Слева была стеклянная стена, отделяющая ресторан от холла. У барной стойки, как обычно в последние полгода, томилась Регина Северская, любовница Пузыря. С год назад благоверная ее "папика" сыграла в ящик. С тех пор она ждала, когда Пузырев узаконит их отношения. Он не торопился - она квасила от неопределенности своего положения. Бармен, заметив меня, сказал Регине. Она обернулась, махнула рукой, мол, дуй сюда. Опять придется трепаться с этой дешевкой, вдыхая ее перегар. Проигнорировать - себе дороже, заподозрит в какой-нибудь интриге. В этом она параноик. Любую бабу, из тех что вьются вокруг местных "денежных мешков", за косой взгляд "распять" может, изведет придирками да сплетнями. Меня не трогает, пока, должок за ней, а кредиторов нужно уважать. К тому же Северская патологически ревнива, боится, что кто-то займет ее место королевы здешнего бомонда подле Пузыря. Я в этом списке в первой десятке. Бред, конечно. Будто мне ее "золотая" Рыба нужна. Сама могу о себе позаботится, но ей этого не докажешь. В общем, лучше не нарываться, ибо может пострадать бизнес. Я без покровителя, Северская при Пузыре. Если начнет катить бочку в мою сторону - салоны "Алла" опустеют вмиг. Прецеденты уже были.
СПА "Дикая орхидея", в котором опростоволосилась Белова, закрылся как раз по вине Северской. Глория Охрина, его хозяйка, заняла деньжат на открытие своего бизнеса у супружницы Пузыря, тогда еще здравствовавшей. Она была ее косметологом и обладала определенным доверием. Пузырева денег дала, но при условии, что Гиля соблазнит ее благоверного, и тем самым прервет его затянувшийся роман с Северской. Она не зря считала Регину более опасной соперницей, нежели простушка Гиля. Северская раскусила эту интригу в зародыше - облила грязью Охрину и ее СПА. Двух месяцев не прошло, как "Дикая орхидея" закрылся. За долги Гиля пошла в рабство к Пузыревой, пока та не преставилась, а потом сбежала из города, только ее и видели.
Вот в таком гадюшнике приходится прозябать. Но скоро я пошлю это захолустье к чертям, вернусь к столичной жизни, к настоящему бомонду, а не этой пародии местного разлива. Буду блистать в окружении поэтов, вдохновляя их на рифмы, как раньше. Правда, они уже далеко не те, что во времена моей юности, но все же таланты иногда встречаются. Я вздохнула, отбросив радужные планы, и завернула в бар к потенциальной Пузырихе номер два. Нужно было отделаться от нее побыстрее.
- Привет, дорогая, - Регина обняла меня и пошатнулась. Непонятно, как она еще стоит на своих лабутенах под таким градусом.
Мы чмокнули воздух у уха друг друга и заняли соседние хокеры.
- Как делишки? - спросила она нетрезвым голосом. - Не меня ищешь?
- Дела идут, а пришла я к Бежовой, уж извини.
Регина присвистнула.
- К московской сучке, что в президентском люксе окопалась? - она подперла голову рукой, глядя на меня красными, осоловелыми глазами упырихи. Похоже, она пила всю ночь и спать не ложилась.
Северская буквально жила в отеле. У нее здесь был персональный люкс, в то время как восьмикомнатная квартира в паре кварталов отсюда пустовала. Что и понятно: здесь она негласная почти хозяйка - там лишь владелица квартиры, пусть и большой. Да и бар был всегда под боком с неограниченным запасом алкоголя и куда лучшим барменом-коктейльмейкером, чем ее горничная.
- Да, - я кивнула, отвечая Регине. - Бежова - дама с претензиями.
- Ага, - она потянула остатки коктейля через соломинку, издавая противный сёрбающий звук. У-у-у, придушила бы. Одно слово - дешевка.
Северская десять лет назад приехала сюда из какой-то станицы. В университет не поступила - пошла в девушки по вызову. На следующий год высшее образование ее уже не заботило, нашла другой способ жить "красиво". Потом ее заметил Пузырь - шлюха превратилась в примадонну. С подачи любовничка, большого поклонника блатной лирики, она завывала джазо-шансоном в этом ресторане по вечерам. Вихляя бедрами, демонстрировала запредельные декольте всем, кто желал послушать ее простуженный вокал. Хрипотцу она щедро разбавляла придыханиями, считая это сексуальным, на деле же скрывала недостаток голоса и слуха. Регина с детства бредила Ким Бейсингер в "Привычке жениться" - стремилась подражать ей во всем, но выходило у нее убого. Даже смена масти с брюнетки на блондинку не помогла, платина в сочетании со смуглой кожей потомственной казачки смотрелась вызывающе-вульгарно.
- И на кой тебе сдалась эта стерва? - спросила она, пихнув опустевший бокал бармену.
- Бизнес.
- А-а, ну тогда топай. Дело есть дело. У Пузика тоже вечно дела, деловой блин, - она хмыкнула, назвав Пузыря почему-то Пузиком, а не Пузыриком, что было бы логично при уменьшительно-ласкательном, но у нее своя логика.
Бармен поставил перед Региной очередной коктейль. Отхлебнув, она продолжила:
- Только побереги нервы, подруга. Эта мымра столичная такой разнос здесь устроила, мама дорогая. И простыни ей недостаточно чистые, и сервис хреновый, и портье - снулая муха. Даже на чай зажала, стерва скупая. Представляешь!? Сама пентхаус за две штуки баксов снимает, а копейку для парня пожалела. Он ее чемоданы еле до лифта допер, чуть не подорвался бедненький. Кирпичами она их набила, что ли?
Северская припала к коктейлю, как страждущий в пустыне к фляге с водой, и ей стало не до меня. Воспользовавшись оказией, я сбежала из бара.
Зеркально-позолоченный лифт с лифтером, нажимающим на кнопки вместо постояльцев, вознес меня на самый верх. Весь пентхаус был отдан под президентский люкс. Не думаю, что президент когда-нибудь явится в эту тьмутаракань, но Пузырь почему-то был уверен в обратном. Я постучала в золоченую дверь. Через минуту ее распахнула черноволосая привлекательная женщина за сорок. Это лицо я уже видела в интернете на сайте сети СПА-салонов "Королева Марго", так выглядела их хозяйка, госпожа Бежова. Не говоря ни слова, она повернулась и пошла вглубь номера. Я последовала за ней.
В номере царила аляповатая роскошь постсоветского рококо в голубых тонах, наверное, своеобразный намек на царскую кровь. Геральдических лилий французских Людовиков здесь тоже хватало: на стенах, на портьерах, на мебельной обивке. Позолота. Лепнина. Паркет. Камин, на нем бюст президента в тоге и с лавровым венком. На потолке роспись: по периметру облака с ангелочками, в центре, на небесной лазури, Зевс с лицом Николая II. Да уж, "Империал" - так "Империал", президентский люкс - так президентский люкс. Придраться не к чему.
Регина частенько подшофе то ли хвасталась, то ли жаловалась, что Пузырь "имел" ее здесь на всех плоских поверхностях, воображая себя императором, а ее своей фавориткой. Она, вообще, не скрывала подробностей своей сексуальной жизни. В этих любовных игрищах Пузырев велел ей звать себя "Величеством" и вылизывать ему ноги. Убогий извращенец даже не подозревал, как сильно это задевало его любовницу. Регина метила в "императрицы", а приходилось заниматься фут-фетишизмом. Поначалу она терпела, вылизывала и большего не требовала, но когда почувствовала, что Пузырь прикипел, начала добиваться его развода с женой, не прямо, конечно, намеками, но настойчиво. Вот только почти весь бизнес ее Пузика был записан на благоверную. Пузыриха номер один была бабой мерзкой и склочной, но мужу гулять не мешала, что его вполне устраивало.
После случая с Охриной Регина пошла ва-банк, решив свести соперницу в могилу раньше срока. Но как? Нанять киллера - кишка тонка, да и любовник узнает, поскольку половина городского криминала под ним ходит. Она стала шататься по шарлатанам и шарлатанкам, типа магам, ища нетрадиционные методы решения своей проблемки, что оказалось пустой тратой времени и денег. Благоверная Пузыря здравствовала и в могилу не собиралась, несмотря на камлания шаманов и наговоры бабок-шептуний. Я сжалилась над подружкой - навела порчу на ее преграду к семейной идиллии. У Пузыревой диагностировали рак матки - своеобразный приветик от любовницы в стиле черного юмора. Пузырева была бабой крепкой, из тех, на которых пахать можно - дуба давать не хотела долго. Она боролась: операция, химиотерапия, но медицина против магии бессильна - через год ее не стало. Только для Северской это оказалось пирровой победой. Зато я заполучила ее в пожизненные должницы. Теперь она меня побаивалась и по-своему уважала, лишь бы языком не трепала. Конечно, сейчас ведьм не жгут на кострах, как в средние века, но я работаю под прикрытием на территории врага - огласка мне ни к чему.
↑
Глава 22. Царица беззаконий и ее раба
Алла.
Постоялицей номера, выдававшей себя за Маргариту Бежову, была советница Древа Мирослава, глава Ветви магов Влияния, моя прапрабабка. Ее истинный облик - зеленоглазая блондинка, около тридцати, с идеальными чертами лица и отличной фигурой. В этом году ей стукнуло 435, для шестого поколения - меньше трети жизни. На территории Тарквина она персона нон грата, потому и прячет лицо от его соглядатаев под личиной, хоть это и запрещено.
Личина - маска, порождение магии иллюзий. Под ней можно скрывать внешность, пока не попал под прицел цифровой камеры, неважно, фото или видео. Изображение получалось неоднозначным: одежда - четко, лицо - размыто. Происходило это из-за конфликта магии с технологией. Пару таких фото еще можно списать на дефект съемки, но когда их много - не отмахнуться. Люди ищут технические объяснения, но это пока. Охотники за сверхъестественным уже считают это доказательством присутствия пришельцев. С начала 90-х Покров запретил использование личин. Совет Древа бдит и карает, если попался, но Мирославе никто не указ: ни Совет, ни Покров.
От самого дракона советницу скрывает артефакт Странника, испокон веков принадлежавший нашей Ветви. У всех родов есть свой амулет Отца. Когда он посетил наш мир впервые, то перед уходом оставил каждой дочери по подарку. Пресветлой Вилле, основательнице нашей Ветви, достался артефакт Сокрытия ментального следа, так называемая "Ветка Отца". Он похож на голую ветвь, вырезанною из голубого кристалла, но на самом деле это коралл с Эды, родного мира Энтаниеля. Вещицу эту я видела только на рисунке в академическом учебнике по артефактам. Там говорилось, что с "Веткой Отца" никто, даже даркосы, не отличат видящую от обычного человека.
- Доброе утро, светлейшая, - я поклонилась советнице. Такое обращение уместно только к главе Древа, но Мирослава млела, когда ее так называли.
- Здравствуй, Алла. Проходи, садись, - она царственным жестом указала мне на двойник стула мадам Грицацуевой, а сама воссела в кресло, а-ля трон Людовика Солнце. Вполне в ее духе: царицам - трон, девкам - лавка. Если была хоть малейшая возможность продемонстрировать свое превосходство, она ею непременно пользовалась.
- Как там наша подопечная? - Мирослава положила руки на подлокотники. Спина прямая, голос повелительно-снисходительный, в глазах власть без ограничений и ответственности - Царица беззаконий во всей красе.
Помню, как дала ей это прозвище. Шел 21-й год прошлого века. Мне двадцать, я молода и беспечна. За окном голодный, промозглый Питер, овеянный вихрями революции и гражданской войны. Внутри тепло и уют, полумрак гостиной, вино и поэты - царство "серебряного века". В тот вечер блистал монархист Гумилев. Не пройдет и полгода, как его арестуют и расстреляют, но пока он здесь, с упоением декламирует свое "Заклинание". Перед глазами встало лицо Мирославы, холодное, надменное, властное. Я видела ее лишь однажды, когда она, как глава рода, поздравляла меня с инициацией. Тогда я подумала, что "царица беззаконий", это прямо о ней сказано. Впоследствии госпожа советница оправдала свое прозвище в полной мере. Ее гипертрофированная жажда власти была подобна русскому бунту, безудержна и беспощадна.
Моя ненависть к этой женщине была абсолютна, как у раба к жестокому господину. Я марионетка, собачонка на ее коротком поводке, но винить в этом, кроме себя, некого. По наивности и неопытности я совершила ошибку, стоившую мне свободы и души, как у того юного мага из стиха Гумилева: "Отдал всё царице беззаконий, чем была жива его душа."
Я появилась на свет первого сентября 1901 года. В пять лет меня отдали в интернат при Академии Древа. Моей матери, Ирине Неженской, было не до воспитания дочери. Ее волновали тяготы жизни сирот, борьба женщин за равенство полов и прочие социальные проекты, курировавшиеся Ветвью магов Влияния.
В восемнадцать я прошла инициацию и вернулась домой в Петроград. Когда видящая обретает Силу, ее дальнейшее обучение поручают старшей родственнице: матери, сестре, бабке, на худой конец тетке. Старших сестер у меня не было. Бабка Светлана погибла пять лет назад во время магического эксперимента. Тетки, конечно, были, но при живой матери сваливаться им на голову - моветон. Неженская же была на сносях - доводить мое образование до конца не могла. Нам запрещено пользоваться магией во время беременности, чтобы не растрачивать Силу зря, а передать ее будущему ребенку. Пришлось заняться самообразованием, методом проб и ошибок.
Анастасия, моя младшая сестра, родилась весной 1920-го года. Спустя пару месяцев мать, оставив ее на мое попечение, умчалась спасать беспризорников куда-то на окраину рухнувшей империи. Я же была молода и ветрена, дорвалась до разгульной бомондной жизни после монастырских порядков Академии. Мне окружали толпы поклонников, поэты. Скоротечные романы, мимолетные увлечения. Кудрявый Есенин с кривой усмешкой, дерзкий и самый талантливый из всех, кого я знала. У нас была "легкодумная вспыльчивая связь" в конце 24-го. Стихи "Ты меня не любишь, не жалеешь…" обо мне. "Молодая, с чувственным оскалом, Я с тобой не нежен и не груб" - именно такой я была, именно так все и было.
Ведьма не имеет права на любовь. Все, кто был одержимы этим "недугом", сгинули, опозорив и себя, и свой род. Я не совершала такой ошибки, не была влюблена в Сергея, просто родила от него дочь. Есения появилась на свет в августе 25-го. Мой бывший любовник ничего не знал. Мы выбираем отцов для наследниц своей Силы, но не остаемся с ними, не сообщаем о ребенке. Этого требует политика Покрова: все сверхъестественные расы обязаны скрывать свое существование от людей.
К моменту рождения Сени, Насте исполнилось пять. Отсылать ее в интернат я не стала, решила растить девочек вместе и самой заниматься их воспитанием. Не желала я им того детства, что выпало мне: вдали от матери, никому, по сути, не нужная, пусть и в окружении сверстниц. Кто жил в интернатах, даже самых привилегированных, меня поймет. Мы всегда завидовали тем, кто рос дома, с семьей.
Время шло, сестра и дочь подрастали. Я уделяла им время, сколько могла, но мое воспитание было куда мягче строгих порядков Академии. Я не уследила - Настя лишилась невинности в четырнадцать, тем самым потеряв шанс на магию.
Наша инициация напрямую связана с первым сексуальным опытом, как с некой переменой, переходом от ребенка к взрослому. Как у любого магического ритуала, у нее есть свои ограничения и условия. Их всего два, но они безоговорочны. Первое - возраст: к моменту пробуждения Силы, тело и личность видящей должны быть полностью сформироваться, другими словами, готовы к контролю над магией. Это происходит не раньше шестнадцати. В Академии перестраховываются, позволяя пройти ритуал после восемнадцатилетия. Второе - никакого насилия, иначе Сила, вырвавшаяся на волю, убьет насильника и запечатает дар. Жертвы подобного сходили с ума, но бывали и исключения. Чтобы снять печать нужно было пройти через смерть, опять же добровольно. Это крайне опасно, а результат непредсказуем, потому смертельная инициация запрещена. Разрешение дает только Совет Древа. Каждый такой случай рассматривается индивидуально, но всем, кто младше восьмого поколения, отказывают.
У Насти все прошло по обоюдному согласию. Юная девушка просто влюбилась, всецело отдавшись первому чувству, только вот случилось это прискорбно рано. Когда эйфория первой любви схлынула, моя сестра стала изводить себя слезами и самобичеванием, даже вены пыталась резать. Я пообещала ей добиться разрешения Совета на вторую попытку, просила только дождаться совершеннолетия. Она согласилась, стала считать месяцы и дни. Я же начала искать возможность выполнить обещанное. Первым делом я поделилась этой проблемой с матерью, когда она в очередной раз появилась на пороге нашей квартиры. Неженская пришла в ярость, обвинив меня в попустительстве и самонадеянности. Она говорила, что Академию для того и открыли, чтобы не допустить срыва нормальной инициации, что смертельный ритуал - не выход, а билет в один конец. Десятое поколение слишком слабо - даже если Сила вернется, ее будет недостаточно для воскрешения из мертвых. Она запретила сестре даже думать об этом, посоветовала жить дальше, простой человеческой жизнью: выйти замуж, нарожать детишек, и укатила "спасать мир", оставив Настю в жесточайшей депрессии.
Тогда-то я и приняла решение, изменившее мою судьбу навсегда. Я обратилась к главе своей Ветви. Мирослава выслушала и сказала, что Совет разрешения не даст, но любой запрет можно обойти, если до него не доводить, то есть провести ритуал тайно. Если выгорит, то слава Свету, а если нет, то списать на самоубийство из-за несостоявшейся инициации, что иногда случалось. Ее неофициальное разрешение и решило дело: в день своего совершеннолетия Настя приняла яд и умерла, не воскреснув.
Почувствовав ментально смерть дочери, Неженская примчалась в Питер и устроила грандиозный скандал. Она пообещала сдать меня Совету, хоть и знала, что за такое приговаривали к ритуалу передачи Силы, казнили, проще говоря. Я корила себя за гибель сестры и готова была понести заслуженное наказание. Не успело еще пламя крематория поглотить тело Анастасии, как она ринулась претворять свою угрозу в жизнь. Неженская поехала в Москву и донесла на меня Мирославе. Обратиться напрямую к Моргане, через голову старейшины рода, она не посмела. Мирослава пообещала провести расследование, во всем разобраться и наказать виновную по всей строгости закона. Меня вызвали "на ковер" к Царице и предложили сделку: либо я присоединяюсь к ее заговору против политики Морганы, и она замнет дело, либо меня прикончат прямо здесь и сейчас, чтобы не допустить разбирательства в Совете. Если бы вскрылся факт ее одобрения смертельной инициации, то отстранение от должности она бы не отделалась.
Смерть или рабство, что выбрать? К первому я была готова. Знала, что домой не вернусь, а отправлюсь прямиком в Лондон на дальнейшее разбирательство и казнь. Рабство? Можно до бесконечности кричать, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях, но когда у тебя на руках несовершеннолетняя дочь, которая останется никому ненужной сиротой, то выбора нет. Так я и заключила свой контракт с "дьяволом", поклялась Мирославе Светом, что стану ее рабой и пособницей.
Дело о незаконной инициации Анастасии замяли, официально объявив ее смерть несчастным случаем. Советница убедила мою твердолобую идеалистку мать молчать. Не знаю, как ей это удалось, но Неженская доносить на меня Моргане не стала, зато порвала все наши родственные связи.
- Ты более мне не дочь. Забудь, что мы вообще родственницы. И будь добра, не попадайся мне больше на глаза, видеть тебя не желаю, - заявила она, выйдя из кабинета Мирославы. Дверью она не хлопнула, но ярость в ней так и клокотала.