Это был скорее сдавленный вскрик изумления, чем протест.
Он тут же снова обхватил ее бедра, на этот раз поверх платья.
– Я положу их в карман, – заверил он ее. – Ни Кэти, ни Шейла ничего не заметят, когда вернутся. Никто не будет знать, что под платьем у тебя ничего нет, кроме тебя… и меня. А мне нужно это знать, Марианна. Я хочу быть уверенным, что ты не передумаешь, когда Шейла придет пожелать тебе спокойной ночи. Я хочу быть уверенным, что твое согласие останется в силе.
Страсть, звучавшая в его голосе, обожгла ее.
– Оно останется в силе, – пообещала Марианна.
– Но в начале вечера ты сомневалась. Не дразни меня, Марианна. Докажи, что приняла решение.
Не дразни… Виноватый румянец залил щеки Марианны. Ее наряд еще можно было бы воспринять как простое поддразнивание, не зайди она так далеко. И он прав: никто не будет знать… кроме них. А потом, было что-то восхитительно волнующее в том, чтобы быть одетой и раздетой одновременно.
Она перешагнула через трусики.
Кеннет быстро опустился, поднял тонкую полоску материи и, засунув в карман шорт, коснулся губами внутренней стороны ее коленей. Затем, медленно поднимаясь, нежно провел пальцами вверх по женскому телу. От этой ласки Марианна вновь замерла в ожидании и предвкушении.
Но голоса, донесшиеся из коридора, прервали столь многообещающее начало. Кеннет убрал руки и, отступив, вновь взял свой бокал, повернулся спиной к дождю, непринужденно опершись на балюстраду, и в ожидании нарушителей их уединения внимательно посмотрел в лицо Марианны. Она обнаружила, что ее пальцы крепко сжимают бокал, и с изумлением поняла, что держала его в руке все это время.
– Для меня ты самая прекрасная из женщин, – пробормотал Кеннет. – И я хочу этой ночи с тобой, как ничего еще не хотел в своей жизни!
Горячая убежденность, звучащая в его голосе, заставила Марианну испуганно вздрогнуть. Что, если ему действительно нужно гораздо большее, чем она могла дать?
– Ты для меня тоже особенный, – призналась Марианна. – Но пойми, пожалуйста…
Он легко прижал палец к ее губам, останавливая слова, произнести которые она считала необходимым.
– У тебя есть ребенок. И ты не хочешь разделить со мной жизнь. Тебе ни к чему еще раз говорить об этом, Марианна. Ты на тысячу ладов давала мне это понять.
– Мне бы хотелось, чтобы все было иначе, Кен. Но так уж сложилось.
Он кивнул.
– Я хочу, чтобы ты знала, как я ценю этот дар… Больше, чем могу выразить словами.
Дар… Какое точное слово! Они дают друг другу самое желанное – чудо, удовольствие, радость обретения того, о чем раньше только мечтали.
– Мама, знаешь что?
Марианну раздирали противоречивые чувства, когда она поворачивалась к подошедшей дочери, которая никогда не станет дочерью Кеннета. Шейла принадлежит своему наследству, и даже она, ее мать, ничего не может с этим поделать, именно оно диктует правила им обеим. В течение нескольких мгновений Марианна роптала на жестокость судьбы, пока не напомнила себе, что Шейла всего лишь невинная жертва. И улыбнулась своей любимой девочке.
– Что я должна знать, Шейла?
Она поставила бокал на балюстраду, готовая выполнить пожелания дочери.
– Тебе не нужно сегодня рассказывать мне сказку на ночь. Кэти сказала, что сделает это. Она знает про драконов!
– Как интересно!
– Я буду спать в комнате с раковинами!
– Значит, все в порядке?
– Да, – уверенно ответила Кэти Ророа и добавила: – Я уложу малышку в постель и посижу с ней, пока она не заснет.
– Большое вам спасибо.
– Пожалуйста.
– И спасибо за великолепный обед, – с запозданием сказала Марианна, гадавшая, как далеко продвинулась старушка в своих догадках.
Впрочем, какая разница? Возможно, они с Кэти Ророа никогда больше не встретятся.
– Здесь осталось еще немного мороженого, если хочешь, мамочка, – заметила Шейла, вернувшаяся к столу, чтобы помочь Кэти.
– Нет, спасибо, я уже поела, Шейла.
Единственная пища, которая ей сейчас требовалась, – это пища для души, которой нужно было как следует запастись, чтобы впоследствии питаться воспоминаниями – о том, как она была женщиной, а не только матерью.
– Я займусь кофе, Кэти, – вставил Кеннет. – Спасибо вам за все.
Старушка, заканчивающая вытирать стол, бросила на него понимающий взгляд.
– Тогда я тоже отдохну. – Составив посуду на тележку, она с ласковой улыбкой посмотрела на Шейлу. – Лучше пожелай маме спокойной ночи сейчас. У нас с тобой много дел.
– Да, у нас много дел! – с нетерпением согласилась девочка. – Спокойной ночи, мамочка! – крикнула она, подбегая к Марианне с раскрытыми для объятий руками.
Марианна пережила несколько тревожных моментов, боясь, как бы ноги дочери не зацепили подол платья, когда она подхватит ее, чтобы, как обычно, поцеловать на ночь. К счастью, все обошлось благополучно, и Шейла, обняв ее за шею, уткнулась в щеку матери.
– А меня поцелуют на ночь? – с усмешкой спросил Кеннет, подходя поближе, чтобы оказаться в пределах досягаемости.
Шейла хихикнула и, наклонившись, запечатлела поцелуй на подставленной щеке. Это было сделано без малейшего колебания, и, хотя Кеннет не являлся для нее незнакомцем, девочка никогда так охотно не фамильярничала с мужчинами. Была ли это проявление естественной симпатии, инстинктивной приязни, доверия?
"Для нас нет будущего с Кеннетом Джорданом, – сурово напомнила себе Марианна, опуская Шейлу на пол. – Нет смысла гадать, что испытывает ее дочь к этому мужчине".
– Ступай, – подтолкнула она Шейлу. – Я приду и заберу тебя, когда пора будет уходить.
– Не забудь, комната с раковинами, мамочка.
– Я провожу ее туда, – заверил девочку Кеннет.
– Спокойной ночи всем, – добродушно кивнув, сказала Кэти Ророа и покатила тележку в дом.
Шейла последовала за ней, расспрашивая о драконах.
"Мне приходится сражаться со множеством этих тварей", – внезапно почувствовав себя несчастной, подумала Марианна. Деньги – это проклятие, страшное проклятие, и она бессильна снять его. Помимо всего прочего, так и не получен окончательный ответ на вопрос, был ли инцидент со взрывом катера трагической случайностью?
Генри погиб. Тимоти в мучениях умер от рака, несмотря на самое лучшее в мире лечение… И никто не может сказать, как в конце концов распорядятся денежные мешки состоянием, когда драка закончится. Ведь наследник – ребенок, которым можно манипулировать, которого, случись такая необходимость, можно устранить…
Марианна содрогнулась. Теплые руки тут же обхватили ее за плечи.
– С Кэти она в безопасности.
В безопасности?! Даже армия телохранителей не в состоянии обеспечить им безопасность! И что это за жизнь – в золотой клетке, с вечными сомнениями в том, кому можно доверять, а кому нет!
Сегодняшний вечер – лишь маленькая передышка, единственный за долгое время глоток свободы.
Марианна глубоко вздохнула, пытаясь прогнать свою боль, не дать страданию испортить эти минуты с Кеннетом. Они были для нее слишком драгоценны, чтобы их терять.
– Итак, мы одни, – проговорила она, поднимая руки, чтобы сделать то, о чем мечтала с той самой минуты, как Кеннет вышел отворить им ворота: провела пальцами по завиткам волос на его груди и улыбнулась. – Мне тоже необходимо чувствовать всего тебя, и немедленно.
6
На него с улыбкой смотрели глаза тигрицы…
Это сравнение мелькнуло в голове Кеннета, даже несмотря на то что его тело ликовало от ее прикосновений. Здесь нечто большее, нежели простое осуществление фантазий. Что-то глубоко первобытное было в движениях этих пальцев, перебирающих волосы на его груди, слегка царапающих кожу.
Она решилась. Она пойдет до конца. Сделает ли она это как тигрица, пришедшая, чтобы убить, быстро насладиться добычей и так же быстро скрыться, удовлетворенно урча?
Нет! Все в Кеннете противилось этому. Одна ночь, сказала она, но одна ночь ни в малой мере не устроит его. Он должен заставить Марианну почувствовать, что и ей этого недостаточно.
Ее ладони медленно поднялись к плечам Кеннета и спустили с них рубашку. Ему следовало вернуть утраченное самообладание, пока она не заставила его окончательно потерять голову. Но прежде чем он смог остановить ее, Марианна наклонилась и провела языком по его соску, затем прижалась к нему ртом… и Кеннет уже не в состоянии был даже пошевелиться.
Его рассудок плавился, тонул в ощущениях, которые эта женщина вызывала прикосновениями губ и языка. Ее руки заскользили по предплечьям Кеннета, сердце которого грохотало как барабан. Рубашка начала падать, и он в последний момент вцепился в рукав, не понимая, зачем это делает, – возможно, желая хоть за что-нибудь ухватиться…
Марианна легко провела пальцами по чувствительной коже под ребрами, а затем поцеловала то место, где с особенной силой отдавались удары сердца. Его тело жило собственной жизнью, и Кеннет понял, что все будет кончено, едва она опустится ниже… Ее пальцы скользнули под пояс его шорт.
Он должен остановить ее. Немедленно!
Схватив Марианну за предплечья, Кеннет поцеловал, терзая ее рот так же, как она терзала его плоть. Встав на цыпочки, она обхватила его плечи, слегка царапая спину ногтями, и ответила на поцелуй с такими же неистовством и страстью.
Кеннет отнес Марианну к балюстраде, подстелив рубашку, усадил на нее и попытался восстановить дыхание. Ее горевшие янтарным пламенем глаза, казалось, ничего не видели, губы все еще были приоткрыты. Кеннета вдруг осенило, что женщина действует инстинктивно, под влиянием порыва, руководимая желаниями, до конца не понятными ей самой.
– Марианна…
При мягком звуке его голоса отсутствующее выражение на ее лице сменилось такой беззащитной мольбой, что у Кеннета перевернулось сердце. Он погладил ее по щеке с нежной заботой, надеясь, что она почувствует это.
– Я хочу любить… а не взять тебя.
– Я делаю что-то неправильно? – встревожилась она.
И Кеннет осознал, теперь уже без тени сомнения: все, что она делает с ним, для нее внове. Раньше она сопротивлялась не только ему, но и пробуждению чувственности, с которой не знала, что делать, а сегодня вечером чувственность победила.
Что же у нее был за муж, который привил ей такую неуверенность в себе? Кеннет постарался не думать об этом. Важно только то, что ни один мужчина прежде не вызывал в ней таких сильных и глубоких ощущений. Для нее это был столь же уникальный опыт, как и для него, и она нуждалась в его поддержке.
– Нет. Все замечательно, только ты спешишь. Я боюсь, что все закончится слишком быстро для меня. А мне бы хотелось, чтобы ты испытала нечто особенное.
– О!
Кеннет почувствовал, какой горячей стала щека под его ладонью, и, чтобы прогнать вызванное им смущение, провел языком по внутренней поверхности ее приоткрытых губ, а затем поцеловал ее – медленно, с чувством, стараясь показать, что значит заниматься любовью.
Не спеша он начал оттягивать вырез ее платья, чтобы обнажить грудь. Марианна застонала, когда его ладонь наполнилась мягкой теплой обнаженной плотью, и для его уха этот звук был слаще музыки.
Кеннет накрыл ртом темный ареал вокруг ее соска, водя по нему языком, легонько оттягивая зубами и все больше возбуждаясь, по мере того как учащалось ее дыхание. Стиснув его голову руками, Марианна прижимала ее к себе, издавая короткие возгласы удовольствия.
Она хотела большего, молила о большем. Кеннет до конца опустил лиф ее платья, освободив другую грудь. Марианна судорожно вздохнула, когда он переместил губы на нее, продолжая ласкать первую рукой.
Тогда она обхватила его ногами, прогнувшись назад. Кеннет моментально поднял ее на руки и, сняв с балюстрады, с силой прижал к себе.
– Кен… Что?.. Куда?..
Смутно воспринимая окружающее, испытывая глубокое смущение, она повисла на его шее.
– Собираюсь погасить свет над столом, – объяснил он.
– О! Это было… Ты тоже чувствовал это, когда…
– Да.
– Ничего подобного я никогда не испытывала.
В ее голосе звучало изумленное недоверие.
– Я тоже.
Это была правда. Кеннет сгорал от желания дать ей все, чего раньше она была лишена, стать для нее единственным и неповторимым, ее первым настоящим любовником. И единственным мужчиной, с которым она захочет остаться на всю жизнь.
Он запер дверь, ведущую в дом, выключил фонарь и положил Марианну поперек стола.
– Что ты делаешь? – изумленно выдохнула она.
– Освобождаю руки, чтобы совсем снять твое платье.
Она рассмеялась.
– А твои шорты? Я требую равенства!
Кеннет быстро разделся. Затем стянул ее платье через ноги, одновременно освободив их от босоножек.
– Прикоснись к своим грудям, Марианна, – нежно посоветовал он, раздвигая ее ноги и поглаживая внутреннюю сторону бедер. – Почувствуй то, что чувствую я… Какие они прекрасные, нежные, исполненные женственности и возбуждения. Закрой глаза. Думай только о своих ощущениях…
Опустив голову, он стал целовать и ласкать самую интимную часть ее тела, вызывая нестерпимое возбуждение… и сам все более и более опьяняясь желанием. Она трепетала и извивалась.
– Кен…
Имя, вырвавшееся из ее груди, наполнило его ликованием. Марианна зовет его, своего мужчину, единственного, кто может заставить ее испытывать подобное.
– Кен… пожалуйста, я этого не вынесу… Я не могу…
– Можешь, – успокоил он, поднимая голову. – Расслабься. Пусть это случится.
Он покрыл поцелуями ее трепещущее тело. Ловко переместился вверх, дав ей то, чего она жаждала больше всего, и с восторгом ощутил содрогания, которые вызвало его медленное вторжение.
– О!.. – Она изогнулась в экстазе.
Кеннет немного помедлил, целуя вершинки ее грудей.
– О!.. О!.. – Волны трепета прокатились по ней, и Марианна внезапно вцепилась в него, с силой притягивая к себе. – Еще… еще, Кен!
Он проник в нее до конца, быстро и сильно. Она снова изогнулась, с радостью принимая то, что он мог ей дать, и блаженное "о!" вызвало в Кеннете сладкий восторг.
Он приник к ее губам, делая полным слияние их тел. Ее руки обвивали его. Ее ноги обвивали его. Марианна прижималась к нему, боясь упустить хотя бы малейшее ощущение из тех, которые давало ей это взаимное обладание.
– Кен, это невероятно, это чудо, – выдохнула она в его губы.
Безудержный восторг отозвался ликованием в его сердце, одновременно напомнив о необходимости сдерживаться, чтобы доставить ей все мыслимые удовольствия.
– Это повторится, – пообещал он. – Подожди немного.
Кеннет двигался то быстро, то медленно, угадывая ее желания, отвечая на ее реакции, наслаждаясь содроганиями ее тела, ведя ее от одной вершины к другой. Из горла Марианны вырывались короткие вскрики удовольствия, она полностью растворялась в нем.
Его собственное возбуждение достигло таких пределов, что сдерживаться дольше он уже не мог, и, лишившись остатков контроля, устремился к исполнению собственных желаний. Она была такой горячей, такой щедрой, так восхитительно открытой для него, что было просто невозможно отдалить момент завершения. Тело охватило напряжение, предшествующее неизбежному взрыву сладких неистовых спазмов, и снова она обвилась вокруг него, целуя, лаская, любя, и для Кеннета настал самый прекрасный миг в его жизни.
– Ты действительно король удовольствий, – задыхаясь, пробормотала Марианна, быстро целуя его лицо. – Действительно.
Кеннета слегка ошеломил дарованный ему титул.
– Значит, вот кем ты меня считаешь?
– Это есть в твоих глазах, в твоих прикосновениях… Когда ты смотришь на меня…
Марианна вздохнула, и его щеку овеяло теплом ее дыхания.
– … я испытываю удовольствие, – закончил он за нее. – А теперь я хочу большего – видеть, как ты лежишь в моей постели, где я тысячи фаз мечтал о тебе и куда я тебя сейчас отнесу.
Она издала довольный смешок, и Кеннет, взяв ее на руки и прижав к себе, зашагал по веранде к застекленной двери, которая вела в его спальню. "Все получается", – с триумфом думал он. Марианна обвивала руками его шею, голова ее лежала на его плече, и желала она того же, чего и он.
– Дождь уже кончился, – удивленно проговорила она.
– Да, кончился, – беззаботно согласился Кеннет.
– А шторм еще продолжается, – пробормотала Марианна.
Он улыбнулся, восприняв ее слова как иносказание.
В спальне Кеннет положил ее на подушки и включил настольную лампу: ему необходимо было воочию видеть, как его фантазии превращаются в реальность. Кеннет обошел кровать, не отрывая восторженных глаз от совершенного женского тела.
Роскошные волосы легли блестящими шелковистыми волнами на подушке именно так, как в его снах наяву, а гладкая кожа излучала золотистое сияние. Она казалась олицетворением женственности – соблазнительные изгибы, длинные стройные ноги, – но в этом облике не было ничего от тигрицы, каковой он привык представлять ее.
Напротив, Марианна, лежавшая в ожидании, когда он присоединится к ней, казалась немного застенчивой, нет, не стыдливой, но остро осознающей свою наготу и ощущающей его взгляд. Ее пальцы едва заметно шевелились, словно она раздумывала, не прикрыть ли ими хоть что-нибудь.
"Неужели она не знает о силе своей привлекательности? – недоумевал Кеннет. – Что могло подорвать в ней веру в себя?"
В глазах Марианны не было приглашения к опасной игре. Ее взгляд был прикован к нему, впивая каждую деталь его облика, словно он был для нее кладезем захватывающих открытий. И Кеннет снова с изумлением подумал, что для нее внове эта абсолютно раскованная близость.
Было, невыразимо трогательно видеть, как она восхищается им – словно ребенок, осыпаемый подарками. Он лег рядом и, приподнявшись на локте, посмотрел ей в лицо. Марианна улыбнулась, в ее глазах не было никакой экзотической таинственности, только счастливые озорные искорки.
– А теперь можно я буду прикасаться к тебе? – спросила она.
Кеннет усмехнулся.
– Все запреты сняты. Вперед!
– Везде?
– Где только тебе вздумается.
Она немедленно села, всем своим видом изображая шутливое злорадство.
– Тогда ложись, Кен. Просто лежи и позволь мне делать то, что я хочу.
– А мне можно прикасаться к тебе? – поддразнил он, кладя голову на подушку и совершенно расслабляясь.
Марианна склонила голову набок, обдумывая вопрос.
– Нет. Лучше не нужно. Ты отвлечешь меня и возьмешь инициативу в свои руки, а теперь моя очередь.
С веселым интересом глядя на нее, Кеннет гадал, что же она собирается делать в свою очередь?
Очень быстро он понял, что это самый эротичный опыт в его жизни. Она прикасалась к его рукам, торсу, ногам. Мягкие подушечки пальцев исследовали тело, вызнавая все его тайны и вызывая в нем волшебные, звенящие ощущения.
Куда бы Марианна ни целовала его, она сосредоточенно и зачарованно наблюдала за Кеннетом, ожидая реакции, желая узнать, что доставляет ему удовольствие, и испытывала восторг, видя, как он все больше и больше возбуждается.
Он запутался в ее волосах, которые были повсюду – на его животе, бедрах. Их шелковистые касания к чувствительной плоти невероятно усиливали все ощущения. Он услышал собственный голос, выкрикивающий ее имя в неистовом порыве желания.