Медленно она открыла ящик стола и почувствовала разочарование, не обнаружив внутри ничего, кроме ручек и бумаги. Внутри папок с файлами не было ничего интересного – только расписание и выписки из Библии аккуратным мужским почерком. В других ящиках стола также не нашлось никаких шокирующих откровений. В нижнем ящике обнаружилось еще пару десятков ручек Монблан в коробках. На какое-то мгновение Сюзанне показалось, что у Отца Стернса фетиш на эти чернильные ручки, но затем она заметила открытки на коробках – это были открытки от прихожан с благодарностью и любовью. Это напомнило ей о подруге Эмили, учительнице младших классов в частной школе. Каждое Рождество родители ее учеников заваливали ее всевозможными подарками от фирмы Apple. По-видимому, прихожане Пресвятого Сердца узнали о приверженности их священника к высококачественным пишущим принадлежностям и осыпали его ими каждый год.
"Вы благословляете нас год за годом, Отец. С любовью к Христу, Харперс," - гласил один ярлычок.
"Спасибо вам за спасение нашего брака, Отец. Благословляем вас, Алекс и Рэйчел," - было на другой.
"Будет ли грехом объединить подарки на день рождение и на Рождество? Можем поговорить об этом на исповеди, если она будет. С днем рождения, от доктора и миссис Кейли," - гласили метки на коробке с ручкой Монблан и набором карандашей.
Объединенное Рождество и день рождения? После этого Сюзанна поняла, что все время была права. Отец Маркус Леннокс Стернс, рожденный 21 декабря 1965, в самом деле был сыном Маркуса Августа Стернса, английского барона, который переехал в Нью-Гемпшир и женился на деньгах. Удивительно. Получается, ее цель на самом деле отказалась от титула британского пэра ради католической церкви? Невероятно. Не только отказаться от богатства своей матери и титула отца, он отказался от женщин ради Церкви. Большинство священников, которых она встречала, были из этой категории "умрет девственником". Никакого чувства юмора, непривлекательные, неловкие на публике... полная противоположность Отцу Стернсу во всех отношениях.
Качая головой, Сюзанна вытащила последнюю коробку, эта была красной, и перевернула открытку.
Meine andere Geschenk wird nicht in einer Box passen. AABYE
Боже, со сколькими языками ей придется иметь дело сегодня ночью? Закатив глаза от отчаяния, Сюзанна вытащила блокнот и скопировала слова. По крайней мере, этот язык она распознала как немецкий. И по какой-то причине последнее слово, AABYE, зазвенело колокольчиком, привлекая внимание. Девушка порылась в памяти, пытаясь понять, что же казалось таким знакомым, но ничего не нашла. Засунув блокнот в сумочку, она еще раз посветила фонариком на стол перед нею.
На столе Сюзанна нашла еще одну вещь, привлекающую внимание – фотографию. Она смотрела на фотокарточку на несколько минут. Молодая девушка всего семнадцати или восемнадцати лет – безумно напоминающая Отца Стернса – светлые волосы, серые глаза, необычайно красивая. Сюзанна вытащила фотографию из рамки и перевернула. Jeg elsker dig, Onkel Søren. Kom og besøg snart, Laila, гласила надпись. Опять скандинавские слова. Сюзанна вытащила блокнот и тщательно переписала каждое слово. Девушка спросила себя, не смотрела ли она сейчас на дочь Отца Сорена. Стал ли он отцом девочки во время служения в церкви? Может быть, это было причиной анонимного факса и загадочной сноски "возможный конфликт интересов"?
Это казалось маловероятным. В конце концов, если у него и была любящая дочка, вряд ли бы кто-то настолько умный и сообразительный как Отец Стернс выставил бы фотографию со своим ребенком на стол. Сюзанна покачала головой в разочаровании. Она надеялась на ответы. Но все, что она получила, это еще больше вопросов.
Так тихо, как только могла, Сюзанна выбралась из офиса Отца Стернса и вернулась в коридор. По какой-то причине ноги несли ее обратно в святилище, а не к автомобилю. Информация Патрика от шерифа Уэйкфилда указывала, что Микаэль Димир совершил попытку самоубийства в святилище Пресвятого Сердца. Попытка убить себя была последним криком о помощи. Неважно, что повлияло на мальчика, что-то в Сюзанне хотело, чтобы он знал, она услышала этот крик.
Сюзанна нашла двери, ведущие из притвора в святилище. Приоткрыв тяжелую деревянную дверь, она проскользнула внутрь. На входе девушка увидела, что кто-то оставил зажженные свечи у алтаря. Она замерла, когда ее взгляд остановился на ближней свече. Обугленный фитиль только начинал чернеть. За спиной она услышала звук приближающихся шагов.
Она была не одна.
* * *
Микаэль бросил последний взгляд на Гриффина, прежде чем покинуть спальню. Гриффин подмигнул парню, и крошечная часть его хотела остаться и продолжить разговор. Но он знал, что хотел провести ночь с Норой, более того он в этом нуждался. Просто, наверное, хотел, чтобы Гриффин был там, вместе с ним.
По какой-то причине, Микаэль предположил, что проведет ночь с Норой в ее комнате. Но дворецкий Гриффина повел его в комнату в конце коридора вместо того, чтобы отправиться по лестнице наверх на третий этаж.
Дворецкий остановился у двери, вежливо кивнул Микаэлю и пошел прочь. Парень сделал глубокий вдох, повернул ручку двери и вошел в комнату.
Твою мать, подумал он, пока его глаза пытались охватить окружающую обстановку. Он видел много комнат в доме Гриффина в последнее время. Каждая из них подходила Гриффину - лощеная и современная, минималистичная, наполненная художеством и сексом. Но эта комната, казалось, существовала в средневековом европейском замке. Мягкие восточные ковры покрывали каменный пол. Свечи горели на каждой горизонтальной поверхности и несколько поленьев тлели в большом камине. В середине комнаты стояла большая кровать, из кованого железа, очень похожая на ту, на которой он потерял свою девственность.
Но где Нора?
- Довольно неплохо для подземелья, верно? - раздался голос Норы у него за спиной.
Микаэль напрягся, не зная, что ему делать. Можно ли ему говорить? Двигаться? Он решил, лучше застыть на месте и не разговаривать, пока Нора не позволит ему.
- Подземелье Гриффина в Восьмом Круге более стильное. Думаю, ему хотелось что-то совершенно отличное от того для своего дома. Нравится? Я разрешаю тебе отвечать.
- Да, мэм. Очень красиво, - сказал Микаэль, услышав дрожь в своем голосе.
Чувствуя присутствие Норы прямо у него за спиной, Микаэль быстро вдохнул.
- Так же как и ты, - сказала она, дунув в его ухо.
Нора встала перед ним, и зрачки Микаэля расширились. Нора стала выше... намного. Их глаза были практически на одном уровне, Сатерлин отступила и вышла в центр комнаты. Парень посмотрел вниз и увидел на ней высоченные сапоги до бедер с убийственно-высокими шпильками. Глаза стремительно скользили от ног к лицу - красные кожаные сапоги, зашнурованные сзади, голые бедра, красная кожаная юбка, черно-красный корсет... Нора пальцем поманила парня к себе.
Он едва мог чувствовать ноги, подходя к ней. Вдруг комната и ее красота отошли на второй план, и все, что он мог видеть... Нора и вздымающаяся грудь над полосатым корсетом... Нора и сильно подведенные черной подводкой глаза, делающие ее похожей на Клеопатру... Нора и ее волосы, вьющиеся буйными локонами вниз по спине... Нора и черные перчатки без пальцев, как те, которые были на ней в ночь, когда он потерял девственность. Микаэль не мог дождаться, когда, наконец, снова почувствует ее мягкую податливую кожу.
Когда он подошел к Норе, она подняла руку к его шее и мягко распустила волосы, связанные в хвост, медленно и осторожно проводя по ним пальцами.
- Я прочитала твой список ограничений, Ангел, - сказала она, когда он закрыл глаза. Если бы он был котом, то наверняка бы замурлыкал. - Я нахожу его интересным. Тебе нравится боль, не так ли?
- Да, мэм, - выдохнул Микаэль.
- Боль заставляет тебя чувствовать себя лучше, не так ли? - спросил Нора, ее голос был негромким и гипнотизирующим. - Это как белый шум... успокаивающий, усыпляющий, он блокирует настоящую боль, плохие мысли, то, чего ты не хочешь. Верно?
Глаза Микаэля открылись.
- Да. Именно, мэм. Как…
- Ты не первый мой мазохист, Ангел.
Микаэль тихо рассмеялся. Гриффин рассказывал ему о сотнях клиентов в те времена, когда она была Госпожой, они платили ей тысячи долларов за это. Естественно, он не был ее первым мазохистом. Просто глядя на нее, чувствуя, что попал под ее чары, он мог бы легко понять людей, продавших души за одну только возможность поцеловать носок ее сапога.
Пальцы Норы нашли тугой узелок нервов на его шее, там, где он был напряжен больше всего. Микаэль наклонил голову, давая лучший доступ к месту стресса.
- Я думаю, что, - полушепотом произнесла Нора, - что изобью тебя ночью. Но не думаю, что я стану наказывать тебя или быть плохой как с большинством моих клиентов. Мне кажется, в твоей жизни уже достаточно было таких людей.
Микаэль крепко зажмурился, эти слова пробили его сердце насквозь. С той ночи, когда родители поняли, что он такое, Микаэль постоянно страдал от оскорблений - урод, ненормальный, пидор - от отца, мать же отстранилась от него. Никто больше не дотрагивался до него, не обнимал, даже не хотел говорить, кроме Отца С, и даже тот должен был держать дистанцию из-за того, что был священником. Но теперь самая сексуальная женщина в мире касалась его, говорила с ним, заставляя чувствовать себя центром мироздания.
- Спасибо, мэм, - сказал он еле слышным голосом.
Нора погладила его по лицу тыльной стороной ладони. Наклонившись, она оставила легкий поцелуй на его губах, прежде чем ее рот приблизился к его уху.
- Раздевайся, - приказала она.
Микаэль закинул руку за голову и сдернул футболку одним быстрым движением. Он расстегнул черные спортивные шорты и стянул боксеры, ногой отправляя те в угол комнаты. В ту ночь, когда он впервые увидел Нору, от нервозности парень не смог даже расстегнуть браслет на запястье, поэтому это пришлось сделать ей. Теперь же он не чувствовал такого волнения. Часы и браслеты, которые он всегда носил на людях, были сняты и брошены на пол за секунду.
- Твое стремление к покорности так прекрасно, - сказала Нора, улыбаясь ему. - Но ты должен успокоиться и позволить мне наслаждаться твоей обнаженностью. Чтобы ты знал, твой священник тоже заставляет меня раздеваться перед ним медленно.
Микаэль почувствовал, как все внизу живота скрутилось в тугой узел.
- Я не знал, мэм, - сказал он, глаза Норы изучали его тело сверху вниз.
- Представь прекрасный вечер в его домике. Он читает в кресле, я сижу у его ног и пишу, и внезапно он щелкает пальцами и приказывает мне снять одежду.
Микаэль ничего не ответил.
- Иногда, - сказала Нора, прижимаясь к телу парня, - он даже не смотрит на меня. Продолжает читать. Он приказывает мне это чтобы унизить. Завидуешь?
Микаэль снова закрыл глаза. Он попытался представить себе, каково это – принадлежать кому-то, как принадлежала Нора. Каково это отдать свое тело целиком и полностью, чтобы раздеваться по первому приказу. Боже, это было бы так стыдно, так унизительно, как сказала Нора. Практически убийственно.
- Очень завидую, - признал он, и Нора рассмеялась.
- Ты когда-нибудь фантазировал о том, что я и твой священник делаем, когда мы наедине? - спросила она, обходя вокруг парня.
Шпильки ее сапог цокали по каменному полу. На щеках Микаэля вспыхнул румянец.
- Да, мэм, - сказал он, с трудом сглатывая.
- Скажи мне, о чем была твоя фантазия, - сказала Нора, и в ее голосе послышался жесткий приказ.
Его фантазии о Норе и Отце С за гранью унижения. Иногда он представлял их в церкви и Нору, раздражающую Отца С. Нора делала невинное выражение лица и говорила что-то вроде, "Отец Стернс, кстати об огнях Святого Эльма..." На что Отец С, бросая случайный взгляд отвечал, "Он был покровителем моряков. А что с ним не так, Элеонор?" И Нора отвечала, "А он случайно не боялся щекотки?" И Микаэль прячась в тени, наблюдал за тем, как его прекрасный священник перегибает Нору через спинку скамейки и жестко трахает ее. Это были просто неприличные мысли. Мастурбируя, он представлял разное - секс втроем, вчетвером, оргии, сильную порку... иногда это даже пугало его.
- Я..., - начал он и сглотнул.
Его пальцы сжались в кулаки от нервозности.
- Ты можешь рассказать мне, - сказала Сатерлин позади него. - Поверь, я выслушивала вещи и похуже. И даже если и нет, то думала о чем-то еще более порочном. Просто расскажи.
Микаэль сделал глубокий вдох. Он ненавидел разочаровывать Нору и хотел рассказать все. Но слова превратились в невнятный клубок, застрявший глубоко в горле.
- Я не могу, - сказал он, в его голосе звучала тоска.
Нора снова провела тыльной стороной ладони по щеке парня.
- Все нормально, Ангел. Мы еще доберемся до этого. Если собираешься стать сабом, нужно научиться рассказывать о том, чего хочешь. Это, - сказала она, указывая на комнату, а затем на себя, - стандартная фантазия. Доминирующая женщина, великолепное подземелье, забитое садо-мазо игрушками, большая кровать. Совсем обычная. Расскажи мне, о чем мечтаешь наедине, и мы сможем изменить это. Может, хочешь меня в черном вместо красного? В кружевах, а не в коже? Может, тебе хочется заниматься этим на свежем воздухе в ночное время? Или ты фантазировал о нас на кухне? Или в душе?
Микаэль нервно переминался с ноги на ногу.
- Может быть, - признался он.
- Ты понимаешь, что все, что тебе нравится, важно, да?
Микаэль потер руки.
- Да, мэм. Я стараюсь.
- Этим летом я обучу тебя этому. Тебе многому предстоит научиться. Давай начнем.
Прогуливающейся походкой Нора проследовала к столу, накрытому черной тканью. Подойдя к нему, она снова поманила Микаэля пальцем к себе.
Обнаженный и краснеющий, Микаэль подошел и встал рядом с Норой. Одним движением та убрала ткань со стола.
- Ничего себе, - сказал Микаэль, глядя на вещи перед ним.
- Спасибо. Я упаковала парочку моих любимых. А еще несколько позаимствовала у Гриффина. Гриффин обожает тебя. Ты произвел на него неизгладимое впечатление.
От вкрадчивого голоса Норы румянец на щеках парня усилился. Знала ли она, что он подсматривал за их сексом в столовой? Чувствовала ли она, что с тех пор, как Микаэль увидел ее на коленях перед Гриффином, он постоянно представлял себя на ее месте?
- Он действительно клёвый, - все, что смог выдавить из себя Микаэль прежде, чем замолкнуть.
Нора мельком посмотрела на него, возвращаясь взглядом к столу.
- Ты знаешь, что это, Ангел?
- Некоторые из них... но не все, мэм.
- Позволь мне рассказать тебе. Это, - сказала она, поднимая первый девайс, - стандартный флоггер. Шестидюймовая рукоять, восемнадцатидюймовые замшевые полоски. Чувствуешь?
Микаэль протянул руку и пробежался пальцами по флоггеру. Замша казалась такой мягкой на ощупь.
- Если бить слегка, - объяснила Нора, - то будет чувствоваться как щекотка. А если использовать со всей силой, то удар может даже сбить с ног. Коварная вещь. Я могла бы избить тебя до слез, а через час тебе бы казалось, будто тебя и вовсе никто не касался.
Она положила флоггер на стол.
- А это... Знаешь, что это такое, не так ли?
Она подняла другую игрушку, похожую на плеть, но более устрашающую на вид.
- Девятихвостая плеть, мэм, - ответил Микаэль.
- Очень хорошо. Это легкая вариация той, которую используют для воспитания дисциплины у моряков в британском флоте. Но даже этот облегченный вариант с легкостью рассечет твою кожу, если я захочу. Но если использовать ее правильно, то завтра у тебя будут милейшие синячки-веснушки от узлов на концах шнуров. Вот, - сказала она, протягивая ее ему.
Микаэль взял ее дрожащими руками, коснулся узлов, взвесил обманчиво легкий вес.
- Знаешь, что существует еще более маленькая версия такой, используемая на корабельных юнгах, - сказала Нора со смехом в голосе. - Угадай ее название?
- Не знаю, - сказал Микаэль, пожимая плечами.
- Киска мальчика, - сказала она, порочно улыбаясь.
Сатерлин забрала плеть обратно.
- Не думал, что получишь урок истории сегодня, да?
- Нет, мэм.
- Я верю в ценность всестороннего образования. Школьный ремень, - сказала она, указав на тяжелый кожаный ремень рядом с плетью. - Использовали для дисциплины школьников в девятнадцатом веке. Он не повреждает кожу, но печет как огонь. А это, - сказала она скользя пальцами к еще одной вещи на столе, - это именно то, чем кажется.
- Трость, мэм.
- Именно так. Трость из ротанга, толщиной десять миллиметров, длиной семьдесят шесть сантиметров. Причиняет такую боль, что использование ее на пленниках было осуждено ООН. Может оставить не только постоянный шрам на коже, но и увечье. Даже легкий удар по бедрам или заднице вызовет такую боль, что ты будешь задыхаться. Традиционно делаются шесть ударов, пять горизонтальных и один по диагонали. Называется "Запереть ворота". Достаточно садистский способ, чтобы даже твой священник редко использовал его на мне. Хотя, надо признать, иногда я действительно этого заслуживаю.
Нора сделала шаг назад и с поразительной ловкостью взмахнула тростью, как дирижер палочкой. Парень мог слышать шипение дерева, разрезающего воздух.
- Теперь..., - Нора положила трость обратно на стол. - Выбирай.
- Выбирать? - спросил он, не в силах оторвать взгляд от дюжины различных видов флоггеров, кнутов и тростей на столе.
- Да. Выбери одну. Что бы ты ни выбрал, я использую это на тебе сегодня. Так что подойди к выбору очень внимательно.
Нора отошла в сторону, оставляя его в одиночестве. Парень слышал, как она открывает сундук рядом с кроватью, чтобы взять что-то, но он не рискнул обернуться, чтобы посмотреть, что это было.
Микаэль поднял руку и провел ею по предметам, лежащим на столе.
Я могла бы избить тебя до слез.
Самые милые синячки-веснушки.
Будет печь как огонь.
Ты будешь задыхаться от удара.
- Вот это, мэм, - сказал он, поднимая девятихвостую плеть.
Парень повернулся и Нора жестом попросила принести ее ей. Стоя у подножия кровати, Сатерлин забрала плеть из его рук. Когда ее пальцы запутались в замшевых шнурах, пульс Микаэля участился.
- Ангел, - сказала она, натягивая шнуры. - Тебе будет больно. Очень.
- Да, мэм.
Нора подняла бровь.
- Один для тебя. И один для меня.
Она бросила девятихвостку на кровать и снова подняла трость. Микаэль с трудом сглотнул, но промолчал.
- Давай, - сказала Нора. - Становись ровно. Лицом к кровати. Спиной ко мне. Делай сильные, глубокие вдохи. Сосредоточься на тепле от камина. Позволь ему согреть твои мышцы.
Микаэль старался, как мог. Он знал, что нужно было расслабиться, поэтому стоял и дышал, как было приказано. Нора застегнула кожаные манжеты вокруг его лодыжек. Напряженность в ногах отступила. Сатерлин схватила его зажившие запястья и, заведя их за спину, также надела на них манжеты; нервозность покинула его тело, скользя по венам к кончикам пальцев. Микаэль резко вдохнул, когда Нора обернула черный кожаный ошейник вокруг его горла и застегнула у основания шеи.