Наоми резко вздохнула, когда он стал снимать с нее туфли, попыталась повернуться, но он остановил. Тихо вздохнув, она подчинилась, наблюдая за ним, прикусив пухлую нижнюю губу. Андреас забрался на кровать, стал осыпать поцелуями ее ноги, поднимаясь выше, лаская колени, бедра, ягодицы. Развязывал ленточки, расстегивал крючки, обнажая ее соблазнительное гладкое тело. Наоми вздрагивала и постанывала от каждого прикосновения. Он стал нежно водить губами по ее лицу. Их губы слились в долгожданном поцелуе, она простонала, перевернулась на спину и в отчаянии жадно впилась в его губы. Андреас немного отстранился, наслаждаясь ее прекрасным обнаженным телом. Никакое воображение не способно воссоздать подобную красоту. Это и покорило его с первой их встречи.
– Моя прекрасная, единственная.
Ее красота затмевала нежность сотен белых, светло-розовых и золотых роз, которыми он заполнил спальню. Вскоре она снова оказалась в его объятиях. Он скользил ладонями по нежной коже, усыпая поцелуями каждый дюйм тела, заставляя ее содрогаться от удовольствия, а когда, наконец, накрыл своим телом, наслаждаясь видом и запахом, ее стоны подорвали его контроль над собой, заставив забыть о желании не спешить и быть нежным. Кровь вскипела, больше он уже не мог сдерживать страсть.
Наоми обхватила его ягодицы. Андреас сдался, лег между ее раздвинутыми бедрами, прижался к ее полным упругим грудям. Она взбудоражила его, прикоснувшись губами к его лбу, прошептав его имя, словно молитву, прижалась еще сильнее, будто не веря, что они вместе. Его обуревали эмоции. Он должен доказать, что всегда будет рядом, принадлежит только ей. Навечно. Андреас обхватил ее лицо, приподнял ей бедра, чтобы припасть в нежном поцелуе к губам и войти в содрогающееся от желания тело, погрузил головку твердой плоти в горячий нектар возбуждения, наслаждаясь тихими стонами и мольбами о том, чтобы он наконец овладел ею. Поддавшись страстному желанию, немного отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза, медленно входя в лоно, подрагивавшее от проникновений. Наоми вцепилась ногтями ему в плечи, заставляя войти глубже. Стоны становились громче. Андреас не смог сдержать низкое рычание гордости и удовлетворения, доставив ей удовольствие. Наоми смотрела ему прямо в глаза, позволяя увидеть собственные чувства.
– Ты неописуемо прекрасна, любовь моя. Художники заплатили бы своей кровью за возможность запечатлеть твою чарующую красоту. Находиться внутри тебя, эти ощущения сводят меня с ума. Непередаваемо, восхитительно.
Наоми захныкала, ее золотые волосы рассыпались по плечам и темно-золотым простыням.
– Это ты неописуемо прекрасен. Восхитительно ощущать тебя внутри себя. Дай мне всего себя, любовь моя. И возьми всю меня.
Услышав греческие слова, Андреас возликовал. Она никогда не называла его "моя любовь" ни на одном языке мира. Он приподнялся и посмотрел на нее с огнем в глазах. Да, она желала его так же безумно, как и он ее. Но он понимал, что без доверия и уверенности в будущем эти чувства не перерастут в любовь. Неужели Наоми чувствует к нему нечто большее? Или ее слова о любви вызваны моментом наслаждения и жгучим желанием достичь пика блаженства? Не имеет значения. Она поклялась перед Богом, стала навечно его женой и позволила ему остаться с Доротеей. Он примет все, что она готова дать. Страстное желание может однажды превратиться в любовь, а сейчас ей необходимо достичь пика наслаждения. И он даст ей это.
Еще сильнее разжигая огонь желания, он глубже проник в нее, наблюдая за тем, как от нарастающего возбуждения темнеет ее взгляд, а глаза наполняются слезами. Она припала к его губам в диком необузданном поцелуе, их языки скользили в страстном танце, влажное лоно сжимало его сильнее, требуя двигаться резче и быстрее. Андреас подчинился, учащая толчки. И вот уже он стремительно врывался в глубины ее тела до тех пор, пока она не закричала, содрогаясь, выгнула спину, чувствуя, как ее охватывает острое удовольствие. Осознание того, что лишь он способен утолить ее желание, заставило его следовать за ней к пику наслаждения.
Молясь о том, что однажды его семя зародит внутри нее новую жизнь, и на свет появится такое же чудо, как Доротея, он кончил в содрогающееся лоно. Томное наслаждение прокатилось по телу волнами, продлевая оргазм, чудесным образом соединяя их тела воедино.
Андреас опасался, что его сердце больше никогда не сможет биться, острота ощущений сменилась теплом и чистым удовлетворением. Он почувствовал, как Наоми обмякла под ним, на ее лице появилось выражение восхищения и удовлетворения.
– Ómorfi gynaíka mou.
– Ómorfi sýzygó mou.
Услышав эти слова, Андреас очень удивился и сильнее прижал ее к себе.
– Ты поняла, что я сказал?
Наоми кивнула и поцеловала его грудь.
– Я знаю из греческого больше, чем ты думаешь.
Андреас посмотрел ей в глаза, и его сердце вновь бешено забилось. То что она выучила греческий язык ради него, понимала, что он говорит, и могла ответить, назвала его "прекрасным мужем", наполнило его теплом и радостью. Снова пробудилось страстное желание, потому что она промурлыкала эти слова, слегка задыхаясь и не скрывая возбуждения. Наоми приподнялась над ним, волосы золотыми мягкими локонами упали ему на грудь. В ее улыбке сквозила радость от удовлетворения.
– Ты подарил мне нежность, теперь я хочу почувствовать весь напор твоей страсти.
Андреас сильнее прижал ее к себе.
– Твои желания для меня закон. Это только начало, я собираюсь подарить тебе столько наслаждения, сколько ты сможешь выдержать до рассвета.
– О, да, да, пожалуйста. – Она засияла от счастья, извиваясь в чувственном приглашении.
– Я живу, чтобы дарить тебе наслаждение.
Обняв ее, Андреас встал и с ней на руках направился к бассейну. Наоми осыпала его поцелуями и прижималась так сильно, как только могла.
Всю ночь напролет он вновь и вновь овладевал ею, отдавая всего себя, дарил невероятное наслаждение, распаляя желание, еще сильнее привязывая ее к себе, и остановился лишь на рассвете. Каждое прикосновение, каждый стон уносил их на невиданные высоты наслаждения.
Наоми лежала, прижавшись к нему, осознав, что такое настоящее совершенство. Но возможно ли, чтобы и дальше все было столь идеально? Жизнь научила ее тому, что за счастье рано или поздно приходится платить. И цена всегда непомерно высокая. Чем придется отплатить за это счастье? И когда судьба решит потребовать с нее этот долг?
Глава 12
Просыпаться в объятиях Андреаса, сгорать от страсти до глубокой ночи, лежать, прильнув к нему, наслаждаясь томной усталостью после оргазма, разговаривать во время занятий любовью – все это стало новой привычкой Наоми. И это только часть счастливой жизни. Больше всего ей нравилось просыпаться утром, не понимая, где она находится, поскольку приходилось постоянно переезжать из дома на Крите в Нью-Йорк. Это было невероятно захватывающе и интересно. Они плавно вошли в совместную жизнь, словно это привычное дело, страстные молодожены и заботливые родители. Им приходилось общаться со своей большой семьей и вести каждому свой бизнес. Удерживать неустойчивый баланс удавалось только потому, что оба прикладывали к этому усилия и поддерживали друг друга.
Андреас потихоньку раскрывался, благодаря Наоми. Она надеялась, что помогает ему открывать сокровища, хранившиеся под слоем пыли глубоко в его душе долгие годы. Она была уверена, что запас неисчерпаем.
Андреас лежал, уткнувшись лицом ей в шею, потом немного отстранился и с явным удовлетворением стал гладить ее по спине. Они обсуждали то, как замечательно прошла вечеринка по случаю первого дня рождения Доры, планировали праздник на ее второй день рождения.
– Я полагаю, что мы не можем сейчас что-то планировать, потому что к тому времени, как ей исполнится два годика, она может потребовать устроить праздник на своих условиях.
– Значит, ты говорил серьезно!
Он сильнее прижал ее к себе.
– О да, можешь смеяться сколько угодно над мужчиной, которому пришлось пройти через серьезные эмоциональные изменения.
Наоми запустила ладонь в его сияющие волосы и стала игриво тереться бедрами об его ноги.
– Я смеюсь от радости, потому что вижу, как эти изменения делают тебя счастливым.
– Я все еще помню мои чувства в тот момент и не могу поверить, что когда-то боялся заводить ребенка.
Сердце сжалось, когда она вспомнила ссору, после которой перестала надеяться на совместное будущее. Она провела ладонью по его щеке, желая успокоить.
– Твой страх продиктован ответственностью за будущего ребенка, ты беспокоился, что он может унаследовать хладнокровие твоего отца. Да еще висела угроза со стороны Кирии. Только поэтому ты должен был понять, что не похож на отца. Жестокие в своем равнодушии люди не беспокоятся о том, что их поступки могут кому-то навредить.
– Я не собирался испытывать судьбу и проверять, окажусь ли таким, как отец, особенно когда на кону жизнь будущего ребенка. А потом судьба подарила мне Доротею.
Его слова растрогали Наоми до глубины души.
– Ты никогда не зовешь ее просто Дора.
– Просто я думал о ней как о маленьком волшебном создании из другого мира, в который мне никогда не попасть. Но я стану называть ее Дорой, если хочешь.
– Ох, нет, мне нравится, что у тебя есть для нее особое имя. Похоже, она тоже понимает, и это часть той особенной связи, которая растет между вами. Что-то принадлежащее только вам двоим и никому больше, даже мне.
– Я надеюсь, ты права, и она ко мне привязывается. Что-то необыкновенное произошло со мной, когда я впервые ее увидел. Думаю, она инстинктивно приняла меня, каким-то образом почувствовав, что я стану частью ее жизни. Меня переполняло желание защитить это милое создание, но я боялся, что не могу доверять самому себе, и хотел на сто процентов удостовериться в подлинности моих чувств.
– Тебе понадобилось немного времени, чтобы в этом убедиться.
– То, что я ощутил с самого начала, было настоящим чувством, которое усиливается со временем. Нет ничего, что бы я не сделал ради нее, не могу представить, чтобы я полюбил кого-то так же сильно, как нашу прелестную малышку Доротею.
"Даже собственного ребенка?"
Слишком рано говорить об этом, им пришлось через многое пройти за два месяца, чтобы устроить совместную жизнь. Гинеколог установил ей спираль, чтобы она не забеременела после ночи, проведенной в его номере в отеле. Она собиралась оставить все как есть, пока не решит, заводить ли им еще детей. Возможно, однажды такое время настанет. А теперь в голову закрадывались сомнения. А если Андреас захотел сделать Дору своей дочерью только потому, что она уже существует, и не захочет собственных детей? Стоит ли делиться с ним своими переживаниями.
Они занялись любовью и больше ни о чем уже не думали. Правда, потом сомнения к ней вернулись. Она была счастлива, что он любил Дору как родную дочь, но чувствовала себя неуверенно, некомфортно. Снова задумалась, что она в этом сценарии второстепенный герой. Андреас никогда не говорил так откровенно о своих чувствах к ней. А если это потому, что он хочет, чтобы Дору окружала заботливая семья? Даже если так, что сделаешь? Наоми согласилась на этот брак с полным пониманием того, что чувствует к Андреасу гораздо больше, чем он когда-либо сможет к ней почувствовать.
Ей необходимо высказаться, остановить негативные мысли, вызванные неуверенностью в себе. Она не хотела попусту волноваться, придумывать несуществующие душевные раны.
Через две недели они вернулись в Нью-Йорк. Наоми старалась придерживаться своего решения и позволила повседневной жизни протекать как и прежде. Несмотря на старания, тревожные мысли не отступали. В конце концов, однажды ночью это вылилось в кошмар. Андреасу пришлось разбудить ее, помочь выбраться из глубины ночного кошмара, в котором он и Дора постепенно исчезали вдали, а она бежала за ними со всех ног, крича, чтобы остановились, но они исчезали. Ему удалось высвободить ее из оков мучительного сна, она плакала и дрожала, не могла успокоиться, несмотря на все его старания. Она не стала пересказывать сон, все это казалось дурным предзнаменованием.
Андреас отказывался идти на работу, чтобы не оставлять ее одну дома, до тех пор пока она не сообщила, что ей нужно уйти по делам. Он настаивал на том, что поедет с ней, она убедила его, что приемная гинеколога неподходящее для него место. Пришлось притвориться, что она выбросила ночной кошмар из головы, поклясться, что визит к врачу всего лишь очередная проверка. Андреас сдался.
Наоми всегда испытывала боли при менструации, когда сильно волновалась, но после того как родила Дору, проблемы исчезли. До недавнего времени. И только тогда она решила обратиться к доктору именно по этому поводу.
Уже через час доктор Мириам Саммерс улыбнулась ей после того, как провела осмотр.
– Все в порядке, по крайней мере, спираль ни при чем.
– По крайней мере? Что не так?
– С вами все в порядке, просто некоторое напряжение в поясничной зоне, которое, полагаю, и вызывает боль.
– Могло ли это быть вызвано психологическим напряжением?
– Это чисто физическая реакция организма. Классический признак воздержания и сексуального неудовлетворения. Знаете, вам с мужем не обязательно воздерживаться от секса во время менструации.
– Замечательно, – сказал Андреас.
Он только за то, чтобы они воспользовались альтернативными методами, но она отказалась, опасаясь его разочарования и даже отвращения.
– Я не видела ни вас, ни Надин с тех пор, как родилась Дора, и не знаю, как вы жили все это время.
Наоми уставилась на нее. Как она могла забыть, что Мариам Саммерс ничего не знает о смерти сестры.
– Кажется, всякий раз, когда я открываю рот, становится только хуже. Что на этот раз я сказала не так, Наоми?
– Ничего, ничего.
Собравшись с силами Наоми рассказала все о Надин. Доктор явно была в шоке. Тишина становилась все напряженнее с каждой минутой.
– Я очень сожалею. Надин была одной из моих любимых пациенток, не каждый день можно увидеть такие крепкие отношения, которые сложились у вас с сестрой. Соболезную вашей потере, но…
– Но что, доктор?
– Я думаю, теперь, когда Надин и Петроса нет в живых, вы должны знать правду.
Правду. Правду. Правду. Это слово громом раздавалось в голове у Наоми все время, пока она бесцельно шаталась по улицам. Правду о Доре. И Надин. У Надин не было ни одной пригодной для оплодотворения яйцеклетки. Но Петрос так сильно ее любил и понимал, как она будет разбита, узнав, что не сможет иметь ребенка, которого он хочет больше всего на свете. Он умолял доктора ничего не говорить жене о бесплодии, попросил найти донорскую яйцеклетку. Дору и Надин не связывали кровные связи. Что произойдет, когда Андреас узнает, что у Наоми нет никаких прав на малышку, которую он полюбил больше всего на свете и ни разу не заикнулся о собственных детях.
Сомнения и переживания взяли над ней верх. Возможно, Андреас знает обо всем с самого начала и уже занимается документами на удочерение и не позволит Наоми стать ее официальной матерью. Возможно, он делает это, чтобы, насытившись отношениями, расстаться с ней как можно безболезненнее. Быть может, Наоми вообще была нужна ему только для того, чтобы подобраться к Доре, и он женился, опасаясь, что без ее помощи ему не удастся сделать так, чтобы ребенок к нему привязался. Теперь Дора больше привязана к нему, чем к Наоми. Возможно, в ее присутствии уже нет нужды.
По логике, если Андреас собирался исключить ее из жизни ребенка, он сделает это, пока Дора совсем маленькая, во избежание вреда психике. Наоми ничего не помнила о Надин и Петросе, словно их никогда и не было в ее жизни, и теперь видела только два пути развития событий. Если Андреас ничего не знает, узнав, все равно захочет, чтобы она навсегда осталась с ними, по крайней мере, ради счастья Доры. Или же, если самые страшные опасения окажутся правдой, ей придется уйти из их жизни в ближайшем будущем. Третьего не дано. Ведь Андреас не любит ее.
Теперь оковы, сдерживавшие его эмоции, разрушены, и он бы наверняка сказал ей, если бы что-то испытывал. Но он этого не сделал.
Наоми удалось добраться до дома, который больше не казался родным. Войдя, она почувствовала себя гостем, чужаком, как и в первый раз, когда оказалась здесь. На лице Андреаса было заметно беспокойство. Он прижал ее к себе, приподнимая над полом, немного отстранился, осыпая поцелуями.
– Я уже собирался на поиски!
Наоми заставила себя отступить от него, высвободиться из объятий. Она слишком долго жила с сомнениями. Теперь необходимо знать правду. Раз и навсегда. Она остановила его, когда он снова потянулся к ней.
– Я знаю.
И если до этого были сомнения, они улетучились, едва она взглянула ему в глаза. Признание. Он все знал. Все это время. Ее кошмар, тревожное предзнаменование превратились в реальность. Андреас и Дора никогда по-настоящему ей не принадлежали. С каждым днем они будут нуждаться в ней все меньше и меньше, наступит день, когда она и вовсе окажется не нужна. Нельзя затягивать мучения. Если бы предстояло умереть, она бы предпочла один смертельный удар.
– Наоми.
Она не дала ему договорить, ее голос казался сухим и бесчувственным, как у робота.
– Теперь я знаю, что мы с Дорой не родственники, понимаю, почему Петрос не включил меня в завещание. Он просто хотел, чтобы я позаботилась о его дочери, пока не объявишься ты. Теперь ты здесь, моя роль сыграна.
– Как ты можешь такое говорить? Ты нужна Доротее.
– Я знаю, ты сможешь дать ей все, что нужно. Она любит тебя, а меня вскоре забудет.
– Боже, Наоми…
– Я расскажу об этой ситуации Ханне и попрошу ее остаться с тобой, если хочешь. Потом уйду. И на этот раз не затягивай с разводом, я не поменяю своего решения.
Андреас смотрел, как Наоми уходит. Дежавю. Но это не повторение прошлого. На этот раз все в тысячу раз хуже. В прошлом она уходила разбитой, а на этот раз выглядела равнодушно холодной. Словно опустошенной. Будто, узнав, что Дора не является биологическим ребенком сестры, перестала что-либо чувствовать. К малышке, к нему. Не похоже на то, чего он боялся, когда решил скрыть от нее правду, не желая выдергивать из зоны комфорта. Ведь она считала Дору своей дочерью, родила и растила ее сначала с сестрой, потом одна. Но возможно ли, что она не любит Доротею как свою собственную плоть и кровь, а чувство к малышке вызвано тем, что она считала ее продолжением Надин. И что насчет него? Андреас думал, что она испытывала к нему настоящие сильные чувства, нуждается в нем, как в своем следующем вздохе, как он нуждается в ней. Неужели он ошибался и между ними не было никакой связи? Хотелось бежать за ней, сказать, что он не позволит на этот раз уйти.
– Ты уверен, что дело в этом, – уточнил Аристидес.
Андреас впервые в жизни оказался в полнейшем отчаянии, обратился за помощью к брату и сестре прежде, чем окончательно сойдет с ума. Рассказал им самое малое, что знал. Они закидали его вопросами.