В половине шестого была назначена встреча с ландшафтным дизайнером, так что домой Тамара вернулась лишь к десяти вечера. Вытащив из кладовки маленький дорожный чемодан, она откинула крышку и вдруг почувствовала, что никаких сил собираться в дорогу уже не осталось. Добравшись до ванной, она смыла с усталого лица макияж, стянула с кровати покрывало и медленно заползла под прохладный шелк постельного белья.
"Инке не позвонила, - с сожалением вспомнила она, чувствуя, как начинает погружаться в зыбучее чрево сна. - Значит, не больно хотела… Ладно, завтра. Все завтра… Даст Бог, свидимся…"
…Убаюканная ровным, едва слышным гулом двигателей, Тамара Аркадьевна Крапивина дремала в кожаном кресле самолета и ловила обрывки мыслей. Дав себе установку максимально отключиться от всего, что останется здесь, утром она быстро сложила чемодан, заказала такси и выехала в аэропорт.
"Три дня в Париже… Как в кино… Инночка всю жизнь бредила этим городом… А ведь осенью исполнится ровно двадцать лет, как мы познакомились! - не открывая глаз, прикинула она в уме. - Неужели все это было со мной? И первый колхоз, и первый учебный день, и тот лифт, где я впервые увидела Радченко… Время - непревзойденный мастер бега на марафонские дистанции. Только что оно было впереди и вдруг - дышит тебе в спину: то ли ты его обошел, то ли оно вырвалось вперед тебя на целый круг… Двадцать лет… С ума сойти!.."
…Лето после окончания школы прошло для Тамары совсем невесело. То ли от волнения, то ли потому, что выпускной класс отнял слишком много сил, во время сдачи экзаменов она заболела и на выпускной бал отправилась с температурой.
Дальше - хуже: вместо абитуриентских хлопот почти две недели пришлось проваляться на больничной койке, а так как вступительные экзамены в МГУ начинались много раньше, чем в других учебных заведениях, с планами на этот год пришлось расстаться окончательно.
О запасном варианте она даже не задумывалась, была уверена, что поступит на один из самых сложных факультетов - прикладной математики: два года заочной учебы в школе юного математика при университете, физико-математический класс, третье место на областной олимпиаде плюс золотая медаль - кому, как не ей? Но, проплакав несколько ночей в больничную подушку, смирилась с тем, что поступать придется через год.
Однако с этим уже никак не могла согласиться мама. Занимая ответственную должность (Антонина Степановна была вторым секретарем райкома партии), она не могла допустить, чтобы дочь - гордость и надежда семейства Крапивиных - не стала студенткой. Уж не важно, какого вуза. На следующий день после выписки из больницы она посадила Тамару в служебную "Волгу" и повезла в соседний областной центр, где был крупный политехнический институт.
В приемной комиссии их уже ждали. Как стала подозревать Тамара, мама заранее готовилась к такому повороту событий, но держала свои планы в тайне. Конечно же, никто не предполагал, что дочь заболеет в самый неподходящий момент, а вот то, что провалится в Москве, очень даже могло случиться! К тому же дальние родственники, обещавшие помощь при поступлении, неожиданно отбыли в длительную командировку за границу, и, если честно, отпускать Тамару одну за тридевять земель Антонине Степановне не больно-то и хотелось.
Побеседовав наедине с секретарем приемной комиссии, мать позвала в кабинет дочь и попросила написать заявление. Впавшую в состояние полной прострации Тамару не пришлось долго уговаривать: если по уму, то пересидеть год в каком-нибудь вузе, пусть даже и непрестижном, было все равно лучше, чем дома. Вот только на вступительные экзамены не было никаких сил. Но здесь ее ждал сюрприз, о котором Антонина Степановна, видимо, хорошо знала: выбранная мамой специальность подпадала под эксперимент и золотых медалистов зачисляли без экзаменов. Правда, будущая профессия - инженер-строитель - казалась не совсем женской, но в тот момент Тамаре было все равно: хоть вентиляция с канализацией!
Единственная проблема - то, что набор золотых медалистов закончился в первый же день приема документов - разрешилась двумя звонками ректору: один последовал из обкома от маминых соратников по партии, второй - из областного УВД, где заместителем начальника служил муж папиной двоюродной сестры. Через час Тамара заполнила необходимые анкеты и отправилась в студенческий медпункт проходить медкомиссию.
Возвратившись домой и окончательно осознав свершившуюся несправедливость, она проплакала почти всю ночь и лишь после того как дала себе твердое слово, что когда-нибудь все равно будет учиться в Москве, - уснула…
…Зависая в облаках, самолет стал заходить на посадку в аэропорт Франкфурта. Тамара открыла глаза и достала из сумочки билеты.
"Время стыковки почти час, - прикинула она. - Успею выпить кофе и попробую позвонить Инке. Если узнает, что была в Париже и даже не попыталась с ней связаться, обидится навсегда… И правильно сделает".
Так уж получилось, что за последние восемнадцать лет они виделись только раз в Ленинграде, или, как теперь говорят, - в Питере. Встреча была короткой, сумбурной - всего несколько часов, да и то благодаря тому, что задержали самолет. В тот день Инночка вылетала на постоянное место жительства в Париж. Кто мог предположить, что ожидание следующей встречи растянется на долгие годы? Изредка они созванивались, обменивались поздравлениями по электронной почте, Тамара бывала в Западной Европе, Инна прилетала в бывший Союз, но встретиться не получалось: то одна в командировке, то у другой проблемы.
"А вдруг уехала? - неожиданно разволновалась Тамара. - Что ей делать на выходных в Париже?" В душе она уже сожалела, что оттягивала звонок. Присев за столик в ресторанчике, она заказала кофе, достала сигареты и вдруг почувствовала нестерпимое желание увидеться с подругой.
Трубку долго не снимали, затем сквозь уличный шум из телефона донесся знакомый голос:
- Bonjour!..Аllо?!..C’est de la part de qui?
- Мадам Тьелон? Не подскажете, почем там у вас в Париже каштаны? - почувствовав ностальгический прилив, неожиданно спросила Тамара.
На несколько секунд в трубке замолчали. Наконец гул большого города нарушил несмелый вопрос:
- Какие каштаны?.. Томка, ты, что ли?
- Я, дорогая, я, - улыбнулась она невидимой собеседнице. - Между прочим, часа через два с половиной буду у вас.
- Где… у нас?
- Ну, если ты сейчас в Париже, значит, у вас.
- Постой, постой… - никак не могла прийти в себя Инночка. - Томка!!! Какая же ты умница! Выбралась наконец! Только, - она замялась, - я не смогу тебя встретить - у меня сейчас группа, на Эйфелеву башню веду. А это с очередями как минимум два часа… И Дени на работе. К тому же пятница, вторая половина дня, сплошные пробки…
- Да не волнуйся ты, - успокоила Тамара. - Я ведь на тебя и не надеялась: ты у нас человек занятой, да и я - женщина самостоятельная, поэтому трансфер и гостиницу заказала заранее.
- Как - заказала?! - возмутились в трубке.
- Я ведь не маленькая и не в первый раз за границей, - пригубила кофе Крапивина и снова улыбнулась: знакомая до мелочей манера разговора у Инночки не изменилась - если уж она с чем-то не соглашалась, то переубедить ее можно было только решительными действиями. - И знаю, что у вас там многое не принято…
- Что не принято?! Что не принято?! Да ты мне дороже любою родственника! Говори быстро название гостиницы - я броню сниму!
- Инка, успокойся, - продолжала наслаждаться звонкой трелью подруги Тамара. - Во-первых, отель уже оплачен, во-вторых, он в самом центре города: и метро недалеко, и Лувр ваш знаменитый, и еще что-то… Я отдохнуть хотела и попросила подыскать гостиницу в таком месте, где можно все из окна посмотреть.
- Это в Париже отдыхать?! Это на Париж из окна смотреть?! Да ты с ума сошла! Значит, так: завтра я в твоем полном распоряжении, в воскресенье - сложнее, группа… Но я во что бы то ни стало подменюсь! Ты когда уезжаешь?
- В понедельник.
- И это все?! - ахнула Инна. - Три дня на Париж?… А я?
- Могу с тобой, без Парижа. - Тамара сделала последний глоток кофе, загасила сигарету и посмотрела на часы. - Ты же знаешь, я в отличие от тебя никогда не бредила этим городом, - и добавила: - Ты извини, но у меня самолет через двадцать минут. Устроюсь в гостиницу - сразу позвоню. До встречи, дорогая.
- До встречи, - в полном смятении чувств машинально ответила Инна и вдруг опомнилась: - Так как отель называется?
- Це-лу-ю-ю! - по слогам протянула Тамара и отключила телефон.
Расплатившись по счету, она подошла к ближайшему табло, быстро отыскала информацию о своем рейсе и направилась к нужному выходу. Несмотря на то что аэропорт Франкфурта считался крупнейшим в Европе, ориентироваться в его лабиринтах было несложно даже новичку. Что уж о ней говорить: летать приходилось часто, и самые удобные стыковки самолетов были именно здесь.
"Хорошо, что отель не назвала, - ступила она на движущуюся дорожку в бесконечно длинном коридоре. - А то Инка ни за что не дала бы мне туда вселиться и сразу повезла к себе домой. Вот только мужей, которые с восторгом принимают на постой задушевных подружек жен, я пока не встречала… Что наших, что иностранцев… И все-таки Инке надо отдать должное: только успели познакомиться, как она сразу заявила, что со временем будет жить в Париже. И вот живет…"
Тамара заняла свое место в самолете, пристегнула ремень и закрыла глаза: воспоминания не заставили себя долго ждать…
2
…Продолжая переживать неудачу с поступлением, остаток лета Тамара практически безвылазно просидела дома. Школа была заперта до сентября, одноклассники и приятели разъехались по городам и весям, так что ничего не оставалось, кроме как поглощать в больших количествах художественную литературу из районной библиотеки и приходившие на дом толстые журналы.
Накануне первого сентября Антонина Степановна привезла дочь в институт и определила в общежитие. Надо сказать, построенное несколько лет назад тринадцатиэтажное здание, в котором жили студенты-строители и робототехники, имело статус образцово-показательного: каждый блок в нем состоял из санузла и двух отдельных комнат - на двух и трех жильцов. Все здесь сияло чистотой, а на отведенном для первокурсников шестом этаже еще витал запах свежей краски.
По очередному звонку мама поселила дочь в комнату на двоих и, убедившись, что все в порядке, уехала обратно. Каково же было ее изумление, когда на следующий день Тамара заявилась домой! Проведя ночь в полупустом еще здании, она так и не смогла справиться с эмоциями: ей не нравился ни этот город, в котором все было чужое и незнакомое, ни воняющее краской общежитие, ни комната, ни кровать. Она готова была потерять год, но только уехать отсюда!
Как и следовало ожидать, дома ее порыв не оценили: наткнувшись на жесткое мамино: "Не смей нас позорить!", наутро она покорно села в автобус и вернулась в ненавистный город. Правда, ей все же удалось заручиться обещанием, что если окончит первый курс на "отлично", то через год ее отпустят в Москву. Чувствуя свою вину, возвратившиеся из командировки столичные родственники клятвенно обещали в этом помочь.
Со временем, в силу возникших обстоятельств, Тамаре и вправду пришлось доучиваться в Москве. Но тогда никому не могло прийти в голову, какие такие обстоятельства возникнут в жизни девочки из приличной семьи, школьной активистки и отличницы, везде и всюду выделявшейся правильным, продуманным поведением. Ей еще предстояло по-новому оценить себя, свои знания, способности, а самое главное - познакомиться с удивительным человечком Инночкой Рождественской…
…К восьми утра прилегавшую к институту узкую улицу заполонили десятки автобусов и сотни первокурсников. С трудом отыскав табличку с номером своей группы, Тамара подошла к стоявшему у передней двери парню, оказавшемуся старостой, отметилась в списке, поставила сумку с вещами в багажник и села на жестковатое сиденье во втором ряду. Без всякого настроения, даже не глядя на постепенно заполнявших автобус студентов, она наблюдала сквозь запыленное стекло за сновавшими вокруг машин людьми. Единственный человек, с кем она успела познакомиться, - соседка по комнате Леночка числилась в другой группе.
- У вас свободно? - вдруг услышала она задорный девичий голосок и, не сразу сообразив, что вопрос относится к ней, медленно повернулась к незнакомке.
Лукавая улыбка, огромные темно-карие глаза на миловидном лице, хрупкая фигурка, повернутая козырьком назад кепка на голове… Настроение, написанное на лице девушки, было настолько противоположно Тамариному, но так заразительно, что, не удержавшись, та улыбнулась.
- Инна, - сунув объемный пакет под сиденье, первой представилась девушка. - Рождественская.
- Тамара.
- Правда?! У меня еще не было подруг по имени Тамара.
- А у меня не было подруг по имени Инна.
- И у меня не было! - рассмеялась девушка. - Я была одна Инна на всей параллели.
- В своей школе я тоже была в гордом одиночестве, - неожиданно в тон ей подхватила Тамара и подвинулась ближе к окну. - Мне еще и на фамилию повезло: Крапивина. Как мне не нравилось это сочетание! А потом в параллельном классе появилась девочка Ада. Аделаида Оглобина…
Девушки прыснули со смеху. Слово за слово завязался разговор, и спустя час Тамара напрочь забыла о плохом настроении. Инночка же вообще была на десятом небе от счастья - надо же, какая удача: в первый день такая подружка! Не обращая внимания на окружающих, посчитавших, что они давно знакомы, девушки так и прощебетали всю дорогу.
Первому курсу в тот год повезло: все пять групп потока направили в один колхоз и разместили в новом общежитии, чем-то смахивавшем на большой коровник. Само же хозяйство, которому достались студенты-строители, слыло одним из самых крепких в районе и специализировалось на выращивании овощей и фруктов. Даже свой консервный завод имелся!
Несколько дней первокурсники недоверчиво присматривались друг к другу, но понемногу раззнакомились. Среди более чем сотни человек тут же выделились явные лидеры: во-первых, те, кого положение обязывало, - старосты групп; во-вторых, балагуры и шутники, рядом с которыми никогда не смолкал смех, кто обладал врожденным даром притягивать к себе людей. Как оказалось, именно к этой категории и относилась новая подружка Тамары.
Каждый день общение со сверстниками побуждало ее на все новые подвиги: проехать на одолженном у местных ребят мотоцикле без глушителя - пожалуйста; на лошади, впервые в жизни, между прочим, - нет проблем; скрыться после отбоя от бдительных очей кураторов и танцевать до утра у костра - с превеликим удовольствием! Глядя на эту неунывающую хохотушку, запросто можно было подумать, что она в жизни только и делала, что смеялась, танцевала и искала приключений. И хотя на самом деле все было далеко не так, Инночка действительно походила на джинна, выпущенного из бутылки.
Честно говоря, поначалу Тамара поглядывала на нее настороженно: ничего подобного раньше она не видела. Всем своим видом и поведением Инночка словно заявляла во всеуслышание: да здравствует свобода! Но так как ничего аморального в ее поведении не прослеживалось, более того, общительная и доступная с виду девушка не позволяла ребятам никаких вольностей, зажатая в первые дни Тамара раскрепостилась и стала принимать самое активное участие в претворении в жизнь фантазий подруги.
Так уж сложилось, что везде и всюду они были вместе. Даже кровати рядом стояли и пользовались они одной тумбочкой! Свежеиспеченная пара тут же обрела славу самой заводной и веселой и в конце концов стала организующей и направляющей силой всех стихийных мероприятий.
Во всем этом Тамару огорчало одно: никто из студентов не догадался прихватить гитару, а ей самой не разрешила ее взять мама. Впрочем, по поводу отсутствия инструмента она недолго печалилась. Кто-то привез кассетный магнитофон, и в нерабочее время в коридоре общежития постоянно гремела музыка: с "Мечты сбываются и не сбываются" Антонова, а тем паче с "Поворотом" Макаревича ее игре на гитаре конкурировать было бы ох как сложно!
Пара же Рождественская - Крапивина продолжала зарабатывать очки: дремавшая доселе энергия одной, слившись воедино с таким же мощным энергетическим потоком, сметала все на своем пути, а присущий обеим природный магнетизм и остроумие (они никогда не лезли за словом в карман) неодолимо влекли к себе. Спустя неделю студенческий лагерь разделился на две части: одни симпатизировали подругам и старались проводить с ними как можно больше времени, другие же, недовольные их чрезмерной активностью и популярностью (естественно, к этой группе принадлежала большая часть женского коллектива), перемывая за спиной кости, всячески их игнорировали.
Конечно, такое поведение беспокоило куратора и вечно раздраженного бригадира. По большому счету придраться было не к чему: работали девушки, как все, не хуже и не лучше, зато проблем и шума от них было больше, чем от остальных, вместе взятых. Посоветовавшись, руководство пришло к единодушному выводу - беспокойную парочку нужно изолировать. Но как? Ответ нашелся сам собой: на кухне одна за другой заболели посудомойки, и на оставшиеся десять дней возмутительниц спокойствия сослали в столовую.
К удивлению многих, две весьма интеллигентные барышни нисколько не сопротивлялись и, казалось, даже обрадовались такому повороту событий. Вставать им теперь приходилось ни свет ни заря, ложиться спать - за полночь, зато в перерывах между работой оставалось предостаточно свободного времени, которое они проводили в бесконечных разговорах.
Вот тогда-то и выяснилось, что обе хранят теплое воспоминание о вырастивших их бабушках, что нравятся им одни и те же книги, что обе любят поэзию, слушать предпочитают одну и ту же музыку, никто из них не познал еще настоящей любви и, что самое главное, ни одна из них до сих пор не была настолько открыта и откровенна с кем-либо: уж слишком их опекали дома, не давали ни мнения своего высказать, ни самостоятельного шага сделать! А здесь все самое тайное, годами копившееся, словно в музейном запаснике, наконец-то было востребовано, выплеснуто, высказано, выслушано и дополнено такими же запрятанными от чужих ушей откровениями.
Иногда им казалось, что они понимают друг друга без слов. Однажды, сидя поздним вечером на валуне у озера и любуясь рассекавшей водную гладь лунной дорожкой, Инна и Тамара прочувствовали это впервые, прижались друг к дружке и совершенно неожиданно произнесли: "Я этого никогда не забуду!.."
…"Как же там было? - не открывая глаз, Тамара попыталась припомнить когда-то написанное Инной стихотворение.
Плещет озеро ночное,
Тихо льется лунный свет.
Никому до нас с тобою
В этот вечер дела нет.
Ты прижмись ко мне поближе -
В грусти трудно одному,
Одиночество, подружка,
Я с тобою разделю.
Сбросим тягостную ношу
И в звенящей тишине
Распахнем друг другу души:
Я - тебе, в ответ ты - мне.
Пролетят десятилетья,
Наши сбудутся мечты.
Но останутся навечно
Озеро, луна и мы…" - беззвучно прошептала она и почувствовала, как самолет начал снижение.