Желая скрыть смущение, он шумно уселся на соседнее сиденье, устраивая на коленях сумку с камерами, повозился, снимая потяжелевшую от влаги куртку. И только после этого поднял глаза и наконец увидел свою новую знакомую при нормальном освещении.
Волосы ее, сейчас намокшие и выпрямившиеся, оказались чудесного золотисто-каштанового оттенка. Большие зеленые глаза, какие бывают только у шатенов, доказывали, что цвет волос натуральный, медный оттенок даровала им природа, а не дорогая краска. Однако ее чуть загорелая, золотистая кожа была без малейшего намека на свойственные рыжим людям веснушки. По щекам девушки разливался нежный румянец.
Она подняла руки, такие же золотистые, и собрала волосы в хвост. Ногти ее оказались идеальными – безупречной формы и без всякого лака, а Доминика всегда раздражали накрашенные ногти. Длинные тонкие пальцы, казалось, были созданы для игры на музыкальных инструментах. Кто же она? Может, действительно музыкантша? Но двигается она как танцовщица... И обладает независимым характером и недюжинной отвагой, раз разъезжает в одиночку по ночам... И этот английский акцент... Что занесло ее сюда, ведь всем известно, что французы – ужасные снобы и не терпят чужестранцев... Однако для этой девушки Доминик уже готов был сделать исключение.
Она на миг встретилась с ним взглядом. Ресницы ее, длинные и темные, удивленно дрогнули, на лице появилось нечто вроде узнавания. Но она поспешно отвела глаза и положила руки на руль.
– Ну что, поехали? Или вы все еще сомневаетесь в моих способностях водителя?
В горле Доминика внезапно пересохло. Не в силах выдавить ни звука, он кивнул.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Энн Лесли невольно вспомнила свои слова, только вчера сказанные Пьеру: "Я сразу узнаю своего единственного мужчину, как только его увижу. Но пока он мне еще не попадался".
Насмешка судьбы?.. Может быть. Потому что, когда Энн увидела грубияна мотоциклиста, стоящего под дождем, с камнем, зажатым в руке, сердце ее на миг замерло.
Никогда еще с мисс Лесли, известной фотомоделью, не происходило ничего подобного. Она видела в своей жизни много мужчин, в том числе и самых красивых мужчин Европы, но воспринимала их только как окружение, неизбежное при ее профессии. Вот и Пьер то же самое говорил...
Энн припарковала свою красную машину и вошла в парижский ресторанчик, как всегда притягивая к себе взгляды мужской части посетителей. Сразу несколько голов повернулись, и Энн чувствовала, как заинтересованные взгляды ощупывают ее стройную фигуру, обтянутые джинсами ноги, пышную грудь под белой блузкой. Вечером в пятницу люди особенно остро реагируют на женскую красоту, она уже давно это заметила.
Впрочем ей было все равно. К мужским взглядам она привыкла – и к зачарованным, и к откровенно вожделеющим. Хотя даже бармен и официанты как по команде обернулись, будто их ресторан посетила кинозвезда, Энн и бровью не повела. Она искала Пьера, который по уговору уже должен был ждать ее за столиком и заказать напитки.
Пьер был одним из немногих мужчин, с которыми Энн подружилась за время совместной работы. Может быть, потому, что он никогда не воспринимал ее как объект домогательств и поддерживал чисто деловые отношения, воспринимая фотомодель как творческого человека и коллегу, а не как "ночную бабочку" дорогого пошиба. Девушка даже не заметила, когда их сотрудничество переросло в дружбу.
Рядом с Пьером Энн чувствовала себя спокойно, с радостью принимала его подарки и сама никогда не забывала поздравить его с Рождеством или с именинами. С ним она соглашалась отобедать, не опасаясь, что после он попытается затащить ее в постель. Пьер Бертье, возглавляющий модельное агентство "Рандеву", слыл на редкость порядочным человеком для своей профессии. Кроме того, при первом взгляде на него мысль о домогательстве тут же пропадала – настолько по-домашнему уютно и безопасно он выглядел. Маленький, полноватый, с лысиной, в больших роговых очках... Кто бы мог подумать, что месье Бертье – самый ловкий и успешный сват во всей северной части Франции!
Количество браков, заключенных при его посредничестве, могло бы войти в Книгу рекордов Гиннесса. Закоренелый холостяк, Пьер принимал деятельнейшее участие в личной жизни всех своих родственников, друзей и знакомых. И те из них, кто действительно хотел встретить свою вторую половинку, бывали впоследствии ему очень благодарны. Беда в том, что не у всех знакомых Бертье имелась склонность к семейной жизни. И Энн относилась именно к ним...
– Энн! Я здесь!
Официант с подносом посторонился, давая девушке пробраться в укромный уголок у окна, где за накрытым столиком сидел Пьер Бертье и махал ей рукой. Перед ним стояли салаты и запотевшая бутылка красного вина – должно быть, превосходного. Пьер всегда отличался вкусом в выборе вин.
Энн присела за столик, и Пьер взялся за бутылку. Девушка со смехом остановила его руку, едва уровень жидкости достиг середины бокала.
– Довольно, довольно! Ты забыл: я ведь за рулем.
– За рулем? Ты все-таки уезжаешь сегодня? Энн кивнула.
– Я-то надеялся, что ты подождешь хотя бы до завтра. – Пьер выглядел разочарованным. – Ну что же, тем более нужно выпить немного – на прощание с Парижем. Ты же знаешь, это лучшее вино в этом ресторане... И в паре-тройке окрестных, думаю, тоже.
Энн благодарно пригубила вино. Оно и в самом деле оказалось превосходным.
– Ну, до свидания, Париж! – провозгласила она, и Пьер поднял бокал вслед за ней. – И тебе, Пьер, тоже до свидания. Надеюсь, мы вскоре встретимся. Не в Париже, так еще где-нибудь.
– Я забыл, куда ты уезжаешь? – спросил Бертье, пододвигая тарелку с салатом. – В Испанию, кажется, если я ничего не путаю?
– Путаешь. Всего-навсего ближе к Испании, на юг Франции. В Перпиньян.
– Не сидится тебе на месте, дорогая моя Энн, – проворчал ее работодатель. – Мне кажется, ты только что приехала и вот опять спешишь куда-то. Разве плохо нам работалось вместе? От чего ты все время убегаешь?
– Не от чего, – быстро ответила Энн, – а к чему. Я люблю перемены. Мир так велик, нужно успеть увидеть его весь. Или хотя бы постараться.
– Ты хоть представляешь, что такое это "все"?
Девушка на миг задумалась, потом ответила:
– В первую очередь, все – это моя работа. Новые творческие возможности. Здесь я уже все видела и, как мне кажется, выжала из Парижа все, что можно. В нем мне больше не фантазируется. Захотелось гор в поисках вдохновения. К тому же в Перпиньяне мне, возможно, предложат взяться за крупный проект... Не надоевший "спортивный стиль" и непременно в паре с каким-нибудь мускулистым блондином, который вместо того, чтобы думать о работе, строит мне глазки. Я – фотомодель, а не какая-нибудь манекенщица, которая годится только для дефиле.
– Вижу, у тебя, моя девочка, большие амбиции. – Пьер добродушно рассмеялся. – И почему ты так ополчилась на мускулистых блондинов? Среди них попадаются весьма интересные личности, ты уж мне поверь.
Энн пожала плечами.
– Да нет, блондины ничем не хуже брюнетов или шатенов. Просто, скажу тебе по секрету, они мне надоели. Для большинства мужчин, занимающихся модельным бизнесом, понятия нравственности просто не существует. Сначала их менталитетом можно забавляться, но на втором году это начинает утомлять.
Пьер сдвинул брови домиком.
– Вот, значит, какого ты о нас мнения, – произнес он с наигранным трагизмом.
Энн по-дружески похлопала его по руке.
– Тебя я не имела в виду, старина! Ты в этом деле – редкая птица, потому я с тобой и подружилась. Кроме того, мне нравится, что ты менее всего похож на мускулистого блондина. Или брюнета. Словом, на любого из этих рекламных красавцев.
Пьер, улыбаясь, потер лысину.
– Ты, возможно, не поверишь, но, когда у меня еще росли волосы, они были вполне блондинистыми. Впрочем, мускулатурой я никогда не отличался, так что тебе бы понравился в любом случае.
Они еще посмеялись, потягивая вино. Внезапно Пьер посерьезнел, и Энн внутренне напряглась: она уже предчувствовала разговор на столь нелюбимую ею тему.
– Смех смехом, девочка, но скажи мне, как ты планируешь свое будущее? Неужели так и собираешься разъезжать по всему свету в своей красной машине и каждые год-полтора менять место работы? Разве ты никогда не представляла себя женой и матерью, хозяйкой собственного дома?
– Нет. – Девушка нетерпеливо повела плечом. – Меня устраивает положение свободной женщины. Почему большинство мужчин думают, что мечта любой из нас – это свить гнездо и превратиться в почтенную матрону? Меня такая судьба скорее пугает, чем привлекает.
– Ты просто настоящий вызов моим способностям сводника! – Пьер усмехнулся. – Притом что такая красавица, как ты, могла бы найти мужчину по своему вкусу, такого, который не мешал бы творчеству и свободе, но научился бы их с тобою разделять. Ты встречаешься с огромным количеством мужчин. Неужели еще не нашла никого подходящего?
– Они все мне подходят, – засмеялась Энн. – Но только в качестве деловых партнеров. Пожалуйста, Пьер, не суди меня по примеру большинства! Я знаю, что множество женщин готовы пожертвовать чем угодно, лишь бы найти стоящего мужа и к нему прилепиться. Я не из их числа. Я люблю самостоятельность и не нуждаюсь в опоре.
– Энн, но погляди хотя бы на своих сестер! Разве они не счастливы?
– Они говорят, что да. Но я с раннего детства знала, что не похожа на сестер. Им никогда не нравилось путешествовать. Они не любили риска. Им, в конце концов, не нравились автомобили. А я – другая. Для меня вершиной счастья было гонять по неизвестным дорогам на моем автомобильчике, прыгать с парашютом, заниматься альпинизмом... Мои сестры вышли замуж и пустили корни, они до сих пор не были нигде за пределами Англии: как родились в Ливерпуле, так и не выезжали за его окрестности. И это притом, что обе старше меня! Они говорят, что счастливы и довольны... Моя мать тоже так говорит.
Почему же ты сомневаешься в ее словах?
– Потому что у нее никогда не было собственной жизни. Она вышла замуж за моего отца в возрасте восемнадцати лет и с тех пор превратилась в некий придаток к нему. У нее никогда не было друзей и подруг. Она сопровождала мужа на светские приемы, принимала в доме его гостей. Ничего своего – работа мужа, друзья мужа, его бизнес... А теперь радуется, когда мои сестры рожают ей внуков, потому что может нянчиться с ними и снова чувствовать себя нужной.
Энн поняла, что начинает не на шутку заводиться, и одернула себя.
– Впрочем, может быть, она и права по-своему. Большинство женщин считают, что счастье – это быть кому-то нужной. Просто я не похожа на большинство и считаю, что счастье – это быть самой собой.
– Вижу, ты не веришь в счастливый брак, – вздохнул Пьер, как доктор, взволнованный состоянием пациентки. – Но ведь каждый человек в своей жизни хоть раз да влюбляется. Неужели ты думаешь, что никогда никого не полюбишь?
– Может, и полюблю. – Энн отодвинула бокал. – Только своей свободой жертвовать я не собираюсь.
– Ты хотя бы знаешь, кого именно ждешь? – тихо спросил Пьер.
– Вообще-то я об этом не задумывалась, – призналась она. – Но полагаю, что сразу узнаю своего единственного мужчину, как только встречу его. Пока же он мне еще не попадался. И пока меня устраивает моя жизнь как есть. Ты лучше скажи, почему ты, такой ярый поборник брака, до сих пор холост?
Пьер вздохнул и принялся растерянно протирать очки.
– Многие меня об этом спрашивают. И я, как ни смешно, знаю ответ. Я не создан для брака именно потому, что слишком серьезно отношусь к нему Мое дело – помогать счастью других. Не подумай, что я дурно отношусь к женщинам. Просто у меня очень высокие стандарты.
Энн удивленно смотрела на маленького лысоватого человечка перед собой, который, оказывается, до сорока пяти лет ждал прекрасной принцессы.
– Каждому свое, – сказала она наконец. – Видишь, у тебя высокие стандарты в отношении возможной супруги. А у меня – слишком большая тяга к свободе. И недостаточный интерес к мужчинам.
Пьер засмеялся и перевел разговор на более безобидную тему.
– Слышала бы ты, что про тебя говорили наши фотомодели! Я имею в виду мужчин-моделей, конечно, тех, с которыми ты работала над спортивным каталогом. Они все, как один, заявляли, что ты настоящая женщина-вамп и наверняка меняешь любовников как перчатки.
Энн задорно тряхнула кудрями. Она знала, что порой производит на людей такое впечатление. Отчасти даже делала это намеренно. Образ похитительницы мужских сердец, избалованной вниманием противоположного пола, часто спасал ее от нежелательных домогательств. В большинстве случаев поклонники просто боялись к ней подступиться, считая, что циничная красотка наверняка уже "занята" другим мужчиной. Почему-то никому не приходило в голову, что женщина может любить спать в своей постели в одиночестве.
– Ну и пусть думают, что хотят. Хорошая фотомодель должна уметь быть разной. В моем портфолио найдется пара-тройка страниц, занятых отработкой образа прожженной стервы.
– И похоже, такая неоправданная репутация тебя не волнует, – заметил Пьер.
– Ни капельки. Мне всегда было безразлично мнение общественности. Важно, что обо мне думают друзья, которые меня знают. – Она улыбнулась Пьеру. – А остальные пусть лучше не мешают мне жить.
Пьер посмотрел в окно, выходящее на улицу, и увидел машину Энн.
– Ты на ней и поедешь в Перпиньян? Знаешь, автомобиль вполне соответствует выбранному тобой образу.
– Я люблю мою красную машинку, не обижай ее! Это моя первая покупка по приезде во Францию, и у меня с ней связано много хороших воспоминаний. На ней я объездила страну вдоль и поперек, и она меня ни разу не подводила. Я ей даже имя дала – Редди. Она для меня как живое существо.
– Я тоже люблю моего старичка "рено", – признался Пьер.
Хотя он был весьма обеспеченным человеком, но уже лет десять ездил на одной и той же белой машине, по внешнему виду которой нельзя было заподозрить, что ею правит владелец модельного агентства, а не какой-нибудь скромный пенсионер.
– Я бы на твоем месте купила "ситроен", серебряный или золотистый, – поддразнила его Энн. – А то и длинный черный лимузин, на расстоянии километра вызывающий к себе почтение. Тогда бы все видели, что едет не кто-нибудь, а Пьер Бертье, способный поженить всех и вся!
– Вы, англичане, так и норовите обвинить нас, французов, в желании пустить пыль в глаза. Это далеко не так, девочка. А ты лучше скажи, что подумает о тебе твой новый работодатель, когда увидит, как ты подкатишь к его дому в ярко-красном "опеле"! Кстати, кто он, этот парень, перехвативший у меня самую талантливую модель?
Энн слегка покраснела, довольная комплиментом.
– Бернар Ладюри. Ты, наверное, слышал о нем. Одна из восходящих звезд высокой моды, можно сказать, подающий надежды конкурент Кристиана Диора и Жан-Поля Готье. Он задумал новую коллекцию в романтическом стиле, восточные мотивы у него тоже есть – как раз то, что я люблю.
– Конечно, я слышал о Ладюри! – Пьер поцокал языком в знак одобрения. – Просто царь Мидас: все, к чему он ни прикоснется, превращается в золото. Мне даже приходилось на него работать, составлять для него каталог зимней коллекции позапрошлого года. А кто на этот раз оформляет для него модели, не знаешь?
– Женщина с такой же фамилией Ладюри, – ответила Энн. – Должно быть, какая-то родственница. Я получила предложение на прошлой некие, а вчера мне сообщили по телефону, что меня ждут в Перпиньяне, в отеле "Руссильон".
– Отель шикарный, – одобрил Пьер. – Один из лучших, да нет, лучший в городе. И владеет им сам Ладюри. Вообще он опасный человек, женщинам приносит одно горе. У него любовниц, как песка в море, по крайней мере, так про него говорят. Впрочем, ты к мужским чарам равнодушна, так что можешь не опасаться его.
Энн согласно кивнула.
– Если он способен относиться к фотомодели как к сотруднику, а не как к потенциальной любовнице, мы с ним отлично сработаемся.
Пьер вздохнул.
– Очень на это надеюсь. И даже знаю, как скрасить тебе первые дни пребывания на новом месте. У меня в Перпиньяне живет брат, он отличный фотограф. В чем-то даже лучше многих. Его зовут Доминик. Хочешь, дам тебе адрес и телефон?
– Сколько ему лет? – с подозрением спросила Энн.
– Двадцать восемь. Нет, уже двадцать девять – недавно он справил очередной день рождения.
– Ну нет. – Девушка хлопнула ладонью по столу. – Я чувствую, что ты снова пытаешься меня сосватать! Пожалуй, я как-нибудь обойдусь без услуг твоего брата. Наверняка у Ладюри полным-полно собственных отличных фотографов.
– И все-таки на твоем месте я бы обратился к Доминику, – продолжал настаивать Пьер. – Мало того, что превосходный мастер, он еще очень приятный человек. Возможно, слишком мускулистый и красивый на твой вкус. – Пьер лукаво подмигнул собеседнице. – Но, думаю, ты быстро перестанешь замечать эти его недостатки. К тому же с ним тебе не будет одиноко в незнакомом городе, он покажет тебе отличные места, подходящие в качестве фона для фотографий. К тому же он сейчас как раз ищет работу.
– Так пусть обратится в агентство по найму. – Энн встала, всем своим видом показывая, что не желает продолжать разговор. Безработный красавец Доминик уже заранее вызывал у нее антипатию, как любой человек, которого ей пытались сосватать. – Мне не нужна компания в незнакомом городе, спасибо, Пьер. И уж тем более не нужен потенциальный жених. Прибереги свои таланты сводника для кого-нибудь еще.
– Не сердись, девочка. – Пьер Бертье тоже поднялся. – Не хочешь – не надо. Пойдем, я провожу тебя до автомобиля.
И вот теперь, всего через день после этого разговора, Энн оказалась на ночной дороге в одной машине с мужчиной, который, как это ни странно, притягивал ее к себе. Девушка поражалась собственным ощущениям. Этот светловолосый гигант с внешностью фотомодели, которая за годы работы набила ей оскомину, как будто излучал загадочные флюиды. Энн поймала себя на том, что жар, исходящий от его тела, вызывает у нее желание покрепче прижаться к незнакомцу.
Это потому, что я промокла, сказала она себе, нарочито отворачиваясь. И промокла отчасти по его вине. Так что нужно ехать, и чем скорее, тем лучше, иначе есть шанс простудиться и явиться завтра на прием к месье Ладюри, чихая и сморкаясь в носовой платок. Тут-то и придет конец ее радужным планам на собственный каталог – кому нужна модель с красным носом и слезящимися от простуды глазами?..
– Надеюсь, нам окажется по пути, – сказала Энн, нажимая на газ. Автомобиль двинулся вперед, как корабль, плывущий в тумане. Как ни хотелось девушке ехать побыстрее, сейчас это было бы опасно. – Я направляюсь в Перпиньян, но готова отвезти вас куда попросите, если не придется делать большой крюк. Тогда, если позволите, я высажу вас по дороге, где-нибудь возле автозаправки.
– Я живу в Перпиньяне.
– Какая удача! – обрадовалась Энн. – Значит, я смогу доставить вас к самому дому и тем искуплю вину за испорченный мотоцикл!