- Как видишь.
- Не можешь бросить курить - проще броситься самой?
- Ты угадал, - отвечает она с надеждой, что Злой, как всегда, бросится её спасать.
Но надежда гаснет очень быстро.
- Ну и правильно, - стебётся он над ней.
Эмма наклоняется вперёд, выставляя ногу. Ещё секунда, и она сделает это.
- Дура! Ты же себе только ноги переломаешь! С крыши надо!
Эмма в ответ пожимает плечами и прыгает с подоконника на пол.
- С крыши, так с крыши, - легко соглашается она.
Я тебя забанил
…В последнее время с Эммой творится что-то непонятное. Она стала очень нервной и подверженной частой смене настроения: то вдруг засмеётся, как ненормальная, то вдруг ни с того ни с сего заплачет.
В неё будто вселилась какая-то сущность, которая и заставляет её совершать безрассудные поступки. Иногда Эмма ощущает себя ангелом, иногда - демоном. Всё бы ничего, но порой эта сущность нашёптывает ей, что от демона неплохо бы избавиться. И ничего страшного не случится. Ведь твой ангел-хранитель всё равно останется с тобой.
Выйдя из пустого кабинета, Эмма выбирает в меню мобилки любимую песню, втыкает в уши наушники и включает воспроизведение. В такт первым аккордам она начинает подмахивать головой, бессмысленно глядя перед собой.
Ему важнее не я, а то, что от меня воняет табаком, думает она. Значит, он меня нисколечки не любит! Не захотел, чёрт лысый, чтобы я прыгала со второго этажа. Конечно! Зачем ему калека? Это ж придётся возить меня на кресле-каталке и подавать мне костыли, как в клипе Леди Гаги.
Эмма представляет себя в этом кресле-каталке, и ей вдруг становится жалко себя. Он хочет твоей смерти, - предупреждает её ангел-хранитель. Ну, раз хочет… - подсказывает ей демон. Эмма выходит на лестничную площадку и поднимается на третий этаж.
Злой знает, что в школе на крышу в принципе попасть невозможно. Все двери, ведущие туда, всегда закрыты на висячий замок. Но мало ли, что ещё может прийти сейчас в голову Эмме? Поэтому он, огибая флигель, спешит к главному входу, бегом несётся по коридору и буквально взлетает на третий этаж.
Можно представить его изумление, когда он видит, что решётчатая дверь на крышу широко раскрыта, а рядом на ступеньке лежит открытый висячий замок.
Взбежав по узкой лестнице, он открывает глухую металлическую дверь и оказывается на плоской, покрытой просмоленной толью, крыше. Эммы нигде не видно. Лишь в дальнем левом крыле он видит склонившегося над телевизионной антенной учителя физики.
Справа открывается вид на Сапёрную слободку, слева - на Девичью гору. Отсюда гора выглядит не самым лучшим образом. Пейзаж портят две дальние трубы ТЭЦ и пять радиовышек напротив, издалека предупреждающие о себе красными и белыми полосами.
Алексей заглядывает за правый угол лестничной надстройки и замечает там Готику - известную всей школе гимназистку, прозванную так за свою приверженность к готическому стилю. А известна она, прежде всего, тем, что ни с кем не дружит. Одетая явно не по погоде, та стоит в длиннополом пальто, прислонившись спиной к бетонной плите, и задумчиво смотрит перед собой.
Об этой гимназистке постоянно судачат на переменках и распускают самые невероятные слухи. Якобы каждый день Готика ходит на кладбище, что нет ни одного кладбища, на котором бы она не была, что у неё острые клыки, как у вампира, и этими клыками она прокусывает себе вены, а потом сама у себя пьёт кровь.
Вся в чёрном, начиная от ботинок с высокой шнуровкой и заканчивая длинными курчавыми волосами, Мария Чернавская словно излучает вокруг себя мрачную и таинственную ауру. Глаза у неё, под стать фамилии, также чёрного цвета, и в них лучше не заглядывать.
Брови, предварительно выщипанные, нарисованы чёрным карандашом. Губы накрашены блэк-помадой, а лицо явно натёрто мелом, отчего она выглядит бледной, как покойница.
Злой проходит мимо неё с таким видом, будто её здесь нет.
Она также делает вид, что его в упор не видит.
Обогнув надстройку, Алексей замечает за углом Эмму, стоящую спиной к нему у самого края крыши, возле невысокого, чисто символического бортика.
- Эм! - зовёт он.
Она не оборачивается.
Подбежав ближе, он слышит её голос, словно она что-то бормочет:
- Давай, до свиданья… да, я ненормальная…
- Эм! - осторожно говорит он.
Она не отзывается, продолжая что-то бормотать, будто не в себе:
- Ты ничего не поймёшь…
- Что я не пойму? - удивляется Алексей.
Но она будто не слышит его.
- На прощанье… я сделаю вот что! - исступлённо повторяет она, глядя перед собой. - И ты никогда не уйдёшь!
- Эм, - мягко произносит он, в любой момент готовый схватить её за руку.
Неожиданно она оглядывается.
Обнаружив рядом Алёшу, она выдёргивает из ушей наушники, и он понимает, что она всего-навсего напевала слова песни. В её глазах он видит радость и облегчение, что он, наконец, появился и в очередной раз успел прибежать, чтобы спасти её. Но именно эта радость и вызывает в нём почему-то обратную реакцию.
- Ну и что дальше? - зло спрашивает он. - Давай, давай, вперёд. Чего стоишь?
- Ты этого хочешь? - изумлённо спрашивает она.
- А мне пофигу! Хоть кури, хоть умри! Я тебя забанил!
- Забанил? Ну тогда…
Она пытается снять с безымянного пальца колечко, которое он ей недавно подарил. Но у неё не получается.
- Ничего. Потом сам снимешь. Когда меня уже не будет.
- Напугала. Отсюда всё равно не убьёшься. Уж лучше вон с Девичьей, - кивает он на Гору. - Ведь это так романтично: с обрыва прямо в речку Лыбедь вниз головой.
- Хорошо. Я так и сделаю, - обещает Эмма.
- Дура ты!
Вовсе не это он хотел от неё услышать. Злой лезет руками в задние карманы джинсов, что-то нащупывает там, и, наконец, протягивает перед ней зажатые кулаки.
- В таком случае, выбирай!
- Что тебе ещё нужно?
- Ты должна выбрать, - настаивает Злой.
- Не хочу, - мотает она головой, - не буду.
- В каком из них? - требует Злой.
- В этом! - ударяет Эмма по левому кулаку.
Злой раскрывает кулак и на ладони оказывается скомканный чёрный кулёк - тот, который обычно используют для мусора.
- А причём тут кулёк?
- А ни при чём! Ты выбрала. Теперь он твой, - протягивает он ей кулёк.
Эмма берёт его в руки.
- И чё мне с ним делать?
- Как чё? Наденешь себе на голову - чтобы страшно не было.
- Дурак, что ли?
- А потом в этом мусорном мешке можешь смело прыгать в мусоропровод со своего этажа!
- Ты полный урод. Я тебя ненавижу! - вся на нервном срыве орёт Эмма и бросает в него мобилку.
Мобилка ударяется в бетонную стену лестничной надстройки и разлетается на части. Из-за стены неожиданно появляется Готика и вступается за Эмму.
- Чего ты к ней пристал?
- Я тебе мешаю? - огрызается Злой.
- Да, мешаешь! - отзывается она.
- Пошла, ты знаешь куда! - угрожает ей Злой.
- Куда? - интересуется она.
- К себе на кладбище, чёрное чмо!
Слышно, как звенит звонок на четвёртый урок.
Учитель физики уже направляется в их сторону.
Слово "кладбище" Готика пропускает мимо ушей, а вот последнее выражение её задевает.
- Что ты сказал?
Она снимает с плеча чёрную сумку и, размахнувшись, пытается ударить его по голове.
- Сам туда же послан!
- Сдурела? - защищается он рукой, а потом сам замахивается на неё.
- Попович! Алексей! - кричит ему издали учитель физики. - Я не понял! Ты как себя ведёшь? И вообще, что вы тут делаете? Ну-ка, живо все отсюда! Вы что, звонка не слышали?
Злой спохватывается и смотрит на часы.
- Ничего, я с тобой ещё разберусь, - мстительно обещает он Готике, и первым покидает крышу.
Мара-Мария
- Спасибо, - благодарит Эмма свою защитницу, засовывая чёрный пластиковый мешок для мусора в задний карман джинсов.
- Не за что! Их надо ставить на место, иначе они сядут на голову, - советует ей Готика.
- Я не могу, - мотает Эмма головой, - и ненавижу себя за это.
Отвернув лицо и глядя с края крыши на землю, она добавляет:
- И вообще, я хочу сейчас умереть.
Готика с удивлением смотрит на Эмму. Ей хочется пожалеть её, но вместо этого она с едва заметной улыбкой иронически спрашивает:
- По-настоящему?
- Нет, - с вызовом отвечает Эмма, почувствовав в её вопросе издёвку, - понарошку!
- Всё-всё, - гонит их учитель физики, - выходите. Я закрываю дверь.
Они спускаются по лестнице.
- А тебя как зовут? - спрашивает её Готика.
- Эмма.
- Как? - удивляется Готика.
- Эм-ма, - раздельно произносит она. - Моя мать, как будто догадывалась, кем я впоследствии стану.
- Понятно.
- А тебя? - в свою очередь спрашивает Эмма.
- Вообще-то Мария, но на самом деле я - Мара.
- Мара? - удивляется Эмма.
- Да, это у меня такой ник на готическом форуме.
На лестничной клетке их пути расходятся.
- У тебя здесь сейчас урок? - спрашивает Мара-Мария.
- Здесь, - кивает Эмма.
- Ну ладно тогда, пока.
- Пока.
Эмма выходит в коридор. Готика смотрит ей вслед.
- Подожди! - окликает её Мара-Мария. - Вот, на, возьми, - достаёт она из сумки свою мобилку.
- Ты чего? Зачем? - удивляется Эмма, возвращаясь. - Не надо!
- Ты же свою разбила! А мне эта больше не нужна.
- Да, ладно, ты чего? - отказывается Эмма, - как это не нужна?
- Мне всё равно никто не звонит. И потом…мне самой некому звонить.
- Не, ты чего, я не возьму.
- Я всё равно собиралась её выкидывать!
- Ну, ладно, тогда давай, - Эмма принимает мобилку и разглядывает её, - спасибо.
- Не за что.
- Такая классная…я даже не знаю.
- Ну, вот и пользуйся! И хоть иногда … вспоминай меня при этом.
Готика спускается по ступенькам вниз. Эмма возвращается в коридор третьего этажа. На урок ей идти не хочется. Она включает по пути телефон, просматривает меню и список контактов. В нём, действительно никого нет, даже родителей. Или, возможно, она все контакты удалила.
Коридор опустел, в нём никого нет. Эмма подходит к окну и смотрит вниз. Она видит, как из парадного подъезда выходит на крыльцо Мария. Спустившись по ступенькам с крыльца, она выходит за ворота на улицу и, надев тёмные очки, сразу же сворачивает налево.
Эмма неожиданно для самой себя бросается вниз по лестнице, выскакивает из школы и устремляется вслед за Готикой.
Та ещё не успела уйти далеко.
- Мария! - зовёт её Эмма.
Готическая девушка продолжает идти, словно не слышит её. Она выглядит довольно странно для такого тёплого предмайского дня. Её чёрное длиннополое пальто, хотя и расстёгнуто нараспашку, но воротник поднят вверх, словно она зябнет от холода.
- Мария! - громче зовёт Эмма, идя вслед за ней.
Острые концы воротника, устремлённые вверх, словно шпили готического собора, лишний раз подчёркивают её стиль. На ногах - чёрные ботинки "стилы" с высокой шнуровкой. На боку болтается чёрная сумка, ремешок которой перекинут через плечо.
- Мария!
Но та не оборачивается, словно глухая, и продолжает идти своей демонстративной независимой походкой, не замечая никого и ничего вокруг.
- Мара! - почти кричит Эмма, догоняя её.
На своё готическое имя Мария, наконец, отзывается и оборачивается.
- Что? - вынимает она из уха наушник, в котором гремит музыка.
Чёрные очки и наушники мп3-плейера позволяют ей полностью отключаться от внешнего мира.
- Ты что, не слышала, что я тебя зову?
- Слышала.
- Чего ж не оборачивалась.
- Я думала, это не меня.
Эмма пытается увидеть её глаза за тёмными стёклами и не может придумать ничего лучшего, чем спросить:
- А ты сейчас куда идёшь?
Невинный, на первый взгляд вопрос явно смущает готическую девушку. Замявшись, она снимает очки, а затем водружает их себе на волосы.
- Да так, в одно место…
- Домой?
- Нет.
В распахе пальто видна ажурная чёрная блузка с жабо и рюшами и узкие чёрные джинсы, перехваченные ремнём. На шее у Готики - шипованый ошейник, явно намекающий всем, что к ней лучше не обращаться с глупыми вопросами.
- А можно я с тобой немного пройдусь?
Готика удивлённо пожимает плечами.
- Можно, если немного.
Они идут рядом. Эмма не знает, о чём ещё спросить. Разговор как-то не клеится.
- А что ты сейчас слушаешь?
- Музыку.
- А правда, что ты любишь ходить на кладбище? - спрашивает Эмма.
- Правда.
- И ты ходишь туда одна?
- Одна. Пока ещё не нашлось желающих составить мне компанию. Особенно ночью.
- Что, ты и ночью там бываешь?
- А днём там неинтересно. Слишком много народа. Зато ночью такой кайф. Представь, светит луна. Повсюду кресты и звёзды. Запах сырой земли, ветер, завывающий в деревьях, листва, шуршащая под ногами. Единственное место, где можно спокойно подумать о смысле жизни и смерти.
- А на какое кладбище ты ходишь?
- В последнее время я обожаю бывать на Зверинецком. А так, я обошла уже почти все: и Байковое, и Берковцы и Лукьяновское…
- Знаешь, если ты сейчас идёшь туда, я могла бы составить тебе компанию.
- Спасибо, конечно…за компанию, - подчёркивает Мара и вновь вынимает наушник из уха. - Но сейчас я иду не туда.
- А куда?
Мара останавливается.
- Тебе туда нельзя.
- Да, ладно. Я чё, маленькая? - обижается Эмма.
- Нет, - серьёзно отвечает Мара. - Но тебе туда нельзя.
- Скажи хоть, куда?
Мара молча качает головой: нет.
Эмма смотрит на неё умоляющим взглядом.
Мария внимательно смотрит на неё и неожиданно открывает ей свою тайну:
- Я иду на Девичью.
- Но туда же нельзя! - вырывается у Эммы.
- Вот. А о чём я тебе только что говорила?
- Ты ходишь на Девичью? - ошарашено переспрашивает Эмма.
- Только никому об этом не говори, ладно?
- Никому, клянусь. И тебе там не страшно?
- Не-а.
- Ну ты даёшь! А как же Змей этот, Люцифер?
- А он мне пофигу.
- Но там же девушки пропадают!
- Как видишь, я до сих пор ещё не пропала. И потом…я давно уже никого и ничего не боюсь.
Хочешь я буду твоей подругой?
- А я вот всего боюсь, - заявляет Эмма. - Я страшная трусиха.
- Да, я это заметила, - усмехается Мара.
- Хотя, когда случается то, чего боишься, это оказывается совсем не страшно, - философски замечает Эмма.
- Это точно! - пылко поддерживает её Мара.
Ободрённая реакцией своей новой знакомой, Эмма продолжает:
- Я, например, уже несколько раз умирала.
- Ты? - приходит черёд удивляться готической девушке.
Эмма молча задирает рукав кофточки и показывает поперечные шрамы на внутренней стороне запястья.
- А из-за чего ты всё это делаешь?
- Да так.
- Колись уже, раз начала.
- Ну, короче, жизнь - дерьмо… потому что.
- Ясно, а на самом деле?
- Ну, короче, я не знаю, почему так делаю, - серьёзно отвечает Эмма. - Умом я понимаю, конечно, чем это может закончиться. Но кто-то иной словно подталкивает меня. Это какое-то наваждение. Понимаешь…Мне сегодня даже хотелось… прыгнуть вниз.
- Что, без всякой причины?
- Ну почему без причины? Из-за любви, ясное дело, - горестно вздыхает Эмма и добавляет, - неразделенной.
- К этому монстру? - уточняет Мара.
- Ага. Я на него запала, а он меня забанил.
- За что?
- За то, что я курю. Лучше бы сам пил, да курил. Может быть, тогда бы и разрешал мне всё.
- А мне зато никто ничего не запрещает, - хвалится Мара, - что хочу, то и делаю.
- Классно тебе. У тебя, случайно, не будет сигаретки?
- А я не курю.
- Как это? - недоумевает Эмма.
- А вот так. Как видишь, не сложилось.
- Чё, серьёзно?
- Серьёзно. Со мной ведь никто не дружит. Вот и некому было научить.
- А пиво хоть пьёшь?
- Даже не пробовала ни разу.
- Да, ладно. Так не бывает.
- Бывает. Я ненавижу пиво и водку!
- Ну ты даёшь! Может, скажешь ещё, ни разу ни с кем не целовалась?
- Нет, - коротко отвечает Мария.
- А про тебя говорят, что ты чуть ли не трахаешься со всеми на могилах.
- Я слышала, что про меня говорят. Поэтому и избавила себя от общения со всеми, чтобы этого не слышать.
Мара демонстративно ускоряет шаг. Эмма догоняет её.
- Мара, извини, я не хотела тебя обидеть. Просто я хотела о тебе больше узнать. Ведь о готах всякое болтают… и что у них постоянная депрессия…
- Сейчас у всех великая депрессия, - недовольно отвечает Мария.
- Ну, это точно, - соглашается Эмма, останавливаясь возле табачного киоска, - подожди секунду.
Наклонившись к окошку, она требует:
- Пачку Марлборо.
- А тебе 18 есть? - спрашивает киоскёрша.
- А чё, я так молодо выгляжу? Женщина, вы что? Я школу уже давно закончила. И на сигареты, по крайней мере, могу себе заработать.
На тарелочке в окошке без дальнейших разговоров появляется пачка сигарет. Эмма тут же раскрывает её, вынимает сигарету, щёлкает зажигалкой и закуривает. Они идут дальше.
- А у тебя из-за чего депрессия? - продолжает Эмма прерванный разговор. - Тоже из-за любви?
- Скорей, из-за её отсутствия. Из-за того, что я никому не нужна! - резко отвечает Мара.
- Как это никому не нужна? А родителям?
- Отец бросил меня, когда мне было полгода, и с тех пор ни разу не заявился. А мать с тех пор бухает по-чёрному. И на меня ноль внимания, как будто я ей неродная. И зачем она меня только рожала? Тем более, что я её не просила.
- А как же… всё это? - кивает Эмма на дорогостоящее готическое обмундирование Мары-Марии.
- Это всё бабушка. Она единственная, кто ни в чём мне не отказывает.
Они сворачивают на улицу Столетова, деревенскую улочку, до сих пор ещё незаасфальтированную, на которой старые хибары за покосившимися деревянными оградами соседствуют с крутыми особняками за высокими кирпичными заборами.
- А мне нравится твой готический стиль. Тебе, кстати, очень идёт быть готкой, - переводит Эмма тему.
- Во-первых, не готкой, а готессой, - покоробившись, поправляет её Мара-Мария. Её всегда коробит, когда она слышит слово "готка" в свой адрес. - А, во-вторых, разве по мне не видно, что я чёрное чмо, и все, кому не лень, только и делают, что называют меня чёрным чмо?
- Просто тебя никто не понимает.
- Это точно. Со мной ведь никто и не дружит, у меня никого нет: ни друзей, ни подруг. Мне ни с кем неинтересно. Все такие тупые… Я не про тебя, - спохватывается она.
Эмма неожиданно прерывает её:
- А хочешь, я буду твоей подругой?
Мария благодарно кивает. В левом глазу её неожиданно вспыхивает слезинка. Она тут же вытирает её рукой. Готессам непозволительно плакать, в отличие от эмочек. Эмма замечает характерное движение рукой и улыбается.
- Жаль, что со мной нет моего розового платочка.
- Да это мне так …что-то…