- А разве это плохо? Чего бы я стоила, если бы на меня не обращали внимания? Ух! Какое могучее животное, - восторженно закончила она.
- Кто животное?
- Ну, тот парень.
- Я не понимаю твоих восторгов.
- А что ты можешь в этом понять? - если ты будешь так хамить, я сейчас же уйду и оставлю тебя здесь одну.
- О! - испуганно воскликнула она, поворачиваясь ко мне.
- Ты тоже, оказывается, хорош! Не уходи, я буду паинькой.
Пришел официант, я заказал все, что нашел нужным и через несколько минут у нас на столе не осталось свободного места.
- Как тебя зовут? - спросил я после того, как мы выпили по рюмке дамского ликера. Она улыбнулась и ответила вопросом на вопрос:
- А я обязательно должна иметь имя?
- Ну конечно. Иначе, как же я буду к тебе обращаться?
- Придумай мне имя. Какой тебе больше нравится?
- Любимое имя бывает у любимой женщины.
- Но у тебя есть любимая женщина?
- А ты не ревнивая?
- Ну вот еще! Ревнуют только старики, уроды и сумасшедшие.
- Тогда твое имя будет Зара.
- Нет это имя мне не нравится. Оно похоже на солнце.
Мы еще выпили. Она изрядно захмелела. Я задернул шторы, чтобы на нас не пялили из зала глаза. Она пьяно смеялась и обмахивалась, как веером, салфеткой.
- Тут жарко. У меня вспотел пупок. Ха-ха-ха, идем потанцуем. Нет, не надо, давай лучше… Рэм, ты душка. У тебя собачьи глаза. Принеси мне холодной воды, я побрызгаю свою грудь.
Я подсел к ней, обнял за плечи, повернул к себе. Ее жаркое дыхание обдало мне лицо. Я подхватил ее затылок рукой и поцеловал пьяным бесчувственным поцелуем. Она не сопротивлялась, не возмущалась. Она была пьяна до бессилия. Не столько с желанием, сколько по привычке я стал мять ее грудь, пытаясь отыскать пот тканью платья твердую пуговку соска. Она смеялась, как ребенок.
- Рэм, дурашка…
Ты щекочешь меня… Подняв платье, я стал целовать ее ноги, ляжки и бедра. А она с хохотом поощряла меня.
- Вот здесь, теперь здесь, так их, Рэм, так.
Я расстегнул пуговку ее трусов и опрокинул ее на диван, стащил их совсем.
- Молодец, ловко, - смеясь, сказала она, пожирая меня похотливым взглядом.
- Ты еще не поцеловал меня в живот, - воскликнула она, приподняв платье, ну, что же ты?
Я стоял, с восторгом наблюдая ее бесстыдные порывы.
- А ты раздвинь ноги. Пожалуйста.
Она широко разбросала по дивану обе ноги, открыв моему похотливому взору свои прелести. Слегка влажное от пота тело блестело, как стеклянное, а губки влагалища, узенькие и длинные, приоткрылись, обнажив ярко-красный вход во влагалище. Безумство страсти сильнее разума. Я, позабыв все на свете, бросился на колени и, схватив ее за ляжки, приник губами к ней, чувствуя терпкий запах ее плоти и солоноватый привкус горячих половых губ. Она корчилась от наслаждения, болтая какой-то вздор. Ее руки теребили мои волосы.
- Подожди, - закричала она, - подожди, а то я кончу.
Я оторвался от нее и, поглаживая мягкий живот рукой, еще и еще раз окинул сладострастным взглядом всю ее фигуру с очаровательными складочками на изгибах талии. Она села и поправила платье. Посмотрела на меня томным взглядом и прошептала:
- Открой шторы.
- Зачем?
- Открой, пусть все видят.
- Что ты, так нельзя.
Она с сожалением покачала головой и, схватив меня руками, потянула меня к себе.
- Сядь здесь, - сказала она, подвигая меня к самому барьеру. Потом проворно расстегнула мои штаны, вынула член. Долго она смотрела на него, зачарованная, взглядом сумасшедшей, поглаживая головку своей рукой. Наконец, быстро подняла платье и села на колени лицом к залу, вставив член себе во влагалище. Осторожно двигая бедрами, она зашептала:
- Открой шторы, открой.
- Ты с ума сошла.
- Нет, но ты не представляешь, как будет приятно чувствовать на себе все их жадные взгляды. Открой!
Не знаю почему, но я послушался и отдернул штору. Она довольно улыбалась, облокотившись о барьер, и стала осматривать зал горящим от похоти взглядом. На нас стали обращать внимание. Я закрылся шторой и из зала нельзя было увидеть, что она сидит у меня на коленях. Но вид ее без слов говорил умудренным опытом завсегдатаям бара, какое плотское вожделение двигало ее телом взад и вперед. Наслаждение росло с невыразимой быстротой и вместе с ним мутное сознание овладевало мной. Зара стала так яростно ерзать на мне, что заскрипел диван под нами. Судорожно вцепившись пальцами в барьерный бархат, прикрыв глаза и тяжело дыша открытым ртом, она являла собой всему залу зрелище, достойное лучшей порнографической картины по силе своего воздействия. Музыка смолкла. Зал затих. Чуя своим пьяным, затуманенным похотью сознанием скандал, я не нашел в себе силы противостоять этому. Развязка наступила неожиданно. Зара вдруг вскрикнула и повалилась грудью на барьер, забилась в судорогах, излив на меня потоки горячей жидкости. В зале поднялся невообразимый гвалт, кто-то аплодировал, кто-то визжал, какой-то мужчина вопил не своим голосом:
- Браво-о-о-о-о-о… Я задернул штору, стащил ее с себя, бросил на диван. Меня душила злость и жгучий стыд залил краской мое лицо.
- Что ты наделала? Она удивленно посмотрела на меня своими ясными глазами и, наивно улыбаясь, спросила:
- А что?
- Да ведь ты опозорила меня на весь Кельн!
- Чем же я тебя опозорила? Наоборот, ты теперь будешь в почете. Ведь не каждый мужчина так смел, как ты.
В дверь постучались. Я поднял ее на ноги и приказал привести себя в порядок. В кабинет влетел красный от гнева бармен.
- Господа, я попрошу вас оставить зал бара.
- Что, вы уже закрываете? - наивно спросила Зара, грациозно поведя бедрами. Бармен смутился.
- Нет, но я…
То есть вы, ну, вы меня понимаете, - окончательно сбился с толку бармен под пристальным взглядом моей очаровательной подруги. Она ласково потрепала его по щеке и, смеясь, сказала:
- Мой милый мальчишечка. Не надо так волноваться. Я уверяю вас, что в высшей степени невежливо выгонять клиентов.
- Да, но…
- Никаких но. Выпейте с нами глоток вина, - она схватила его за руку и потащила к столу.
- Рэм, поухаживай за хозяином. Я еще не оправился от смущения и стоял, как столб, посреди кабинета.
Зара налила ему бокал и, подхватив другой, чокнулась с ним.
- За ваше здоровье. За процветание вашего бара, - с пафосом провозгласила она.
- Рэм, возьми рюмку, - скомандовала Зара. Мы выпили. Бармен ощупывал фигуру Зары масляным наглым взглядом, пытаясь заглянуть под вырез платья на груди. Вошел официант.
- Хозяин, - мрачно буркнул он, оглядывая нас с Зарой колючими глазами, там просит вас один господин в зале. Бармен спохватился и, извинившись, вышел за официантом, посоветовав нам уехать. Я взглянул на часы. Было половина пятого. Еще полтора часа. Блаженно улыбаясь, Зара медленно раскачивала тело из стороны в сторону, напевая какую-то озорную песенку.
- Может быть, уедем? - спросил я.
- Ну что ты, пупсик! Здесь так хорошо.
Снова, не постучавшись, вошел официант.
- Вас просят уйти из бара, - с ледяным бесстрастием произнес он, выпучив глаза в пространство.
- Мы сейчас уезжаем, - сказал я и сунул ему в руку несколько купюр по сто марок. Лицо его мгновенно расплылось в елейном подобострастии, и он засуетился вокруг нас.
- Прикажете вызвать такси? Мадам, вы забыли вашу сумочку, - обратился он к Заре.
Она мило улыбнулась и, хитро прищурившись, выпалила ему в глаза:
- будьте так любезны, подайте мне мои трусы, они под столом.
Я чуть не упал от неожиданности. А официант, как кот, юркнул под скатерть и, вытаращив преданно собачьи глаза, подал Заре ее трусы, смерив ее восхищенным взглядом. Скоро мы вышли на улицу. У подъезда бара ждала толпа. Увидев Зару, мужчины стали аплодировать, некоторые целовали ей руки, кто-то услужливо распахнул перед ней дверцу машины. Женщины с нескрываемым любопытством заглядывали ей в глаза. Я слышал, как кто-то сказал: "Что за прелесть! Одну ночь с такой и не надо жизни!" С места я рванул машину на полную скорость. Мы ринулись в пустынные улицы и переулки. Через 40–50 минут мы выскочили на городскую автостраду и я остановил машину.
- Ты что, сумасшедшая? - спросил я ее.
- С чего ты взял?
- Ты видишь, что ты устроила?
- Но это же успех! Фурор! Об этом будет говорить вся Германия.
- В этом-то и вся трагедия. Неужели ты не понимаешь? - заорал я.
- Не понимаю, - искренне призналась она.
- А!… Что с тобой говорить.
- Ну, котик, не сердись, - она жеманно выгнула свой стан и открыла свои чудные ноги, скрестила их, положив одну на другую.
- Смотри, котик, а то я их сейчас закрою. А где мои трусы? - испуганно воскликнула она, - ах! Вот они, а я испугалась. Она стала надевать их на себя.
- Постой, - остановил я ее, - я хочу тебя.
- Ах ты мурлыка! Сейчас я на тебе устроюсь. Она попросила меня сесть пониже и взгромоздилась верхом на мои ноги, быстро всунув мой член в свое влагалище.
- Теперь гони!
- Но я не могу так управлять машиной. Я ничего не вижу.
- Ерунда. Я постараюсь посторониться, - она наклонилась набок так, чтобы я мог видеть дорогу.
Я завел мотор и поехал. Мы съехали на обочину, чтобы машину встряхивало, и наше необычное совокупление началось. Она не двигала телом. Но ощутимые толчки машины заставляли наши тела и члены все время тереться друг о друга. Она быстро пришла в неистовое исступление и вцепилась в меня руками и вертелась на мне, как змея. Я выпустил из рук руль и, не успев затормозить, ухнул машину в придорожные кусты. Последний толчок был верхом наслаждения. Она сползла с меня со стоном удовлетворения и через секунду пропала… Я остался один среди поля на дороге, в поломанной машине, усталый и злой. Ни в баре, ни в машине я не получил никакого удовлетворения. Я вышел на дорогу и осмотрелся. Недалеко, за редкими стволами березовой рощи, белел домик фермера. Я решил отправиться туда и попросить машину, чтобы вытащить мой "Оппель" из канавы. Но в этот момент на дороге появились две молочные цистерны, идущие в город. Одна из них остановилась, молодой веселый паренек выскочил из кабины.
- Вытащить? - крикнул он.
- Сделай одолжение.
- Сейчас, - он принес кусок троса, зацепил петлей за задний буфер моей машины и, подогнав свою, сделал вторую петлю на крюк. Без особого труда его "Вега" выволокла мой жалкий кабриолет на дорогу. Я уплатил ему сотню марок и уехал. Моя машина была сильно помята. Правая фара совсем слетела с крыла и лежала на земле. Радиатор скорежило кривой волной, с него понемногу капала вода. Я попробовал завести мотор, он работал отлично. Потихоньку я тронулся с места и поехал. Через час я был уже в городе. Отыскав на окраине дом, где сдают комнаты, я снял небольшую квартиру на втором этаже и оставил во дворе свою искалеченную машину.
ГЛАВА 8
С молниеносной быстротой облетела город весть о событии в баре и, когда я приехал на завод, сослуживцы в конторе, глядя на меня, о чем-то шушукались и загадочно улыбались. Меня сразу вызвал тесть.
- Рэм, - сказал он, угрюмо глядя себе под ноги. Он стоял, а мне предложил сесть.
- Я не хочу верить басням и слухам, но после того, что видел сам, не могу относиться к этому безразлично. Скандал с твоим именем так велик, что все наши знакомые уже отказались от тебя и среди нас ты чужой. После смерти девочки ты единственный близкий мне человек и я, как мог, стремился сохранить нашу родственную связь, но ты…
Ты оказался чудовищным развратником, - голос его задрожал, он покраснел от негодования, - я решил, что нам лучше всего расстаться навсегда. Ты получишь свои 50 тысяч марок, с которыми вошел в дело и, кроме того, я от себя еще дам тебе 75 тысяч, ты сможешь уехать отсюда и где-нибудь в провинции открыть свое предприятие. Писем мне не пиши и забудь обо мне…
Он помолчал и вытер платком свои подслеповатые глаза.
- Что с тобой случилось? Не понимаю! Ну, в общем, прощай. Вот тебе чек на 125 тысяч марок. Иди.
Он не подал мне руки и позвонил секретарю.
- Господин Кренке уезжает, - сказал он вошедшему клерку, - пусть примут у него дела кто-нибудь из отдела.
Я вышел вслед за секретарем. Передача дел заняла весь день и только к семи часам вечера я вернулся домой. Отремонтированный "Оппель" Уже стоял во дворе, покрытый брезентом. Хозяйка встретила меня у входа:
- Я без вашего разрешения пригласила мастера. Ваша машина теперь в полном порядке. Надеюсь, вы позволили бы это?
- Да, фрейлен, я благодарен вам. Сколько это стоит?
- Все десять тысяч марок.
- Включите в мой счет.
- Хорошо. Вы будете ужинать с нами?
- Нет, благодарю. Пусть принесут кофе в комнату.
- Я распоряжусь.
- Черт возьми, - размышлял я, оставшись один в своей комнате, из-за сумасбродной девицы я потерял работу, связи, знакомых и единственно родного человека - тестя. Судьба жестоко обошлась со мной.
Теперь у меня 125 тысяч марок, вернее, уже 115 наличными деньгами и пустота в будущем. А что мне еще принесут эти экстравагантные женщины? Пока не поздно, нужно от них избавляться, - осенила меня блестящая мысль. Я достал карты из чемодана и направился в уборную, чтобы выбросить их в унитаз, но по дороге передумал.
- Теперь уже все равно, я потерял связи с внешним миром, так пусть хоть они разнообразят мне жизнь. Все же они лучше, чем уличные проститутки.
Опустив карты в карман, я вернулся обратно. Делать ничего не хотелось. И даже когда принесли кофе, я не прикоснулся к еде - аппетит пропал.
Вдруг зазвонил телефон, я снял трубку.
- Кто это? - услышал я женский голос.
- А кого вы хотели?
- Рэм, это ты? - прошептал голос. Я узнал Мари.
- Да, я, - неохотно ответил я. "Что ей надо?".
- Ты не узнал меня? Это я, Мари. Мне нужно с тобой поговорить.
- О чем?
Мари растерянно помолчала. Я услышал ее взволнованный голос.
- Я сейчас приеду к тебе. Ты слышишь меня, Рэм?
- Слышу. Но приезжать не надо. Это повредит твоей репутации. Я теперь отверженный.
- Для них, но не для меня. Я искала тебя весь день и, наконец, нашла. Я приеду.
Мне было скучно, а Мари симпатичная женщина. Я согласился.
Через 15 минут она вошла в мою комнату. Не снимая и шляпы и шелкового плаща, она села в кресло у двери, едва переводя дух, выпалила:
- Рэм, я поеду с тобой. Мне надоела вся эта жизнь, эти старческие бессильные лобзания, эти пошлые ухаживания, пьянки и оргии. Я хочу жить, как человек. Я тебя люблю давно и страстно. Когда ты женился на Элизе, я хотела убить ее…
- Во-первых, я никуда не уезжаю, - прервав каскад ее безумных признаний, ответил я, - а во-вторых, не нужны мне никакие женщины, и я тебя не люблю.
- Боже, что он говорит! С ужасом воскликнула она, вскочив со стула, неужели эта уличная девчонка лучше, чем я? Да ведь ты еще не чувствовал, какое у меня тело, ты не видел мою наготу, ты не представляешь себе, какая я женщина.
Ее глаза загорелись диким злобным блеском. Она страстным порывистым движением стала срывать с себя одежду.
- Вот, смотри, смотри, какая я голая, - закричала она в исступлении, - я никогда не раздевалась догола перед своими любовниками.
Через минуту на ней остались только чулки и туфли. Голое холеное тело красавицы, ее красивые полные руки, круглые, твердо стоящие груди, стройная талия и длинные изящные ноги не могли не вызвать у меня чувства восхищения. Но не больше. Мне не хотелось ее. Я даже не ощутил желания прикоснуться рукой к ее груди. Она почувствовала это безразличие к себе и совсем обезумела.
- Ну, что? тебе не хочется меня? Или я еще недостаточно раскрылась? Ну вот, смотри…
С этими словами она бросилась на диван и, развернув ноги в стороны, повернулась ко мне всем своим существом, позируя влажными от похоти глазами. Я подсел к ней и, невольно созерцая открытые взору прелести красавицы, погладил рукой по животу.
- Ну что же ты? Разве я не хороша?.. Какую женщину тебе надо? Я буду такой, какой ты захочешь меня видеть.
Она обняла меня за шею и, покрывая поцелуями лицо, шептала:
- Рэм, милый, возьми меня, я сгораю от безумного желания соединиться с тобой, впивать в себя частицу твоего могучего тела. Рэм, - дико вскрикнула она и, расстегнув мои штаны, вытащила безвольно скрюченный член.
- А-а-а!.. - вскочила Мари, схватившись за голову.
- Боже мой! Боже мой! - шептала она, торопливо одеваясь и, даже не взглянув на меня, выскочила из комнаты. Мне не хотелось ее, но чувство мужского бессилия перед такой фурией было тягостно и оскорбительно. Солнце зашло. Быстро темнело. Я зажег свет и сел к столу.
Происшедшее так потрясло меня, что я стал тяготиться жизнью, мне показалось, что жизнь проходит мимо меня, и я ее только наблюдаю. Неприятное сознание безнадежности бытия поразило меня своей остротой. Я, почти не сознавая, что делаю, достал браунинг, навел курок, выстрелил в голову. Вместо выстрела звонкий щелчок ошеломил меня и отрезвил. Я удивленно посмотрел на револьвер и ко мне медленно стало возвращаться спокойствие, перешедшее в апатию. Стреляться мне уже не хотелось. Я заинтересовался, почему не произошел выстрел. Взвел курок и, наставив пистолет в форточку, выстрелил. Звука я не слышал. Браунинг выпустил ослепительный язычок пламени и с диким криком поднялась с соседнего дерева стая сонных галок. Через минуту прибежала хозяйка.
- Что случилось?
- Ничего, я испытывал новый пистолет. Прошу извинить меня за причиненное беспокойство.
Дама мило улыбнулась.
- О, ничего, я думала, лезут воры. Спокойной ночи, господин Кренке.
- Доброй ночи.
Хозяйка ушла. Совершенно успокоившись, я принял ванну и, накинув на голое тело халат, сел к столу писать письмо Мари. Я хотел ей объяснить все и рассказать про карты. Но письмо не клеилось, и я бросил ручку. В гостиной на первом этаже басом пробило 12 ударов. В углу на диване кто-то завозился. Я зажег большой свет. Наивно выпучив глаза, на меня с нескрываемым интересом смотрела причудливо одетая девушка со смешными переплетенными косичками, перевязанными у самой головы красными ленточками. На ней были синие шелковые чулки-рейтузы и белый в красный горошек бюстгальтер, туго стянувший круглые, как шары, груди. Она сидела, поджав под себя ноги и опершись руками за спиной. Мы долго, молча, наблюдали друг друга. Я заговорил первым.
- Ну, здравствуй, пупсик!
- Здравствуйте.
- Как тебя зовут?
- Не знаю.
Я подошел к ней и сразу же захотел проникнуть под бюстгальтер, она встрепенулась и отстранила меня рукой, твердо сказала:
- Не шалить.
- Ну, а что тогда делать?
Она усмехнулась.
- Все вы одинаковы.
- Кто это вы?
- Мужчины. Неужели нельзя иначе обращаться с женщиной?
Я помолчал.
- Как это иначе?