ТРИ КУНИЦЫ ПОД ОКНОМ…
"Три кунички" были нашей любимой игрой. Правила её выглядели на удивление просто и, тем не менее, притягательно!
"Куничкой", "кункой" в наших лесных краях нежно и ласкательно называли женское лоно - с пушистым лобком, как мех у юркого таёжного зверька. Иногда, на гуляньях, на посиделках, в тогдашних небогатых застольях можно было услышать или догадаться, как какая-нибудь смертельно соскучившаяся по мужской ласке молодуха спрашивает у подвернувшегося подходящего мужичка:
- А кункой побаловаться не хочешь?
Простота нравов, что поделаешь! Примерно так, как нынешняя сексуально раскрепощённая студентка деловито или даже с некоторой модной ленцой спрашивает своего случайного знакомого парня на "дисковухе": "Потрахаться хочешь? Есть варианты…"
Как это ни покажется сейчас странным, но в тогдашнем быту, в северных кондовых деревнях и посёлках тайные "стыдные" части тела и действия, их связывающие, именовались крайне деликатно, обиняками, намеками, - таков был стиль проживающих там суровых нравом староверов или старообрядцев.
И мы тогда не знали, что групповой секс является неким специальным изыском, - мы занимались этим увлекательным делом потому, что нам это очень нравилось, - с полным и безотчётным юношеским бесстыдством…
Лето красное, когда мы вольно резвились в просторном мире под открытым небом, промчалось быстро. Но и слякотной осенью, и в калёные морозы у нас имелось надёжное пристанище: мы собирались в доме у сестёр.
…Наше совместное лежбище, наш полигон для специальных игр, наш испытательный стенд для проявления самых необузданных фантазий, которые только могли свободно взбрести в наши головы, короче говоря - наше ложе групповой любви представляло собой сооружение необычное…
Оно не было разновидностью низких полатей, как часто бывало в русских избах; не являлось оно и кроватью в её подлинном классическом смысле - со спинками из никелированных решёток, с блестящими шишечками и шарами на концах сияющих столбиков, - предметом гордости хозяев, признаком солидности и состоятельности. Такая кровать, обычно с девственно-белым нетронутым кружевным покрывалом стояла в парадной горнице, или, как её уважительно именовали - зале…
Наше лежбище тем более не было ни городским диваном, ни кушеткой или по-нынешнему - тахтой, нет! Между тёплым боком русской печи и бревенчатой стеной дома располагалось обширное пространство, поле, почти аэродром (а есть такой термин: "сексодром"!), небывалых для спального места размеров - два метра на три!
Ложись хоть так, хоть эдак, хоть поперёк, а хочешь - кувыркайся через голову, сколько душа пожелает!
И на всём этом необозримом пространстве расположился прочный деревянный топчан из могучих спелых досок-сороковок, ещё пахнущих сосновой смолой и вольной бескрайней тайгою. Это был наглядный памятник деревенского умельца-плотника с соседней улицы, на который по-просту кинули два огромных тюфяка из серой холстины, щедро набитых душистым клеверным сеном…
В обычное время, - так сказать, по трудовым будням на этом топчане спали Надежда и Наина, ну а сейчас…
- Входи, Лёнечка! - громко разрешила Надежда, наша безусловная мать-командирша.
Я вошёл.
Все трое были готовы к играм, - то есть, почти полностью раздеты и их грудки с любопытством оглядывали окружающую действительность, и мне казалось - выжидающе всматривались в меня.
- Кунички к бою готовы! - весело доложила Надя. Оказывается, должность "старшей жены" в нормальных условиях является такой же естественной, как выявление негласного лидера в любом производственном коллективе, независимо от того, будет ли это группа физиков-теоретиков или артель кузовщиков-жестянщиков…
Три девицы под окном… виноват, и надеюсь, что Александр Сергеевич простит мне эту невольную ассоциацию! Итак, - три куницы под окном…
Три девицы - без единой тряпочки на теле! - повалились навзничь поперёк обширного нашего ложа, призывно распахнув бёдра, лёжа не слишком тесно, но так, что их разведённые колени почти соприкасались.
Три кустика на их лобках выстроились в рядок, - и какими же они были разными и по-своему притягательными каждый!
У Татьяны-Танюры лобок порос густой - и как мне хорошо было известно! - жёсткой кудрявой шёрсткой, хоть носки из неё вяжи; у белокурой Наины и кустик был светлый, радостный, можно было сказать - блондинистый, чуть рыжеватый, ласковый и шелковистый, а отдельные завитки, отбежавшие на внутреннюю сторону бёдер - золотистыми. Быть может, по разительному контрасту с этой сочной рыжиной, её белая кожа отливала голубизной, словно бы подсвечиваемая изнутри таинственным фосфоресцирующим источником.
А вот у Надежды и лобок выглядел наособицу: уютным, притягивающим и одновременно каким-то аккуратным, разделённым вроде бы пробором на две половинки, словно она его специально расчёсывала, сама любуясь отливающим блеском дорогого меха…
В наших краях бытовали различные названия женских частей, и сами женщины именовали их: курчавка, мохнатка, лыска, сикелиха, королёк… Но в нашем дружном коллективе каждый лобок имел собственное единоличное имя: у Татьяны её тесный вход назывался "мышиный глазок", у Наины - "теремок беляночки", и только у Надежды сохранялось уважительное дикое лесное прозвище: "Куничка"…
- Кунички к играм готовы!
…и только много-много лет спустя, на третьем или четвёртом круге моей жизни, я понял, что мы стихийно занимались самым древним, языческим, первобытно-природным делом: словесным крещениеи самых важных для человека предметов. Давая им свои названия, мы тем самым обожествляли их, делая воплощением своего поклонения, зачинали культовый процесс. Бог при создании первых ладей, благодушно улыбаясь в дымчато-облачную бороду, произнёс великий призыв: "Плодитесь и размножайтесь!", тем самым поставив дело на самовоспроизводство. Какой же скучный и зловещий скопец, никогда не испытывавший радости слияния с Женщиной, ухитрился назвать благословенные Богом инструменты продолжения рода человеческого, а именно - органы размножения - срамными?!
А в действительной жизни - сколько же изобретательности, метких наблюдений, юмора и подлинной поэтичности, наконец, - доброты и ласки вкладывали безымянные словотворцы в названия наших тайных сокровищ, самою конструкцией своею предназначенных для земных радостей! На "великом могучем" языке детородный мужской орган, кроме самого известного и вездесущего прозвания из трёх букв, именуется "ванька-встанька", игрунец, елдак, шворень, болт, солоп, "плешак", вкладыш, а с лёгкой женской руки, для которой любой "нефритовый стержень" - божья благодать, давались и определения в зависимости от размеров: щекотунчик, подсердечник и - внимание! - "запридых"!
В Японии - стране с древнейшей сексуальной культурой, где мне довелось побывать, притягательность женского лона обозначается потрясающими символами: Нефритовые врата, Киноварная щель, Тенистая долина, Пурпурная комната, Тигровый грот, Долина радости, Устрица, Раскрытая раковина, Благоухающий лотос…
И как мне кажется, придуманные нашим квартетом прозвища любимых мест, отличаясь, разумеется, этнографическим и географическим колоритом, вполне достойно продолжают эту многовековую культовую традицию…
Наконец, позволю себе замечание "а парт" - в сторону: провозглашать себя интеллигентными, культурными, высоконравственными людьми (нужное подчеркнуть!) только на том основании, что вы терпеть не можете мата, - это примерно то же самое, как в обществе английской королевы во время файв-о-клока пить чай из блюдца, старательно оттопыривая мизинец…
Я могу сходу привести две-три сотни слов, вызывающих священный ужас некоторых людей только потому, что их собственные гениталии никогда не приносили им радостей жизни!
ВЕЧЕР ПЕРВЫЙ
"Будут на этот раз завязывать глаза или не будут?" - успел подумать я, по уговору выходя переждать специальные приготовления к сеансу на кухню.
Я обводил глазами привычные детали: выскобленный добела стол с деревянной точёной солонкой в виде большой чаши посредине его, - несчётное число раз мы в эту солонку с крупной серой и всегда влажной солью макали горячие, только что из чугунка, сваренные в мундире картошины! Возле стола - крашеная коричневой краской лавка, а по другую его сторону, ближе к окну - застеклённая "горка" - шкафчик с посудой.
Ближе к входной двери - умывальник, и на табурете под ним - широкий самоварного золота таз, а сам заслуженный самовар, наш верный собеседник в зимние вечера - на специальной тумбочке, накрытой льняным полотенцем, расшитом красными петухами…
- Лёнечка, входи! - послышалось из-за неплотно прикрытой двери.
На этот раз предстоял вариант игры под кодовым названием: "Кто последний, я за вами!"
Происходило это групповое совокупление так: я вводил своё подготовленное к работе орудие любви в первую - с левого фланга - пещерку, гостеприимно открытую для входа, и - по неизменному, утверждённому сценарию, с соблюдением строжайших правил игры! - делал всего три движения "вперёд - назад"…
Подчёркиваю - не вниз-вверх, я ведь стоял! Итак, - вперёд-назад, туда-сюда, раз-два! Тут я споро и сноровисто не вынимал, а выдергивал свой мокрый от смазки поршень и, не прерывая принятого темпа, делал то же самое с той, которая лежала в центре.
Раз-два, туда-сюда, вперёд-назад… Секундный перерыв, переход на другой объект, - и всё снова, начиная опять с левого фланга.
Ничего не скажу: игра увлекательная, но требующая полной отдачи, внимательности, целеустремлённости и сосредоточенности. Ну, как серьёзная игра в бильярд! Там ведь тоже - встречаются и сильные, и слабые, нетерпеливые игроки, которые далеко не всегда попадают в лузу…
"Выигрывала" та особа, из которой - в силу некоторых естественно-природных причин я уже не мог выйти, содрогаясь и кончая…
По неписаному, но опять же - твердо установленному правилу, "выигравшая" данный кон осторожно стягивала с нашего общего развлекалища защитный резиновый костюмчик и отправлялась на кухню мыть его и приводить в порядок, аккуратно скатывая для грядущих игрищ, ну - примерно так же, как опытный инструктор тщательно и с внимательным бережением складывает парашют для будущих прыжков… Разумеется, наш ассортимент, наше меню, наш выбор не ограничивался вышеописанным. Нет! Мы были молоды, изобретательны и - ненасытны!
ВЕЧЕР ВТОРОЙ
Вторая разновидность наших игрищ называлась "Вход открыт!"
…На этот раз девчонки выстроились опять же рядком, бок-о-бок поперёк постели, стоя на коленях в позе "воронкой кверху" или - в просторечии - раком. Их задницы словно бы излучали белое сияние, выразительные ступни с высокими сводами, свешивающиеся за край тюфяка, своей тонкой нежной кожей напоминали шкурку молодой свежей картошки, а от розовых пяток так и хотелось откусить по кусочку, как от налитых сочных яблок…
Надежда - и откуда у этой искусительницы такая опытность?! - оставила на себе чёрные нитяные чулки с розовыми сборчатыми подвязками чуть выше колен… Я чуть не задохнулся от непривычного волнения!
Двигаясь в принятом ритме, переходя от одного входа в другой, - я не отрывал взгляда от вечно соблазнительной границы между чёрным и белым, - между краем чулка и белыми налитыми ляжками. От этого непонятного, тянущего внутри, контраста мой член налился такой неистовой силой желания, что на нём чуть не лопалась кожа!
И вдобавок, Надежда, - не знаю, сознательно или же нечаянно так внятно сжала мышцы влагалища, что я, как говорится, закусил удила - и сбился со счёта!
Имелся ещё один вариант нашего, выражаясь иносказательно, общего "баловства". Назывался он - "В галоп!"
Девчонки валили меня на сенник и, изображая отчаянное сопротивление с моей стороны, устраивали непременную кучу-малу, визжа и хохоча, стягивали мои нехитрые бебехи и, касаясь меня всевозможными частями своих голых тел, некоторыми бесстыдными, но действенными ухищрениями быстро приводили в рабочую готовность мой разгорячённый орган.
Когда же он вставал твердо, как верстовой придорожный столбик, и за него можно было держаться двумя руками, - на меня напористо и уверенно опускалась первая по жребию. А вот условия её движения как всадницы на жеребце, оставались прежними, - только три движения "в седле": вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, после чего ее сменяла следующая наездница.
Я закрывал глаза и весь целиком встраивался в этот замечательный ритм, в эти сладостные движения: вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…
Ох! Это Надежда надвигается на меня, сноровисто опускается своим горячим вожделенным нутром, вбирая меня до самого основания… И снова мягко, но ощутимо, словно с тайным намёком на что-то только наше, сокровенное, пожимает его изнутри…
"А-а-а!" - одновременно вырывается у нас с нею.
Лошадь и всадница пришли к заветному финишу одновременно!
Этим способом девушки любили упражняться и днём, при ясном солнечном свете и благосклонном к их занятиям небе, где-нибудь в уединённом тенистом месте на речном берегу, на лесной поляне или даже - просто в густой траве на ещё некошеном лугу. Весело и удобно! Савраска всегда наготове…
ВЕЧЕР ТРЕТИЙ
В глубине души (или же тела?!) мне больше других нравились варианты игр с завязанными глазами: в них было больше непредсказуемости и находилось достаточно места для творческих поисков.
…Я вошёл. Сегодня мне как раз завязали глаза, и сделала это почти как всегда Надежда, - прочно и основательно. Стало быть, предстоял один из слепых вариантов игры "Вход открыт". Только в этом виде гвоздь программы заключался в том, что уже описанные ранее действия надо было производить наощупь, наугад, под некой маской, не зная, что попадется под руку…
Две разновидности игры в сексуальную "Угадайку" назывались одинаково: "Поймай меня" и отличались только стартовыми позами участниц забега.
Я, привычно нащупав косяк двери, вошёл в комнату и подойдя к топчану, осторожно протянул руки, чтобы разведать положение тел…
Три девицы под окном… ну вот, опять вмешивается среднее образование! Три куницы стояли "воронкой кверху"… И мне, контактируя только самыми интимными частями, - касаться любых других мест категорически воспрещалось! - входя в каждую норку по очереди, надо было в результате определить всех участниц, и в особенности ту, на которую придется мой финиш.
Надежду в этой позе я ощутил почти сразу же, на втором цикле, - опять по тому, как она ласково и неотвратимо сжала внутри мой разгорячённый толкач.
Танюра меня опередила: вздрогнула при очередном толчке, слабо и коротко простонала сквозь зубы, - она вообще кончала быстро.
А я опять разрядился, словно выстрелил из ружья внутрь, преодолевая и провоцируя спазмы надиной кунички…
Что же, справедливо. Молодость и мастерство!
И до сих пор, кстати сказать, меня интересует вопрос: почему мои искушённые в плотских соитиях дамы ограничивались только мною? Почему не прибегали к, так сказать, дополнительным услугам других партнёров, которые всегда находились под рукой? Один из вариантов возможного ответа, честно признаюсь, льстит моему самолюбию: воображения на подобные игры хватило бы далеко не у всех!
Когда я вспоминаю давние годы моей послевоенной юности, я с удивлением ощущаю, что в те скудные, полуголодные времена количество солнечных дней было неизмеримо большим, чем в моей последующей взрослой жизни… Конечно, я догадываюсь, что это противоречит логике и даже закономерностям приблизительной науки, именуемой метеорологией, но тем не менее, - по тонким законам душевного восприятия это именно так!
И только гораздо позднее я понял, что в моём реальном владении находился самый типичный гарем, который в действительности (только в мире иной морали!) является делом совершенно обыденным для правоверного мусульманина…
Тогда Надежда (забудем на время о славянском смысле её имени!), называйся она им с почтительным титулованием "ханум" или "байбиче", - вполне подходила бы на руководящую роль старшей жены…
Но всё же - каким-то необъяснимым тонким чутьём зверёнышей, включённых в природу, мы понимали, ощущали, чуяли, - что о наших вольных занятиях любовью не следует говорить никому.
Ни-ко-му!
Самое смешное заключалось в том, что Надежда была комсоргом класса, да и мы трое уже носили, так сказать, в карманах комсомольские билеты, ходили на соответствующие собрания и прорабатывали образ неуёмного революционного фанатика Павки Корчагина.
Подлинная же, предельно естественная наша жизнь, полнокровная и счастливая, - не хочу сказать - бездумная, - шла как бы поверх всего прочего. Не главного. Второстепенного. Ограничивающего нашу природную свободу. В том числе и мораль. Ведь что такое мораль? Это - всегда определённые рамки, в которые втискивают нашу свободу!
Но в свою очередь мораль - всего лишь функция времени и моды. В чём-то она повторяет быстро меняющуюся во времени моду то на широкие, то на узкие брюки или - то на длинные, то на короткие юбки!
ГРИМАСЫ НЕФОРМАЛЬНОГО ОБЩЕНИЯ
И это - сама Надежда, которая вопила, извиваясь на нашем "сеновале", та, которая, задыхаясь, кончала под собственные стоны "Да! Да!! Да!!!" - она же и предала меня?!
Она рассказала - и кому?! - нашей учительнице литературы, конечно, в порядке великой бабской тайны, что в её классе есть такой… ученик… мальчик, то есть, я, который - выражаясь современной терминологией - хорошо владеет методикой безопасного секса!
- Да знаешь… - при выяснении обстоятельств этого опасного события, так сказать - лицом к лицу и подыскивая наиболее весомые слова, запнулась Надежда, что было ей совершенно несвойственно, - мне её… как бы тебе попонятней втолковать… жалко стало, вот! Мы с ней из школы случайно… так вышло… вместе возвращались и стали разговаривать. Я её до дома проводила. Она комнатку снимает на Купеческой, сразу за прудом… ой, что это я? - на бывшей Купеческой, нынче-то Дзержинского. Она ведь молоденькая, девчонка совсем, хоть и училка! Она мне всё на жизнь жаловалась, что в школе, мол, одни старухи, откровенно даже и потолковать-то не с кем. А у нас ведь и вправду одни старушенции… да ещё полтора человека мужиков: однорукий физрук да одноногий завхоз… С ума сойдёшь! Ну, я и ляпнула ей в утешение, что у неё в классе есть клёвый мальчишка, который очень даже весёлый и по женскому… этому самому делу… очень даже всё соображает.
- Ты что?! - так и ахнул я. - Всё про нас рассказала?! Да она ведь в РОНО или в райком ВЛКСМ. настучит - и пиши пропало! Такую аморалку пришьют…
- Да не боись, лягуха, не потонем! - успокоила меня Надька. - Никаких подробностей я ей не расписывала, только намекнула, - вот, мол, почему бы вам с Лёнечкой Куликовым не потолковать наедине… одиночество своё скрасить. Може, он что толковое посоветует… Ты же у нас развитой, начитанный. И вообще… - тут уж она, не удержавшись, фыркнула, словно застоявшаяся у коновязи лошадка-игрунья.