- Дура. Дура и есть, - отвел ее руку Андрей, вставая со стула. - Дай пройти, не мельтеши перед глазами.
- Чего это я дура-то? - обиделась Анька. - Я, между прочим, первая ему намекнула, что вы лицом да статью схожи!
- Ага. Как два яичка от курочки. Слышал, - раздраженно отмахнулся от нее Андрей.
- Ну ни фига себе! - дрожащим от обиды голосом протянула Анька. - Нет чтобы спасибо сказать, так он…
- Да ты не приставай к нему, Анечка. Не заводись. Пусть он привыкнет. Ему одному побыть надо, - тихо, но твердо урезонила невестку мать. - А ты, Андрюша, отца от себя не гони, ладно? - быстро поймала она его взгляд и улыбнулась просительно. - Считай, что это материнская воля такая.
- Ладно. Ты спи, мам. Устала, наверное. Завтра поговорим.
Он тогда и не понял, что никакого разговора уже не будет. Прощалась она с ним, а он, дурак, и не почувствовал. На следующее утро мать глаз уже не открыла - умерла во сне. Тихо жила, тихо умерла.
На похоронах он рыдал, как мальчишка, совсем не по-мужски, утирая слезы и сопли ладонями. Сроду он так не плакал. Даже в детстве. На кладбище приперся и новоявленный отец, стоял рядом, как истукан. Пугал всех своим грозным видом.
С похорон матери и начался отсчет его новой жизни. Другой. Богатой. Непривычной. И стержнем этой жизни был отец. Правда, на экспертизу он все-таки его потащил, сказал, чтоб сомнений никаких меж ними не было. А получив результат, начал так бурно и с удовольствием пристраивать его к своей жизни, ввинчивать, как шуруп в мягкое дерево, что голова кругом шла. Купил им с Анькой квартиру, которую только в кино можно показывать, на работу к себе взял, кабинет отдельный дал с секретаршей. (Ну на фига ему сдалась эта секретарша, скажите на милость?) Долго толковал ему что-то про акции, про пакеты, доли и покупки, он и не понял ничего. Уяснил только, что ему надо обязательно присутствовать на сборищах под названием "совет директоров". Он и сидел - дурак дураком. А по должности назывался - начальник службы охраны. Прежнего начальника, Алексея Ивановича Хрусталева, отец отправил на пенсию. Крепкий еще был мужик, хоть и пришибленный немного. Все они вокруг отца были слегка пришибленные, и на него, как на сына Командора, так же стали смотреть - с испугом и уважением. Такой вот поворот. Из грязи - да в князи. Из Андрюхи - в Андреи Андреичи. Из автослесаря - в матерые акционеры, мать твою…
Анька от свалившегося богатства совсем головой тронулась, как та старуха из сказки про золотую рыбку. Выписала из деревни тещеньку, вдвоем с ней шарахались целыми днями по магазинам, скупали дорогие тряпки тоннами. Потом у них тряпочная болезнь прошла, но тут же началась другая - та самая, от которой у мужиков пальцы веером сводит. Непременно захотелось Аньке в сливки общества попасть, в самое их гламурное нутро, хоть тресни. И откуда что взялось, интересно? Нормальная была девка, в деревне коров доила, в городе на конфетной фабрике у конвейера стояла. Там ее и разнесло на сладком. Фигура образовалась - руками не обхватишь. Ну какая из нее гламурная леди? Смех же один… Да еще и тещенька ее все время подзуживала. Давай, мол, Анька, жми вперед, мы с тобой не хуже тех, которые "в сливках" живут, мы тоже в калашном ряду свое место знаем. Вот Анька и старалась, пыжилась изо всех сил, бежала впереди богатого паровоза. Горничную себе наняла, шпыняла ее целыми днями по пустякам. Потребует себе на завтрак деликатес какой-нибудь, а потом квашеной капустой прямо из банки его заедает. А тещенька - та по гламурным журналам вдарила, накинулась на них с жадностью голодного деревенского интереса. Вычитает в них чего и чешет потом с умным видом, советы дочке дает. Культурно-гламурной жизни учит. Послушаешь, смех разбирает. Две леди из сибирской деревни Похлебкино, мать твою…
Хотя отец, как ни странно, Анькиным амбициям с охотой потворствовал. В гостях принимал, знакомил со сливочным обществом, представлял по имени с полным официозом. И жене своей молодой велел с Анькой дружить. Жена подчинилась, волю богатого мужа стерпела, но видно было, как новая подружка ее раздражает. Но с Командором не поспоришь - мало ли какая блажь ему в голову взбредет? Вот и напрягалась, и дружила, бедненькая. И даже насмешки над новыми родственницами ни разу себе не позволила. Хотя посмеяться, если честно, было над чем. Особенно над тещиной деревенской гордыней. Помнится, когда она в первый раз в гости к отцу шла, навертела у себя на башке воронье гнездо, обрядилась в дорогие тряпки, ходила по его большому дому, поджав губы куриной гузкой и сложив руки на пухлом животе. Бабища бабищей! И на гостей отцовых глядела, как солдат на вошь.
Вот такая образовалась у Андрея-младшего новая жизнь. С одной стороны, хорошо, конечно, а с другой - прежняя его больше устраивала. Там он сам по себе был, свободный пролетарий, ничем никому не обязаннный, а здесь время медленно через пень-колоду шло, как в долгом бездельном отпуске. Ни поработать от души, ни с ребятами поматериться, ни щей вечером на кухне похлебать. Дорогой галстук шею давил, экран компьютера так раздражал, что плюнуть в него хотелось. Ну что это за работа - за людьми подглядывать? Кто вошел в офис, кто вышел из офиса, кто в какой кабинет пошел… Тоска, в общем. Андрей пробовал отцу объяснить, что не по нутру ему это занятие, но тот лишь плечами пожал и улыбнулся - ничего, мол, привыкнешь. И посоветовал в дело вникать, бумаг всяких натащил, начал терпеливо объяснять что-то. Потом понял, что он его не слушает, нахмурился сердито, но себя сдержал, тут же улыбнулся, похлопал его бод-ренько по плечу. А глазами погрустнел, тихо произнес:
- Ничего, ничего… Ты ж не виноват, что хорошего образования не получил. Ты мой сын, и этого достаточно. Со временем вникнешь, научишься. Тебе понравится. Другого пути у нас нет.
Андрей хотел ему возразить - как это, мол, нет другого пути? Уже было и рот открыл, чтобы сказать, открыл, да передумал. Что-то мелькнуло в отцовском взгляде странное. Будто кольнуло в самое сердце. И стыдно стало. Человек для него старается, богатство от себя отрывает, любовь да уважение демонстрирует, а он… Нет, нехорошо получается. А насчет тоски по старой жизни… С тоской вообще легко справиться можно - стоит лишь Кирюхе позвонить. Ребята на дармовую выпивку быстро набегут, вот и расслабон тебе, и беседа за жизнь, и душа нараспашку. Хотя вчера расслабона точно не получилось, зря так напились.
Андрей приоткрыл окно, выплюнул утратившую мятный вкус жвачку. Опять отчего-то вспомнился тот парнишка, которого провожал до школы. Зря он это дело до конца не довел. Теперь на душе будет висеть вина. А с другой стороны - никогда не поздно доброе дело до конца довести. Можно и завтра утром в те края заехать. Тем более он у Кирюхи свой мобильник забыл. Господи, как во рту противно! Скорей бы до дома доехать, до душа, до ванной… Еще и с Анькой разборки по поводу его ночного отсутствия предстоят…
* * *
- Ты чего опоздала? - кутаясь в платок, выглянула из-за своего монитора Наташка. - Из кадров звонили, я прикрыла тебя. Сказала, покурить вышла.
- Я ж не курю… - дергая замок на куртке, удивленно вскинулась на нее Леся.
- Ой, да какая разница. А что я должна была говорить? Что ты в туалете заседаешь?
- Ладно, спасибо. А что они хотели? Проблемы какие-то?
- Не знаю… Ты сходи туда на всякий случай, проведи разведку.
- Ага. Потом схожу.
- Да не потом, а сейчас! Говорят, сокращение штатов у нас будет. Боюсь я. Тебе хорошо, ты давно работаешь… А я тут без году неделя. Вышвырнут, и звать как не спросят. Сволочи. Придумали себе кризис, чтоб над людьми издеваться…
- Почему придумали? Сама же видишь, как у нас склад опустел. Клиентов в два раза меньше стало. Раньше вдвоем с выпиской не справлялись, а теперь сидим полдня, дурака валяем.
- Ой, не дави на нервы, я и без тебя как на иголках сижу! Иди лучше спроси, чего они там хотят…
- Ладно. Сейчас схожу.
Леся сунулась к зеркалу, провела расческой по волосам, расправила замявшийся ворот толстого свитера. Идти никуда не хотелось. Хотелось плюхнуться на свое место, навести полную кружку суррогатного кофе из пакетика "три в одном", согреть организм сладкой незамысловатой бурдой. Но идти и впрямь надо. А вдруг правда - сокращение? Слово-то какое противное придумали. Шипящее, как змея. Злое.
Вежливо постучав в дверь с табличкой "Менеджер по персоналу Иванова А. А.", Леся робко приоткрыла дверь, заглянула в кабинет:
- Можно, Анастасия Александровна?
- Да. Заходи, Хрусталева. Ты что, курить начала, что ли?
- Нет. То есть так, немного… А что, нельзя?
- Ой, да мне все равно. Заходи, разговор есть.
Леся села на самый краешек офисного мягкого стула, подождала вежливо, когда Анастасия Александровна выдержит обязательную и важную для нее паузу. Любила она эти паузы, прямо хлебом не корми. Нравилось ей, наверное, чтоб человек от этой паузы нервничал и изводился в неприятном ожидании новостей. И рожица вон какая важная, сильно сосредоточенная. Бровки домиком, губки бантиком - вершительница чужих судеб, ни дать ни взять.
- Вот что, Хрусталева… Руководство приняло решение, что ты на своем участке и одна справишься. Объем продаж сильно уменьшился, двух операторов нет смысла держать. Второго человека сокращать придется.
- Какого - второго? Это Наташку, что ли?
- Ну да. Ильину мы сокращаем. Вот, возьми бланк уведомления, отдай ей под роспись.
- Ой, как жалко… Она же расстроится.
- Ничего, переживет. Мы же не просто так ее увольняем, мы же с выплатой всех положенных по закону компенсаций…
- Да что там ваши компенсации - копейки! Сами же знаете, что официальная зарплата у нас - с гулькин нос!
- Я не поняла, Хрусталева… Ты что, собираешься оспаривать решение руководства? - насмешливо подняла на нее красиво подкрашенные глаза Анастасия Александровна.
- Нет… Я ничего не оспариваю. Просто мне человека жалко, и все.
- Ну да. Можно и пожалеть, когда эта же проблема тебя не коснулась. Тебя-то не сокращают. Наоборот, зарплату немного увеличат, раз ты одна остаешься. Так что поздравляю тебя, Хрусталева.
- Спасибо… - автоматом поблагодарила Леся.
- Да не за что. Иди, работай. Уведомление для Ильиной не забудь взять. И проследи, чтоб она на втором экземпляре расписалась. Потом мне занесешь.
Взяв протянутые Анастасией Александровной через стол бумажки, Леся понуро поплелась к выходу, соображая на ходу, как бы помягче преподнести неприятную новость Наташке. Минуя светлый офисный коридор, прошла мимо охранника, потом толкнула тяжелую дверь, быстро побежала по заснеженной тропинке в сторону большого склада-ангара, где в самом углу была отгорожена от общего помещения небольшая комнатка для операторов. Холодная, неуютная, с трудом обжитая за много лет. Первое время Леся страшно в ней мерзла, а потом ничего, организм привык, приспособился к суровым рабочим условиям. Можно печку включить, можно горячий чай пить через каждые полчаса, если время позволяет. Ничего, жить можно. Зато зарплату вовремя платили.
Наташка, увидев бумажки в ее руке, замерла в тревожном ожидании. Как ей преподнести новость помягче, Леся так и не придумала и потому рубанула с ходу:
- Тебя сокращают, Наташ… Вот, уведомление в кадрах дали. Распишись на втором экземпляре.
Наташка с шумом вдохнула в себя воздух и застыла, забыв выдохнуть. Глаза ее тут же заволокло горькой влагой, будто забытый внутри воздух странным образом успел конденсироваться в слезы. Скривив губы и утерев нос ребром ладони, она проговорила тихо:
- Ну вот, я так и знала… Я знала, что так будет.
- Да не расстраивайся, Наташ. Ты быстро себе другую работу найдешь. У тебя прописка есть, тебя возьмут. И мама у тебя есть, она поможет продержаться…
- Ой, да откуда ты про маму мою знаешь? Мама у меня есть… - икнув, горестно выкрикнула сквозь слезы Наташка. - Да у меня… У меня мама больная дома лежит… Ей лекарства дорогие каждый день нужны… А где я теперь денег возьму? Не знаешь, так лучше молчи! Мама, главное дело, поможет… Не знает, а говорит…
- Но я ведь и впрямь не знала, Наташ… Ты никогда об этом не рассказывала.
- А чего рассказывать-то? - вскинула на нее залитое слезами лицо Наташка. - Чтоб лишний раз пожалели? Не хочу я, чтоб меня жалели, понятно? Тем более я всего месяц здесь работаю, чтобы о своей личной жизни кого-то уведомлять… Ну вот где, где я сейчас работу найду, когда кругом одни сокращения? Что мне делать-то, Лесь? Как маме объяснить, что лекарства купить не на что?
Уронив голову на руки, Наташка зарыдала так громко и безутешно, что Лесино сердце сжалось от боли. Подойдя к Наташке, Леся осторожно погладила ее по плечу, проговорила тихо:
- Ты прости меня, Наташ, я ж не знала про маму. Ты такая веселая всегда была, что и не догадаешься… А что с ней, Наташ?
- Инсульт. Она уже полгода не встает. Ни рукой, ни ногой не шевелит. Я не могу работу терять, Лесь, просто не могу… Что делать-то, а? - резко подняла она к ней зареванное красное лицо. - Помоги мне, Лесь…
- Я? А как?
- Ну давай ты вместо меня сократишься. Пожалуйста! Иначе я не представляю себе, как жить буду.
- А… Ну да, конечно. Хорошо, Наташ. Ты только не реви, ладно? Давай так и сделаем. Я сейчас в кадры схожу и предложу свою кандидатуру на сокращение. Я понимаю, мама все-таки… Я сейчас, Наташа!
Она быстро выскочила из комнатки, пошла обратным путем - через склад, через двор, мимо охранника, вот и офисный коридор обласкал взгляд евроремонтной красивостью. Живут же люди - и тепло у них, и светло, и диванчики белые в холле, и пальма в углу. А до Наташкиного горя никому дела нет. Вот и дверь с красивой табличкой "Менеджер по персоналу Иванова А.А."
- Анастасия Александровна, увольняйте меня вместо Ильиной! - торопливо выпалила она в ухоженное лицо женщины, плюхнув на стол бумажки.
- Ты что, Хрусталева, с ума сошла? Врываешься, шумишь… Я работаю, между прочим!
- Да я понимаю. Извините. В общем, мы с ней так решили: я ухожу, а она остается.
- Ты хорошо подумала, Хрусталева? Зачем это тебе надо? Ты же на хорошем счету у руководства, давно работаешь.
- Да я вообще не думала, Анастасия Александровна. Так получилось. Понимаете, у Ильиной мать больна, и…
- И что? Если ты вместо нее уволишься, то мать сразу выздоровеет?
- Нет. Нет, конечно. Не важно. В общем, я уже решила - сокращайте меня.
- Странная ты какая, Хрусталева. Мне-то что, я приказ перепишу, мне по большому счету все равно. Ты же без работы останешься, глупая.
- Ну да. Я глупая. Я знаю. Была бы умная, в таком же красивом кабинете сидела.
- Что ж, ладно… Пиши заявление. Прямо с сегодняшнего дня пиши. Я тебе продиктую, как надо. По закону у тебя два месяца еще есть, но руководство приняло решение компенсировать сокращенным эти два месяца. Деньги в кассе получишь. Дела Ильиной сдашь. И свободна. Потом подождешь в коридоре, я тебе в трудовой книжке запись сделаю…
- А мне компенсацию выдадут из расчета официальной зарплаты? То есть копейки, да?
- Ну конечно… Так будешь писать заявление?
- Буду…
Обратно Леся плелась уже не так шустро. Можно сказать, обреченно плелась, держа в руке трудовую книжку с заложенной меж страницами тоненькой пачечкой тысячных купюр. Медленно прошла по коридору, мимо охранника, через двор, через склад. Открыла дверь в свой закуток, молча плюхнулась на крутящийся стул перед компьютером.
- Наташ, включи чайник, пожалуйста…
Девчонка шмыгнула носом, потянулась к стоящему в углу на тумбочке чайнику. Потом глянула на нее с ожиданием, виновато пропищала:
- Ну что, Лесь?
- Да ничего. Все нормально. Работай. Сейчас кофе напьюсь и дела тебе передам. Хотя какие у нас тут дела особенные? И сама потом разберешься.
- Спасибо, Лесь. Спасибо тебе! Ты даже сама не понимаешь, как ты меня выручила.
- Да ладно. Не благодари. Помолчи лучше.
Запоздалая досада желчной горечью разлилась в груди, ударила раздражением в голову. Благодетельница нашлась! Добрая и жалостливая самаритянка! Опять забыла, что жалость в ее положении так же недоступна, как норковое манто нищенке? Сколько раз говорено было самой себе: хочешь сделать доброе дело - держи себя за руку. Не позволяй. Соотноси желание с возможностью, не теряй в этом вопросе бдительности. Нет, это ж надо - взяла и насиженное место профукала. И что теперь делать? Кто ее без прописки на работу возьмет?
Леся уперла взгляд в яркую картинку календаря на стене. Картинка с изображением набегающих на песок океанских волн и загорелой красотки на их фоне давно уже намылила глаз, но была до боли привычной, легко приглашала в свою ленивую виртуальную беззаботность. Можно было, например, представить, что она, Леся, и есть та самая красотка, развалившаяся в шезлонге у самой воды. Ума ей, может, и не хватает, а с воображением, по крайней мере, всегда полный порядок был. Теперь, выходит, настало время вставать из шезлонга и убираться из картинки восвояси, уступать место под солнцем Наташке. Жалко. Господи, какая ей глупость лезет в голову - картинку на календаре жалеть…
Видимо, Леся долго плутала рассудком в этой задумчивости - вдруг почувствовала, что кружка под руками стала совсем холодной. Оторвавшись от картинки, вздохнула, огляделась кругом. Наташка, спрятав кудрявую голову за монитором, сидела, сжавшись мышкой, посапывала носом. Что ж, собираться надо. Дело сделано, назад уже ничего не воротишь. Ладно, пусть девчонка работает.
Вещей у Леси в этом закутке скопилось не так уж много - все вошли в небольшой пакет. Зеркало, расческа, туфли, щипцы для завивки, кружка, тапки-чуни на меху на случай холодов… Вот и все. Осталось присесть на дорожку да с Наташкой попрощаться. Надо бы еще к девчонкам со склада тоже попрощаться зайти. И к фасовщицам. Она с ними дружно жила. О! Вот как раз чьи-то каблуки в сторону их закутка цокают. Наверное, кто-то из девчонок бежит. Прослышали уже про ее подвиг…
Дверь широко распахнулась, и они с Наташкой дружно повернули головы навстречу вошедшей женщине. Лесе женщина была незнакома, и она с удивлением перевела взгляд на Наташку, поскольку та довольно странно то ли вскрикнула, то ли икнула испуганно. И зажала рот ладошкой. И выпучила глаза так, будто ожидала, что вошедшая кинется на нее с кулаками.
- Привет, дочь! Ты чего на меня так уставилась? Я не вовремя, что ли? - хохотнула вошедшая к ним в закуток дама, плюхнувшись на стул перед Наташкиным компьютером. И тут же добавила скороговоркой: - Да я ненадолго, не волнуйся… Вот, ехала мимо, решила посмотреть, как ты на новом месте устроилась. Не ахти, конечно… - провела она быстрым взглядом по серым обшарпанным стенам комнатушки, - бедненько тут у вас, очень бедненько…
- Мам, прекрати… - испуганно просипела Наташка, старательно пряча от Леси лицо за монитором. - Зачем ты вообще приперлась, господи?..
- Как это - зачем? Говорю же, посмотреть! Должна же я знать, в каких условиях на сей раз моя дочь трудится! - перевела веселый жизнерадостный взгляд в сторону Леси женщина, будто приглашая ее к разговору. - Кто его знает, сколько этот проклятый кризис продлится? Может, тебе придется здесь долго работать? С местами-то сейчас не ахти…
- Да. Не ахти. В этом вы правы, - холодно и грустно улыбнулась ей Леся. Потом добавила тихо: - И правда, зачем вы вообще сюда приперлись? Я бы ушла и не знала ничего… А так…