Какое-то мгновение все молча рассматривали Джин. Режиссер пробурчал:
– Так какого черта ты нас мариновал – два часа? С нее и надо было начинать!.. Как вас зовут? – Это относилось к Джин.
Она назвалась.
– Представьте, Джин, что у вас ребенок. Он болен. От врачей вы узнаете, что болезнь, возможно, смертельная, и только чудо…
Джин побледнела. Перед ней возникла Линда. Мать ведь явно скрывала, что именно с девочкой. Может быть, нет никакого банкротства, а деньги нужды для лечения Линды?..
– Вы поняли меня? – повторил режиссер. – Вы должны…
– Это неправда!.. – проговорила Джин. Она с ужасом и надеждой смотрела на присутствующих. Руки у нее дрожали. – Это неправда. Я не верю.
Она заплакала. Слезы текли по ее лицу, и оно стало некрасивым, словно проступило само отчаяние.
– Все, все! – крикнул режиссер. – Достаточно!
Достаточно? Джин медленно приходила в себя, осознавая: это была игра.
Режиссер сказал помощнику:
– Джек, скажи тем в коридоре, пусть уходят. А вы. Джин, – он мельком окинул ее всю, – вы задержитесь.
Джек распахнул дверь и крикнул:
– Вое свободны!
– Мы тоже свободны. – Режиссер обращался к коллегам. – А вам, Джин, Джек все объяснит…
Он встал, остальные тоже поднялись. Джек подошел к режиссеру:
– Как будем оформлять?
– Как обычно…
– Помл… Джин, вы приняты.
Он положил перед ней контракт. Джин все еще не оправилась, хотя слезы, обессилев ее, немного успокоили. Не читая, она подписала договор.
– Через два дня съемки, – сказал Джек. – Деньги получите в бухгалтерии.
– Сколько?
Он удивленно покосился на нее. Как правило, новички от счастья, что приняты, готовы сниматься даром, первое время.
– Две тысячи.
– Мне нужны деньги. Очень нужны… – В ее голосе звучало такое отчаяние, такая обреченность, что Джек, который уже собрался съязвить, сказал:
– Минуточку.
Он подошел к режиссеру.
– Ред, у нее проблемы. Кажется, серьезные. Просит деньги.
– Но мы же даем! Она сейчас получит.
– Судя по всему, ей надо больше.
– Сколько?
Джек пожал плечами.
– Так спроси!
Джек вернулся к Джин:
– Сколько?
– Двадцать.
– Тысяч?!
– Я отработаю.
Он внимательно оглядел ее.
– Можно узнать, для чего?
– Отец должен заплатить в банк, иначе заберут ферму. У нас засуха.
– Понятно. А если бы тебя не взяли сюда?
"Я бы вышла за Плейса…"
Джин молчала.
– Ладно, – сказал Джек. – Подожди.
Он снова подошел к режиссеру.
– Ну, что там стряслось? – спросил режиссер.
– У нее отец банкрот. Могут забрать ферму.
– Сколько?
– Двадцать тысяч.
Режиссер присвистнул.
– У этой новенькой губа не дура. А что она потребует, когда станет знаменитостью?
– Она, по-твоему, станет?..
– Все в руках Божьих… Но в ней что-то есть.
– Что ей сказать?
– Получит половину. И пусть послезавтра не забудет приехать на съемку…
Помощник режиссера кивнул и вернулся к Джин.
– Спускайся на второй этаж. Получишь десять тысяч. Ты помнишь, когда съемка?
– Послезавтра.
– Верно. А где, помнишь?
– У меня хорошая память.
– Это похвально.
Она получила десять тысяч долларов и отослала их отцу. Потом села на поезд…
Первой она навестила Бекки. Та собиралась снова лечь в больницу. Она чувствовала себя лучше, но врачи настаивали еще на одном курсе лечения Идти в больницу Бекки не хотелось, и она пребывала в грустном настроении.
– Бекки, я получила десять тысяч!
Когда Джин посетила идея попросить деньги у Питера Скотта, Бекки не верила, что тот согласится расстаться с двадцатью или хотя бы с десятью тысячами долларов. Сандра рассказывала, что из всех знаменитостей, останавливающихся в отеле, Скотт самый скупой. Поэтому удача Джин поразила ее:
– Он дал!
– Он?.. Скотт даже не видел меня! Я буду сниматься в кино! – выпалила Джин.
Бекки опустилась на стул:
– Он решил снять тебя?
– Я же сказала, я не видела его. Это другой режиссер.
Джин рассказала о том, что произошло.
– Значит, ты уедешь? – спросила Бекки.
– Конечно! Съемки начнутся послезавтра.
– А потом вернешься?
Вернуться к Агате? К мистеру Плейсу? Жить отдельно от Линды? Этого Джин не думала делать ни после этих съемок, ни потом – никогда! Уж лучше сказать матери правду. Или придумать, что она развелась и решила жить с дочкой на родительской ферме…
– После съемок будут другие съемки, – уверенно сказала Джин. – Я им понравилась.
Конечно, думала Бекки, Джин не может не понравиться. Ее будут снимать. А я останусь совсем одна.
– Я опять ложусь в больницу, – сообщила она.
– Когда выздоровеешь, приедешь ко мне!
Бекки промолчала. Она понимала, что Джин уезжает навсегда. В собственное будущее Бекки заглядывать не любила.
– Ты попрощаешься с мистером Плейсом? – спросила она.
– Я пошлю ему письмо. Напишу, что не могу выйти за него, не любя, и что он как порядочный человек должен одобрить мое решение и мою честную откровенность.
Мысль о письме понравилась Джин. Она так и поступит. Это лучше, чем стоять перед мистером Плейсом и чувствовать себя виноватой. Да и ему лучше прочитать в письме, чем услышать сказанные прямо в глаза слова: "Я вас не люблю".
Встретив случайно миссис Гастингс, Джин на ее вопрос, довольна ли она новой работой, ответила, что уволилась окончательно. Хозяйка кондитерской по-своему истолковала новость: будущей жене управляющего не обязательно работать.
– Желаю удачи! – напутствовала она. – Я была вами довольна.
Агата, увидев, что Джин складывает вещи, поинтересовалась:
– Далеко собралась?
– Я уезжаю.
– Это куда ж?
– Куда повезут. За квартиру я, по-моему, не должна?
– Не должна. А куда тебя повезут, если не секрет?
– Я в самом деле не знаю. Спасибо тебе за все.
Больше прощаться было не с кем. Джин надела на плечо сумку и ушла…
Глава 17
Новая жизнь
"Бекки! Ты обещала ухаживать за моими детьми. Если не передумала – приезжай! Ты, наверно, знаешь, что я снимаюсь в кино, а может быть, видела фильмы, где я играю. Теперь у меня собственная квартира. Я забираю к себе Линду. Приезжай, Бекки! Деньги на дорогу посылаю. Сообщи, когда приедешь.
Твоя верная подруга Джин".
Бекки следила за сестрой, читавшей письмо Джин. Сандра сложила листок и заглянула в конверт:
– А деньги где?
– Там было пятьсот долларов. Я спрятала.
– И ты помчишься к ней?
Бекки кивнула.
– Думаешь, она такая, как была? – Сандра не сдавалась. – Я нагляделась на знаменитостей! Капризные, высокомерные. На нас смотрят вот так! – Сандра презрительно скривила губы и уставилась в пол. – Будет с утра до ночи тобой помыкать. А если что-нибудь случится с ребенком, она тебя со свету сживет!
– Ты против того, чтобы я ехала?
– Сама решай. Мое дело предупредить.
– Если будет плохо, я вернусь. А здесь, Сандра… – Бекки обвела глазами комнату: конечно, своя, никто не командует, делай что хочешь. Но всю жизнь одна! Ничего, кроме этой комнаты и больничной палаты! – Здесь, Сандра, мне уже невмоготу.
Сандра понимала, что отговаривать сестру бесполезно. Пожалуй, она и сама попыталась бы.
– Пошли ей телеграмму, пусть встретит.
Бекки послала телеграмму. Она приехала на тот самый вокзал, куда когда-то прибыла Джин в надежде, что Скотт одолжит ей двадцать тысяч долларов. Пассажиры успели разойтись. Смеркалось, и Бекки стояла в одиночестве у фонаря, чтобы ее легче было заметить. Сумкурюкзак, свой единственный багаж, она поставила у ног.
К ней подошел мужчина в кепке и кожаной куртке-безрукавке:
– Вы мисс Бекки?
– Да…
– Я шофер мисс Лоу. Разрешите ваши вещи?
Бекки покраснела. Ее вещи даже она сама могла легко поднять одной рукой. Подумала с горечью: сама не встретила, шофера прислала!
Машина неслась по шоссе, уходящему в предместье. Совсем стемнело. Вдоль дороги сплошняком тянулись громады деревьев. Иногда, прорываясь сквозь черную листву, мелькали огни вилл. Бекки сидела рядом с шофером, держа на коленях сумку. Неожиданная перемена в ее жизни, мрачные предостережения сестры, переезд в город, где обитали киношные боги, – все это было для нее слишком большим испытанием. Она чувствовала себя потерянной.
Машина остановилась, посигналив фарами. Ажурные железные ворота, освещенные фонарями, плавно разошлись, и машина въехала во двор. Шофер вышел, открыл дверцу со стороны пассажира, Бекки вышла.
Хозяйка виллы стояла на площадке перед украшенной лепным карнизом дверью. Она не успела переодеться после возвращения с приема по случаю завершения съемок и была в зеленом вечернем платье, усыпанном блестками. Свет из украшавшего подъезд ажурного фонаря падал на блестки, и они вспыхивали радужными искрами.
– Приехала!
Джин быстро пошла навстречу Бекки, нежно обняла ее и почувствовала, как та вся напряглась.
– Просто не верится, что ты здесь, умница моя! – Джин сделала вид, что не замечает замешательства давней подруги. – Пойдем, ты, наверное, устала…
– Я не устала, совсем нет, – возразила Бекки.
Они поднялись на мансарду, в большую комнату с овальным окном. Возле кровати со спинкой из лакированных прутьев лежал толстый ковер. Обстановку дополняли кресла, маленький секретер и какое-то пышное растение в фаянсовом вазоне.
– Это твоя комната, – сказала Джин. – За той дверью – ванная. Отдыхай. Завтра поговорим.
– Когда ты привезешь Линду?
– Линда уже здесь, она спит… Ты так смотришь на меня, Бекки… Что, я очень изменилась?
– Ты другая…
– Прошло больше трех лет.
– Не поэтому. Ты другая.
– Хуже?
– Нет. Не знаю…
Бекки действительно не знала. Ее поразил дом, платье, личный шофер, дорогая машина. Все было из другого мира, о котором сочиняют сказку. Ей хотелось остаться одной, и она была довольна, когда Джин ушла. Она прошла в ванную. Разделась и изучала свое отражение в зеркале. Зеркало было большое и беспощадное. Бекки отвернулась, но на противоположной стене висело такое же, и она снова увидела себя. Она отвернула краны, стала мыться. Потом вернулась в комнату, надела халат и подошла к окну. На газоне высвечивалось пятно – от ее окна и еще одно – от окна комнаты, расположенного под ней. Рамы там были распахнуты, и Бекки слышала голос Джин и другой, мужской. Мужчина сказал:
– Ты тоже не сразу привыкла. Дай ей время.
Значит, ей отведут время, чтобы она освоилась? Сколько? Неделю, месяц? А если не получится, отошлют обратно?.. Бекки не хотела слышать ответ Джин. Она откинула одеяло и легла. Надо было послушаться Сандру и не приезжать. Но никто не может ей запретить завтра же уехать!.. Утром она скажет Джин, что их мечты о совместной жизни всего лишь больничная болтовня…
Она проснулась рано. Окно выходило на восток, и лучи еще низкого солнца, пройдя сквозь листву, расцветили стену напротив кровати. В доме было тихо. Все еще спали. Бекки смотрела на шевелящиеся блики. Вчерашнее настроение ушло вместе с ночью, унеся уныние и напряжение. Но уверенность еще не пришла к ней. Она оделась, не зная, спуститься ли ей или ждать, пока позовут.
Неожиданно дверь в комнату приоткрылась и на пороге появилась Линда. Она и Бекки смотрели друг на друга, словно старались предугадать свои дальнейшие отношения. Линда сказала первая:
– Здравствуй…
Она была рыжая, с розовой кожей и темными глазами. Бекки попыталась увидеть себя глазами девочки и осталась недовольна.
– Здравствуй, Линда, – ответила она. – Подожди, я сейчас…
Прошла в ванную, распустила волосы, схватив их на затылке заколкой, подвела глаза.
– Так красивей, – с пониманием сказала Линда, когда Бекки вновь предстала перед ней. – Идем, я хочу есть!
Они спустились в столовую. За длинным столовом, рассчитанным на дюжину едоков, сидел мужчина с седеющим ежиком. Рукава его полосатой блузы были закатаны, обнажая крепкие руки. Он пил кофе, поглядывая в газету, которую прислонил к кофейнику. При появлении Бекки он встал:
– Это Ред, – представила его Линда.
– А вы Бекки. – Мужчина отодвинул стул, предлагая его Бекки. – Джин рассказывала о вас. Очень хорошо, что вы решили приехать. Я вижу, Джин не предупредила вас обо мне, а могла хотя бы сказать, что я приличный человек.
– Ред приличный, – серьезно подтвердила Линда.
Бекки улыбнулась: с этими двумя у нее не будет проблем.
Ред, стоя, допил кофе.
– Мне пора…
Джин пришла вскоре после его ухода. Отдохнувшая, сияющая.
– Познакомилась с Редом?
– Он мне понравился. Кто он?
– Режиссер. Я тебе рассказывала: он первый снял меня в кино и дал десять тысяч. Он спас отца от банкротства.
Они быстро позавтракали – кофе, грейпфрутовый сок, круассаны. Линде были предложены попкорн с молоком, яйцо всмятку и большое желтое яблоко. С ним она убежала по каким-то своим делам, оставив подруг вдвоем.
– Ред твой муж, Джин?
– Нет.
Бекки хотелось спросить почему, но она сказала:
– Он тебя любит.
– Я знаю.
– И вы не женитесь?
– Разве это что-нибудь изменит?
Бекки считала, что изменит, но понимала, что ее объяснения не убедят Джин. Та скажет, как обычно, когда Бекки, по ее мнению, высказывала несовременные взгляды: "Ты как моя мама!"
– Завтра будет презентация нашего нового фильма, – сообщила Джин. – Вы с Линдой тоже пойдете…
Фильм показывали в небольшом просмотровом зале при студии. Пригласили полсотни гостей – друзей, критиков, представителей прессы и тех, кого позвали, чтобы не перебежали в лагерь врагов.
Джин не пошла в зал. Она не смотрела фильмы, в которых играла, кроме необходимых, рабочих просмотров. Ей всегда казалось, что она ужасна, что все надо было делать не так.
Когда начался показ. Джин повела Линду в бар и купила для нее пепси-колу. Она смотрела как девочка смакует напиток, но мысленно видела каждый кадр, который в эту минуту мелькает на экране. Ред уверял, что она сыграла отлично. В работе он никогда не кривил душой, даже ради того, чтобы успокоить Джин. Но при первых просмотрах она все равно волновалась.
– Джин?..
Она оглянулась и увидела Скотта. Долгое время они, случайно сталкиваясь на студии, делали вид, что не замечают друг друга. Скотт снял "В джунглях любви". Картина не получилась: критика свирепствовала, в прокате – почти провал. Он впал в депрессию, много пил. Но по слухам, недавно снова стал работать. Когда-то они с Редом начинали вместе, и теперь Ред пригласил его на просмотр.
– Здравствуй, Джин.
– Здравствуйте…
Он усмехнулся.
– Ты говоришь мне "вы"?
– Почему вы не в зале? – спросила Джин. Она как бы ответила ему: он гость на просмотре ее с Редом нового фильма, больше их ничего не связывает – ни в прошлом, ни в настоящем. Он притворился, что не понял.
– Сейчас пойду… А это чей ребенок?
Линда оторвалась от пепси:
– Я ребенок Джин.
Он недоверчиво и требовательно смотрел на Джин.
– Это правда?
– Да.
– Значит, она моя…
– Нет!
– Но ты… вы тогда звонили!..
– Я обманула.
– Тогда или сейчас?
– Тогда.
– Я не верю! Это моя дочь!
– Я не ваша, – спокойно сказала Линда.
– Мне нужны были деньги, и я соврала, – сказала Джин.
– Не верю!
– Не верите сейчас? А тогда?
– Сейчас.
– Но что с тех пор изменилось?
…Тогда его разозлила наглость девчонки: беременность, аборт, а в итоге
– выкладывай деньги! Он бы забыл тот инцидент, не позвони ему вскоре Виктория. Она спросила со спокойным презрением:
– Почему ты отказал ей? Девчонка сама не своя?..
– Так это от тебя она узнала мой телефон?
– От меня. А ты, конечно, никогда в жизни ее не видел и ни в чем не виноват?..
Когда-то давно у него с Викторией был бурный роман, давший репортерам обильную пищу для сплетен. Их любовь прошла все стадии: страсть, ненависть, прощение, забвение. Правда, у них все закончитесь дружескими отношениями. Хотя к Виктории иногда – как в тот раз – возвращался рецидив ненависти: в свое время он не захотел ребенка от нее, и она этого ему не простила…
Он не отпирался.
– Было. Случайно. Но очень уж ловко придумано: деньги на аборт!
– Тебя волнует аборт? Или расходы? – спросила Виктория…
Потом он узнал, что Джин снимается. И не у кого-нибудь, а у Реда! Читал хвалебные рецензии. Несколько раз сталкивался с ней на приемах и презентациях, но не подходил. Да и она не стремилась к встрече. Она стада подругой Реда, и Скотт думал, что девчонка неплохо успела. Но никогда и нигде, ни в газетной светской хронике, ни в студийных сплетнях не упоминалось о ее ребенке. Виктория зря возмущалась, он был прав: не было ребенка – следовательно, не было и беременности…
– Что изменилось? – переспросил он. – Глаза прозрели. Мой дед был рыжим. Девочка в него!
– Ау меня бабушка рыжая, – заявила Джин. – Идите в зал. Скоро фильм кончится.
Он ушел, так и не поверив ей.
Линда спросила о нем: кто это?
– Артист.
– У него дедушка рыжий?
– Его дедушка носил парик.
– А про нашу бабушку ты соврала: она не рыжая, и у нее нет парика…
Джин взглянула на часы: идут последние кадры. В эту минуту ее героиня узнает о возвращении возлюбленного. Ред часто заканчивал хеппи-эндом. Он говорил, что у людей достаточно проблем, они устали и хотят верить, что не всегда все плохо – бывают удачи…
Она ждала появления первых зрителей. По их лицам, еще не привыкшим к яркому свету, не успевшим надеть глубокомысленно скучающее или льстивое выражение, Джин читала правду.
Первой появилась Бекки. В зале ее место было в последнем ряду, и, едва вспыхнул свет, она поспешила к Джин.
– Я видела Скотта! Он сидел возле меня. Ему понравилось!
– А тебе?
– Джин, это просто замечательный фильм! И ты в нем замечательная! Но, послушай, Скотту…
Джин не успела одернуть ее: тот уже стоял рядом.
– Это верно, – подтвердил он довольно мрачно. – Понравилось. Мои поздравления. Передайте Реду – он удачлив… во всем. – И ушел.