Юлька разлила чай по чашкам, положила лимон и сахар в чашку Ильи, и они пошли в комнату.
- Пей!
- Ты боишься, что я напьюсь? - понял он все ее действия. - Мне твой чай не поможет, я уже пьяный.
- А говоришь очень трезво, - не согласилась с ним Юлька.
- Это обманчивое впечатление. Если бы я был трезвый, я не стал бы с тобой откровенничать, - улыбнулся Илья и отпил чай.
- Ну, не так уж ты и откровенничаешь, - с сомнением посмотрела на него Юлька, - рассказываешь, как тебе досталось за эти годы. Откровения - это когда человек рассказывает о внутренней боли, о тайном и сокровенном.
Илья несколькими большими глотками допил чай, поставил чашку на стол и предложил:
- Тогда давай начнем с тебя. - Он показал рукой на "Поиск". - Расскажи, что так сильно мучает тебя, если ты это нарисовала?
- Ты снова переводишь разговор на меня! - воскликнула Юлька.
- Юлечка, - невесело усмехнулся Илья, - зачем тебе откровения не очень молодого выпившего мужика?
- Наверное, затем, что это не чужой мне мужик, - упрямо заявила Юлька, - и ему плохо, и ему, как и каждому человеку, надо выговорить свою боль, чего он не позволял себе делать никогда, насколько я понимаю!
- Спасибо, Рыжик, за участие, - растроганно улыбнулся Илья. - Но скажи мне, ты молодая, красивая, здоровая девушка, у тебя замечательные родители. Ты талантлива, у тебя есть любимое дело, прекрасные перспективы впереди. Что в тебе такое, если ты излила это в своей картине? Какая боль мучает тебя?
Юлька молчала. А что говорить? Признаться в безнадежной любви к нему?
Так он знает, да и что изменится от ее признаний? Ничего - он ее не полюбит так, как ей мечтается, не станет относиться к ней как к женщине.
Но Илья был товарищем упорным.
- Я полагаю, это несчастная любовь? - настаивал он.
- А тебя? Что мучает тебя? - Юлька вернула ему все его слова. - Ты здоровый, красивый, сильный, молодой, богатый, успешный, у тебя все родные живы-здоровы, замечательный сын Тимошка, интересная работа и перспектива. Почему же тебе так плохо? Тебя мучает несчастная любовь?
- Мучает, - почему-то признался он и усмехнулся.
- Но почему? - удивилась Юлька. - Ты свободный мужчина, женись на ней - и все дела! Или она тебя не любит?
- Наверное, любит, но не той любовью, о которой мы говорим, - тяжело и коротко вздохнул Илья.
Ох, как больно ей было это услышать! Какого черта она так настойчиво вызывала его на откровения?! Зачем, ну зачем ей знать, что он кого-то любит, зачем добавлять себе ранений и шоковых терапий?!
Илья взял бутылку, которую принес из кухни вместе с чаем, разлил в рюмки коньяк.
- Давай, Рыжик, лучше выпьем.
- Нет, - отказалась Юлька, с трудом сдерживая злые слезы. - Мне уже достаточно, я опьянела.
- Ну, раз опьянела, признавайся, кто тебя так обидел? - сел Илья на своего конька. - Что у тебя за такая несчастная любовь?
Юлька рассмеялась, стараясь обернуть опасный разговор в шутку, чтобы не выпалить лишнего или не впасть в откровение. А соблазн был! Еще какой соблазн! Вот сейчас взять и рассказать ему все: как она измучилась, любя его, как избегает встреч и разговоров с ним, как хранит в памяти и в душе драгоценные воспоминания о нем, о Праге, о детстве! Все рассказать! И пусть будет, что будет!
Она посмеялась, сказала шутливо:
- Ты же знаешь, что я люблю тебя всю жизнь!
Он молча посмотрел на нее. Странно посмотрел. Минуты падали куда-то, а он смотрел Юльке в глаза. Не отводя взгляда, протянул руку, провел пальцами по ее щеке и очень тихо сказал:
- Если бы ты знала, маленькая, как я тебя люблю! Юлька перестала дышать! Она смотрела ему в глаза, не веря и не дыша!
Это было совсем не братское признание в любви! Это было не признание маленькой любимой девочке - дочери друзей!
Он наклонился к ней и легко, нежно поцеловал в губы. Через мгновение положил руку ей на затылок, притянул к себе и поцеловал сильно, страстно.
У Юльки закружилась голова! Она улетала куда-то.
Этот поцелуй стоило ждать столько лет! Стоило ждать хоть всю жизнь такого поцелуя с ним!
ИЛЬЯ
Наверное, все на земле, в том числе и душа человека, работает по законам физики. Загоняемые годами вглубь желания, мечты, привычка жить, ничего себе не разрешая, запрещенные счастье, любовь однажды вырвутся наружу, даже если с каждой новой встречей, взглядом, разговором ты будешь только усиливать контроль и запреты, рано или поздно сила внутреннего давления сыграет с тобой нехорошую шутку.
С огромной силой сдерживающая пружина дрогнет и разожмется, сметая все на своем пути!
Так в тот вечер, сметая все резоны, все мыслимые и немыслимые запреты, не подчиняясь больше никаким приказам, в Илье рванулось на свободу его неистовая любовь к этой девочке, темная и вместе с тем светлая страсть!
Он целовал ее со всей страстностью и любовью, накопившейся за эти годы, он с ума сходил от чувств и ощущений, вспыхнувших в нем как пожар, заполняя разум, волю, тело!
Все! Назад дороги нет!
Остановиться, загнать внутрь вырвавшееся необузданное, слепящее желание он уже не смог бы. Даже высшие силы не смогли бы сейчас его остановить!
Здесь, в эту минуту, в этой единственно реальной действительности, он, наконец, приобретал ее!
Юльку, своего огненного Рыжика, свою единственную Женщину!
Каким-то непонятным образом он мог еще что-то думать, знать, понимать обостренным восприятием, настроенным на нее. И это знание подсказывало: нет, не здесь, не на диване, тем более не на полу, - только в кровати! В его кровати!
Он не помнил, как он принес ее в свою спальню, как раздел ее и разделся сам, ясность ощущений и сознания вернулась к нему, когда он медленно уложил ее голую на кровать и целовал всю, через губы впитывая ее тело.
Юлька ничего не говорила, но всей своей рыжей яростной натурой рвалась к нему навстречу!
Он чувствовал, он все чувствовал, до нюансов, до миллиметров, до микронов времени, ставшего материальным.
Первый раз он брал ее медленно, неторопливо, не отводя взгляда от ее бирюзовых глаз, не обращая внимания на то, что все в нем рвалось вперед и требовало: быстрее, быстрее! Эта мучительная медлительность и нежность была единственно правильной и пристрелила его в конце, на вершине, куда они попали вместе.
Оказалось, что он у нее первый мужчина, и Илья сатанел от мужского самодовольства и радости. Он не выпускал ее из рук ни на секунду, не давал заснуть ни ей, ни себе.
Нельзя спать! Спать - это воровать у того времени, которое им отвел и даровал кто-то сверху. Наверное, Господь!
Он прижимал ее к себе, смотрел в глаза, что-то рассказывал шепотом, она отвечала, смеялась и… плакала.
Слезы текли у нее сами собой, от счастья, он точно знал, что от счастья, сейчас он все про нее знал, и он сцеловывал с ее щек слезы, целовал ее лицо и снова брал.
И еще раз и еще!
Сколько мог, улетая черт знает куда, одуревая от того, как это прекрасно!
Они все-таки уснули под утро, когда уже светало, в одно мгновение, как выключились.
ЮЛЯ
Юлька проснулась с ощущением такого глубокого, невероятного счастья и покоя! И музыки! В ней звучала какая-то мелодия, радостная, праздничная, - мексиканские гитары и скрипки!
В первые секунды она не поняла, почему это чувствует, может, она еще спит и ей снится счастье? И через мгновение она вспомнила все!
Илья!!
Юлька открыла глаза и посмотрела на него. Он спал на боку, лицом к ней. Одной рукой обнимая ее за плечи, другой за талию, не отпуская ее и в бессознательном состоянии.
И улыбался во сне.
Юлька смотрела на него, и музыка, звучащая внутри, становилась громкой, чистой, вызывала теплый трепет в груди.
Ей захотелось немедленно его разбудить - пусть будет с ней наяву, а не в своих снах!
Она перевернула его на спину, улеглась сверху, сложив руки у него на груди. Илья открыл глаза и посмотрел на нее. Счастливым, неверящим, ошеломленным взглядом!
Юлька улыбалась ему, и ей казалось, что они находятся в центре теплого весеннего солнца и все пространство вокруг них освещено ярким переливающимся светом!
Но по мере возвращения к действительности выражение его глаз стало стремительно меняться.
"Нет! - отказалась верить Юлька. - Нет! Только не это!! Не делай этого с нами!" - взмолилась она.
Что-то неотвратимое, черное, неизбежное надвигалось на них, она чувствовала это всем своим существом! Теплое весеннее солнце, осветившее их, превратилось в беспощадный раскаленный шар, оно сжигало все, что согревало за минуту до этого, звенело одной струной на двоих, превращало Юльку в выжженную пустыню, в пепел!
Она перекатилась, вскочила с кровати. Илья попытался ее удержать, но не успел - так стремительно она двигалась.
- Юлечка! - просящим, извиняющимся голосом позвал он.
- Почему?! - заорала Юлька, глядя на него глазами полными слез. - Почему, черт тебя подери?!
- Юлька, милая! - попросил он пощады. - Прости, потому что это неправильно. Я намного старше тебя! Я на все это не имею права, я тебе в отцы гожусь!
От беспомощности и несогласия с жизнью, с глупостью всего, произносимого им, Юльку окатила холодная волна ярости. От злости у нее заострились скулы, она дрожала мелкой противной дрожью. Сузив глаза, она холодно ответила:
- Ты не годишься мне в отцы! Ты всего на пятнадцать лет меня старше!
- Рыжик, это очень много, это целая жизнь! - взмолился он. - Тебе только кажется, что я тебе нужен, ты молодая, красивая, замечательная девочка, а я битая циничная сволочь!..
Она рванулась к нему, уперлась руками в кровать, нависала над ним и тем же злым голосом, тихо, шипящим полушепотом, сказала:
- Если ты сейчас скажешь что-нибудь про детскую влюбленность и про то, что это у меня скоро пройдет, я тебя ударю!
- Юлечка… - попросил он еще раз.
Он просил ее простить, понять, принять невозможность для них одного на двоих бытия и счастья.
Юлька отстранилась.
"Бежать!! Уматывать, иначе я вся выгорю под этим чертовым солнцем!! - подумала она. - Или начну упрашивать его, умолять!"
Ничего не говоря, она заметалась по комнате.
- Юля! - позвал он.
Она подняла с пола юбку, натянула нервными торопливыми движениями блузку и, выбегая из комнаты, судорожно оделась на ходу.
"Быстрее!" - подгоняла она себя, словно все силы ада гнались за ней.
- Юля! - позвал Илья, выходя из комнаты следом. - Подожди! Я тебя отвезу!
Юлька не слушала. Быстрее, черт тебя возьми!
Она схватила с вешалки в прихожей сумочку, взяла в руку босоножки и, торопясь, ломая ногти, стала открывать замок.
Быстрее! Пока он не догнал, не дошел до прихожей!
- Юля!! - прогремел голос Ильи, уже другой, требовательный и властный.
Все! Замок щелкнул.
Юлька выскочила на площадку, босиком, в незастегнутой блузке, открывавшей голую грудь, сильно, с размаху, хлопнула перед Ильей дверью и побежала вниз по ступенькам.
Быстрее!
На последнем пролете, перед выходом, где сидел консьерж в будке, Юлька остановилась, опомнившись на мгновение, застегнула блузку, надела босоножки - и ринулась прочь.
Она куда-то бежала. В какие-то дворы, переулки, чуть не попала под машину, отскочила в последний момент под надрывный звук клаксона и матерную ругань водителя и снова свернула в какой-то двор.
Она не плакала - она убегала!
От себя, от нечестности, несправедливости этой гребаной жизни и от того, что он отказался от нее, от всего, что уже сложилось, - могло сложиться!
Юлька остановилась возле скамейки в каком-то очередном дворе, через который бежала. Она согнулась пополам, схватилась за живот и утробно, страшно заорала.
- А-а-а!!! - от шока, от бессилия и несогласия орала Юлька. - А-а-а!!!
Ее кто-то тронул за плечо. Не разгибаясь, Юлька повернула голову и увидела женщину лет пятидесяти, участливо склонившуюся к ней.
- Вам плохо? - спросила женщина.
Юлька кивнула и прохрипела:
- Да, мне плохо. Мне очень плохо!
- Я сейчас скорую вызову, - поспешила помочь женщина. - Вы присядьте!
Она взяла Юльку за локоть, поддерживая, попыталась усадить на скамейку. Юлька схватила женщину за руку и отрицательно покачала головой:
- Не надо скорую, помогите мне, пожалуйста, сесть в такси.
Юлька не помнила, как женщина ловила такси и усаживала ее в машину, не помнила, как назвала адрес и доехала домой, да и как попала домой, не помнила.
Дома никого не было. Юлька сбросила босоножки, куда-то кинула сумочку, прошла в свою комнату и легла на кровать.
Она легла на бок, свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку, уставилась в стену… и так пролежала на кровати двое суток.
Она ни с кем не разговаривала, не вставала, не двигалась, не ела и не пила.
Родители были в шоке, найдя ее в таком состоянии вечером, когда вернулись с работы. Как-то Юлька нашла в себе силы, чтобы сказать им:
- Я здорова, все в порядке. Мне надо полежать.
Больше она не отвечала ни на какие вопросы и не реагировала на окружающих. Приходил какой-то врач, наверное, родители вызвали. Юлька дала ему себя осмотреть, померить давление, но и на его вопросы не отвечала.
Илья не позвонил, не приехал, вообще никак не проявился, но Юльке было безразлично. О чем думала она эти двое суток?
Юлька не помнила. Может, она менялась, жизнь в ней менялась, а может, умирала ее надежда? Последняя надежда.
На третий день утром Юлька встала с кровати, чувствуя себя старой. Болело все: голова, внутренние органы, мышцы, кости, даже корни волос - все тело. Шаркая ногами, как древняя старушка, она поплелась в ванную. Увидев ее, мама подскочила со стула на кухне и кинулась следом.
- Девочка моя. Солнышко! Что с тобой случилось? - Перепуганная и измученная мама не знала, как помочь своему ребенку. Юлька обняла ее, прижалась к маме и постаралась успокоить: - Теперь все будет хорошо, мамочка!
- Тебя кто-то обидел? - отстранилась и заглянула ей в лицо мама.
- Нет, - устало ответила Юлька. - Просто все встало на свои места.
- Илья? - поняла мама. Юлька кивнула:
- Только не расспрашивай меня ни о чем. Ладно? Все будет хорошо, я обещаю.
Мама недоверчиво всматривалась в Юлькино лицо.
- Мамуль, - попросила Юлька, - сделай, пожалуйста, завтрак. Много и вкусно.
- Сейчас сделаю! - пообещала мама, украдкой вытирая все-таки катившиеся слезы, и постаралась улыбнуться.
- А где папа?
- На работу ушел, он два дня возле тебя сидел, теперь мое дежурство.
- Спасибо. Я сейчас искупаюсь, ты меня покормишь и поможешь собраться.
- Куда? - испугалась мама.
- Я в Питер поеду, к Людке Зосимовой. Она вышла замуж, теперь там живет и очень настойчиво приглашает меня в гости. Вот я и поеду.
Поздно вечером у нее был поезд, Юлька складывала вещи в сумку и слышала, как шепчутся на кухне родители. Папа, обрадованный новостью о ее выздоровлении, пришел домой пораньше, удостовериться лично, что с доченькой все в порядке.
- Что у них случилось, как ты думаешь? - спросила мама у отца.
- Не знаю, может, Юлька ему в любви призналась, а он объяснил ей, что любит ее по-другому? - предположил папа.
- Господи! Она так переживала! Она изменилась даже, ты посмотри, на кого она похожа! Как смерть ходит!
- Ну, ну, не надо драматизировать, Мариш!
- Что он ей мог такого сказать или сделать, - продолжала сокрушаться мама, - ума не приложу! Он бы ни за что ее не обидел, ты же знаешь!
- Может, не понял, что обидел? - предположил папа. - Ладно, все перемелется и позабудется! Это хорошо, что она уезжает, она правильно решила - новые люди, новая компания, новая жизнь. Она у нас сильная. Она справится!
Юлька улыбнулась.
Конечно, сильная, конечно, справится! Но не позабудет никогда!
То раскаленное солнце выжгло в ней надежду! Последний рубеж, существующий у любого человека, уничтожил в ней Илья! Почему это солнце не выжгло любовь?!
Людка встречала ее у вагона радостная, возбужденная.
- Раскова!! - заорала она на всю платформу. - Как здорово, что ты приехала!
- Людка, - сразу, не отходя от вагона, сообщила Юля, - мне надо работу найти.
- Да найдем мы тебе работу! - отмахнулась Зосимова. - Что ты сразу работу! Посмотришь Питер, я тебя с такими людьми познакомлю! Отдохнешь, ты же только из Праги вернулась. Работы свои привезла?
- Привезла. Все я привезла. Ладно, идем, показывай, как живешь!
Оказалось, что очень даже не плохо жила Людочка Зосимова. В центре Питера, в большой четырехкомнатной квартире, с веселым общительным мужем, кстати, тоже дизайнером.
У них в доме собирались большие и шумные компании, напоминавшие Юльке студенческие годы, в основном художники - известные и неизвестные, богатые и сводившие концы с концами, но все очень интересные и неординарные.
Зосимова таскала Юльку по всяким выставкам, в театры, на какие-то тусовки, посмеивалась над тем, что она несколько дней подряд, как на работу-с утра до позднего вечера, - ходила в Эрмитаж и Русский музей. Один раз они закатились большой компанией в Петергоф, и Юлька, ошалев от возникшего профессионального спора о художественных направлениях и течениях, сбежала и несколько часов бродила в одиночестве, наслаждаясь и впитывая в себя красоту.
На одной из многочисленных вечеринок Юлька познакомилась с Кириллом.
Ему было тридцать лет, он работал реставратором и, как все утверждали в один голос, был очень талантлив и известен в питерских кругах и за пределами оных.
Гремела музыка, целая куча народу перемещалась по Людкиной квартире: кто-то, перекрикивая музыку, спорил об искусстве, кто-то, не обращая на музыку внимания, играл на гитаре, кто-то целовался по углам - обычная художественная тусня. Юля помогала Людмиле раскладывать очередную порцию закуски на два больших блюда в кухне, обсуждая присутствующих и немного сплетничая.
В кухню вошел молодой человек, которого Юлька не знала и пока не видела у Зосимовой. Высокий, худой, симпатичный блондин с длинными волосами, схваченными на затылке резинкой.
- Помочь? - спросил он скорее для проформы.
- Да мы уже справились! - ответила Людка. - Вот, Юля, знакомься, это Кирилл, известный и о-очень талантливый реставратор!
Людка подхватила оба блюда и вышла из кухни.
- Значит, вы и есть та самая подруга Юля, - галантно улыбнулся Кирилл.
- Значит! - ответила Юлька. - А вы, значит, реставратор.
- Значит, - передразнил он.
- Я в школе увлекалась реставрацией, ходила в детскую студию при центре Грабаря.
- И стали дизайнером, - закончил он мысль за нее. - Реставрация не понравилась?
- Понравилась, и очень, - живо отозвалась Юлька, - но я поняла, что это не мое.
- Хотите посмотреть? - вдруг спросил Кирилл. - Завтра, в полдевятого, я за вами заеду. Ждите меня у подъезда, - распорядился он, не дожидаясь ответа.