Протянув руку, чтобы коснуться его лица, Каролина одернула ее назад. Он научил ее не прикасаться к нему без разрешения. Бывали моменты, когда Уильям жалел о том, насколько хорошо он ее этому научил.
- Каждый день ты противостоишь врагу, с которым я не могу сражаться ни с тобой, ни ради тебя. Но если бы была хоть малейшая возможность его победить, я бы пронесла тебя на своей спине через весь свет, чтобы ты, наконец, обрел мир с самим собой.
Уильям улыбнулся двадцатилетнему дитю, любившему его больше, чем он того заслуживал.
- Но что, если враг, которому - как ты считаешь - я противостою, вовсе не враг? - спросил он, взяв лицо Каролины в свои ладони.
Заставив ее посмотреть в свои глаза, он на мгновение, позволил им наполниться самыми потаенными желаниями.
- Что, если этот враг - я сам?
Каролина не испугалась того, что увидела. Этому он также хорошо ее научил.
- Тогда я спасу тебя от тебя самого".
Бедный Уесли, подумал Зак. Знал ли этот несчастный, влюбленный юноша, что стал прототипом последней, безнадежно-влюбленной героини Сатерлин? Знала ли об этом сама Нора? "Я спасу тебя от тебя самого..." он почти слышал, как Уесли говорил эти слова своей возлюбленной. Парень еще не понимал, что не мог спасти того, кто не хотел быть спасенным.
Истон хотел быть спасенным. Он попытался воссоздать образ легкой, как воробышек, на пятнадцать сантиметров ниже него, Грейс, пытающейся взвалить и понести его на своей спине. Однажды, у нее был шанс спасти его. В тот день, когда он рассказал ей о работе в Главном Издательском Доме и о переезде в Штаты, она могла спасти его одним предложением - "Я поеду с тобой", или единственным словом - "Останься".
Зак открыл свою почту. "Нора, либо ты обрежешь половину этой главы, либо это сделаю я. В любом случае, половину придется обрезать", и без угрызений совести, нажал на клавишу ОТПРАВИТЬ.
Сатерлин, действительно, работала продуктивнее, когда он был с ней предельно честным. Истон не должен был маскировать критику под комплимент. Нора не хотела комплиментов. Она хотела, чтобы ее книга была лучше.
Зак закрыл свой ноутбук, и, растянувшись на диване, оглядел квартиру. Грейс пришла бы в ужас от ее простоты. Если бы она ее когда-нибудь увидела, то стала бы дразнить, что "минимализм" не синонимичен "пустоте". Но приехав в Нью-Йорк, Истон понимал, что это временное жилье. В офисе ГИД, располагающего на восточном побережье, Истону полагалось провести около восьми месяцев, прежде чем нынешний шеф-редактор лос-анджелесского издательства завершит свои последние проекты и он займет ее пост.
Зак не видел причины для нарушения абсолютного минимума - дивана, кровати, телевизора - включающегося только во время трансляций футбольных матчей клуба Эвертон - и стоящего на полу, городского телефона. Зачем утруждаться поисками стола для гостиной комнаты? Еще один чертов лишний предмет мебели.
Подняв бокал светлого пива, Истон сделал глоток. Понедельник, всего семь часов вечера, а он уже чувствовал себя таким уставшим, что думал попросту завалиться спать. И только его мужская гордость не позволяла Заку отправиться на боковую в столь стариковский час. Даже его шестидесяти шестилетний овдовевший отец никогда не ложился раньше восьми.
Воспоминания о его отце пробудили страшную мысль о таблетках Норы, стоящих в ее аптечном шкафчике. Истон все еще не мог поверить, что она была больна настолько, насколько предполагал обнаруженный препарат. Возможно, это был легкий недуг, вроде аритмии, или иного несмертельного, и поддающегося лечению заболевания. Он пытался прогнать этот страх, но не мог от него избавиться.
Взяв стопку страниц Сатерлин, Зак пробежался взглядом по строчкам. "Из-за чего ты остаешься со мной?" Он никогда не задавал этот вопрос Грейс, хотя тот эхом отдавался в его голове почти каждый день их брака, начавшегося со стыда и трагедии, но со временем, превратившегося в то, без чего он не хотел жить. Истон знал, из-за чего он остался. Но из-за чего осталась Грейс?
Поднявшись, Зак потер свою шею, и попытался на несколько минут подумать о ком-то или чем-то другом. Однако все мысли возвращались к Норе, что выводило его на еще более опасную тропу.
Нора... Прошло больше недели с их ночи пьяных глупостей. Истон помнил, как ее губы ощущались на его теле, какими непривычными были прикосновения другой женщины, как странно было находиться в состоянии бодрствования и сознания, думая о другом, нежели о потере Грейс, да и вообще ни о чем, кроме движений Сатерлин, и желания, чтобы это продолжалось до его последнего вздоха. И только потом вернулось чувство вины за то, что он ненадолго позволил себе перестать его испытывать.
Зак сделал мысленные подсчеты. Семь часов в Нью-Йорке равнялись полуночи в Лондоне. Он знал, что Грейс еще не спала. Будучи самой настоящей совой, по возвращении домой из школы, она хорошенько дремала, а после читала допоздна.
Подняв трубку, Истон набрал номер. После первого гудка никто не ответил. После второго, по-прежнему, ничего. Его сердце сжималось с каждым неотвеченным гудком. Между седьмым и восьмым, Зак прошептал, - Я скучаю по тебе, Грейси, - после чего, положил трубку, и сев на пол, рядом с телефоном, уронил голову на ладони.
Полночь, а ее не было дома. Рабочий день, а ее не было... На одну ужасную секунду, в его мысли ворвались картинки, где она с другим мужчиной. Но Зак понимал, что он не мог ни злиться, ни ревновать. После его ночи с Сатерлин, у него не осталось на это никакого права.
Нора... он вспомнил, что она обещала, явившись в прошлый четверг к нему на работу... возможность увидеть новый мир, к которому она принадлежала, увидеть, каково это быть свободным от чувства вины. Он завидовал свободе, которая была у Сатерлин, и гадал, являлся ли ее таинственный любовник - Сорен - источником ее жизнерадостности.
В первый рабочий день над ее книгой, она сказала, что принадлежала Сорену. Зак даже не мог представить, что это значило, и как могли складываться подобного рода отношения. Вероятно, только человек, бывший рабом, мог, по-настоящему, ценить свободу.
"Позволь мне показать тебе другую жизнь. Ни прошлого, ни будущего... где нет ни вины, ни стыда, и абсолютно нечего бояться... "
Ни вины, ни стыда, ни страха - Истон забыл, каково это жить без трех его постоянных безжалостных спутников. Неужели, Нора, и правда, могла это для него сделать? Даже несколько минут свободы, казались ему стоящими любых денег, которые он должен был заплатить.
Опустив взгляд за бесполезный телефон и свою пустую квартиру, Зак принял быстрое решение. Поднявшись, он взял свое пальто, через минуту покинул здание, а через десять, сел в поезд. Он не превратится в своего отца, сказал он себе. Не сегодня.
* * *
После третьей, проведенной вместе ночи, она проснулась в его пустой кровати и медленно присела, осторожничая из-за своего избитого и ноющего тела. Пока что, последняя ночь была самой жестокой, и она улыбнулась, вспомнив о чувственных преступлениях, которые он совершал против ее плоти.
В течение двух лет, он мысленно готовил ее к тому, что станет требовать, когда они, в конце концов, вступят в отношения. Зная, что ее ожидает, и даже видя его с другими, она, в сущности, не понимала, насколько болезненными будут первые удары, обрушившиеся на ее девственную спину, в их первую, в качестве любовников, совместную ночь. Проснувшись на следующее утро с рубцами на теле, кровью на своих бедрах и его простынях, ее первой мыслью было не сожаление или страх, а то, что оно того стоило - ожидания, боли, жертвы, которая теперь таковой совсем не казалась.
Она принадлежала ему и так будет всегда. Он говорил ей эти слова, но сейчас она чувствовала их у себя под кожей. Надетый им ошейник, окружал и ее сердце. Подняв руку, она прикоснулась к своей шее, которая оказалась обнаженной. Он снял с нее ошейник, пока она спала.
Зная, что прямо сейчас он не ждал ее полного подчинения, она встала с кровати и последовала за звуком бегущей в ванной воды. Он находился в душевой кабине, и, не спросив разрешения, она присоединилась к нему, встав под поток ошпаривающих струй. Он не разозлился. Она не сомневалась, что так и будет. Все, кого она знала, боялись его - его ума, его впечатляющего роста и силы, его неземной красоты, но она знала его, как мужчину плоти и грубого желания, чья любовь к ней выходила за рамки понимания. Она знала его доброту, его благородство и, несмотря на то, что он мог заставить ее тело дрожать от страха, ночами заковывая в кандалы, под этим страхом пролегало бесконечное доверие.
Пять долгих лет, он учил ее доверять ему. И когда он наклонялся, чтобы поцеловать, она смеялась в его губы, гордясь тем, как хорошо усвоила этот урок.
Его руки, такие нежные этим утром, и такие грубые прошлой ночью, исследовали каждый дюйм ее тела. Она провела пальцами по его волосам и скользкой спине. Когда его губы добрались до ее шеи, и глотнули воды из впадинки под горлом, она поддразнила, - Ни игрушек, ни цепей - как ты будешь доминировать надо мной теперь?
Это произошло так быстро, что она не успела даже ахнуть, когда оказалась придавленной животом к стенке душевой кабины. Сначала она не боялась.
- Вот так, - прошептал он ей на ухо, - именно так, - и толкнулся в единственную часть ее тела, куда еще не проникал.
Эта боль была сильнее любой, которую он ей когда-либо причинял. Она закричала во все горло, выкрикивая несвязные слова, слова, разламывающиеся напополам так же, как и она. Она знала, что существовал способ остановить эту боль, но в своей панике, в своей агонии, он был забыт. Почувствовав на губах кровь, она поняла, что искусала собственную руку. Он продолжал проникать в нее, в то время, как по ее лицу текли перемешанные с водой слезы.
Это закончилось так же быстро, как и началось. Выйдя из ее тела, он оставил ее в душе. Ее колени подкосились и она осела на пол. Вода продолжала падать на нее сверху вниз.
Вернувшись, он был уже одет. Медленно, заставив себя посмотреть на него, она отстраненным голосом прошептала, - Я забыла свое стоп-слово.
В его глазах отразился ужас. Он неторопливо встал на колени так, словно собирался молиться и потянулся к ней, но она инстинктивно сжалась в страхе. Он ждал, больше не делая попыток прикоснуться. В конце концов, она неспешно поднялась.
Он развернул полотенце, она ступила в него и прильнула к его груди, когда он обернул ткань вокруг ее тела. Взяв на руки, он отнес ее обратно в спальню, сел в кресло возле окна, прижал к себе, и укачивал своими сильными руками, пока она плакала. Он не просил прощения, она этого и не ждала.
Больше, она никогда не забывала свое стоп-слово.
Нора прочла эти слова с легкой улыбкой на губах, и тоскливо вздохнув, удалила последний час своей работы. Открыв почту, она нашла новые сообщения от Зака по последним, направленным ею главам.
Хотя ему нравилась ее работа, он снова вернулся к характерному для него способу критики, и она не могла не улыбаться, читая некоторые из его более саркастичных комментариев.
"Нора, прости за редактирование формата, но об этом необходимо сказать - ты, в который раз, ставишь точку с запятой. Прекрати это. Ими не нужно отмечать каждое предложение. Если не знаешь, как правильно расставлять пунктуацию, тогда вообще не берись, пиши как Фолкнер, и мы притворимся, что это специально".
Отцепись, Истон, сказала Нора про себя, исправляя в восемнадцатой главе свою сексуально скомпрометированную точку с запятой. Серьезно, отцепись.
"Нора, Аристотель говорил - персонаж есть сюжет. Аристотель умер, и не может сделать тебе больно. Но я жив, и я могу. Сюжет есть сюжет. Определись с ним и придерживайся его".
Хочешь сделать мне больно, Зак? Я бы с удовольствием на это посмотрела.
Нора подняла глаза на входящего в ее кабинет Уесли. Она улыбнулась, но он не улыбнулся в ответ, и, просто положив ее красный телефон на стол, развернулся и вышел. С облегчением, Нора заметила, что пропущенный вызов был от Кингсли, а не от Сорена. Она перезвонила, но только из вежливости.
- Bonjour, ma chérie, ma belle, mon canard, - начал Кингсли, как только ответил.
- Кинг, назвав меня "своей уточкой", ты не отменил того факта, что я чрезмерно занята.
- Слишком занята для вечера за десять штук с дорогим тебе другом?
- Скажи ему двадцать, или поставь в список ожидания.
- Значит, список ожидания.
- В конце концов, у нас экономический кризис. Просто посоветуй ему поведать своей жене о том, насколько он обогатил меня за прошлый год. Этой взбучки ему хватит, пока я не закончу книгу.
- Я передам их счастливой паре твои наилучшие пожелания.
Прервав вызов, Нора вышла из своего кабинета, и отправилась на звук бренчания гитары, доносящийся из комнаты Уесли.
- Мило. Что это? - спросила она.
- The Killers.
Перестав играть, Уесли начал подтягивать струны.
- Когда-нибудь о них слышала?
- Если они появились после Pearl Jam и их дебютного альбома Ten, скорее всего, нет.
Малой посмотрел на нее и усмехнулся,
- Немного позже. Ты уходишь на сегодня?
- Неа. Отказала Кингу. И если через три недели Зак подпишет мой контракт, то я раз и навсегда раздавлю телефон прямого вызова каблуком свои лучших туфель.
Улыбнувшись, Уесли начал подбирать мелодию, а Нора направилась к выходу.
- А что, если он его не подпишет? - спросил он.
Нора рассматривала малоприятную возможность, что после прочтения финального варианта романа, Зак, все же, подумает, что тот не соответствует формату Главного Издательского Дома.
- В таком случае, прямой линии придется просуществовать чуть дольше.
Нора посмотрела Уесли в лицо.
- Мне нравится Зак, - сказал он, - сначала не нравился, а сейчас, да. Он, действительно, хороший человек.
Наблюдая за ним, Нора склонила голову набок.
- Согласна. Целиком и полностью.
- Знаешь, думаю, тебе стоит сказать ему о второй работе.
У Норы скрутило желудок.
- Я скажу. Обещаю. Но не сейчас. Я хочу, чтобы он прочитал книгу с ясной головой. Если я скажу, чем занимаюсь, он подумает, что вместо настоящего романа, я пишу всего лишь второсортные мемуары с измененными именами. Если и когда он подпишет контракт, я все ему расскажу, - пообещала она.
Оставив Уесли в его комнате, Нора пошла на кухню, но, дойдя до гостиной, услышала стук в дверь. Она посмотрела на часы. Кто мог наведаться к ней почти в восемь вечера? Подойдя к двери, Нора открыла. За порогом стоял застенчивый, розовощекий, и такой красивый Зак, что ей пришлось заставить свое сердце замедлить его неистовое биение. Ничего не говоря, она лишь выжидающе изогнула бровь.
- Я знаю, почему он называет тебя Сиреной, - сказал Зак без вступления.
Нора расплылась в широкой улыбке.
- Ты, наконец, решил позволить мне сбить тебя с курса?
- Да. Я так думаю. Не уверен, но знаю, что не могу так дальше жить, Нора.
Она протянула руку и на этот раз, он ее взял. Ощущение его сильной руки в ее ладони было таким приятным, что Нора испугалась, что взяв ее, больше никогда не отпустит. Левой рукой она затащила Зака в дом, правой нажимая на своем телефоне цифру восемь.
- И что теперь? - спросил он, когда Нора поднесла трубку к своему уху.
- Мы собираемся на небольшую экскурсию. Кинг, молчи, - сказала она, когда Кингсли ответил на звонок, - сегодня я наведаюсь в клуб. Сообщи им, чтобы они зарезервировали мой столик. Я буду с гостем.
Она глянула на Зака.
- И Кингсли... никому ни слова.
Нора положила трубку, снова переведя взгляд на своего редактора.
- Куда мы собираемся? - спросил он, и Нора услышала до сих пор, таящийся в его голосе страх.
Посмотрев ему прямо в глаза, без намека на улыбку, она ответила, - В ад.
Глава 17
Войдя в кабинет Сатерлин, Зак включил ее настольную лампу. Судя по тому, что сказал Уесли перед своим уходом, чтобы собраться, Норе потребуется очень много времени, которое он, в свою очередь, мог скоротать за книгой. А учитывая пристрастия хозяйки дома, Истон не сомневался, что найдет отвлечение от своего внутреннего голоса, так и кричащего о том, что ему этого, на самом деле, не хотелось.
Теплый, желтоватый свет от лампы разливался по столу, должно быть, прибранным Уесли. Обычный беспорядок Сатерлин был преобразован в тщательно организованный хаос, если такой вообще существовал в природе.
Зак взял небольшую коробку под названием "Всякая Всячина", и, открыв ее, обнаружил десятки разноцветных карточек с цитатами из всевозможных источников. Одна из них, написанная почерком Норы, гласила, "Без боли нет ласки; без терний нет трона; без злобы нет славы; без креста нет венца - Уильям Пенн". Казалось, будто они были составлены для заучивания фраз. Следующая цитата принадлежала римскому комедиографу Плавту: "Я уверен, впервые любовь в мир людской, принесла истязания пытки". Уместно. На розовой карточке было написано, "Ни разу не избитый, ни разу не поймет", - афинянина Менандра. Последняя была целиком исписана повторяющимся вопросом, "Дама или Тигр?" Убрав карточки, Истон закрыл коробку и увидел лежащий рядом с клавиатурой ежедневник Сатерлин.
Зак понимал, что вел себя совершенно непотребным образом, но его любопытство взяло вверх. Наверное, темой его сегодняшнего дня была слабость. Истон открыл записную книжку в красном, кожаном переплете.
По-видимому, Нора и Лекс перенесли автограф-сессию с субботы на месяц позже. Несколько недель назад, она таскала Уесли в оперу. В январе, находилась в Майами с неким "Г.Ф. " Зак перелистнул на предшествующую их встрече, неделю. На понедельник, у Сатерлин было записано - "Т.Р. - М.К. 20:00". Другая запись на той неделе, гласила, "Ш.С. - С.И. 21:00". Но, на следующий день планировалась еще одна "М.К. " встреча, назначенная на 17:00.
Истон просмотрел все предыдущие страницы ежедневника. И всюду, у Сатерлин, имелись от двух до четырех "М.К. " записей в неделю. Но с начала их работы над книгой, они, практически, сошли на нет. Решив, что это "М.К. " означало "Мой Кардиолог", он задумался, что это был за врач, принимавший пациента по вечерам, и в выходные? И почему Нора перестала его посещать, с момента их совместного сотрудничества?
Дрожащими руками, закрыв ежедневник, Зак подошел к ее книжным полкам. Миленько, подумал он, и усмехнулся из-за стоявших на верхней полке книг, которые были сплошь пособиями по сексу. Он пробежался по названиям: "Радость секса", "Камасутра", "Гид по Анальному Сексу для Женщин". Название последней книги Истон перечитал дважды.