Слава подумал, что другой он ее и не знал. То она светится так ярко, что даже больно становится. Когда Шура в таком настроении идет по улице, то на нее заглядываются все прохожие. Невольно он наблюдал, как на лицах людей непроизвольно появляются улыбки, до такой степени ее настроение заразительно. Но порой… порой она становится невыносима. Груба, заносчива, нетерпима - это еще мягко сказано. Иногда Славе даже кажется, что продолжи он с ней выяснять отношения, так дело может дойти и до рукопашной. В такие моменты он предпочитает отступить первым, догадываясь, что может потерять с ней ту видимость дружеских отношений, что между ними установилась. И еще в такие моменты он ее практически ненавидит, за то, что своим настроением она отравляет жизнь ему. Потом он долго пытается прийти в себя и обрести утраченное равновесие. Временами он даже думает, зачем так настойчиво поддерживает с ней дружеские отношения? Но стоит ему увидеть ее в радужном настроении, как все негативные мысли моментально выветриваются из головы.
- А знаете, Слава, - прервала Галина Сергеевна его размышления, - Шура в детстве была такая… Я даже боялась, что ее могут сглазить, - невесело усмехнулась она. - Каждый, кто смотрел на нее, нахваливал. Да мы и сами с отцом не могли на нее наглядеться. Она как лучик света была для нас. А когда отец ее начал пить, так только в ней я и находила утешение. Она всегда могла подобрать нужные слова, успокоить… Я и тогда боялась, что сглазят ее, - тихо рассмеялась она. - Уж больно покоя она всем не давала, кому только не лень про нее говорили. Лишь бы языками почесать. А потом что-то случилось. Уехала она от нас нормальной, а в следующий раз я ее уже увидела такой вот.
Галина Сергеевна принялась убирать со стола. Слава помогал ей и наблюдал тайком. Он видел, как сильно она расстроена, хоть и пытается не подавать виду. Но что он мог сказать, если и сам не испытывал от всего радости.
- Постель я тебе приготовила, - повернулась она к нему. - Надеюсь, тебе у нас будет удобно.
- Я неприхотливый, - ободряюще улыбнулся ей Слава. - Галина Сергеевна! - окликнул он ее, когда она уже почти вышла за дверь. Желание сказать ей хоть что- то приятно не покидало. - А знаете, как у нас называют Шуру? Солнечным зайчиком.
- И это ей подходит, - задумчиво произнесла она. - Только и он может угодить в ловушку.
Шура проснулась с первыми петухами. Тут инстинкты жили сами по себе, отдельно от нее. В городе по выходным она обычно спала до обеда, а потом еще долго бродила по дому сомнамбулой.
Кровать ее стояла рядом с окном, и какое-то время она любовалась чистым предрассветным небом. Но стоило горизонту лишь посветлеть, как Шуру сдуло с постели. Набросив халат, она выскочила во двор и пошла кормить курей.
В огороде царил весенний порядок, так свойственный посадочной поре. Шура залюбовалась ровными грядками, клумбами с первыми цветами. Нарциссы с тюльпанами словно соревновались, кто кого краше, гарцуя друг перед другом на упругих стеблях. Яблони и вишни стояли усыпанные цветами и источали тонкий аромат. И птицы заливались так счастливо, что невольно заражали своим настроением.
- И не спится тебе в такую рань, - присоединилась к ней мама в курятнике. - Чего подскочила?
- Не могу я такую прелесть пропустить, - указала Шура на медленно всплывающий диск солнца. - В городе такого не увидишь.
- Эка невидаль, - проворчала Галина Сергеевна. - С утра уже жарить начинает, до полудня еще в дом гонит - на огороде становится невыносимо…
- Мам, а как там твои соседи? Что-то их не видно… Да и ты же вроде им часть огорода выделила, а в этом году сама засадила весь. И сарай вон опять пустует.
- Дык, уехали они. Посреди зимы сорвались и подались в теплые края, к морю. Дочурка у них заболела, и врачи посоветовали сменить климат. А половину дома своего продали. Ну зато я опять смогу развести кроликов, - кивнула мать на сарай.
- Жалко, конечно. А кто там сейчас живет?
- Знаешь, доча, - мать понизила голос и придвинулась к ней вплотную. - Какой-то странный тип там поселился. Из дома почти не выходит, все долбит, колотит что- то. Словно дворец решил сделать из своей половины. Люди поговаривают, что богатей он какой-то, но в жизни разочаровавшийся. Вот и подался сюда - раны залечивать. В городе вроде у него есть жена и дети, а он тут. В общем, не понимаю я таких. Да бог с ним, тихий, да и ладно. Пойдем-ка лучше кофейку выпьем, да на завтрак что-нибудь придумаем. А то, гостя-то кормить нужно.
Слава появился в кухне, когда на столе уже красовалась целая гора блинов. Таким его Шура еще точно не видела ни разу. С обнаженным торсом, очень даже мускулистым, рельефным, как отметила она, взлохмаченным сильнее обычного и потирающий спросонья глаза.
- Идешь на запах? - рассмеялась она.
- И не могу отделаться от воспоминаний о детстве, - ласково так, даже нежно, улыбнулся он.
Шура поняла, что улыбка его предназначается не ей, а приятным воспоминаниям. Даже испытала легкую обиду, до такой степени ей нравилось сейчас выражение его лица. Так бы и любовалась. Даже захотелось подойти к нему, погладить по щеке, а потом зарыться в волосы… Шура оборвала себя - что это с ней такое сегодня?! Какая-то сверх сентиментальность. Видать, она гораздо сильнее соскучилась по дому, чем думала раньше.
После завтрака Шура все порывалась помочь маме на огороде. Но та осталась непреклонна и отправила их развлекаться:
- Покажи гостю наши места. Вот еще удумала - гнуть спину на жаре. Да и дел-то больно нет, я уж все переделала.
Шура старалась не показать, до какой степени она обрадовалась, что в ее помощи не нуждаются. Не мешали даже легкие угрызения совести, так ей хотелось выбраться на природу.
Она предложила Славе прогуляться пешком, но он настоял отправиться на машине.
- Так больше сможем увидеть, - резонно рассуждал он, с чем Шура не могла не согласиться.
Первым делом они отправились в яблочные сады - гордость председателя колхоза, да и всех жителей деревни. Огромная плантация земли была засажена ровными рядами деревьев, что сейчас находились на самом пике цветения. Белоснежный рай. Эти сады считались у них чуть ли не заповедной зоной. Здесь всем разрешалось гулять, но никому не позволялось трогать деревья руками. Да и не хотелось нарушать такую красоту и гармонию, поэтому Шура со Славой медленно прогуливались между деревьями, вдыхая их аромат и лениво переговариваясь.
- В школе нас каждый год отправляли на сбор урожая, - рассказывала Шура. - И мне всегда было жалко срывать яблоки.
- Почему? - машинально спросил Слава и нерешительно переплел свои пальцы с ее. Он был почти уверен, что она сразу же отдернет руку, стоит ему коснуться ее, но этого не последовало. Шура доверчиво вложила свою руку в его ладонь. И это было так приятно!
- Потому что им место на ветке, а не сорванным в корзине. Только так они смотрятся идеально - золотистые, с розовыми боками.
- Я думаю, ты не права… Мне кажется, они хотят, чтобы их срывали и поедали.
- Скажешь тоже, хотят, - рассмеялась она, закидывая голову и глядя на безоблачное небо. - Еще скажи, мечтают.
Слава залюбовался ею в эту минуту. Ему было совершенно все равно, что она там говорит. Больше всего хотелось обнять ее и прижаться к этим смеющимся губам. Даже в джинсах стало тесно, до такой степени сильный порыв возбуждения он испытал. И раньше такого с ним не случалось. Чтобы хоть как-то отвлечься, он спросил:
- Куда поедем дальше? Что еще ты мне планировала показать?
При этом он не выпускал ее руки, лишь перехватил ее поудобнее и слегка поглаживал большим пальцем ее бархатистую кожу. Шура и это позволила ему сделать, что можно было отнести к личным достижениям. Он вообще поражался ей сегодня. За три года знакомства они еще ни разу не были настолько близки.
- Дальше по плану пасека. У нас она просто огромная. И медом своим мы тоже славимся на весь округ. Или ты туда не хочешь? - обеспокоенно взглянула она на него.
- Мечтаю, - соврал Слава, думая лишь о том, что готов вечно ехать куда-нибудь или идти, как тот Агасфер, лишь бы быть с нею рядом. Подобное чувство пугало, но делать ничего не хотелось.
После пасеки, где они провели не меньше часа, пока Шура ему все показывала и рассказывала, а главный пасечник настоял, чтобы они попробовали все сорта меда, они отправились на речку. Там же решили перекусить, время близилось к обеду. Галина Сергеевна собрала им целую корзину с провизией, не принимая возражений.
Солнце припекало по-летнему, даже марило. Камни на берегу раскалились и прожигали даже через шерстяной плед.
- Не хочешь позагорать? - искоса взглянул Слава на Шуру. Она сидела, поджав под себя ноги и уперев подбородок в колени. На голове ее красовалась шляпа с широкими полями, скрывая ее почти всю в тени.
- Да, нет пока… - неуверенно отозвалась она, еще крепче прижимая к себе ноги и натягивая на коленки подол платья.
- А я, пожалуй, проверю, какая вода. А то уже потихоньку начинаю плавиться.
С этими словами Слава стянул футболку, а потом и джинсы, оставшись в одних плавках. Неизвестно отчего, щеки Шуры вспыхнули румянцем, и она поспешно отвела взгляд от его обнаженного тренированного тела. Хорошо, он в этот момент на нее не смотрел.
Он спустился к воде и потрогал ее ногой. А потом повернулся к Шуре с широкой улыбкой на губах.
- Уже теплая. Пойдем? - махнул он ей рукой.
Она лишь покачала головой, хоть ей уже и становилось нестерпимо жарко. На что Слава пожал плечами и отвернулся. Дальше он нырнул с разбегу, как делает большинство мужчин, и на какое-то время его голова скрылась под водой. Вынырнул он уже на приличном расстоянии от берега и профессионально поплыл дальше. На нее он больше не смотрел и не приглашал присоединиться к нему.
Шура наблюдала, как он ныряет и отфыркивается от воды и понимала, что начинает завидовать. Все тело уже покрылось потом, который нестерпимо хотелось смыть. В конце концов, ее поведение не отличается умом. Чего она стесняется? Или кого? Славика, которого знает сто лет? Да и он, наверное, видел девушек покрасивее, чтобы польститься на ее прелести.
Больше не сопротивляясь и не раздумывая, Шура сняла платье, отбросила в сторону шляпу и в припрыжку побежала по обжигающим камням к воде. Ну, на счет теплая, это он явно преувеличил. Вода обожгла разгоряченные ступни, но уже через минуту принялась их ласково обволакивать, даря приятную прохладу. Все равно уже почти по-летнему нормальная.
Шура все топталась на берегу, не решаясь зайти глубже. Слава по-прежнему плескался на глубине, не обращая на нее внимания. Это уже становилось обидным, как будто он не верил, что она тоже рискнет на заплыв, и решил не тратить на нее свое время и силы.
Мелкими шажками она начала заходить в воду. По колено, обжигающая влага коснулась края бикини… Наконец-то, и Слава обратил на нее внимание и даже поплыл к берегу. Только вот последнему именно сейчас Шура была не рада. А ну как захочет схватить ее и затащить на глубину? Она же тогда умрет от разрыва сердца на почве переохлаждения. Чтобы обезопасить себя, она закричала ему:
- Только не подплывай ко мне! Я сама… - вода уже вовсю ласкала живот, приближаясь к груди.
Шура почувствовала, как сжались соски от холода и с ужасом обнаружила, как замечательно они просматриваются двумя упругими горошинами через тонкую ткань купальника. Этого она уже стерпеть не могла, к тому же проследив за взглядом Славы, который тоже был прикован к ее груди. Не раздумывая, присела и по шею оказалась в воде. Правда, грудь ее от этого менее откровенно выглядеть не стала. Следовало что-то предпринять, и она поплыла, стараясь не приближаться к Славе.
Она все углублялась, пока не почувствовала, как согревается. Мышцы ломило от усталости и непривычки. Да и плавала она последний раз сравнительно давно. Это в детстве они, как рыбы, все лето не вылезали из воды. Река местная считалась спокойной и безопасной. Ни течения, ни водоворотов тут не было. Так что родители отпускали детвору без проблем, да и плавать они все умели отлично.
- Устала? - услышала она голос друга совсем рядом, когда остановилась и зависла примерно на середине реки, работая руками и ногами.
Шура обернулась и увидела Славу совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Неожиданно ногу прострелила резкая боль. Мышца не выдержала нагрузки, и ее свело судорогой. Шура вскрикнула и сильнее заработала руками.
- Что случилось? Судорога? - сразу же догадался Слава, подплывая к ней и обхватывая за талию. - Держись за меня и поплыли к берегу.
Она вцепилась в его плечо, страдая от боли, каждый раз, когда шевелила ногой. Давно у нее не случалось судорог. Да и таких сильных не было ни разу. Она пыталась вертеть ступней, расслабляя мышцы, но боль становилась только сильнее.
Слава плыл, как ненормальный, и очень скоро они оказались у берега. Если Шура и хотела сопротивляться, то слушать ее никто не стал. Слава молча подхватил ее на руки и вытащил из воды. Опустив на плед, принялся растирать ее ногу, пока мышца не расслабилась и не стала выглядеть нормально. Судорога ушла, а вместе с нею и боль. Только вот руки Славы продолжали гладить икру Шуры, поднимаясь все выше. Движения перестали быть терапевтическими, а превратились в ласкательные. Руки его были горячими, почти огненными, и обжигали те места, к которым прикасались.
Она попыталась забрать у него свою ногу и отползти подальше. Но ей и этого не позволили сделать - Слава обхватил ее за бедра и одним резким движением притянул к себе. Его лицо находилось так близко, но ничего не происходило. Он словно спрашивал разрешения, а в душе Шуры чувства метались, как оголтелые, сталкиваясь и отскакивая друг от друга. Сердце пульсировало где-то в ушах, и все тело уже заливал нестерпимый жар.
Лишь прочитав в ее глазах немое согласие, Слава припал к ее губам, чувствуя, что уже не в силах бороться с желанием, больше похожим на наваждение. Он исследовал ее рот языком, упиваясь его сладостью, боясь спугнуть ее напором собственной страсти. Когда он увидел ее в купальнике, у него словно снесло голову. Все мысли превратились в одну единственную, что ничего прекраснее он в жизни не видел. Это стройное тело, почти не скрытое малюсенькими лоскутами бикини, ее робкие попытки войти в воду… Каких усилий ему стоило делать вид, что ничего не происходит. Он заставлял себя не пялиться на нее, а увлеченно нырять. Лишь один раз выдержка подвела его, когда он разглядел ее грудь под купальником. Тогда он думал, что не вытерпит, рванет к ней и сорвет этот мешающийся кусок ткани.
А когда ей стало плохо на глубине, то в какой-то момент Слава представил, что его нет рядом, нет никого, кто мог бы помочь ей. Вот тогда ему стало совсем плохо, даже жить не хотелось.
Шура пыталась разобраться в собственных чувствах. Губы Славы дарили ни с чем несравнимое блаженство. Не хотелось не то чтобы препятствовать ему, а душа и тело изнывали от желания большего. Она не сопротивлялась, когда он опустил ее на покрывало и принялся целовать шею, спускаясь все ниже. Его руки двинулись от талии вверх, прожигая дорожку к груди. Когда его горячие ладони проникли под мокрый купальник и накрыли грудь, Шура испытала такой фейерверк эмоций, что даже голова закружилась. Но его губы, что накрыли в этот момент ее, не разрешили поддаться слабости, вновь заставляя сосредоточиться на новых и болезненно приятных ощущениях.
Он тормозил себя, заставлял не торопиться, каждую секунду боясь спугнуть ее. Но руки жили сами по себе - им не терпелось исследовать ее всю. Плавки готовы были лопнуть на нем, так пульсировала возбужденная до предела плоть, когда он прикоснулся к ее груди, ощущая, как сжимаются ее соски под его пальцами. Он хотел сразу всего - и целовать ее, и пожирать глазами, лаская руками. Разрывался от собственных желаний, чувствуя себя дикарем.
Он не испытывал дефицита в женщинах, всегда пользовался их вниманием, и мог выбирать. Но никого раньше он не желал до такой степени. Она всегда казалась ему совершенством, и сейчас он получал тому подтверждение.
Его губы снова оторвались от ее, но лишь для того, чтобы накрыть сосок. Что они с ним вытворяли! Посасывали, легонько прикусывали, нежно обводили языком отчего от еще больше затвердевал и топорщился, словно заявляя, что хочет еще, прося не останавливаться. Возбуждение внутри нее росло, приближаясь к пику, заставляя выгибать спину, стремиться навстречу его настойчивым губам.
Его рука гладила ее живот, спускаясь ниже, приникая под плавки. Когда он коснулся ее лобка, она не выдержала и застонала. Ноги сами разметались в стороны, открывая доступ к тому, что уже нестерпимо желало прикосновений. Она чувствовала, как ей в бок упирается его упругое естество. Боялась и страстно желала ощутить его в себе.
Откуда взялась туча, никто из них и не понял. Внезапно поднялся сильный ветер, и небо заволокло чернотой. Тут же принялись падать крупные капли, а потом и вовсе полило, как из ведра.
Шура рванула из-под Славы, как ошпаренная. Она металась по берегу, хватая вещи, роняя их и рыдая в голос.
- Иди в машину! - рявкнул он, крепко сжимая ее и отталкивая от себя. - Я сам все соберу.
Через минуту он присоединился к ней, скинув вещи на заднее сидение. Он накрыл ее сжавшуюся на сидении и не прекращающую рыдать пледом. Какое-то время он молчал, сосредоточившись на одевании, а потом позвал ее. Но ответом ему послужили лишь судорожные всхлипы.
- Шура! - громче повторил он и тронул ее за плечо.
Она дернулась, как от удара электрическим током, и еще сильнее вжалась в спинку сидения, отодвигаясь от него как можно дальше.
- Да что с тобой?! - не выдержал Слава, схватил ее за плечи и развернул к себе. Он даже не обратил внимание на сползший с ее плеч плед, обнажающий ее тело, которое несколько минут назад казалось таким желанным. - Что происходит?! - прокричал он в ее заплаканное лицо.
- Отпусти меня! - принялась вырываться она, но он держал крепко, не давая ей отвернуться.
- Отпущу, когда скажешь мне, почему так себя ведешь? Ведь все было так хорошо. Что случилось, почему ты так переменилась? Это же всего лишь дождь, - уже намного тише добавил он, выпуская ее плечи и с опозданием догадываясь, что наставил ей синяков.
Он думал, что она, как и всегда до этого, моментально замкнется в себе и промолчит. Но Шура продолжала смотреть на него глазами, полными тоски. Она даже не пыталась прикрыть наготу, которую он снова стал подмечать. Он хотел докопаться до причины, но не был готов к той боли, что плескалась сейчас в ее глазах.
- Для меня это не просто дождь, - так тихо, что он едва расслышал за шумом мотора, произнесла она. - Для меня это вся жизнь. Я не могу тебе этого объяснить, для этого ты должен прожить ее.
Сказав это, она отвернулась и снова укуталась в плед.
- Отвези меня, пожалуйста, домой, - через несколько минут попросила она, и голос ее прозвучал пугающе равнодушно.