Лицедейка с радостью взяла протянутое и впилась зубами, нимало не заботясь о манерах. Мужчина лишь покачал головой и, подкинув в воздухе, а затем ловко поймав за рукоять, глянул на кинжал, чей клинок имел двустороннюю заточку. Старинный, неброский, но своей нарочитой простотой говоривший об истинной стоимости оружия, он служил верой и правдой не одному поколению Бертран. В боях, на дуэлях чести... а теперь вот последний потомок режет им ситный хлеб в скособоченной от времени сторожке. Достойная участь для верного соратника. Обтерев лезвие, Илас аккуратно убрал его в ножны, а затем и вовсе - в голенище сапога.
Дотрапезничать им не дал крик, донесшийся снаружи:
-Выходи, погань, я знаю, что ты здесь!
***
Ломающийся голос звенел перетянутой струной, которая того и гляди лопнет, оставив после себя лишь эхо. Стоять было зябко, но желание отмстить - превыше. Отомстить за отца, погибшего по вине лицемерного ублюдка, которому кланяется толпа, а дуры подносят еще и истошно орущих младенцев, чтобы Хоганов всерадетель осенил их благословением. Вендетта (хотя такого слова паренек и не знал) заставила его сейчас стоять на улице перед обветшалым домишкой и упрямо сжимать побелевшие на морозе пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в рукоять клинка.
Леш ненавидел предзимье и зиму, в основном за то, что одеваться приходилось как капуста, выглядеть при этом как корова на льду и все равно мерзнуть. Впрочем, этот стужень был иным. Хотя бы потому, что вместо привычного полушубка, который пришлось заложить барахольщику в обмен на сорок медек (вот жмот, пользуется тем, что единственный в округе, и дает сущие гроши за хорошие вещи), кутаться приходилось в старый сюртук, доставшийся от отца, изрядно поношенный и легкий не по погоде. Шаль, концы которой, продетые под мышками, завязывались узлом на спине, согревала, не давая озябнуть окончательно. Не ахти, зато так теплее.
- Выходи, погань, я знаю, что ты здесь!
Амулет, сделанный отцом несколько лет назад, Леш отчетливо чувствовал. Во владельце же подвески-капельки сомневаться мальцу не приходилось. Он сморгнул, пытаясь хоть так избавиться от воспоминаний.
Перед глазами парня как сейчас была картина: хогановы служители в рясах, заламывающие руки отцу, стоящему в доме на коленях. И он, Леш, успевший спрятаться в подпечнике, затаившись между поленьев. По центру светелки рослый, дородный всерадетель, по отечески вещающий:
-В последний раз, мракобесье отродье, тебя спрашиваю: сделаешь, как велю? Если выполнишь все как надо, так и быть, отпущу тебя с миром, живи, но больше не попадайся. Нет - пеняй на себя, костры у нас в империи горят исправно и хвороста, я распоряжусь, чтобы для тебя не пожалели, как и для твоей семьи.
Мимолетный взгляд отца на подпечник, где в темноте и саже притаился Леш, и обреченное:
- Все сделаю, как Вам угодно будет.
-То-то же.
Хоганов помазанник развернулся на каблуках и вышел вон, а следом за ним и служители.
И отец, оставшийся в опустевшей избе изломанной куклой.
Леш помнил, как потом его родитель, не смыкая глаз, две седьмицы не вылезал из своей мастерской. В округе его знали как лучшего оружейника и ювелира, достопочтенного обывателя, посещавшего каждый пяток храм и раз в году участвовавшего в пращуровской требне, подобно всякому порядочному прихожанину. А то, что металл слышал мастера, что в камни, которые гранил, укладывал в ободки, кармезиновые окантовки или крепил штифтами, он мог вложить душу и СЛОВО... Леш знал, но не считал это проявлением мракобесьих сил. Что плохого в том, чтобы владелец украшения был чуть удачливее? Что заказавший меч приобрел себе не просто оружие, а верного друга, что согнется, но не сломается, отведет удар, выдержит, скользнет сам в руку в нужный момент?
Как оказалось, всерадетель думал иначе. И обвинил отца Леша в ведовстве, но вместо того, чтобы передать инквизиции, выставил условие: свобода в обмен на амулет, что мгновенно исцеляет.
Отец Леша знал, что просто так исцелить не может даже плащаница самого Хогана, для этого нужны либо чьи-то силы, либо отнятые годы жизни. И не соглашался. Но всерадетель умел убеждать. И тогда мастер пошел на хитрость: замкнул амулет на хозяина. Пока тот его носит, он здоров и полон сил. Даже если выпьет яду - не умрет, смертельная рана - зарастет, болезни обойдут стороной. Но эти чудодейственные исцеления забирают непрожитые годы у владельца. И чем чаще используется амулет, тем в итоге короче жизнь хозяина.
Мастер выполнил работу и в день, когда слуги пришли забирать заказ, отец едва мог переставлять ноги - изготовление амулета отняло у него все силы, он надорвался. И Леш, чувствовавший пробуждение дара, такого же, как у отца, не умом, сердцем понимал - не доживет родитель до следующей осени.
Но Хогановы служители не оставили мастеру и этого срока - прирезали в его же доме. Тело нашла мать, вернувшаяся с рынка.
Потом говорили, что, дескать, лихие люди ограбили дом, и погребальный костер, который собирали всем миром, хоганов служитель осенил куром. Но Леш знал всю правду и вырывался из рук матери, крепко вцепившихся ему в плечи.
А потом матушка начала слышать голоса, чураться света.... В доме скорби сказали, что она не сумела вынести душевных тягот и там, среди таких же, ей будет лучше. Леш остался - вроде и не один, есть родная душа на белом свете, живая, но не услышит.
Сегодня ночью заговоренный металл позвал его. Пацан поначалу не смог поверить, что это отцовское творение впервые за столь долгое время запело. Хотя нет, не запело, засипело, надорвано, давясь звуками.
***
-Выходи, я знаю, что ты здесь!
Илас осторожно выглянул в щель скособоченного ставня. Он ожидал увидеть кого и что угодно, только не тощего, патлатого, нескладного подростка. Парнишка был одет по последней моде, бытующей среди огородных пугал, и цеплялся за рукоять меча с отчаянием оголодавшего стервятника. Уделив должное внимание оружию предполагаемого противника, мужчина был оскорблен. Столь явного неуважения к врагу он давно не встречал. Тупой клинок был настолько иззубрен, что его было проще использовать вместо пилы, а не пытаться зарубить супостата. Но то ли пацану нечего было больше терять, то ли он отчаянно верил в свои силы, правдоборец потоптавшись на месте, заголосил снова:
-Выходи!
Васса, затихшая, как мышь под веником, лишь сверкала глазами, затаившись в углу. Немой вопрос: 'Ну что там?' был написан аршинными рунами на чумазом лице девушки.
- Судя по всему, твой поклонник пожаловал. Пойдешь привечать?
Любопытство взяло верх, и лицедейка тоже приникла одним глазом к щели.
- А, может, ты сходишь? - передернула плечами девушка.
Сквозняк, словно желая вступить в диалог, пробежался по ногам, заставив Вассу поежиться. Почесав пяткой щиколотку (шерстяные носки кололись так сильно, что могли смело соперничать с веригами по нежности), девушка призналась:
- А я еще ни разу не получала меча вместо букета, и как-то не хочется начинать...
-А придется, - ехидно заметил Илас, но, увидев глаза, в которых, казалось, была собрана вся скорбь ерейского народа (а каждому в империи известно, что это наипервейшие хитрецы и скупердяи), мужчина горестно возвел глаза к потолку. Тенято и паутина сочувственно молчали в ответ.
- Ладно, - протянул он нехотя. - Выйду. Но не вмешивайся.
Вассария согласно кивнула, впрочем, для надежности не убирая с лица выражения попрошайки, которому нечаянный прохожий кинул в шляпу с медяками горсть злотых.
Илас, оценивший мастерство лицедейки, лишь хмыкнул. Он ни на вздох не сомневался, что как только выйдет за порог, трагически заломленные брови и печальный взгляд исчезнут с лица девушки вешними ручьями.
Накинув на плечи кожух (хоть здоровье и покрепче железа, а мерзнуть удовольствие все же сомнительное), мужчина открыл двери. Парнишка, так отчаянно взывавший к поединку, на миг стушевался. Но потом выкрикнул, словно черпая храбрость в собственных словах:
-А что, хозяин твой сам выйти побоялся?
- Я сам себе хозяин! И никто надо мной не властен. - Мужчина сказал это с какой-то внутренней яростью. Так произносят девиз рода. Так шепчут имя заклятого врага.
Леш непроизвольно сделал шаг назад. Кем бы ни был стоящий перед ним, амулета отца он не имел. Парень это чувствовал. Как и угрозу, исходящую от беловолосого. Хруст обледенелой ветки под ногой в звенящей тишине, воцарившейся после слов блондина, был подобен набату. Этот звук и заставил пацана вынырнуть из омута страха. Леш, осознав, что он непроизвольно начал отступать, поддавшись словам незнакомца, возненавидел себя за эти мгновения слабости. Больше не думая ни мига, он очертя голову с пронзительным криком кинулся на противника.
Поэтому немалым удивлением для парня была встреча с косяком. Основательная. Душевная. Голова после этого свидания загудела так, словно ее со всей дури поцеловала оглобля. Встряхнувшись, будто мокрый пес, Леш огляделся. Белобрысый стоял чуть в стороне, под покосившимся ставнем и с немалым интересом рассматривал свои ногти, не обращая на противника ровным счетом никакого внимания.
Леш взбеленился и пошел на второй заход, помогая себе для верности криком. Взревев не хуже, чем тур в период гона, на этот раз пацан протаранил поленницу. Его же противник вновь неуловимым для парня образом переместился, оказавшись на этот раз у угла сторожки.
- Когда нападаешь на врага, лучше смотреть на него, а не опускать голову вниз, словно пытаешься его еще и забодать, - наставительно прокомментировал Илас.
Впрочем, его дельный в данном случае совет остался без должного внимания. Леш, вновь выставив клинок перед собой и зажмурившись для верности (страшно же: первый раз решился на убийство, пусть и мстя за отца), пошел на третий заход.
Илас, мысленно похваливший себя за предусмотрительность (кожух, несмотря на дыры, оставленные болтами, согревал), развлекался тем, что уклонялся от того, что и ударом-то стыдно назвать. Наконец, когда этакое времяпрепровождение мужчине надоело, он в очередной раз не стал уходить с траектории разбега мальца, а просто поставил подножку. Леш, не ожидавший от врага такого коварства, растянулся на стылой земле, выпустив из рук свое грозное оружие.
Меч обиженно звякнул, словно жалуясь на неуклюжего хозяина. Наклонившись, Илас поднял орудие устрашения супостатов. Вблизи засечек на лезвии оказалось еще больше. Компанию им составляли и пятна ржавчины, прочно квартировавшие в основании крестовины.
Уперев острие в основание ключиц неудачливого вояки, Илас с прохладцей поинтересовался:
- А теперь еще раз. Кого ты здесь искал?
Леш старался быть храбрым, старался быть смелым, как те герои из легенд, которых восхваляют менестрели на ярмарочных площадях, услаждая интерес зевак. В балладах всего-то нужно быть смелым и отважным, и ты одержишь победу, кося драконов и иродов полчищами. Но почему-то сказители никогда не упоминали, что те герои были хорошо экипированы, имели немалый боевой опыт и группу поддержки в виде небольшого, но надежного войска. Это как минимум. К сожалению, реалии были далеки от сказаний. Парнишка осознал это сейчас, ощущая спиной холод, идущий от земли. Умирать не хотелось.
- Всерррадетеляяя. У него амулет есть, - выдавил Леш, сам себя презирая за сказанное. Голос его дрожал, а в душе боролись два чувства: желание отомстить за отца и здравый смысл, подсказывающий, что для осуществления некоторых планов стоит найти противника помалахольнее.
Мужчину же заинтересовали последние слова недоросля, и он решил уточнить:
-А что это за амулет?
Леш сглотнул, про себя решив, что не произнесет больше ни звука. Капли крови, выступившие из-под лезвия, стали весомым аргументом в пользу диалога.
- Владыка сам попросил сделать амулет, способный излечить любые раны и болезни, специально для него, - парнишка замолчал, переводя дух.
- И ты сделал? - квинтессенция сомнения в голосе мужчины была почти материальна.
-Не я, мой отец, он ... с даром был. Сделал. Хозяин амулета никогда не будет болеть, его невозможно будет убить или отравить.
Илас изогнул бровь и поинтересовался:
-А что будет, если снять амулет?
Леш, которому порядком поднадоело лежать, попытался принять хотя бы более удобную позу для беседы и поерзал. Была затронута его любимая тема: амулеты. Раньше малец мог часами слушать объяснения отца. Но в миру с кем поговоришь о таком? Мигом на костер отправят. А сейчас - терять-то особо нечего, даже жизнь, вон, и то не в руках хозяина. И осмелев, парень пустился в разъяснения.
- Все зависит от того, в каком состоянии был хозяин в тот момент, когда отдавал амулет и сколько раз подвеску приходилось использовать по прямому назначению. Каждый раз, когда амулет активировался, у его носителя отнимались непрожитые годы. И если снять украшение, владелец может вмиг постареть, и вылезут наружу те болячки, от которых амулет излечил.
-А если владел амулетом недолго, а когда его снял, чуть не умер. Тогда это что значит?
Леш попытался пожать плечами и разворошил заиндевевшую листву, что коричневым ковром покрывала все окрест.
-Наверное, это значит, что хозяин сейчас смертельно болен.... - протянул недоросль неуверенно.
Илас еще раз скептически оглядел мальца и, отведя острие от горла поверженного противника, по-простому сунул меч под мышку.
- Всерадетеля здесь нет, в этом можешь быть уверен. А теперь проваливай, и впредь учись оценивать противника.
Не говоря больше ни слова, мужчина развернулся и зашагал к дверям.
Леш остался сидеть на земле. Ноги его предательски дрожали, а пальцы непроизвольно перебирали жухлую траву, торчащую из кочки. Наконец он поднялся, инстинктивно сжав в кулаке выдернутый травяной пук, и упрямо мотнул головой. Но Илас этого уже не видел.
***
- Зачем ты с ним так?
Вассария, слышавшая весь разговор, внимательно рассматривала братца.
- Пусть лучше ненавидит меня и живет этой ненавистью, чем сложит голову на костре инквизиции, в попытке отомстить за отца всерадетелю.
Девушка ничего не ответила. Илас, на которого напало несвойственное ему красноречие, соизволил продолжить:
- Теперь понятно, почему ты сознание потеряла. Скорее всего, простудилась и, если бы не эта побрякушка, лежала бы сейчас, трясясь в лихоманке. Так что пока ее не снимай, мало ли...
Без перехода мужчина сменил тему:
- Надо собираться. Если этот нашел, то скоро появятся и другие. Место, конечно, тот еще медвежий угол, но до той поры, пока не начнут старательно искать. Судя по тому, сколько и чего ты умыкнула у всерадетеля, искать будут с большим тщанием, и не столько бумаги, сколь одну милую безделушку.
Блондин покосился на лодыжку Вассарии. Лицедейка же, при последних словах, непроизвольно задвинула ногу с подвеской назад, словно пыталась спрятать украшение и так не видимое под носком. Отдавать ставшую жизненно важной покражу она была явно не намерена.
- Теперь, когда все точки над рунами поставлены, стоит поторопиться, - бросил Илас, тем временем деловито скручивая дерюгу.
Больше не мешкая, но и лихорадочно не торопясь, беглецы начали нехитрые сборы. В путь выдвинулись через полторы свечи, основательно поев и прибрав в сторожке за собой. Так, на всякий случай. Пыль на место, конечно, не вернешь, но свести к минимуму следы своего пребывания все же стоило.
Кони, недовольные тем, насколько суматошные им достались наездники, пофыркивали и особого желания идти куда бы то ни было не изъявляли. Солнце, невнятное, сонное, нехотя показало край своего диска из пелены туч. Полуденное время, славившееся летом своей жарой, сегодня явно не стремилось порадовать путников крохами тепла. Ветви молодого осинника, в котором чахлые березки были редкими гостьями, так и норовили выколоть глаза. Ледяная корка нет-нет, да и хрустела под копытами лошадей, свидетельствуя, что в более теплое время тут топко. Поэтому продвигались беглецы медленно, не быстрее пешего, сподручного к переходам по болотам.
- Нет, каков наглец, - пробубнил Илас, причудливо сочетая в одной реплике и восхищение и раздражение.
Вассария заозиралась по сторонам, поскольку никого, кто бы подходил на роль наглеца, кроме самого Иласа, не видела. Замешательство девушки заставило блондина пояснить:
-Да этот... тащится за нами от самой сторожки, упорный.... Волкодлака на него нет, - и мотнул головой в сторону ивняка, редкого, лысого, но непобедимого в своем стремлении выжить в топкой низине.
Вассария пригляделась внимательнее и заметила нездоровое копошение. К вящему сожалению девушки, увидеть, кто именно был виновником сего действа, лицедейке не удалось, поэтому она целиком положилась в данном вопросе на Иласа, здраво рассудив, что болотная выпь или взматеревший бекас такой целеустремленностью в преследовании путников обладать не может.
-И ты ничего не сделаешь? - как поступать в подобном случае, Вассария не очень представляла.
-Нет. Устанет или надоест - сам отстанет. А если ты про что другое - иди, и сама с ним разбирайся.
Сочтя за лучшее промолчать (хотя так и тянуло сказать какую-нибудь колкость), лицедейка зарылась носом в шаль.
Светило изредка ненавязчиво показывалось на небосклоне, напоминая, что время все ж таки пока дневное, но сия благодать не бесконечна. Когда облака окрасились первым багрянцем, предвещавшим заморозки, Илас скомандовал привал. Ну как скомандовал.... В своей манере, не говоря ни слова, остановился и повел лошадь под уздцы. Вассарии не оставалось ничего иного, как повторить его маневр. В такие моменты, как этот, девушке хотелось придушить надменного паразита, или хотя бы съязвить, но здравый смысл вовремя успевал остановить рвавшиеся с языка слова.
Конь недовольно стриг ушами, не разделяя энтузиазма хозяина в отношении вывороченной ветровалом осины. Разломленный надвое ствол этого дерева (которое в народе звалось еще трясункой за листья, что вечно словно дрожат на ветру) казался шире в обхвате, чем большинство уцелевших. И, наверняка, осина эта, ныне поваленная на землю, была выше остальных. За что и поплатилась, ибо если ты чуть лучше и выше товарок, то и сила ветра на твою долю будет больше.