- Ага, - благовоспитанно улыбнулась она, слезая с кровати. - Прием для банкиров и встреча с родителями. Похоже, нам предстоит веселенький вечер. Теперь я вижу, что взятка в виде платья была обязательной, иначе я осталась бы в постели. Мы почти не спали прошлой ночью.
- У тебя не было ни шанса отвертеться, - сказал Тристан, дернув углом рта в горькой усмешке. - Технически ты моя жена, не забыла?
Ей безумно хотелось приласкать его, снять напряжение, но Лили уже достаточно общалась с Тристаном, чтобы понять: гордость не позволит ему принять помощь, предложенную так прямо и бесхитростно.
- Полагаю, сопровождать тебя - мой супружеский долг? - спросила она с преувеличенной серьезностью.
- Точно. - Его улыбка стала чуть более живой и искренней. - Ты быстро схватываешь.
- Хорошо. Будем искать компромисс.
- Что мы будем искать? - спросил он, удивленно приподняв брови.
Лили закатила глаза, словно его несообразительность была выше ее понимания.
- Компромисс, - повторила она тоном, каким обычно разговаривают с дошкольниками. - Это значит, каждый из нас получит часть того, что хотел. Я слышала, компромисс считается одной из важнейших составляющих брака, хотя не уверена, что это распространяется на браки по расчету. На всякий случай будем считать, что распространяется.
- Дай‑ка я догадаюсь. Ты хочешь провести часть вечера в постели?
- Видишь, ты тоже быстро схватываешь.
Смеясь, Тристан подхватил Лили и положил на кровать. Когда он склонился над ней, она увидела, что злость и боль в его глазах бесследно растворились, оставив ясные сверкающие озера чистого желания. Нежное сердце пело от счастья, пока Тристан чертил дорожки поцелуев на ее плечах и руках, торопливо выпутываясь из одежды. Луч осеннего солнца пробрался в комнату через окно, позолотил гладкую кожу Тристана, выбелил паутинку старых шрамов на его спине. Закусив губу, Лили запустила пальцы в волосы мужа. Все ее тело пульсировало от любви и вожделения с отзвуками боли. Его боли, которую она чувствовала и мечтала исцелить, если Тристан подпустит ее достаточно близко.
Но Лили знала, что подойти так близко он ей никогда не позволит. Она вскрикнула, когда Тристан положил большие ладони на ее бедра, прижался губами к выпирающей кнопочке пупка и скользнул вниз, обжигая поцелуями ее лоно…
Секс был единственной формой близости, которая ей позволена. Несмотря на то что Лили жаждала ласк Тристана каждой клеточкой тела, она понимала, что всегда будет мечтать о большем. Она хотела невозможного - владеть не только его телом, но и его сердцем.
Если бы Лили могла выбирать, чем ей заниматься в жизни, она вряд ли остановилась бы на карьере модели. В модельный бизнес ее привела комбинация случайно представившейся возможности и финансовой необходимости. Она решила отложить мечты об университете на потом и воспользоваться теми привилегиями, которые внезапно стали ей доступны.
Но в такие моменты, размышляла Лили, пока Тристан вел ее через широкий газон к парадному входу Эль‑Параизо, модельная выучка становилась неоценимой. Уверенность в себе легко сыграть, если знаешь, как держать себя, как смотреть и двигаться.
Однако нести себя с достоинством после сегодняшнего секс‑марафона было не так‑то просто. Особенно на высоченных шпильках и рядом с Три станом, чье упакованное в смокинг великолепие кружило ей голову. Она чувствовала свежий запах его кожи после душа, который они впопыхах приняли вместе, пока Дмитрий ждал их внизу в машине. От мужа ей передавалось и напряжение, вернувшееся и спрятанное за стеной показного спокойствия.
Они опаздывали.
Лили молча ругала себя за то, что всю дорогу бессмысленно смотрела в окно, вспоминая их эротические игры, вместо того чтобы расспросить Тристана о его семье. "Сейчас уже поздно", - подумала Лили в панике. Из‑за высоких двойных дверей, к которым снизу, из холла, вели симметричные полукруглые лестницы, до них явственно доносился гул голосов.
- Подожди! - Она потянула мужа за рукав.
Тристан остановился. Он мобилизовался до состояния полного отчуждения и ничем не напоминал человека, который в экстазе шептал ее имя на смятой постели часом ранее.
- Ты в порядке? Тебя тошнит?
- Меня все время тошнит, но я привыкла. - Лили нервно покрутила в пальцах прядку, которая выбилась из пучка. - Я вдруг подумала, что ничего не знаю о твоей семье.
- Тем лучше для тебя, - ядовито сказал Тристан.
- Тристан, не надо. Ну, например, у тебя есть братья или сестры?
Его передернуло. Почти незаметно, но Лили увидела, как сузились глаза, услышала, как сбилось дыхание.
- Есть младший брат Нико, но он сейчас в Мадриде. Если у тебя больше нет вопросов, может быть, пойдем внутрь? - Он потянулся к дверям.
Лили осталась стоять, где стояла, сражаясь с нервозностью, которая скручивала ее внутренности в узлы.
- Тристан!
- Что? - Он повернулся, не скрывая нетерпения.
Лили застыла в центре непомерно огромного холла, опустив голову и машинально разглаживая на себе платье. Тристан гадал, какой инстинкт подсказал ему, что именно этот цвет и фасон как нельзя лучше подчеркнут ее хрупкую, деликатную, бледно‑золотистую прелесть.
- Я нормально выгляжу? - Лили подняла на мужа нерешительные, невыразимо прекрасные глаза.
Тристан поборол соблазн сжать ее в объятиях и целовать до тех пор, пока на губах не останется помады, а дурацкий пучок не развалится окончательно, высвободив водопад волос.
- Ты выглядишь отлично. Давай уже покончим с этим, хорошо?
Лили никогда не видела столько холодной, мертвой роскоши в одном месте.
Длинный зал с высокими, как в церкви, потолками и декором, выдержанным в кремово‑золотых тонах, наверное, заставил бы хозяев замка Стовелл покраснеть от смущения за свои выцветшие от времени гобелены и исхоженные персидские ковры. Но сквозняки Стовелла, на которые в шутку жаловалась Скарлет, не шли ни в какое сравнение с достойной морга атмосферой Эль‑Параизо, ледяным холодом, почти парализовавшим позвоночник Лили, пока она пробиралась за мужем через толпу к группе людей в дальнем конце.
Шестым чувством Лили сразу угадала в высоком пожилом мужчине своего свекра, отца Тристана. Возможно, ей показались знакомыми разворот широких плеч и надменная посадка головы. Он разговаривал с другим мужчиной, красноречиво жестикулируя рукой с зажатым в ней хрустальным бокалом. Две женщины - ровесница Лили в безупречном, но скучноватом маленьком черном платье и другая, постарше, в длинном темно‑синем туалете с высоким воротом, - слушали мужскую беседу молча.
Допив шампанское, старшая из женщин внезапно посмотрела в их сторону. Она была стройной и элегантной, но избыточный макияж и сложная прическа шли скорее во вред, чем на пользу ее естественной красоте. Когда она увидела Тристана, в глазах мелькнула тревога или даже страх, но прежде, чем Лили успела идентифицировать выражение, оно исчезло, уступив место улыбке радушной хозяйки.
- Тристан, мой дорогой мальчик! Ты приехал!
Хуан Карлос Ромеро де Лосада поддернул вверх рукав костюма и посмотрел сначала на часы, а потом уже на сына:
- Ну наконец‑то. Ты опоздал ровно на час и пять минут.
Проигнорировав это замечание, Тристан наклонился, чтобы расцеловать женщин:
- Добрый вечер, мама, София… Боюсь, мы увлеклись и не уследили за временем.
Теперь глаза всех гостей были устремлены на спутницу Тристана. Сердце Лили колотилось как сумасшедшее. Он поднял ее руку, чтобы все могли видеть их переплетенные пальцы и два кольца Лили - обручальное и венчальное.
- Позвольте представить вам Лили Александер, мою жену и новую маркизу Монтеса.
В течение нескольких секунд казалось, что кто‑то превратил их маленькую группу в каменные статуи. Кругом гости обсуждали новость, смеялись и поднимали бокалы с каталонским шампанским, больше известным под названием кава, но в маленьком кругу возле камина никто не двигался и не говорил ни слова. Взглянув на Хуана Карлоса, Лили испугалась темной ярости, которая закипала в его глазах и которую он при всем желании не мог обрушить на голову сына перед полным залом гостей.
Мать Тристана нашла в себе силы нарушить гнетущую тишину. Она шагнула вперед и расцеловала Лили в обе щеки, обдав ее ароматами дорогих духов и дорогого алкоголя.
- Деточка, это просто замечательно! Прости нам плохие манеры, вы застали нас врасплох. Я почти попрощалась с надеждой, что Тристан когда‑либо женится!
Пока Аллегра сжимала невестку в объятиях, Лили посетило странное чувство - будто она вдруг оказалась на потолке среди заседающих в облаках херувимчиков и смотрела их маленький спектакль сверху. София, чья оливковая кожа окрасилась румянцем, когда Тристан поцеловал ее в щеку, погасла, сжалась и явно искала предлог, чтобы уйти. Хуан Карлос, напротив, подошел ближе и взял Лили за руку. Вторую руку все еще держал в своей Тристан, и электрические разряды взаимной неприязни двух мужчин пронизывали ее тело, словно она была живым громоотводом.
- Лили… Александер? - спросил Хуан Карлос с улыбкой, которая умерла где‑то на полпути к глазам. - Полагаю, наши пути раньше не пересекались?
Лили оценила, как умно был задан вопрос. Наверняка все думали о том же - предположение, что женщина вроде нее могла затесаться даже на самую отдаленную периферию элитарного круга общения семьи Ромеро, казалось фантастическим и смехотворным.
- Это очень маловероятно, - тихо сказала Лили.
- Конечно, я бы запомнил такое очаровательное личико. Расскажите же нам о себе: где вы живете, чем занимаетесь?
- Я модель. Живу в Лондоне.
Судя по выражению аристократического лица Хуана Карлоса, она с тем же успехом могла отрекомендоваться проституткой. Его брови поднялись так высоко, что едва не соприкоснулись с густыми, припорошенными сединой волосами.
- Звучит интригующе, дорогая. С какими интересными людьми, оказывается, якшается мой сын! Где вы познакомились?
- У Тома, - холодно ответил за жену Тристан. - На летнем балу.
- Какая прелесть! - Восклицание Аллегры прозвучало почти искренне, разве что чересчур восторженно. - Должно быть, вы полюбили друг друга с первого взгляда.
- Я не припомню любви с первого взгляда. - Слегка нахмурившись, Тристан заправил прядь волос Лили ей за ухо. - Думаю, любовь пришла, когда мы проснулись вместе на следующее утро.
Истерически звонкий смех Аллегры донесся до Лили словно издалека. Дрожь желания пробежала по ее телу, которое еще не остыло от экстатических переживаний сегодняшнего дня. Но она не могла не заметить, что Хуана Карлоса буквально распирает от злости и злость эта ищет выхода. Коротко кивнув дамам, он повернулся к Тристану:
- Два слова наедине, если позволишь.
Тристан колебался, будто собираясь возразить отцу. Аллегра поспешно шагнула вперед и взяла Лили под руку:
- Скучные мужчины, идите и говорите о делах! А я покажу Лили дом. Мы должны познакомиться как следует.
- Осмелюсь предположить, что она беременна.
В мужественной обстановке отделанного деревом кабинета Хуана Карлоса не было места женским глупостям наподобие изящных бокалов и легких алкогольных напитков. Он плеснул янтарную жидкость из тяжелого квадратного графина в два стакана и протянул один сыну, который проигнорировал жест:
- И что же навело тебя на это предположение?
- Я не могу придумать другой причины, по которой ты женился на ней. Таких женщин берут в любовницы, а не в жены.
"Не поддавайся на провокации, не реагируй. Не показывай ему, что он зацепил тебя, и тебе больно". Тристан не мог сосчитать, сколько раз повторял про себя эту мантру, разговаривая с отцом. Он даже не заметил момента, когда необходимость прятать эмоции перестала требовать волевого усилия и превратилась в привычку.
- Каких таких женщин, отец? - Прислонившись к углу стола, Тристан вопросительно заломил бровь.
- Безродных, не получивших должного воспитания. - Хуан Карлос сделал глоток и скорчил гримасу, которая, как без труда догадался его сын, не имела отношения к качеству превосходного коньяка. - Модель, Тристан! Какая невероятная пошлость! - Старший Ромеро задумчиво покрутил стакан и продолжил все тем же светским тоном: - Полагаю, ты сделал это нарочно, чтобы пошатнуть мой престиж?
- Как ты пошатнул мой сегодня утром? - спросил Тристан с тихим раздражением. - Сколько ты заплатил членам совета, чтобы они поддержали тебя, а не меня? Они проголосовали за увеличение процентной ставки по африканским кредитам, зная, что правительствам стран‑должников придется урезать расходы на медицину и образование.
Хуан Карлос обошел стол и погрузился в огромное кожаное кресло.
- Не все в жизни измеряется деньгами, мальчик мой, - философски сказал он, разглядывая нама‑никюренные ногти. - Большая часть вещей, но не все.
- Ты заключил сделку, рассчитывая на мой брак с Софией?
- Это была не такая уж плохая идея. Неужели ты думаешь, что я женился на твоей матери по любви?
- Нет. - Смех Тристана отдавал горечью. - Так я никогда не думал.
Горечь жгла ему горло, тьма, которая держала его в осаде всю жизнь, подползла ближе. Он убеждал себя, что привык к ней - жил с ней столько, сколько себя помнил, не вглядываясь в нее, не давая ей имени. До этого момента. Стоя посреди комнаты, которая видела столько страданий, он снова вспомнил голос Лили: "Чувство, которому ты особенно открыт, это страх…"
Тристан не хотел признавать ее правоту. Но сейчас понял, что она попала в яблочко. Глядя в пустые глаза отца, так похожие на те, что каждый день смотрели на него из зеркала, Тристан Ромеро испытывал страх.
Слишком долго он мирился с тем, что по милости сидящего перед ним человека так и не научился любить. Это был научный неврологический факт. Но сегодня Тристан, впервые вглядевшись во тьму, испугался, что жестокость, пропитавшая годы его становления, намертво впаялась в мозг и ждет там своего часа. И когда их с Лили ребенок появится на свет…
O Dios, Dios , что же он наделал?
Он принудил Лили к браку из соображений проклятой семейной чести. Но как быть с обещаниями, которые он дал ей? Как он сможет защитить ее и ребенка, если самая большая опасность, вполне возможно, исходит от него самого? Что, если он - точная копия отца, только пока еще сам не знает об этом?
Он прижал сжатые кулаки к вискам, слушая спокойный, рассудительный голос Хуана Карлоса.
- Это был бы прекрасный альянс, союз нашего банка с крупнейшим частным банком Греции. Из Софии получилась бы прекрасная жена, а ты мог бы продолжать свои грязные маленькие интрижки с моделями. Вместо этого ты женился на одной из них. Тебе должно быть стыдно, Тристан. Я считал тебя здравомыслящим человеком.
- Я достаточно рационален, - холодно сказал Тристан. - Твое первое предположение было верным. Лили ждет ребенка, а я исполняю свой долг по отношению к нашему гнилому благородному семейству.
Что‑то блеснуло в бесстрастных глазах Хуана Карлоса. Тристан решил, что это может быть торжество.
- Эта девица заманила тебя в ловушку!
- Я бы сказал, она сама попалась в ловушку, - усмехнулся Тристан, направляясь к двери. - Заключила стерильный брак без любви ради спасения чужой фамильной чести.
- Вряд ли ее участь так печальна. Ты же наследник семьи Ромеро, маркиз…
- Вот именно, - с омерзением сказал Тристан, прежде чем выйти. - Кто в здравом уме захочет со мной связываться?
Аллегра привела Лили в маленькую гостиную на своей половине особняка. Комната с толстыми коврами, золоченой мебелью и километрами шелковых драпировок была настолько жаркой, мягкой и агрессивно, нарочито уютной, что Лили сразу стало трудно дышать.
- Надеюсь, однажды ты начнешь считать этот дом своим. - Аллегра сделала еще один хороший глоток шампанского. - Может, теперь, когда Тристан женат, он будет уделять семье больше времени. А то у него все дела, дела, ты понимаешь…
Окончание фразы повисло в воздухе, мать Тристана неуверенно оглядела комнату, словно пытаясь сообразить, зачем привела сюда гостью. Теперь было очевидно, что Аллегра очень, очень пьяна. На приеме в зале она держалась молодцом, из чего Лили заключила, что хозяйка дома привыкла скрывать опьянение. Наверное, пристрастием к алкоголю объяснялся и синяк, проглянувший через толстый слой тонального крема на ее скуле.
- Думаю, нам пора возвращаться, - осторожно сказала Лили.
- Подожди! Я должна отдать тебе то, за чем привела! - И Аллегра скрылась в спальне.
Оставшись одна, Лили прижала руку к животу и попросила ребенка повременить с токсикозом. Волны тошноты накатывали одна за одной, грозя перехлестнуть через край.
- Вот! - Аллегра вернулась с большой плоской шкатулкой в одной руке и бокалом в другой.
Бокал снова был полон, заметила Лили с тревогой. Видимо, ее свекровь хранила запасы спиртного во всех комнатах.
Поставив шкатулку на стол, Аллегра упала в кресло:
- Открой.
Лили нерешительно подняла крышку, словно ожидала, что внутри что‑то взорвется или выскочит, чтобы укусить ее. Вместо этого в глазах радугами засияли бриллианты и рубины ожерелья, покоящегося на черном бархате подкладки.
- Теперь ты Ромеро, - неожиданно трезво сказала Аллегра. - Когда я была невестой Хуана Карлоса много лет назад, фамильные украшения его семьи достались мне, а я передаю их тебе.
- О, сеньора, - пролепетала Лили, ловя ртом воздух.
- Зови меня Аллегра.
- Я не могу это принять, Аллегра. Никогда в жизни не видела ничего красивее, но украшения такие дорогие…
- Бесценные. - Аллегра поднялась, почти не качаясь, взяла ожерелье в руки. - Но ты уже владеешь моим сыном, а он мне дороже побрякушек, пусть даже сам он так не думает. Дай‑ка я помогу тебе их надеть.
Драгоценный металл обжег кожу холодом, длинные ногти свекрови царапали плечи, пока та возилась с застежкой. Лили снова затошнило, возникло странное ощущение, что ее собираются задушить. С триумфальным смешком Аллегра щелкнула замочком и повернула невестку к зеркалу.
Бриллианты сверкали так, что у Лили закружилась голова. Рубин в ложбинке между ключицами выглядел сгустком крови. Она вздрогнула, когда Аллегра мечтательно, словно во сне, сняла с нее дешевые сережки и заменила их рубиновыми капельками из комплекта.
- Добро пожаловать в семью, Лили. Я надеюсь, что…
Лили так и не довелось узнать, на что надеялась Аллегра. Дверь открылась, на пороге появился Тристан:
- Вот вы где.
Выражение его лица почти не изменилось, но в свете ламп под шелковыми абажурами Лили показалось, что ее смуглый муж побледнел от ярости.
- Тристан, мы тут. - Аллегра отступила от невестки. - Драгоценности Ромеро теперь принадлежат твоей жене.
Сын даже не посмотрел в сторону матери, словно приклеившись взглядом к Лили.
- Сними это, - процедил он.
- Твоя мама была очень добра, - пискнула Лили, но замолкла, потому что голос отказался ей подчиняться.
Кровь стучала у нее в ушах, ледяной туман ужаса и паники смыкался со всех сторон, скрывая от глаз все, что было знакомо, нормально, логично.
- Сними. Это. Сейчас же.