– Я и так вся твоя, Мишка. Вот лежу. Вся твоя. Что ты хочешь сделать? Опять будешь приставать к попе?
– Я не буду делать ничего, что ты не хочешь.
– Тогда зачем тебе эти игрушки? Я не понимаю. Ты и так делаешь со мной все, что хочешь. Или ты задумал что-то еще?
– Нет. Я хочу, чтобы ты согласилась. Чтобы ты мне доверяла. Если не хочешь – я вообще ничего не буду делать – просто полежишь так.
– Здрасти – он ничего не будет делать. Обрадовал.
– Я буду делать только то, что тебе нравится.
– Так делай сейчас.
– Соглашайся. Я сниму их, как только ты скажешь.
– Тебя это заводит?
– Ужасно.
– А что именно?
– То, что ты согласишься. Сама. Добровольно.
Девушка смотрела ему в глаза, лица обоих были абсолютно серьезны.
– И ты их снимешь, как только я скажу?
– Да.
Еще минуту Белка пыталась высмотреть в его глазах правду, потом бросила упаковку ему в живот и подняла руки к спинке дивана.
– Ладно. Давай.
Михаил судорожно разорвал плекс на обеих упаковках, отбросил их, ключом открыл все четыре "тортуры" и защелкнул две на запястьях девушки; она следила глазами за всеми его движеньями. Он попробовал высвободить ее запястье, проверил, чтобы не было туго, пристегнул два кольца к крепежу спинки дивана и сел рядом. Они молча смотрели друг на друга, дыхание высоко поднимало грудь девушки, но в глазах ее не было заметно страха: она решилась, бросилась в омут и теперь ждала, что он будет делать. Он провел тыльной стороной пальцев по ее подмышкам – они были слегка влажными, коснулся их языком – это был терпкий вкус безрассудного доверия и покорности, вкус ожидания неизведанного, это было самое вкусное, что он когда-либо пробовал. Он поднялся и навис над ней, упруго уперся ей в живот, наклонился над запястьями – голубые жилки бешено пульсировали; он приник к ним губами, потом посмотрел ей в глаза.
– Ты моя хорошая. Ты моя самая красивая. Ты моя самая лучшая. Ты моя вся моя. Ты мой Бельчонок дикий. Ты моя пушистая Белка в капкане. Я тебя выпущу. Но побудь еще так.
– Ты меня любишь?
– Да. Я никого не любил, кроме тебя. Я никого так не хотел, как тебя. Я хочу даже свой телефон с твоим смайликом в смске. Я хочу тебя всю.
Михаил поймал губами верхнюю губу девушки, тихонько потянул, отпустил, провел губами по ее горлу, сдерживая желание присосаться к нему; опустился к ее груди, поласкал языком ее торчащие соски, покусал их, двинулся вниз. Белка дышала как паровой котел, вздрагивала от его прикосновений, живот ее судорожно втягивался. Он раздвинул ее ноги и ткнул в нее носом – она дернулась.
– Оййй, Мииишка, не могу больше!
– Тихо, тихо, подожди еще, не спеши.
Михаил встал, подошел к столику и сел в кресло.
– Ну ты подлец какой, Мишка! Ну давай! Выпусти меня! Я тебя задушу!
– Нет, Бельчонок, помучайся немножко. Я сейчас приду.
– Ты куда?! А я?! Вернись!!!
Михаил вернулся из ванной с двумя бананами и присел на край дивана.
– Мишка, Мишутка мой, ну я не могу больше, ну не мучай меня, ну пожалуйста, мой хороший, ну я хочу, ты же видишь, скотина ты бессердечная.
– Хочешь банан, Бельчонок?
– Ну дааа! Давай свой банан скорей, ходишь там где-то, а бедная девочка… умирает… привязанная пиратами… на необитаемом острове…
– Ну все, моя девочка, все хорошо, все будет хорошо.
Он взял один банан, сел между ее ног и медленно вставил в нее.
– Ааах… Ну что ты делаешь! Ну не тот же! Скотина! Ну я убью тебя!
– Тот, тот, будут тебе все, не спеши.
Он отодвинулся назад, опустил голову и ухватил губами черенок райского яблока, задвинув банан глубже. Девушка вытянула ноги, двинула бедрами вверх раза три и засучила пятками по простыне; никелированный звон цепочек наручников слился с ее утробным стоном, живот судорожно двигался как груша кардиолога. Он вынул из нее банан и легонько хлопнул ладонью по пушистому холмику, – она дернулась, сжала ноги, согнула их в коленях и замотала ими, будто это был маятник свихнувшихся часов; потом часы замедлили ход, пока не остановились совсем.
– Мишка.
– Да.
– Мне никогда не было так хорошо.
– Ну я же тебе обещал.
– Но почему? Мы ведь с тобой уже год. И что ты только со мной ни делал. А так никогда не было.
– Значит, не все еще делал.
– А что ты еще не делал.
– Бананом тебя не кормил.
– Ну кормил же, противный ты пиратище!
– Ну не так.
– Да. Опять надругался над бедной девочкой.
– Ну больше не буду.
– Я тебе дам – не буду!
– Так тебе понравилось?
– Мне немножко даже стыдно, как понравилось.
– Да ты маленькая развратница.
– Да я большая уже. Давай его сюда.
– Ты хочешь банан?
– Ну вот, тебе надо еще, чтобы я сказала.
– Да.
– Я хочу. Твой. Банан. Съесть. Доволен?
– Ты сегодня очень хорошая. Как никогда.
– Ну давай уже.
Михаил взял второй банан, снял до половины шкурку и поводил по губам девушки, она быстро отгрызла кончик. Тогда он поднялся и навис над ней, дав ей свой, не убирая второй банан от ее щеки.
– Только не надо…
– Ладно. Ты же знаешь, я тебя никогда не обманывал.
– Да. Давай его. Я не достаю.
Он двинулся вперед и ритмично продолжал движение, пока не почувствовал приближающиеся сейсмические толчки, отстранился, залил второй банан сливками и в изнеможении упал рядом с девушкой.
– Мишка.
– Да.
– Дай мне попробовать.
– Ты серьезно? Или издеваешься над бедным старым пиратом?
– Давай уже. Я голодная.
Михаил поднес банан к губам девушки, она сделала резкое движение головой вперед, откусила половину, откинула голову, крепко зажмурилась и стала жевать. Потом открыла глаза и посмотрела ему в глаза.
– Ничего так. Можно есть. Расстегни меня.
Они лежали рядом нагие, словно Адам и Ева после грехопадения, и тихонько трогали друг друга кончиками пальцев.
– Мишка.
– Да.
– Знаешь, что я подумала.
– Что.
– Помнишь, мы смотрели "Голубую лагуну".
– Конечно.
– А потом ты был пират.
– Да.
– И взял меня в плен.
– И мучил за разные места.
– Да.
– И тебе это нравилось.
– Нравилось. Но это было не взаправду.
– Что?
– Плен.
– Ну да. Мы с тобой так играли.
– Играли. Но, наверно, я этого и хотела.
– Чего?
– Плена.
– Так сегодня тебе понравилось?
– Это не то слово.
– А было страшно? Скажи правду.
– Было. В начале. Прям… дрожь прошла, когда услышала щелчок.
– Прошла? И куда она ушла.
– Туда.
– А потом.
– А потом было так хорошо, что я забыла. Верней, не забыла, а перестала думать. Мне было просто дико хорошо.
– А знаешь, что будет во второй серии?
– "Голубой лагуны"?
– Да.
– Что.
– Я положу тебя на живот. Ты согласна?
– Да.
– И пристегну тебя.
– Ладно.
– И займусь твоей попкой.
– Ах ты противный пиратище!
– Ты не хочешь?
– Никогда!
– Тебе понравится.
– Ни за что!
– Но я же тебя никогда не обманывал.
– И откуда ты такой взялся на мою голову.
– Какой?
– Любимый.
– Ты моя любимая девочка. Моя хорошая. Моя ласковая. Моя пленница. Посмотрим вторую серию?
– Палучишь ты у меня!
– Ну признайся.
– В чем?
– Что пленница этого хочет.
– Никада!
– Ну вот и договорились. Пошли есть. Я голодный. Как пират после долгого плаванья.
– Пошли, мой любимый пиратище. Теперь я тебя накормлю.
The Blue Lagoon
Прыгни в море.
Почувствуй соль на губах.
Видишь тот остров?
Просто плыви – там твоя гавань
Михаил поставил чемодан, достал ключ и открыл дверь своей квартиры. Из кухни вышла Белка и уставилась на красный чемодан на колесиках.
– Ты уезжаешь?!
– Да, надоел мне этот Мухосранск.
– В командировку? Квалификацию повысить? Будут тебя учить, как из Машунек лишнюю трешку вытрясти?
– Нет. Проветриться надо. В отпуске еще ни разу не был.
– Ах провееетриться ему надо! И с кем? Я тебя и тут быстренько проветрю – видишь, какой у меня вентилятор, – девушка повертела сковородкой, которую держала в правой руке.
– Да не дури, Белка. Видишь, чемодан какой большой.
– И что – пирожков тебе туда напечь?
– Сама залазь.
– Так ты меня с собой берешь?!
– Ну а как же, глупая ты какая.
– Правда?! А куда мы поедем? В "Лесные озера"?
– Не, не хочу никаких озер: пиявки всякие – присосутся тебе к заднице, что ты будешь делать.
– А я больше никаких баз отдыха у нас и не знаю.
– Нуууу… то ж у вас.
– Мишка, ну перестань меня томить. Пока я еще добрая.
– А ты бы куда хотела?
– Куда?
– Да. Вот если б тебе фея… или старик Хоттабыч… сказали: Куда ты хочешь, Белка.
– Я бы им сказала… даже не знаю…
– Ну это же фея… золотая рыбка… любой каприз.
– Я хочу… я хочу… а на море можно?
– Можно.
– Ты что, серьезно, Мишка? Или издеваешься над бедной девочкой?
Михаил достал из заднего кармана туристический буклет и протянул девушке: песчаный пляж, пальмы и сине-зеленое море, сверху была надпись "Голубая лагуна". Белка оторопело посмотрела на фотографии, покрутила буклет и понюхала его, потом подняла глаза.
– Так это правда?!!! Мишка! Ну скажи!
– Меня повысили.
– И кем ты теперь работаешь?
– Стариком Хоттабычем. И феей с золотой рыбкой в пакете.
Белка с грохотом уронила сковородку, бросила буклет и прыгнула на Михаила, обхватив его руками за шею и обвив ногами его талию. Она целовала его, куда попадали губы: в нос, в глаз, кусала за ухо, потом ухватила за оба и стала трясти.
– Белка! Отпусти, ты что, блин, задушишь!
– Мишка!
– Что?
– Пошли.
– Да еще ж не собрались.
– Потом. Я хочу сейчас.
– Та не – у меня чемоданное настроение.
– Так ты не хочешь, подлец?!
– Белка, ну подожди, ну что ты такая буйная… сначала сковородка… теперь… а что ж ты на острове делать будешь.
– На острове?! А как мы туда доедем?
– Вот, дурында ты какая – доедем. На самолете полетим.
– На самолете?! Так у нас же аэродрома нет!
– Ну в Москве есть. Туда на поезде, потом на самолете.
– Так мы в Москву поедем?!
– Да мы в Голубую лагуну полетим – нужна тебе эта Москва драная. Понимаешь – на остров! В Индийском океане!
– В океане?! Я щас умру!!!
Белка опустила ноги на пол и стала быстро расстегивать ремень на джинсах Михаила, он со вздохом остановил ее.
– Ну погоди, ну потом, успеешь еще, Бельчонок. Я тебе обещаю. Я же тебя никогда не обманывал. Еще заплатить надо. И собраться. Давай домой за паспортом. Вот тебе денежка – крем надо купить от солнца… шляпу… давай.
Девушка развернулась и рванула из квартиры. Михаил сел в кресло, достал из сумки квадратик бумаги, ручку и стал записывать – что еще надо сделать, что купить. Минут через пятнадцать в квартиру ворвалась Белка с паспортом в руке, в три прыжка оказалась у кресла и опустилась на колени, тяжело дыша.
– Мишка.
– Да.
– А мама сказала, что в самолетах террористы бывают всякие.
– Ну… бывают.
– Я боюсь.
– Что в плен заберут?
– Не, ну плен… ты меня вызволишь. А если они нас совсем убьют.
– Да я их первый ушпокаю нараз.
– Мишка.
– Что.
– А ты не можешь сначала меня первую ушпокать – прям сейчас.
Девушка засунула руки ему под футболку, вонзила в грудь свои когтики и грызнула за ширинку.
– Ооох… ну Белка… и откуда ты такая взялась на мою голову.
– Какая?
– Буйнючая.
– Тебе не нравится?
– Ну нравится. Но я никак не могу привыкнуть.
– К чему.
– К тому, что ты моя. И что завтра опять будешь моя. Я все время боюсь…
– Меня?
– Нет. Я боюсь, что вот проснулся я… как в "Дне сурка": опять прыщ на лбу, я – Мишка Дуридомов, ты – Бэла Бурлакова, мы иногда встречаемся у подъезда, говорим друг другу привет… А потом ты уходишь в свою больницу.
– Мишка.
– Что.
– Теперь тут моя больница. Я старшая медсестра. Очень строгая. Снимай штаны – будем делать процедуры.
Михаил подтянул девушку повыше, поймал ее губы своими, приник к ним, ощутил ответное движение, но не поддался искушению, оторвал Белку от себя и вскочил с кресла.
– Все! Не успею заплатить, а ты – шляпу купить. Завтра уезжаем!
***
Вечером Михаил остановился у своего подъезда, присел на скамейку, закурил и достал из сумки папку турагентства: ваучеры, билеты, страховки, памятки – все было на месте. В сумке лежали блок сигарет, запасная зажигалка, новые очки Ray Ban, швейцарский раскладной нож и три шоколадки "Корона". Он достал смартфон, хотел зайти ВК, потом плюнул и пошел домой.
Дома он еще в холле услышал какое-то шуршание, прошел сразу в комнату и остолбенел. По всему полу были разбросаны пакеты, коробки и коробочки, тюбики с кремом и зубной пастой. Посередине комнаты стоял открытый красный чемодан, в нем сидела Белка, откинувшись назад и опираясь на локти. На ней была шляпа, темные очки и маечка с пальмами, задранная до пупа. Больше ничего не было. Ноги были раздвинуты на ширину чемодана.
– Белка!
– Дааа, дорогой, – томным голосом ответила девушка.
– Ты что – сдурела совсем?!
– Нууу… у меня… чемоданное настроение.
– Ну па…, – он дернул ремень на джинсах, – га…, – сдвинул зиппер, – …ди!
Михаил подскочил к чемодану, опустился на колени, взял девушку за икры и потянул на себя и вверх – ноги упали ему на плечи, шляпа сдвинулась вперед, Белка успела только ойкнуть.
– Бу… дут… те… бе… тер… ро… рис… ты!
– Ой Ми… иш… ка… род… нень… кий… по… жа… лей… бед… нуууую… де… воч… ку… ууу!
– Щас! – он сбросил с себя ноги и перевернул девушку лицом вниз, бедра поднял вверх, отбросил шляпу и прикрыл крышку чемодана.
– Как… те… бе… та… кие… про… це… ду… ры… Те… перь… я… док… тор… а ты… ми… сис… тра, – он звонко шлепнул ее по попке и открыл крышку – Белка дернулась вперед, но он удержал ее за бедра, двинул еще несколько раз, пока она не разогнула ноги, упала на живот и не закрутила педали, потом вырвалась и скрутилась внутри чемодана, зажав руки между ног.
Они лежали на диване совсем обессиленные, уже успокоившиеся, но еще мокрые.
– Мишка.
– Да.
– Я и не знала, что ты такой доктор.
– Какой.
– Ортопед.
– Это еще что за хрен такой.
– Это когда в тебе все сжимается, ты вся такая… скованная… что ходить не можешь. А он… берет тебя в свои руки… всю тебя чувствует… и вертит, и крутит…
– И что.
– И ты расслабляешься. И можешь двигаться. Ходить. И прыгать! – девушка внезапно вскочила, оседлала Михаила и стала прыгать у него на животе.
– Бе… бе… бел… ка! Сле… слезь… с меня!
– Ага! Так ты не хочешь!
– Хах… хоххх… чу!
– А вот мы щас проверим!
***
Боинг добежал до конца взлетно-посадочной полосы Шереметьево и резко взмыл вверх. Белка сидела в кресле с крепко зажмуренными глазами, откинув голову и вцепившись руками в подлокотники, Михаил гладил ее запястье.
– Уже?
– Да. Открывай глаза.
– Все в низ живота ухнуло.
– Сдвинь ноги.
– Уши заложило.
– Глотни.
– Что глотнуть?
– Просто глотни. Горлом.
– Аааа… а я подумала…
– Да погоди ты думать. На, конфету посмокчи – пройдет.
– "Мишка северный"?
– Почему северный?
– Так объявили – за бортом минус сорок.
– А ты теплая.
– Фуххх… попустило.
– Ну вот, а ты боялась.
– А долго еще?
– Ну ты что – мы же только вылетели. Сейчас будем пить и есть, потом спать.
– А мы ж ничего с собой не взяли.
– Да все тут есть. Ты просто представь, что мы дома, лежим на диване…
– Ага, на диване. Так ты сейчас приставать ко мне начнешь – при всех.
– Ну не, сейчас не начну.
– Так ты уже не хочешь? – прошептала девушка ему в ухо.
– Белка, ну тебе как будто перчинку в задницу кто засунул.
– Не знаю, Мишка. Ты как сказал про остров, я сразу представила Голубую лагуну…
– И хорошо.
– Да. Мне до сих пор хорошо. Везде. Ты меня так классно полечил. А где наш чемодан?
– В багажном отсеке. Ты что, опять в чемодане хочешь?
– Не знаю, Мишка. Я не знаю, чего я хочу. Я просто хочу. Все время. Это ты виноват. Я раньше такой не была.
– Ты перчинку-то вынь, а. Самолет все же.
– Так это ты мне ее и вставил. Ты какой-то другой стал, Мишка. Раньше был Дуридом – дуридомский. И за что я тебя полюбила.
– А сейчас?
– А сейчас ты все время меня удивляешь, я все время от тебя чего-то жду… Я сначала пугаюсь… как вчера, когда ты закрыл крышку.
– А потом?
– А потом ты открыл… и я как из клетки выпорхнула. Чуть не улетела. Хорошо, что ты меня удержал. Мне еще так никогда не было. Будто ты меня прямо на лету…
– Ты моя птица райская.
– Почему райская?
– Красивая. Трепетная. Нежная. Буйная. С хвостиком. Где еще таким жить.
– Ты правда так думаешь, Мишка?
– Конечно. Разве я тебя когда-нибудь обманывал.
– Нет.
– Ну вот. Будешь теперь птица – на райском острове.
– Ты знаешь что, Мишка.
– Что.
– Мне с тобой и дома как в раю.
– Так разворачиваем самолет?
– Нееет! Я в море хочу прыгнуть.
– Ладно. Тогда летим дальше.
По проходу двигалась стюардесса, толкая перед собой тележку с напитками.
– Желаете аперитив перед ужином?
– Мишка, а это что?
– Ну, винчик всякий. Хочешь?
– А шампанское есть?
– Конечно.
– Мне тогда шампанского, икры, банан и шоколадку.
– Девушка, ужин будет через пятнадцать минут.
– Шампанское два раза.
– За золотую рыбку!
– За райскую птицу.
– Ой, пузырьки через нос вышли! А можно еще?
– Пожалуйста.
– Мишка.
– Да.
– А мы с тобой еще никогда шампанское не пили.
– Все когда-нибудь бывает в первый раз.
– Вкусное!!! Дай, я тебя поцелую.
Михаил приготовился чмокнуть девушку, был пойман за шею и ощутил движение ее языка у себя во рту и бунт в джинсах.
– Бееелка! Ужин пропустим.