– Неправильный вопрос, Ангел. Вопрос в том, поступил бы я так же, если бы мне дали второй шанс.
– И каков ответ? – Она вздрогнула, но не от холода, а от мысли о мальчике, жизнь которого раскололась надвое по милости двух взрослых, каждый из которых думал только о себе.
– Наверное, я никогда не думал о том, чтобы стать генеральным директором крупной компании. – Данте отправил эсэмэс. – Я надеялся, что это позволит мне сблизиться с отцом, но мы с ним очень разные. Он считает меня мягким, сентиментальным. Говорит, я держусь за прошлое, которое давно ушло, и не в состоянии удержать такую женщину, как Валентина Мазолини.
– А на самом деле вы пытаетесь сохранить место, которое любите. – Место, где маленьким мальчиком, сидя на кухне Бабули Розы, он чувствовал себя счастливым, подростком проводил летние каникулы, пока мать с отцом занимались устройством своей жизни с новыми партнерами. Изола была его домом.
– Мной заинтересовались местные политики. Но здесь нет ни денег, ни партий первой величины, только много тяжелой работы. Возможно, лет через тридцать, если удастся остановить наступление небоскребов и сохранить для мира дух старой Изолы, меня выберут мэром.
– Расскажите про Изолу. О том, какой вы ее видите.
– Какой вижу?
– Разве не об этом вы пишете в своем докладе? Не просто факты и цифры, но какой вы ее видите, какой любите. По-человечески.
– В том-то и дело. Это трудно передать словами, которые используют политики. Им нужны факты и цифры, а это такая скука.
– Нам здесь еще сидеть и сидеть, единственная альтернатива – эти зачитанные итальянские журналы со сплетнями о людях, о которых я никогда не слышала. – Она готова слушать Данте Веттори, о чем бы он ни говорил. – Давайте, рассказывайте.
– О чем?
– Расскажите, какие у вас планы, Дан. – Он засмеялся еле слышно, на выдохе. Но это дорогого стоило. – За что вы любите Изолу.
– Она настоящая. Это был рабочий район с сильно развитым ощущением общности. Когда закрыли парк и у людей не осталось ни одного островка зелени, мы создали собственный на полосе заброшенной земли рядом с железной дорогой. Сейчас здесь больше нет сталелитейных цехов и фабрик, но люди остались. Вы же знаете это, Ангел, поэтому сюда и приехали.
– Мир не стоит на месте. Все меняется. Растет.
– Но нельзя все уничтожать. Если бы они только посмотрели… – Данте махнул рукой, словно отмахиваясь от этой мысли.
– Что бы вы показали им?
– Жизнь, музыку, людей. – И он начал рассказывать. О своей любви к Изоле, о том, каким видит ее будущее, о своих планах.
– Не думаю, что они станут ждать двадцать лет. Если дать шанс, они бы выбрали вас уже сейчас.
На его лице появилась одна из тех улыбок, от которых у нее замирало сердце.
– Может, стоит попросить вас возглавить мой предвыборный штаб?
– Может, и стоит.
Слова, сорвавшись с языка быстрее, чем сработал мозг, повисли в воздухе. Джели знала, что это не всерьез. Стук в дверь вернул их к реальности.
– Надеюсь, это не очередной срочный пациент.
Данте снял куртку и, закутав ею Джели, пошел выяснять, в чем дело. Через пару минут вернулся с двумя стаканами из кафе "Роза" и пиццей размером с автомобильное колесо.
– Я так и не успел съесть ужин, который вы мне принесли. – Он открыл коробку, откуда пахнуло томатами, сыром и базиликом. – А вы так и не смогли воспользоваться своим перерывом. Это "Маргарита", она без мяса. И горячий шоколад.
– Posso abbracciarti, Данте? – Он нахмурился. – Я что-то не так сказала?
– Зависит от того, действительно ли вы хотели меня обнять.
– Вы заказали горячий шоколад и мою любимую пиццу. Ну и как вы думаете? Не пугайтесь. Я говорила фигурально.
– Фигурально? А-а, понятно. – В его голосе послышались нотки разочарования. Или ей показалось? Джели не смела поднять глаза. – Ваш итальянский прогрессирует семимильными шагами.
– Соррел дала мне разговорник, и я выучила его наизусть.
– Соррел – это ваша сестра?
– Да, та, которая замужем за путешественником.
– И там была эта фраза?
– Разговорники тоже ушли вперед с тех пор, когда там писали "Моего форейтора убило молнией". – Откусив пиццы, Джели застонала от удовольствия.
– Но не думаю, что они дошли до фигуральных объятий.
Подхватив пальцем растянувшуюся ленточку сыра, она отправила ее в рот.
– Это очень маленький разговорник.
– Маленький, но опасный. Не каждый в состоянии понять тонкости смысла.
– Например, Марко? Он не слишком проницателен.
– Как и Роберто.
– Ну, с ними я разберусь. – Джели возмутилась. – Non m’interessa. – "Меня это не интересует". Mi lasci in pace. – "Оставьте меня в покое". Smetta d’infastidirmi! – "Прекратите!"
– Беру свои слова обратно. Замечательный разговорник.
– А это замечательная пицца. Вы посылали сообщение Лизе?
– Я знал, что она будет волноваться, если мы не вернемся. И подумал, что вам не повредит горячая пища.
– Верная мысль.
– Положите сюда ноги, – посоветовал Данте. Она послушалась и, задрав повыше намокшую юбку, поджала ноги под пальто и протянула Данте его куртку. Он сунул руки в рукава, Джели снова прислонилась к нему. От усталости и горячей пищи ее разморило, и она закрыла глаза.
С завистью человека, страдающего бессонницей, Данте смотрел, как уже через несколько секунд Анжелика уснула. Просидев какое-то время в полной тишине, он тоже закрыл глаза.
– Данте. – Он открыл глаза. Неужели он спал? Над ним склонился ветеринар. – Данте, мы закончили. Она в стационаре.
– Какой прогноз?
– Хороший. Кошки живучи. Пару дней подержим ее здесь, понаблюдаем, но в любом случае через два дня сможете отвезти ее домой.
– Вообще-то она бездомная.
– Кошке повезло, но для полного выздоровления ей понадобится тепло, хорошее питание и уход. Скажите этой молодой леди, что она спасла ей жизнь. Еще час или два… Если хотите, можете на нее посмотреть.
– Она наверняка захочет.
– Тогда идите. А лишнего кусочка пиццы не найдется?
– Она уже остыла.
– Вот всегда у меня так, – вздохнул ветеринар и, взяв пиццу, откусил кусок.
– Сколько я вам должен?
– Моя секретарша пришлет счет в конце месяца, но в выходные мы придем в кафе всей семьей, можете просто угостить нас обедом. Небольшой презент за беспокойство.
– С удовольствием.
Анжелика потянулась и, открыв глаза, бессмысленно огляделась по сторонам. Увидев ветеринара, мгновенно вскочила.
– Ну что? Как она?
– Все нормально. Через два дня мы сможем забрать ее домой. Хотите на нее взглянуть?
– Да, пожалуйста. – Она встала, схватила журнал, чтобы вернуть на место, и увидела обложку. Пожилой мужчина с женщиной гораздо моложе него прибыли на какое-то торжественное мероприятие. Не нужно знать итальянский или их имена, чтобы понять, кто они. Она увидела Данте через двадцать лет, с поседевшими висками, придававшими солидность. Женщина – золотистая блондинка с глазами, похожими на голубой лед, – в дизайнерском платье чуть темнее ее глаз и бриллиантах, достойных британской короны. Данте оглянулся и увидел, что она держит в руке. Вернувшись, забрал у нее журнал.
– Первый раз я увидел ее на приеме в "Веттори АО", который отец устроил в мою честь. Они стояли рядом, но я был слишком погружен в себя, чтобы заметить, что он в нее влюблен. Даже потом, когда он на ней женился, я думал…
– Что он сделал это вам назло.
– Это Лиза вам сказала. Я ошибался. Если бы хоть на минуту оторвал от нее взгляд и посмотрел на него… – На лице Данте появилось мрачное страдальческое выражение, Джели, не выдержав, тронула его за руку, заставляя отвести взгляд от журнала. – В тот вечер он отошел в сторону и позволил мне уйти с ней.
– Потому что любил вас обоих.
– Возможно, но он положил на нее глаз.
И второй раз оттолкнул сына. Тем же вечером Данте позвонил ему и просил о помощи. Ради нее.
Прежде чем Джели смогла найти слова, чтобы сказать, что она понимает, чего ему это стоило, Данте бросил журнал на стол.
– Мы пойдем смотреть, как себя чувствует кошка номер четыре?
В стационаре они увидели кошку, спящую под действием анестетика. В нескольких местах шерсть была сбрита, на коже виднелись швы. На одну лапу наложили гипс, большую часть хвоста ампутировали.
– Она похожа на Франкенштейна кошачьего мира, – отметил он.
– Это ненадолго. Она попала в переплет и сейчас нуждается в любви и заботе. В один прекрасный день ее шерсть снова отрастет, боль исчезнет, и, почуяв мышь или увидев птицу, она снова не задумываясь бросится в погоню, урча от радости, что жива.
Данте, молча и не шевелясь, стоял рядом с ней. Потом вдруг заговорил:
– Отец увез Валентину в Лас-Вегас и там тайно женился на ней. Никто не знал об этом в течение нескольких месяцев.
– Это разумно. Иначе желтая пресса раструбила бы об этом на весь город. Папарацци не давали бы вам прохода в ожидании вашей реакции, строили догадки, приглашены вы на свадьбу и собираетесь ли пойти.
Он изобразил на лице кривую улыбку.
– Полагаю, я должен сказать ему "спасибо". В конце концов, их затянувшийся медовый месяц закончился, потому что у Валентины умерла бабушка, а ставшая очевидной беременность сделала "Celebrita" сенсационную обложку.
– Должно быть, это стало для вас шоком. Вы были на похоронах?
– Нет. Отец прислал и-мейл, сообщая, что они поженились и ждут ребенка. Просил меня не беспокоить их, что я и делал.
– Но он вам ответил.
– Мне кажется, он ждал моего звонка. Когда понял, что я хочу всего-навсего попасть на стройку, чтобы спасти кошку, он испытал такое облегчение, что готов был оказать любую помощь.
– Возможно, в следующий раз он позвонит вам.
– Если нет, я сделаю это сам. – Джели поразило его каменное бесстрастное лицо. – Пойдем?
На пороге она остановилась. Отчаянно пытаясь сменить тему для разговора, она подняла голову вверх.
– Звезд совсем не видно.
– Это световое загрязнение, которое идет от города. Чтобы их увидеть, вам пришлось бы подняться в горы.
– Там лежит снег? Это было бы волшебно.
Он посмотрел на нее, неожиданно его губы изогнулись в улыбке.
– Вы действительно хотите в горы? Сердце в груди екнуло.
– Сейчас?
– Вы же утверждали, что надо использовать любую возможность. Вечерний прогноз погоды прочит приближение теплого фронта с юга. Завтра может пойти дождь.
На какой-то безумный миг Джели представила, как лежит с Данте на снегу, а над ними в бархатной темноте сверкают тысячи бриллиантов. Разве не за этим она приехала в Италию? За восторгом, за подобными моментами. Ее мать ухватилась бы за такую возможность без оглядки, не думая о последствиях. Но Джели не мать.
– Мне надо последить за котятами. – Она подсознательно копировала ответственную старшую сестру Элли, которая в восемнадцать лет, поступив в университет, отказалась от амбициозных планов и осталась дома. Устроилась на низкооплачиваемую работу, чтобы кормить сестер и ухаживать за бабушкой. И всегда была рядом, нянчилась, заботилась.
– Да, конечно. К тому же я не доверяю прогнозам погоды. Опыт подсказывает, что мы еще померзнем какое-то время.
Сначала они шли в тишине, нарушаемой лишь скрипом снега под ногами, и облачка от их дыхания сливались воедино в морозном воздухе. Данте рассказал нечто особенное. Джели хотелось как-то отплатить ему, показать, что она это ценит. Надо было вспомнить что-то очень личное, чем можно поделиться только с тем, кому доверяет.
– Они светлые.
– Светлые?
– Вы спрашивали, какого цвета у меня волосы. Они очень светлые, почти белые.
– Правда?
– Мне приходится красить брови и ресницы, иначе их не видно. Возможно, за год до моего рождения на нашу ярмарку приезжали скандинавы.
– Не могу представить вас блондинкой.
Ну конечно, она видела, с какими блондинками он привык встречаться.
– Однажды я решила оставить прядь натурального цвета. Для большего эффекта.
– Cara, вы и без того сплошные эффекты.
– Это комплимент? Нет? Понятно. Не важно. – Она быстро пошла вперед. – Дядюшка Бэзил сказал, что я стала больше похожа на Лили Мюнстер, чем на Мортишу Адамс.
– Вы ни на кого не похожи, Ангел. Вы уникум. Единственная в своем роде.
Уникум?
– Не сказала бы, что это тот комплимент, о котором мечтает женщина, но я его принимаю.
– Чтобы сказать, какая вы потрясающая, Анжелика Эмери, я вам не нужен. Чтобы морочить голову, у вас есть Роберто, Дженнаро, Ник и Марко.
Она засмеялась. Данте потянул ее ближе к себе. Когда они вернулись, кафе оказалось закрыто, и они вошли через заднюю дверь. На лестничной площадке он остановился.
– Идите, скажите котятам, их mamma скоро будет дома. Примите ванну. А мне надо еще кое-что сделать.
– Вы когда-нибудь спите, Данте?
– Случается иногда.
– Этого явно недостаточно. – Джели провела пальцами по темным впадинам у него под глазами. – Перед тем как ложиться, вам надо успокоиться.
– Это как же?
– Для начала выключите компьютер. Потом напишите список дел на завтра.
– Но если выключу компьютер, как я смогу это сделать.
– С помощью блокнота и ручки.
– Это как-то несколько старомодно.
– Возможно, но правило есть правило.
– Ладно. Бумага, ручка, список. Что дальше?
– Дальше принимаете ванну, только не делайте воду слишком горячей. Чтобы заснуть, надо немного остыть.
Данте прислонился к двери кабинета и скрестил руки на груди:
– Продолжайте.
– Прежде чем лечь, капните на подушку несколько капель лавандового масла, а когда закроете глаза, думайте о том хорошем, что произошло с вами сегодня.
– О хорошем? Что можете предложить? Наш поход в полицейский участок? То, что на нашу голову свалились еще два котенка и их раненая мать, и мы провели несколько часов в холодной…
– Не будьте брюзгой. Вы помогли иностранке, попавшей в затруднительное положение. Спасли кошку, которая померла бы, если бы вы не совершили этот подвиг. Поговорили с отцом.
Джели погладила его руку выше локтя, давая понять, что осознает, как тяжело ему это далось. Данте посмотрел на ее руку, маленькую, белую, с идеально накрашенными алыми ногтями, и на мгновение забыл обо всем, охваченный единственным желанием – прижать ее к себе.
– Думайте о том, какую вкусную пиццу мы ели.
Подняв глаза, он увидел, что она смотрит на него с тревогой. Он выпрямился и отодвинулся от нее.
– Это все?
– Нет. Самое главное, вы должны думать о том хорошем, что вас ждет завтра, тогда проснетесь счастливым.
– Очередная премудрость, унаследованная вами от матери?
– Да. – Ее глаза сверкнули чуть ярче обычного. – А теперь можно я вас обниму?
– Фигурально?
– По-настоящему. Думаю, вы заслуживаете всего самого настоящего. – Джели шагнула ближе и, прежде чем он успел уклониться, обхватила его и прижалась щекой к его груди. – Сегодня вы были хорошим парнем на все сто процентов, Данте Веттори. Спасибо вам за это.
Он закрыл глаза и вдохнул запах женщины, ворвавшейся в его жизнь как стихийное бедствие.
От нее пахло пиццей, шоколадом и чуть-чуть антисептиком, которым она мыла руки после кошки. И еще чем-то непонятным, присущим только его Ангелу.
– Вы тоже можете меня обнять. Это не больно.
Откуда ей знать, что можно страстно желать чего-то и одновременно бояться этого? Однако с тех пор, как в приемной ветеринара Анжелика попросила ее обнять, прислонилась к нему и положила ноги на диван, он не мог избавиться от мысли, каково это – по-настоящему обнимать и целовать ее, жить одним мгновением. Куда завели бы его поцелуи, если бы он пошел дальше, не думая ни о прошлом, ни о будущем? Эгоистичные мысли. Опасные. Но если кто-то стоит того, чтобы рискнуть, так это Анжелика. Данте, обхватив ее, замер на мгновение. Она ошиблась, говоря, что это не больно. Когда он ее отпустил, боль была адской.
Глава 9
Если лизнуть закат, у него будет вкус неаполитанского мороженого.
(Из маленькой книжки Рози про мороженое)
Джели пыталась удержать ощущение, которое испытала в объятиях Данте. Не в тот безумный миг, когда они на время утратили контроль над собой, а сейчас, когда она обнималась с другом, с которым делила общие переживания. Что-то особенное, настоящее.
Да, он особенный. Она не могла даже представить, чего ему стоило позвонить отцу и попросить помощи. Но ради нее он это сделал. О’кей, ради кошки, но если бы не она, он не пошел бы морозным вечером искать бездомное животное.
Он действительно особенный, и она станет его другом. И если он не сможет предложить ничего, кроме этого, не попросит о большем.
Данте смотрел, как Анжелика взбегает на верхний этаж, проверить своих драгоценных котят, потом вошел в кабинет и сел за письменный стол. Он оставил ноутбук включенным, на экране мерцала заставка в ожидании, что он продолжит сухой, напичканный фактами доклад, который, несмотря на обещания министра, наверняка будет положен под сукно и вскоре забыт. Выключив компьютер, Данте подвинул к себе блокнот в линейку, взял ручку и вывел в левом верхнем углу цифру один.
Успокоить мозг. Составить список.
Сначала все шло достаточно легко, и он набросал полдюжины самых срочных дел на следующую неделю. Даже кое-что из того, что собирался включить в доклад. Зачеркнул. Написал "Видение, ощущение". Последние два слова подчеркнул. Как выразить то, о чем спрашивала Анжелика? "Что бы вы показали им?"
Жизнь, музыку, но прежде всего людей. Не какой-нибудь жалкий документальный фильм, а настоящих людей, говорящих на камеру, называющих имена тех, кто разрушает это место, уничтожает его величие. Чтобы они задумались.
Данте отправил сообщение Лизе, пожелав им обоим buon viaggia, buona fortuna, чтобы она увидела, когда проснется. Он надеялся, что поступил правильно, и любовь Лизы и Джованни перекинет мост через пропасть, разделявшую их семьи. Если так случится, они должны будут благодарить за это Анжелику.
Анжелика.
Никогда не знавшая отца, она очень рано потеряла мать. И хотя одевалась во все черное, прячась за ним, как в детстве, ее внутренний мир был ярким, красочным и полным прекрасных воспоминаний. Трагедия не разрушила их семью, лишь сильнее сплотила их.