- "Стасик пошли в футбол играть!", "Славик юбку надел", "Стасик, мальчик в бантах" и еще по-всякому.
- Понятно. Вот что мы сделаем! - И она дала подробнейшую инструкцию. Потренировала, показала, как правильно вести себя и что говорить.
На следующее утро, придя в класс, Стася стала вынимать из портфельчика пенал, тетрадки и аккуратно раскладывать на углу парты. Тут к ней подскочил самый противный, самый главный ее обидчик Лешка Мишин и, скинув ее тетрадки на пол, громко обозвал:
- Стасик-дурасик! Мальчик в юбке!
Стася его оттолкнула, подняла свои тетрадки, положила на парту, старательно, как учила Сима, сложила кулачок, шагнула к Лешке и молча, без предисловий, со всей силы вмазала ему в переносицу!
Пребольно! Ее кулачку тоже досталось! Но не так, как Лешкиному носу!
Повернулась к замолчавшему от потрясения классу и спокойно поинтересовалась:
- Есть еще желающие обзываться? - и шагнула ко второму своему обидчику. - Может, ты?
- Не-е-ет! - отказался от претензий к ее имени перепуганный до белизны мальчонка. - Я больше не буду, Стася!
- Тогда, может, ты? - перекрикивая вопли Мишина, громко спросила разбушевавшаяся Фемида, шагнув к третьему участнику гонений.
- Нет! Нет! - завопил он и заелозил под партой ногами. - Я не буду! Я тоже не буду больше!
- Хорошо! - сказала девочка и спокойно уселась на свое место за партой готовится к уроку, не обращая внимание на воцарившийся в классе переполох.
А переполох был совсем не шуточный!
Лешка Мишин орал дурным голосом, двумя ладошками держась за нос, из-под пальцев по губам и подбородку текла кровь, девочки визжали, мальчишки сидели молча, потрясенные до глубины детской души.
И тут вошла Наталья Алексеевна.
- О боже! Что случилось?! - перепугалась молоденькая учительница. - Леша, что с тобой? Ты упал? Ударился?
- М-м-м! - замычал Лешка и замотал головой.
- Тебя ударили?
- Да-а-а! - сквозь слезы и кровавую юшку пожаловался мальчонка.
- Кто? Кто его ударил?! - громко спросила у детей учительница.
И весь класс, с легкой душой, в едином порыве сдал Стаську.
Стаську подвергли допросу, но она молчала по-партизански, не отвечая на один и тот же вопрос взрослых. Сначала учительницы и по возрастающей - завуча и директора, четко следуя инструкциям тетушки.
Станиславу Игнатову отправили домой под конвоем Натальи Алексеевны, лично передавшей "преступницу" с рук на руки бабушке, а также требования директора завтра же родителям явиться в школу!
Вместо гастролирующих по обыкновению родителей, в школу пришла Сима, ожидавшая этого своего театрального выхода на сцену. Одетая по высшему разряду - на каблуках, при царственной прическе, в костюме госчиновницы высшего эшелона.
Держа Стаську за ручку, Серафима прямиком проследовала в кабинет директора. Постучала и сразу вошла, представилась, села, не дожидаясь приглашения, поставила возле себя сбоку Стаську и потребовала привести для выяснения происшествия пострадавшего мальчика и учительницу.
Требование перевыполнили, потому что пострадавший Лешка Мишин с мамой и папой дожидались торжества справедливости и сурового наказания виновной с самого утра.
Когда все заинтересованные стороны собрались, Серафима, не дав никому слова, перехватила инициативу по проведению собрания и предложила высказать претензии.
- Ваша девочка избила моего сына! - воинственно обвинила Лешина мама.
- Как? - спокойно спросила княгинюшка.
- Подошла и ударила кулаком в нос! - возмущенно вступила директорша, чувствуя, что теряет председательские функции.
- Кто это видел? - тем же невозмутимым тоном вела допрос Сима.
- Дети! - подключилась к обвинению Наталья Алексеевна.
- Дети… - повторила Сима. - А кто из преподавателей, взрослых видел?
- В тот момент там были только дети! - не убрав обвинительных ноток из голоса, недовольно сказала учительница.
- Напомните мне, - потребовала чиновничьим холодным тоном Сима. - Если я правильно помню, то по должностной инструкции, учеников младших классов категорически запрещено оставлять одних, без присутствия преподавателя или персонала школы не только на уроках, но и во время перемен?
- Но я всего на пять минут… - покраснела учительница, мгновенно превратившись в обвиняемую, - только в туалет…
Сима величественно и снисходительно посмотрела на нее и перевела на директрису многозначительный взгляд, под которым та заскучала…
- Идем дальше! - перехватив окончательно прокурорские обязанности, продолжила Сима. - Мальчик, подойди сюда, пожалуйста. Не бойся.
Леша развернулся, посмотрел на маму с папой вопрошающе, не узрев видимых возражений, нерешительно подошел. Сима поставила его рядом со скромно молчавшей Стаськой.
Надо сказать, что Леша был мальчиком большеньким - на голову выше Стаськи и раза в два толще, по-хомячьи щекаст, с толстой попищей и выпирающим животиком. Картина вырисовывалась, прямо сказать, неоднозначная…
- Вы хотите убедить меня, что Станислава по собственной инициативе, ни с того ни с сего подошла к вот этому мальчику и ударила его в нос? - делая упор на полной невозможности данного заявления, спросила Сима.
Директриса и учительница уставились на детей в полном замешательстве, словно увидели их в первый раз.
Но Сима только начала!
- Наталья Алексеевна, насколько мне известно, Станислава неоднократно подходила к вам, жаловалась, что ее обижают, и просила принять меры?
- Ну… - учительница еле сдерживала слезы, откровенно не понимая, что происходит, - да, она говорила, что ее дразнят…
- И не только дразнят! - повысила обвиняющее голос Сима. - Значит, признаете, что сигналы поступали?
Теперь уже четверо взрослых - родители Мишины, директриса и Серафима - уставились вопрошающе на юного педагога.
- Ну да! Признаю! - каялась учительница. - Стасенька жаловалась! Но они же дети! Обзывают друг друга, ну и что? И все дети в классе сказали, что она первая ударила!
- Да? - прогремела вопросом Сима. - Я думаю, все было точно наоборот! Но раз в вашей школе обвинения строятся на основании показаний семилетних детей… - И, выдержав многозначительную паузу, строго посмотрела на директрису.
Та уже давно сникла, поняла, что вдряпалась, и успела сто раз пожалеть, что устроила это разбирательство - надо было наказать обоих, и все дела!
И кто эта дама? А если чиновник из министерства?! Вон и инструкцию знает! Чиновник, точно! Сразу с тоской вспомнилось про пенсию, шатающееся директорское кресло, и с ужасом представились все последствия, коими может закончиться для нее это разбирательство…
- …Давайте у детей и спросим! - узрев на лице директора ожидаемый результат, закончила фразу Сима. - Так! Алексей, скажи нам честно, не бойся, тебя никто не будет ругать! Ты обзывал, обижал Станиславу?
Лешка вопросительно посмотрел на родителей, в надежде, что те подадут знак ничего не говорить и не отвечать, не найдя поддержки, шмыгнул недышащим, заклеенным лейкопластырем носом.
- Да… - прошептал он.
- Не слышу? - потребовала всенародного озвучения Сима.
- Да, я ее обзывал, - чуть громче сказал мальчик.
- И только?
Он снова посмотрел на родителей в надежде на поддержку, шмыгнул носом, пустил покаянную слезу.
- Я скинул ее тетрадки с парты.
- И только? - не прониклась Сима. - Ты ее толкал?
- Не-е помню-у-у… - разрыдался Лешка, - толкнул, мо-ожет!
- Это было первый раз? - мягче спросила Сима, убавив напор.
- Не-е-ет! - покаялся мальчонка и кинулся к папе.
- Так! Подведем итог, - осталась довольна проведенным опросом Сима. - Мне картина происшествия совершенно ясна! Станиславу постоянно терроризировали, задирали, обзывали, толкали, шпыняли! Я думаю, в этот раз, когда Леша Мишин стал ее толкать, она отмахнулась и случайно попала ему по носу! Из всего выясненного здесь следует: что должностные инструкции нарушаются, первоклассники предоставлены сами себе, детская жестокость поощряется, жалобы остаются неуслышанными, дети становятся объектом обвинения самих же истязателей. И данное поведение поддерживается преподавательским коллективом! - Прогремев постановлением суда, Сима смягчила впечатление, чтобы не перегнуть палку: - Странно, я о вашей школе имею совершенно иные сведения, как о благополучной, с сильным преподавательским составом…
Наступила тишина. Сима выдержала паузу, дав прочувствовать присутствующим взрослым всю глубину обвинительного приговора.
- Так. Теперь с вами… - И она развернулась к семье Мишиных.
Те затосковали уже давно - в середине судилища, пятой точкой чувствуя, что от этой бабы можно ожидать каких угодно неприятностей, и мечтали лишь об одном - испариться из этого кабинета как можно скорее!
- Вы знаете, что для трудноуправляемых детей, склонных к жестокости, есть специальные учебные заведения? - вкрадчиво-страшным, чиновничьим тоном поинтересовалась Сима.
Степень перепуга четы Мишиных и так уже зашкаливала, а тут с ними случился временный паралич, образно называемый в народе "кондратием", - они живо представили себе перспективку такого специального учреждения и позеленели на глазах у публики.
Сима осталась довольна результатом.
- Надеюсь, до этого не дойдет, - слегка ослабила она напор. - Будем считать данный инцидент случайным и надеяться, что такое больше не повторится! Мне бы не хотелось переводить Станиславу в другую школу.
Она величественно встала со стула.
- Я думаю, детям и их преподавателю пора на урок! - И, приподняв предостерегающе одну бровь, для проформы спросила: - Или у нас есть еще какие-то непроясненные вопросы?
- Нет, нет! - замахав двумя руками, перепугалась директриса.
- Вот и хорошо!
И Серафима красиво, величественной, неторопливой поступью, в полном соответствии княжескому званию, удалилась.
Больше Стаську никто никогда в школе не обижал. Ее побаивались, уважали, старались не задевать, можно сказать, холили и лелеяли, особенно мальчишки.
А Лешка Мишин стал первым помощником управляющего одного из самых крупных банков в стране.
- Излагай! - дала отмашку тетушка, когда стол был накрыт, чай разлит по чашкам. - Утром я звонила в больницу, Василий Федорович жив и стабилен, из чего делаю вывод, что беда у нас личного порядка.
- Личного! - печально вздохнув, подтвердила Стаська.
Повертела кусок пирога в руке, вздохнула, еще разок примерилась и откусила большой кусок.
- Это обнадеживает, - оптимистично заявила княгинюшка.
- Фто засит обнадевывает?! - возмутилась Стаська, пытаясь разговаривать с набитым ртом.
- Хоть что-то! А то девица тридцати двух лет, а личного у нее только средства гигиены! "Трагедия" - это большой шаг вперед!
- Ты издеваешься? - проглотила пирог, не дожевав и чуть не подавившись от возмущения, Стаська.
- И не думала даже! С нетерпением жду повествования о том, как за одни сутки ты умудрилась заиметь личную беду с последствиями.
- Влюбилась, само собой! А как еще можно заиметь такое "счастье"?
- Способов не счесть, - усмехнулось княгинюшка, - особо если искать истории на пятую точку. Влюбилась - это радует несказанно! И объект твоей страсти, я так понимаю, доктор Больших?
- Других мужчин поблизости не было! - призналась Стаська.
- И что? - хмыкнула саркастически тетушка. - "Осуществилась их любовь"?
- Еще как! - загрустила яркими воспоминаниями Стаська. - Волшебство! Страсти до небес! Фейерверк! Ночь без сна!
И вновь тягостно вздохнула, как старушка над воспоминаниями о былой молодости, подумала пару минут, обнаружила, что все еще держит в руке пирог, откусила, не забыв еще разок вздохнуть печально.
- И подразумевается, что накануне доктор Больших успешно выспался? - улыбалась княгинюшка снисходительно.
- Да ну тебя! - рассмеялась Стаська. - С тобой поговоришь, и все кажется водевилем!
- А жизнь и есть либо водевиль, либо трагедия, с переходной стадией застоя от одного состояния к другому.
Стаська бросила недоеденный кусок пирога на тарелку и отвернулась к окну, чувствуя подступившие слезы, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать.
- Представляешь, я его люблю! - повернулась и посмотрела на Симу больными глазами. - Понятия не имела, что это такое, предположить не могла, а вот… попала! А он… - а-а-а! - безнадежно махнула рукой.
Не справилась, как ни старалась, и таки расплакалась, сквозь горечь и обиду торопливо рассказывая княгинюшке о счастливой перемене, ставшей в одно мгновение "трагедией", неосознанно размазывая слезы по лицу.
- Ну что ж! - выслушав сбивчивый, но подробный рассказ, невозмутимо заметила Сима. - Он не женат. Но у него есть женщина. Не все так безнадежно!
- Да при чем тут женщина?! - возмутилась теткиному непониманию Стаська. - Он испугался, что у нас все получилось как-то всерьез, без обычных игр, флирта, возможности отступления! Я не знаю, как так вышло, но мы оба это чувствовали, понимали! Он переполошился и сбежал! По глазам, движениям было понятно - бесповоротно, навсегда!
- Не факт! - задумчиво возразила княгинюшка. - Ты видишь все однобоко, с позиции своей боли, и вывод делаешь исходя из этого. Может, он не от тебя и ваших разразившихся чувств сбежал, а от своего прошлого. Ты же про него ничего не знаешь. Тридцать девять лет, мужик-орел, умница, молодой, интересный, а семьи и детей нет. Может, ему так досталось, что он не хочет, боится переживать все заново. А вот что заново? Вопрос! Он сильный мужчина, лидер, вождь и привык брать всю меру ответственности на себя, в работе уж наверняка! Но я тебе точно скажу, что так не бывает, чтобы на работе мужик вождь, а дома размазня! Боец, он везде боец! Но и сильные мужики имеют право чего-то бояться и осторожничать, особенно если им жизнь уже так наваляла, что мало не показалось, по полной программе! Ты вон в детстве обожглась, проверяя на ощупь красивый газ, больше в огонь руки не суешь. Вот и он свой рефлекс заимел. Знаешь, как у Зощенко: "Герой и трус ощущают одно и то же, разница в том, как они поступают".
- И к чему твоя защитная речь? - нахохлилась Стаська.
- Да к тому, что вернется твой Больших! - уверенно заявила Сима.
- Нет, - покачала Стаська головой.
Сима махнула на нее рукой, как на дитя неразумное.
- Как я понимаю, для него это был не одноразовый, случайно подвернувшийся секс. Значит, вернется! Он испытал настоящее, сильное, переворачивающее все до дна чувство, и теперь ему не ужиться со слабым его подобием! Помучается, попробует жить, как раньше, вполнакала, без сердца, без любви, без тебя - и вернется!
Стаська задумалась, у нее перед глазами стояло лицо Степана, когда, поговорив по телефону, он вернулся к ней в кухню: лицо все решившего и уже отрезавшего с болью и кровью мужчины.
Бесповоротно. Окончательно. Точка.
- Нет, - тихо повторила Стаська, - не вернется. А я теперь не знаю, как жить…
- По возможности с удовольствием, - предложила княгинюшка. - Это тебе сейчас, когда рана только получена, кажется, что жить невозможно, так больно.
- Только не говори про доктора время!
- Не буду, - мягко улыбнулась Сима.
Она погладила задумчиво Стаську по голове, улыбаясь печально и мудро, и огорошила племянницу, заметив:
- Это было неизбежно.
- Что? - не поняла Стаська.
- Что на тебя обрушатся сильные, глубокие чувства, страдания и радости.
- Я бы обошлась! - недовольно буркнула Стаська. - Вот на фига такие радости? И почему именно на меня?
- С твоей жизненной позицией монфешиста…
- Попрошу без иностранных словечек, особливо французских! Мне они во! - И она обозначила, проведя ребром ладони по шее, степень наполненности. - По работе хватает!
- Хорошо. Сиречь пофигиста и наплевателя! - рассмеялась легко княгинюшка. - Ты так старательно и упорно избегала сильных эмоций, чувств, ситуаций, что провидению это надоело. Сильному человеку многое дается, но и платить приходится гораздо больше, чем людям слабым и безвольным.
- Это ты у нас в семье сильная, - возразила Стася. - У тебя характер! А я так… погулять вышла!
- Не гневи Бога, Слава, уж тебя-то он характером не обидел!
- Да ладно! - категорически не хотела соглашаться племянница. - Когда это я сильной была?
- Всегда. С детства. Напомнить ситуации?
- Ну, например! - потребовала доказательств Стася.
Не хотела она быть сильной! Что еще за дела?! Не надо ей этого! Лучше она побудет слабой, несчастной - вон у тетки под крылом отсидится!
- Например, музыкальная школа, - не предоставила возможности отсидеться Серафима. - Или твои вечные экзамены, или припомнить, как ты на свидания ходишь? Еще фактов?
- Неубедительно! - капризничала Стася.
- Неужели? - задорно рассмеялась тетка.
Обратив внимание на то, как шестилетняя дочка подпевает всем песням, которые услышит, ни разу не сфальшивив, родители пришли в неописуемый восторг, объявили Стаську еще одним семейным дарованием и решительно заявили: в музыкальную школу!
Стаська пребывала в блаженном неведении о данном решении, необсуждаемом с ней, до последнего момента, до часа икс, в который должно было состоятся собеседование и ее, Стаськино, прослушивание в музыкальной школе.
Папа с мамой, держа дочь за руки, не без благоговения привели Стаську к известной преподавательнице, у которой еще папа учился, и объяснили перед дверью в кабинет задачу.
Стаська их внимательно выслушала, от комментариев воздержалась, своим мнением по данному вопросу не поделилась и лишних вопросов не задавала.
Хорошая, послушная девочка! Гордость родителей!
Чтобы жить в одной квартире с двумя скрипачами, фанатично влюбленными в свое дело и занимающимися при любой возможности, надо обладать весьма устойчивой психикой, бесконечным терпением или ну уж очень любить музыку!
Шестилетняя Стаська ни одним из вышеперечисленных качеств не обладала, хоть и не подозревала об этом в силу возраста, но девочкой она была хорошей и старалась, насколько это возможно, слушаться старших.
Поэтому, когда Стаську поставили перед седой, очень доброй пожилой женщиной, сидящей за роялем, и предложили повторять голосом ноты, которые та нажимала на клавиатуре, она старательно исполняла указания. И песенку спела без аккомпанемента, и на вопросы отвечала. Выслушав ее, взрослые о чем-то посовещались, мама с папой улыбались радостно, а женщина спросила Стаську:
- Станислава, ты хочешь учиться в нашей школе?
Стаська честно, решительно и четко ответила:
- Музыку я не люблю. Предупреждаю: учиться буду плохо.
И вздохнула оттого, что пришлось огорчить такую милую женщину.
На чем ее музыкальное образование и закончилось, не начавшись.
- А что еще должен был сказать ребенок, - рассмеялась Стаська теткиному напоминанию, - если его этой музыкой достали?
- А утверждаешь, что характер слабоват! - попеняла Сима.
- Толку-то что? Вот куда мне его применять в этой ситуации? - вернулась к "своим баранам" Стаська.