- Сейчас, мать вашу, постовые проверят все машины, хозяев каждой, где найдем водку, арестуем к такой-то матери, по уголовной статье! Я вам такую жизнь устрою на!.. Все по машинам расселись к!.. И сидеть не вякать! К каждому подойдем, протокол составим! Помощь окажем! Если есть раненые и травмированные - включите фары, медики к вам подойдут! Если есть тяжелораненые, несите к машинам скорой помощи! Особо нетерпеливым и качающим права по мордасам наваляем за сопротивление властям! Все понятно или есть вопросы?
До умов "сознательных" граждан такая конкретная и проникновенная речь дошла без особых усилий - сразу и наверняка, развеяв сомнения и возможность бунта. Настоящих буйных, как водится, было мало, вожаков не нашлось. И народец быстренько рассосался по личным авто прятать добытое, а проще говоря: ныкать награбленное от ментовского зоркого ока.
Большинство с чистой душой слиняло бы по-тихому, махнув рукой на протоколы и нанесенные личным машинам повреждения. Ан нет, из глухой пробки стоявших в прямом смысле впритирку машин разве что пешкодралом.
Люди притихли и ждали развития событий.
Степан не слушал, не обращал внимания на происходящее и не вникал в ситуацию - милиция и спасатели сами разберутся. А у него было много тяжелых пострадавших, трое очень тяжелых - водитель фуры, водитель "жигулей", первыми вылетевшие на встречную, крутой нисанщик, которого спасла от смерти собственная машина системой безопасности, один труп водителя "газели" и пятеро раненых средней тяжести.
И это на первый взгляд, а какие "сюрпризы" ждут в километровом месиве машин…
Вывозить пострадавших самое сложное - необходимому количеству "скорым" не пробиться через кучу-малу на дороге, транспортировать вертолетами - это из области американского кинематографа, а у нас только самых тяжелых, которые на грани.
Приходилось предпринимать оперативные действия, которые по-хорошему надо проводить в операционных, а не прямо здесь, на месте, делая все, что возможно, и сверх того…
И так много часов подряд.
Больших зашивал, вправлял кости, экстренно оперировал, останавливал кровотечения и снова зашивал. Четко, без суеты и лишних движений, отдавая жестким, охрипшим на холоде голосом команды, принимая мгновенные решения, оценивая ситуацию - успевая только менять стерильный верхний одежный набор и перчатки.
Когда Степан стоял под душем, вернувшись с командой на базу, ему все казалось, что въевшийся в кожу запах водки не отмыть уже ничем, и отвлеченно думал, что станет объяснять гаишникам по дороге домой, если остановят, - чувствовал он себя консервированным в водочном рассоле.
Хотелось позвонить прямо сейчас Стаське и пожаловаться, как зверски устал и замерз и как сегодня пришлось работать, но он опасался, что на такую длинную речь у него ни охрипшего голоса, ни сил не хватит.
Лучшее, что могло с ним случиться, - это оказаться возле нее, лечь, прижать Стаську к себе и уснуть.
Где оно, то лучшее?
- За горами, за долами, - указал точный адрес доктор Больших.
Ему еще предстояло принять стратегическое решение: куда ехать? И ехать ли вообще? Не проще ли и безопаснее лечь в дежурке и проспать до утра? Это, конечно, не климатический курорт и не перинное раздолье - шум, гам, возможная беготня - работает следующая смена, но все же…
Да к черту! Что он, бомж какой!
Раз нельзя к Стаське, он поедет домой! Выспится и утром к Вере в больницу. Не так уж он и устал, чтобы не доехать!
Правда, объяснить себе в данный момент, почему нельзя туда, куда хочется больше всего, доктор Больших не мог, хоть ты его пытай с пристрастием.
"Завтра во всем разберусь!" - пообещал себе Степан.
И, пребывая в душевном состоянии: "Назло кондуктору пойду пешком", упертый временами до предела Больших доехал домой, стискивая зубы, не дав себе расслабляться, включил систему обогрева в подвале, даже пожевал остатки вчерашнего ужина, что-то доказывая себе, и лег спать.
Проснулся почему-то ни свет ни заря, поворочался с боку на бок, пытаясь снова уснуть, поуговаривал себя, ругнулся, не достигнув желаемого результата, и пошлепал в кухню - варить кофе.
Дом встретил хозяина приветливо-радостно, теплом и уютом. Степан похвалил мысленно: хорошо здесь у нас с тобой! И в голове сверкнула мысль: "И неприютно одиноко…"
Степан, как наяву, представил Стаську, потирающую глаза, выползающую следом за ним из спальни в кухню, как она сонно приваливается к его боку.
- Ну, что тебе не спится, старче? - спросит, не открывая глаз.
А он поцелует ее в макушку, усмехнется:
- Не знаю, ты иди досыпай, маленькая.
- Мне без тебя не досыпается, - ответит она.
И ни на одну его рубашку Стаська не претендовала бы, даже если бы он сам настаивал, а ходила в смешной уютной пижамке, всклокоченная, сонная, зевала.
Или сидела за компьютером и тихо ворчала на писательниц французских нерадивых, бросала с досады работу и кричала на весь дом со второго этажа:
- Степан! Пошли на мороз мозги мои выветривать!
Или засыпала в его объятиях у камина, под тихий неспешный разговор, а просыпаясь, нервничала, что прослушала что-то важное, и требовала повторить.
Главное, что вся она - ее запах, смех, улыбки, шуточки, дух, характер, движения, легкие шаги - находилась бы здесь, с ним, наполнив дом и его жизнь.
- Она тебе понравится! - сказал Степан дому, улыбаясь.
В этот момент, сидя рассветным утром в кухне собственного дома в одних трусах за чашкой кофе, Степан Сергеевич Больших понял, как божье откровение, одну простую истину - что именно эту женщину он ждал всю свою мужскую жизнь и именно этой женщины там не хватало.
Ему и его дому заодно!
- А ведь Лев Гурьевич сто раз прав! Что я такого наворотил в своей голове? - Он отряхнулся от всякой надуманной глупости. - Какие препятствия, какие Веры могут быть? Стаську в охапку и домой! И не отпускать! Все!
Хлопнув по кнопке, отключил только собравшийся закипеть чайник для второй порции кофе и стремительно, большущими шагами прошествовал в спальную одеваться-собираться.
Сначала к Вере в больницу, расставлял приоритеты и дела сегодняшние Больших, выезжая с поселковой дороги на шоссе. Посмотрит, как она, оценит ситуацию, а потом к Стаське.
Хватит! Наигрались!
Возле Вериной койки на стуле сидел незнакомый мужик в накинутом поверх одежды белом халате, держал ее за руку и, наклонившись поближе, что-то тихо ей говорил.
Он обернулся на звук закрывающейся двери, увидел Степана, встал и поздоровался.
Степан не удосужил словом - кивнул.
- Я выйду, - наклонился к Вере незнакомец, пожав ей ладошку. - Вы поговорите.
И так бочком, бочком, всем видом выказывая неуверенность и признание иного авторитета на данной территории, тихо вышел за дверь.
Степан сел на его место.
- Как ты? - спросил он у Веры.
- Нормально, - тихо ответила она.
- Мне надо посмотреть твой шов, - предупредил он, берясь за край укрывавшего ее одеяла.
- Не надо, Степан, доктор смотрел утром, сказал, все хорошо, - попыталась остановить она его, схватив за руку.
- Тебе, может, и не надо, а мне надо! - твердо, обычным докторским тоном, оборвал тихие протесты Веры.
Не обращая внимания на ее слабое сопротивление и смущенно краснеющие щеки, откинул одеяло. Задрал рубашку, отлепил с одной стороны лейкопластыри, поддерживающие марлевую повязку, посмотрел шов, быстро, но легко понадавливал пальцами вокруг него, заклеил обратно, одернул рубашку и укрыл ее одеялом.
- Шов чистый, хороший. Как настроение?
Он решил не задавать лишних вопросов, что надо, он увидел, а остальное - зайдет к доктору Иванову, узнает подробности у него.
Но Степан понял, что ожидал увидеть худшее.
Спасибо тебе, Господи!
- Хорошее, - ответила, как добросовестная пациентка, Вера. - Утром мама с Ежиком приходили. Спасибо тебе за Валентину Николаевну, мама одна бы не справилась. И за санитарку, тетю Любу, спасибо.
Она задумалась, отчего-то смутилась, отвела глаза от лица Степана и добавила невпопад:
- Большое. Вот Игорь пришел. Сказал, что не уйдет. - Она повернула голову и пристально посмотрела на Степана. - Он хочет вернуться к нам и помогать, пока я не выздоровею окончательно. И потом остаться. Я раньше его гнала, а теперь чего уж…
- И правильно решила, - поддержал Степан, - зачем гнать, у вас же сын.
- Да! - обрадовалась Вера поддержке. - Ванечка его любит сильно, а Игорь, тот вообще в нем души не чает!
- Вот видишь, - не стал развивать тему Больших, - тем более тебе есть из-за чего стараться как можно скорее встать на ноги.
- А ты не… - она печально посмотрела ему в глаза, - обижаешься?
- Да господь с тобой, Вера! - возроптал Степан. - На что ж мне обижаться?
- Ну, мы с тобой так давно вместе, и Ежик к тебе привязался, а тут Игорь…
- Вера, ты хочешь, чтобы он вернулся?
- Да… - не самым решительным тоном ответила она.
Больших улыбнулся ей и посоветовал со всей ответственностью:
- Тогда не думай ни о чем лишнем. Приложи всю силу духа, чтобы выйти отсюда скорее и быть с семьей.
Вера кивнула понимающе, улыбнулась робко, но в глазах мелькнула грусть. Женщины! Охохошеньки!
- Вер, я не смогу к тебе часто приезжать. Буду звонить твоему врачу и тебе. И давай договоримся: ты станешь честно отвечать на мои вопросы и рассказывать о своем самочувствии и делах. Договорились?
- Да! - пообещала она твердо и улыбнулась настоящей улыбкой, но слезы все-таки потекли через улыбку. Степан стер тоненькие ручейки с ее щек, чтобы не попали в уши.
Они прощались.
Разумеется, он не выпустит ситуацию из-под контроля, проследит весь ход выздоровления, и помогать будет всем, чем сможет, и заезжать к ним домой, когда Веру выпишут из больницы, но обоим понятно стало, что они прощались сейчас. И навсегда.
У нее плескались в глазах грусть и сожаление и что-то еще недоговоренное, не понятое Степаном. А он чувствовал облегчение.
И не потому, что так удачно для него все складывается с Верой, за нее он искренне порадовался. За нее и за Ежика, который так долго ждал отца.
Он почувствовал облегчение в тот ранний час, сидя в кухне своего дома, когда осознание простой истины снизошло на него. То ли прочищенные увесистым моральным подзатыльником Льва Гурьевича мозги встали на место, то ли Господь устал от его надуманных условностей и препонов, но Степан Больших освободился от чего-то давящего, мешавшего дышать полной грудью и жить на всю катушку.
И радость за Веру и устраивающуюся по-новому ее личную жизнь уже не могла ничего ни убавить, ни прибавить к этому ощущению освобождения и облегчения.
- Я пойду с врачом твоим поговорю, - поднялся со стула Степан. - Выздоравливай!
- Иди, - отпустила его Вера.
К врачу Иванову Степан попал не сразу, у двери палаты его перехватил бывший муж Веры по имени Игорь.
- Я поговорить с тобой хотел! - решительно заявил он.
- Ну, давай поговорим, - разрешил Больших.
- Пошли, что ли, покурим? - выдвинул предложение бывший муж.
- Не курю. Если разговор долгий, идем в кафе через дорогу, заодно и позавтракаю, - выдвинул встречное предложение Степан.
- Давай. - Игорь согласился.
Не зная уровня данного заведения, Степан не стал экспериментировать со здоровьем и заказал себе пару тостов, овощной салат, яичницу и кофе с молоком. Игорь ограничился соком и закурил, как только официант отошел от их столика.
- О чем хотел побеседовать? - не разводя словесную "малину", задал ритм беседы Степан.
- О Вере.
- Я подозревал, что не обо мне. Она поправится, инвалидом не будет. Самое важное теперь постоянно и очень внимательно следить за ее здоровьем.
- Да это понятно! - махнул рукой Игорь. - Я хочу к ним вернуться насовсем. Знаю, что у вас с ней…
- Ничего у нас с ней! - перебил его нерешительную недоговоренность Больших.
Пришел официант, они помолчали, пока он переставлял принесенное с подноса на столик. Степан с аппетитом принялся за еду, Игорь отпил сока, докурил сигарету, ткнул бычок в пепельницу, посмотрел рассеянно через плечо Степана на сидящих за столиками людей, старательно отводя глаза от собеседника.
- Мы развелись пять лет назад, когда Ваньке только-только два исполнилось. Я тогда менеджером в крупной фирме работал. Ну, знаешь, как там бывает: "Коллектив - одна семья", все обязаны скакать стрекозлами на различных мероприятиях. Девушки одна лучше другой, молоденькие, деловые, зубастые, карьеру делают, секс как спорт. Ну и закрутил я с одной, мне казалось, ничего серьезного, и это вроде даже само собой подразумевалось - все там, на этих фирмах, романы крутят. А Вера узнала и как отрезала - все, ты мне не муж, иди к своим девочкам длинноногим! Я пытался объяснить и извинялся, ведь ребенок маленький, зачем семью рушить. А она на развод подала. Я разозлился, завелся: не нужен тебе, простить не можешь, ну и подавись своим разводом! Барышня моя взялась меня утешать и все так грамотно делала, что я и не заметил, как на ней женился.
Он достал из пачки новую сигарету неловким нервным движением, закурил, сильно затянулся, посмотрел на Степана.
- Мы с ней все по съемным квартирам мыкались. Мы же с Верой у ее мамы тогда жили, это потом Ольга Львовна в бабушкину однокомнатную переехала, после нашего развода. У моих родителей однокомнатная, а Лена, вторая моя жена, она приезжая, не москвичка и младше меня на восемь лет. Я, когда женился, уже жалел. Все она чего-то требовала, пилила, наставляла, как карьеру делать, как деньги зарабатывать, что должен, чего не должен. Но ты знаешь, я ей даже благодарен! Вот не вру! Поменял я работу, чтобы не круглые сутки с ней видеться, и стал в дела от нее сбегать, на работе дольше всех задерживался, в любые командировки ездил и так усердствовал, что попер в гору и не заметил. Сейчас заместитель генерального с зарплатой солидной, с процентами от сделок и отличной перспективой. Когда должен был получить первые большие деньги, пошел и подал на развод. Не хотелось мне с Ленкой делиться. Честно признаюсь.
Она скандалила, плакала неделю, но уступила, развелись мы. Денег я ей дал каких-никаких, квартиру на год вперед оплатил. Вышел из дома и прямиком к Вере. А она меня выставила. С сыном, говорит, общайся в любое время и сколько хочешь, препятствовать не буду, ты отец, а обратно не пущу. Я сколько раз приходил, уговаривал, и Ольгу Львовну подключил к уговорам, а она гордая, нет, и все!
"Скорее глупая", - подумал Степан.
- Вот я решил, что у нее с тобой все всерьез. Разозлился, само собой, хотел с тобой по-мужски разобраться.
"Интересно, как бы ты это сделал, дорогой! - усмехнулся про себя Степан. - У тебя и сейчас кишка тонка, вон за разрешением ко мне пришел, а туда же, "разобраться по-мужски"!"
- А потом задумался, - продолжил исповедь муж-возвращенец. - Нет, думаю, что-то здесь не так! Столько времени они встречаются - и ни туда ни сюда! И понял, что Вера на меня так сильно обижается. А тут беда с ней случилась, и я решился: все, пусть как хочет сопротивляется, не отступлюсь! И сын у нас, и, кроме нее, мне никто не нужен!
- Правильно, - поддержал решение Степан. - Когда беда случается, всяческая глупость отпадает сама собой. Береги, Игорь, свою семью. А пацан у тебя замечательный и теща хорошая. Удачи.
- А ты ничего против не имеешь? - остановил вопросом Игорь встающего из-за стола Степана.
- Я не понял, - "включил" доктора, на сей раз, видимо, психолога, Больших, - тебе что, мое благословение нужно? Или ты за отпущением грехов ко мне обратился? Так это не ко мне! Нужна тебе твоя семья? Так и дерись за них зубами, когтями, а не проверяй, свободен ли путь! Ей сейчас не покаяния твои нужны и не жалобы, а твердое руководство! Да, трудно, да, больно - слезы вытер, по головке погладил и за руку на процедуры и к врачам отвел! А ты решил мне тут каяться! У меня самого грехов мужских не отмолить! Иди и делай то, что должен, если ты мужчина! А мне пора!
Он встал, кивнул Игорю, прощаясь, подошел к официанту, расплатился и, выйдя из кафе, направился обратно в больницу. Побеседовать с доктором, на чьей фамилии вся Россия держится.
Стаськин фордик стоял на своем месте под домом.
Решив не звонить в домофон, не предупреждать о своем приезде, Степан дождался, когда из подъезда кто-то выйдет, и, пренебрегая лифтом, помчался по лестнице, перемахивая через три ступеньки, на ходу улыбнувшись пришедшей в голову мысли, что приобретает новый навык, имеющий все шансы перерасти в привычку, - скачет вьюношей по лестницам к любимой женщине.
Он долго звонил, но никто не торопился открывать. Вспомнив о наличии ключей от ее квартиры в своем кармане, Степан открыл дверь и вошел.
- Стася! - позвал он с порога. Тишина в ответ.
Он разулся, снял куртку, обошел планомерно квартиру, не обнаружил хозяйки, только кружку с остывшими остатками чая у компьютера.
- Ладно, подождем! - радостно поделился планами с квартирной тишиной Больших.
Прилег на диван, включил телевизор и уснул спокойным, нетягостным сном.
Стаське захотелось пройтись.
Она частенько пускалась бродить, когда назревала потребность обдумать что-то или прилетала грусть-тоска.
Станислава преданно и верно любила Москву больше всех городов в мире. Особенно старую часть города, центр. Небольшие улочки со странными заворотами и неправильными углами пересечений, невысокие дома, неожиданные в каменном пространстве маленькие скверики, Бульварное кольцо. Все это настраивало ее на какой-то минорный лад, спокойный, умиротворяющий, помогая течь мыслям неспешно, самим выбирая направления размышлений.
Больших вчера дежурил, и, посмотрев новости по трем разным каналам, подробно освещающим масштабную аварию на подмосковной трассе, она поняла, где именно доктор Больших "весело" проводит свою рабочую смену.
А сегодня у него с утра посещение Веры в больнице.
И Стаська ждала с замиранием сердца его звонка после этого посещения. Что там, как? Все плохо и трудно? Тогда Степан по горло залезет в эти проблемы, и привет Стаське!
Она медленно шла, не зацепляясь сознанием, куда сворачивает и по каким улицам бродит, занятая важными размышлениями.
За эти почти два месяца с момента их встречи, перевернувшей жизни обоих, что-то неотвратимо изменилось в ней. Словно выкристаллизовались, обрели четкие очертания, осмыслялись те грани характера, которые проявлялись раньше только намеком, не имея повода заявить о себе громко.
Как по-разному, размышляла она, приходит к людям настоящее чувство. Кто-то может годами дружить, общаясь в одной компании, и не осознавать своих истинных чувств, внезапно проявляющихся при каких-то обстоятельствах, и оказывается, вот же он, тот самый человек! И ты его столько лет знал и не понимал, что это именно он. Или начинается все с влюбленности, долгих ухаживаний и постепенно превращается в любовь.
Почему так внезапно, так мгновенно произошло у них со Степаном?
Почему сразу, в тот же день, когда она его увидела впервые, Стаська понимала, чувствовала, что это ее человек и что ее мир изменился кардинально с его появлением?
Минуя процесс узнавания, притирания, положенного флирта и свиданий, они оба почувствовали, что это настоящее, так испугавшее их своей серьезностью.
Дела Божьи.