше не обращая на меня внимания. Он приблизился к массивному столу из черного дерева, на всех четырех ножках которого был вырезан символ Сфорца: змея с драконьей головой держит в пасти обнаженного младенца. Слуга поспешно отодвинул для него стул, похожий на трон. Герцог сел, откинулся на красную кожаную спинку и щелкнул пальцами. В тот же миг вперед выдвинулся виночерпий и вложил в руку его светлости золотой кубок, украшенный аметистами. Галеаццо сам указал, где кому устроиться. Лоренцо сидел справа от него, молчаливый, флегматичный Чикко - слева. Бона разместилась напротив мужа, Катерина - слева от нее, перед Лоренцо, я же оказалась справа от Боны.
Двое слуг поспешили зажечь высокие свечи в тяжелых канделябрах, стоявших на столе, потом Галеаццо обратился к одному из них:
- Неси вино и еду. Я голоден, а Лоренцо торопится. - Он взглянул на Бону. - Женщинам придется уйти сразу после обеда, нам с гостем еще предстоит обсудить дела.
- Тогда, с позволения вашей светлости, мне хотелось бы вручить госпоже Боне подарок в знак признательности за гостеприимство и в надежде сгладить неприятное впечатление, какое я произвел вчера, - произнес Лоренцо.
Если Галеаццо разозлился или оскорбился из-за второго упоминания обесчещенной девушки, пусть и косвенного, то не подал виду. Он кивнул и с явной скукой наблюдал, как Лоренцо опустил руку в карман туники и вынул коробку, отделанную алым бархатом и россыпью крохотных алмазов.
- Это вам, ваша светлость, - сказал он Боне, улыбнувшись, немного приподнялся со стула и передал ей подарок через стол. - Надеюсь, этот скромный дар порадует вас.
Бона позабыла о смущении и засветилась от удовольствия.
- Ваше сиятельство!.. Дорогой Лоренцо, у нас еще не было гостя столь желанного… и обходительного. - Она приняла коробку и развернула ее так, что золотая отделка и алмазы засверкали в пламени свечей. - Какая красота!
- Загляните внутрь, ваша светлость, - предложил Лоренцо.
Герцогиня осторожно подняла крышку. Под ней лежал какой-то толстый прямоугольный предмет, перевязанный шелковой лентой, немного шире и длиннее ладони Боны. Она вынула его из коробки. Это оказалась колода карт из толстого пергамента, покрытого разрисованным гипсом.
Бона постаралась скрыть свои чувства, но я-то знала, что она ненавидит карты. Развязывая ленту, моя госпожа выдавила из себя улыбку. Я вместе с ней глядела на карточную рубашку, чудесно расписанную цветами и вазами, обрамленную хороводом ангелов.
- Какая прелесть, - сказала герцогиня Лоренцо. - Благодарю вас.
- Переверни, - нетерпеливо потребовала Катерина.
Бона послушалась и вместе с Катериной громко ахнула от изумления.
Лицевую поверхность карты покрывало сусальное золото, на котором был мастерски выгравирован тонкий орнамент. На этом ослепительном фоне был нарисован нищий, молодой одноглазый мужчина с босыми ногами и в лохмотьях, с посохом, закинутым на плечо. Он стоял на самом краю черной пропасти, а у него за спиной возвышались горы изумрудов и сапфиров.
Бона принялась раскладывать перед собой карты одну за другой.
- Какая красота! - выдохнула она.
- Я знаю о вашей любви к иллюстрированным манускриптам, - пояснил Лоренцо. - Поэтому понадеялся, что мой презент вас порадует. Это первая карта колоды, она называется Дурак.
- Мне знакомы такие символические карты, - хохотнул Галеаццо. - Мои компаньоны ослепнут от подобного сияния! - Он понизил голос и заговорщически подмигнул Лоренцо. - Вот еще один способ блеснуть золотом за игровым столом.
Герцогиня застыла.
Лоренцо заметил ее напряжение и дипломатично произнес:
- Да, мессир, это действительно символические карты. Поэтому-то колода особенная. Многие предпочли бы использовать ее для более важного дела.
Галеаццо с недоумением нахмурился и спросил:
- Какого же?
- Чтобы узнать будущее.
- В самом деле? - Герцог поднял бровь и взглянул на карты с новым интересом.
Бона сжала под столом руку в кулак. Только я видела ее жест и знала, что ей сейчас хочется перекреститься.
- Это от дьявола, - прошептала она совсем тихонько, но Лоренцо, к моему удивлению, все-таки услышал ее и возразил:
- Вовсе нет, ваша светлость. Карты открывают ту часть будущего, о которой хочет сообщить нам Господь, они обращаются напрямую к нашей душе. Но я не исключаю, что их могут использовать во вред злонамеренные люди.
Он говорил что-то еще, но я не слышала его, потому что Бона в этот миг перевернула двенадцатую карту. Передо мной лежало изображение человека, висящего вверх тормашками, привязанного веревкой за лодыжку. Рук не видно, они связаны за спиной, свободная нога согнута в колене, отчего вся фигура похожа на перевернутую цифру "четыре".
Я была не в силах отвести взгляд от карты, невольно взяла ее в руки и поднесла поближе. В следующий миг я видела перед собой уже не нарисованного человека с золотыми кудрями. Передо мной был Маттео с обвисшими волосами цвета темной меди. На карте черные очи повешенного были широко распахнуты, но я видела глаза мужа. Они были закрыты, лицо мертвенно-бледное, застывшее. Маттео, обессиленный и умирающий…
Тот самый образ, который я разглядела на звездном небосклоне и в пламени камина. Несмотря на удушливую жару, меня пробирал озноб. Маттео в опасности, он умирает, а я ничем не могу ему помочь.
- Дея! - резко окликнула Бона, наклонившись к самому моему уху и вырвав карту у меня из рук.
Я подняла голову и поняла, что остальные все это время были заняты беседой, мне же только что довелось побывать в каком-то ином месте. На столе, словно по волшебству, успел появиться суп - передо мной стояла дымящаяся тарелка.
Лоренцо внимательно всмотрелся в меня и мягко поинтересовался:
- Мадонна Дея, что ты видела?
- Своего мужа, - пробормотала я в смятении.
Он протянул руку через стол, указал длинным тонким пальцем на карту и пояснил:
- Она называется "Повешенный". Но, как можно заметить, бедняга совсем не сопротивляется.
"Он не противится злым силам, намереваясь принести себя в жертву", - как будто хотел сказать Лоренцо, хотя не произнес больше ни слова.
- Она что, умеет гадать по картам? - жизнерадостно поинтересовался герцог из-за плеча Медичи. - Тогда пусть предскажет всем нам будущее. - Не обращая внимания на недовольство Боны, Сфорца указал на меня пальцем, хмыкнул и распорядился: - Собери карты, перетасуй их и раскрой нам будущее. Все равно, пока женщины здесь, поиграть не удастся.
Бона окаменела в своем кресле, но передала мне колоду. Глаза Катерины горели от любопытства и радости при виде нашего с госпожой смятения. Галеаццо снова щелкнул пальцами, и слуга, подчиняясь его жесту, убрал мою тарелку.
Карты были слишком большие, неудобные, жесткие от гипсового покрытия. Я думала, что они окажутся холодными на ощупь, однако моим рукам эти прямоугольники показались теплыми, как будто живыми. Я перевела взгляд на черную полированную столешницу и почувствовала, как настоящее исчезает.
Перевернув карты, я раскинула их веером по черному столу. Тасовать эти слишком жесткие штучки было трудно, поэтому я просто перемешивала их на столе, пока те, что перевернула Бона, окончательно не затерялись среди других.
Довольная результатом, я снова собрала колоду, развернула ее веером и предложила Галеаццо:
- Ваша светлость, выберите себе карту.
Он с тревогой взглянул на Лоренцо, усмехнулся, затем указал на выбранную карту. Я вынула ее из колоды и легонько подтолкнула к нему, решив, что открывать пока рано.
- Теперь его сиятельство, - сказал герцог.
Лоренцо встретился со мной взглядом и ободряюще улыбнулся. Мне было не по себе оттого, что незнакомый человек принуждал меня выставлять на всеобщее обозрение свои способности, желая узнать будущее, но я доверилась ему. Лоренцо протянул руку и постучал по столу рядом с выбранной картой.
Я пододвинула ее к нему. Чикко, как обычно, наблюдал за другими, ничем не выдавая собственных чувств, и взял карту молча.
- Ваша светлость не против, чтобы дамы тоже выбрали себе по карте? - с безукоризненной учтивостью осведомился Лоренцо.
Галеаццо громко фыркнул от нетерпения, однако кивнул мне.
Я развернулась к Боне, но герцогиня слабо покачала головой и нежно произнесла:
- Эти карты - настоящее произведение искусства. Я всегда буду дорожить ими, как и самой дружбой с Лоренцо Великолепным, но лучше подожду, пока Господь откроет мне мое будущее в должное время.
Галеаццо нахмурился, прищелкнул языком и заявил:
- Нечего портить нам веселье!
Он уже начинал злиться и мог бы обрушить на жену все громы и молнии, если бы не вмешалась Катерина:
- Тогда моя очередь! Я хочу выбрать карту!
Лоренцо с живостью заметил:
- Похоже, ваша светлость, эта юная дама не склонна к смиренному ожиданию.
Герцог вздохнул, сдаваясь, и жестом велел мне дать карту его нетерпеливой дочери. Я положила ее на стол и подтолкнула к ней. Вместо того чтобы подождать со всеми остальными, Катерина протянула руку и сразу перевернула карту.
Поглядев на нее, она сердито надулась и сказала:
- Но это всего лишь Дурак! Хочу другую карту!
Лоренцо перевел взгляд на меня, затем тихонько произнес:
- Эта карта, мадонна Катерина, может означать много хорошего. Не стоит отказываться от нее.
Я посмотрела на Дурака. Его взгляд показался мне бесстрашным и простодушным, а поза - беспечной. Он был готов запросто, словно дитя, пуститься в долгое и полное опасностей путешествие, не ведая, какие испытания ждут его впереди. Дурак запросто мог развернуться, направиться к безмятежным горам, возвышавшимся у него за спиной, и подняться на самый высокий пик. Но с тем же успехом он мог сделать шаг вперед и провалиться в темное ущелье, жадно раззявившее пасть.
- Тебя ждет долгое путешествие, - сказала я Катерине, которая перегнулась через Бону, чтобы лучше видеть и слышать меня.
Пылая от волнения, девочка уперлась в стол локтем и положила подбородок на ладонь. Золотистые локоны, обрамлявшие ее лицо, играли в пламени свечей.
- Самое важное в твоей жизни, - продолжала я. - Будь бдительна, как следует обдумывай каждый шаг, иначе не миновать опасности.
Катерина успокоилась и села на место. Чувствуя на себе взгляд Лоренцо, я не стала дожидаться его просьбы, вытащила карту для себя и отложила ее в сторонку.
Галеаццо был заинтригован и снова улыбался.
- Теперь пойдем в обратном порядке. Сначала ее карта. - Он указал на меня. - Затем ваша, Лоренцо, потом Чикко и под конец я.
Я перевернула свою карту и впилась взглядом в картинку, пропустив мимо ушей потрясенное восклицание Боны.
На картинке передо мной была женщина в длинном, расшитом золотом одеянии с капюшоном. Она сидела на троне. На ней был монашеский белый плат, поверх которого красовалась безошибочно узнаваемая папская тиара. В одной руке женщина сжимала священную книгу, а в другой - посох, увенчанный большим золотым крестом.
Папа женского пола, Папесса, скандальный персонаж, однако я нисколько не смутилась, доверилась ей с той же безоговорочной готовностью, с какой и Лоренцо. Я вглядывалась в пейзаж вокруг Папессы, пытаясь понять, где мы встретимся с нею. Вдалеке позади нее раскинулся зеленый, ухоженный сад.
Наверное, я смотрела довольно долго, потому что очнулась от резкой боли в ноге - Катерина пнула меня под столом.
- Это… - начала я, отчаянно подыскивая слово, которое не оскорбит Бону.
Папесса была под запретом, как и Жрица.
Наконец я нашлась:
- Аббатиса. Она дает мудрые советы, наставляет на духовный путь.
Карта Лоренцо оказалась мужским вариантом моей: седовласый, бородатый мужчина в папской тиаре с крестом на посохе. Но она, к несчастью, оказалась перевернутой вверх ногами, отчего я испугалась.
Приветливое лицо Лоренцо посуровело, он взглянул на карту и произнес: