- Что ж, не могу же я шлепать тебя, когда здесь такие отметины, - заметил Джулиан, не отпуская ее. - Думаю, вместо этого тебя можно было бы унизить.
Сказав так, он развел полушария пальцами.
- Но почему?
- Чтобы наказать за несносно независимое поведение, которое ты демонстрировала весь вечер.
- Извини, я не столь покорна, как твоя Глория!
- Это правда, - ответил они крепко шлепнул ее по каждому полушарию. - Только подумай, может, мне все-таки надо отшлепать тебя, невзирая на синяки? - После этих слов на ее задницу обрушился град ударов. - Ты будешь разговаривать со мной прилично и вежливо, - говорил он, продолжая шлепать. Снова и снова он наносил удары по ее поднятой заднице, пока розовый цвет почти скрыл синяки, оставленные неопытной рукой на вечеринке. Наконец Зоя почувствовала жжение и начала жалобно стонать и извиваться у него на коленях, пытаясь уклониться от ударов.
Оглядываясь в поисках чего-то тонкого, твердого и гладкого, что можно было бы засунуть в анальное отверстие, Джулиан узрел на каминной полке ступку и пестик из белой керамики. Он взял гладкий керамический инструмент, размеры которого отлично подходили для проникновения в самый тесный портал дамы.
Сначала он смочил его в влажной щели, затем раздвинул ягодицы и примерно на четыре дюйма засунул его в анальное отверстие, оставив наружу лишь круглую шишку. Зоя лежала совсем неподвижно, когда он засунул этот инструмент и выбрал удобный угол проникновения.
- Как жаль, что у меня нет под рукой всего, что необходимо для клизмы, - пожаловался он, глубже засовывая искусственный член. - Тогда я точно смог бы учинить образцовое наказание самой дерзкой подружке, какая у меня была! - сказал он с притворным раздражением. - Но я, по крайней мере, могу отшлепать тебя, - пообещал он и тут же стал наносить удары.
От тяжелых ударов Зоя раскачивалась на его коленях, и фарфоровый стержень выскочил наружу.
- Видишь, что ты наделала, - ругался он. - Разве я не велел тебе лежать спокойно? - Джулиан раздвинул ей ягодицы и удерживал их в таком положении. - Всякий раз, когда ты позволишь этой штуке выскользнуть, получишь шлепки по больному месту, - предупредил он и нанес шесть резких ударов по ущелью между ягодиц. Затем он смазал Зою ее же ароматными обильными соками и снова засунул пестик в анальное отверстие.
Когда пестик вошел, он продолжал шлепать ее, крепко прижав за талию к своим коленям, и наносил каждый третий удар по затычке. Через минуту Зою охватили волны кульминации, увлажнившие штанину его брюк, после чего наступило расслабление. Джулиан снял ее с колен и подтолкнул в сторону спальни, сопроводив это движение шлепком. Зоя медленно пошла вперед, оглядываясь на него, словно сквозь туман.
- Ложись в постель, скверная девчонка, - приказал Джулиан, выключая свет. Стояла теплая ночь, и он вышел в сад подышать ароматом сирени. К тому времени, когда Джулиан вошел в спальню, Зоя уже спала крепким сном.
Как это клево!
Дэвид Лоуренс не терял оптимизма, хотя преподавал в средней школе Голливуда двенадцать лет и так часто подвергался ограблению, что ему выдали разрешение носить оружие. Он был дружелюбным, забавным, моложавым человеком тридцати семи лет, к нему хорошо относились коллеги, особенно женского пола.
Живя в мире Блейд-Раннер современного Лос-Анджелеса, он, не жалуясь, смирился со скудной зарплатой, развалом семьи и неблагодарной профессией. Одаренный природой крепким умом, исключительно привлекательной внешностью, приятным нравом и склонностью потакать своим чувствам, Дэвид каждый день находил способ, как доставить себе удовольствие.
Найти женщину, согласную на обычный секс, было легче, чем ту, которая разделила бы его интерес к порке. Женщин, которые охотно подверглись бы порке, было мало. Ему страшно хотелось найти женщину, которая бы думала о порке не меньше, чем он сам.
"Это не должна быть девушка, похожая на куколку", - задумчиво бормотал он, смотря в окно классной комнаты, которая находилась на третьем этаже и откуда открывался вид на пересечение бульваров Сансет и Хайленд. Здесь каждый день в течение последней недели в 3.45 весьма очаровательная блондинка с вьющимися волосами до пояса, в лифе без рукавов и облегающих бриджах неслась на роликовых коньках вниз по южной стороне бульвара Сансет, развозя готовые обеды.
На пятый день Дэвид считал своей святой обязанностью быть на улице в 3.45. И, конечно же, куколка проезжала мимо, на этот раз везя еду в очаровательной авоське с портретом Кларка Гейбла с одной стороны. Проносясь мимо, она сверкнула Дэвиду улыбкой и вдруг сказала:
- Какой вы клевый!
Уже в следующее мгновение она покраснела, поняв, что не собиралась произносить эти слова вслух.
А Дэвид, впервые увидев куколку с близкого расстояния, был поражен. Это была барышня лет двадцати или двадцати пяти, излучавшая энергию и красоту, которой суждено украшать афиши на бульваре Сансет. Действительно, она отличалась поразительной красотой. Девушка свернула за угол у Ла-Бреа и исчезла.
"Наверно, мне показалось, что она так сказала", - подумал Дэвид, направляясь в свое любимое кафе. Он выбрал место у окна и раскрыл номер "Свободной прессы Лос-Анджелеса", вложенный в "Еженедельник Лос-Анджелеса", чтобы помечтать наяву о посещении одного из садо-мазо салонов, реклама которого помещалась в первом издании.
Как постоянный клиент, Дэвид не стал делать заказ, ибо стоило ему сесть, как Брук Нойман уже начала готовить его обычный двойной "капучино".
Брук была самой выдающейся студенткой по предмету мировая литература, который преподавал Дэвид. У нее не было матери. Отец зарабатывал на жизнь эстрадным комиком, и Брук приходилось трудиться в нескольких местах на полставки, чтобы были деньги на мелкие расходы. Дэвид много раз беседовал с ней и обнаружил, что она и оригинальна, и очаровательна.
Грациозное тело Брук, красивые черты лица, черные шелковистые волосы не производили впечатления на Дэвида, ибо он не думал о своих ученицах в этом ключе, хотя и не мог не заметить, что она, возможно, была единственной в средней школе Голливуда, кто равнодушен к пирсингу, татуировке, а волосы у нее не меняют цвет еженедельно.
Дружок Брук, надменный мальчик из немецкой семьи по имени Вилли Кроненберг, был вторым выдающимся учеником в классе, но Дэвида не интересовала личность этого насмешливого мальчика, и он не понимал, что Брук нашла в нем, если не считать привлекательной внешности и хорошего среднего балла.
Пребывая в блаженном неведении о том, что Брук влюблена в него, Дэвид даже не потрудился прикрыть газету с объявлениями, когда та принесла ему кофе. В то мгновение Дэвид не мог бы закрыть ее, даже если бы хотел, ибо только что увидел фотографию, приковавшую его внимание. Среди центрального разворота на фоне престижного садо-мазо клуба под названием "Башня" красовалась его куколка! Девушка, которую он видел на коньках несколько минут назад и за которой наблюдал из окна целую неделю, рекламировалась как покорная и, вырядившись в кожаное платье без рукавов, с озорным видом восседала на скамье, а рядом лежала лопаточка. Сердце Дэвида екнуло так, что он чуть не подавился.
Куколка доступна для сеансов! Его куколка. Прямо здесь, в Голливуде. В рекламном объявлении она именовалась Хоуп, поклонница литературы и мечтательница. Дэвид взял это на заметку.
- Никак не дождусь, когда стану взрослой и смогу работать в садо-мазо клубе, - мимоходом заметила Брук. Дэвид взглянул на нее и улыбнулся, он привык к ее циничному юмору. - И особенно в этом клубе, - добавила она, продолжая удивлять его. - Я уже два года слежу за его рекламой.
- Почему в этом? - небрежно спросил он, думая, обладает ли она такой же интуицией, как и зрелым умом.
- Из-за хозяйки, конечно, - ответила Брук. - Мне нравится, что она никогда не снимает очки. Я писала ей несколько раз, но она твердо стоит на том, что туда нельзя приходить, пока мне не исполнится восемнадцать лет.
- Брук, ты удивляешь меня. - Дэвид чуть не задохнулся от ее беззастенчивости. Тем временем он подумал про себя: "Дело решено, сегодня я иду в "Башню"!"
Брук покинула его, чтобы обслужить другого посетителя, а Дэвид курил и смотрел в окно. Наконец он встал и направился к телефону в глубине кафе. Он набрал номер "Башни". Ему тут же ответили.
- Здравствуйте! - отозвался ласкающий слух голос.
- Здравствуйте, - произнес он своим нежным голосом. - Я слежу за вашей рекламой в "Свободной прессе", и мне хотелось узнать, что включает посещение вашего клуба.
- А что вас конкретно интересует?
- Сеанс порки.
- Пассивная или активная роль?
- Активная.
- Получасовой сеанс стоит сто, а час сто шестьдесят долларов. Сегодня можно выпороть Черри и Хоуп.
- Я бы хотел встретиться с Хоуп, если это возможно, - сказал Дэвид, дрожа от волнения от такой удачи.
- Сейчас она свободна, - вежливо ответил молодой женский голос.
- Где вы находитесь?
Хозяйка клуба дала Дэвиду адрес улицы в четырех кварталах от того места, где он находился. Дэвид обещал явиться через пятнадцать минут и пошел к прилавку оплатить счет.
Брук, которая явно была занята все время, пока Дэвид разговаривал по телефону, тем не менее следила за выражением его лица и заметила, что тот, прежде чем позвонить, изучал газетный разворот с рекламой клуба. Выходя из кафе, он сгреб газеты и ушел в такой спешке, какую она за ним раньше не замечала.
Бросившись к телефону, она опустила монету в двадцать пять центов и нажала кнопку повторного набора номера. Отозвался тот же самый медоточивый голос, и Брук не сразу решилась ответить.
- Хозяйка Хильдегард?
- Да. - Голос стал еще слаще.
- Это я, Брук Нойман. Вы меня помните? Девушка, которая вам писала.
- Конечно, я помню, дорогая. Но ты ведь не забыла мои слова - я говорила, что не смогу даже говорить с тобой, пока тебе не исполнится восемнадцать? - В голосе Хильдегард прозвучало едва заметное раздражение.
- Извините, - робко ответила Брук и повесила трубку. Затем она выбежала из кафе проверить, находится ли мистер Лоуренс в поле зрения. Ей повезло - она заметила своего учителя на другой стороне улицы у банкомата. "Здорово, он действительно собирается туда!" - сказала она про себя и снова вбежала в кафе, чтобы сообщить боссу, что ей срочно понадобился свободный часок для одного поручения. Брук забрала видеокамеру, без которой никогда не ходила на важные встречи, и выскочила на улицу.
Мистер Лоуренс бодро шагал по бульвару Сансет. Брук следовала за ним на некотором расстоянии, снимая ребят на улице. В одиннадцать лет она решила стать кинорежиссером и с тех пор посвящала свободное время просмотру фильмов, отснятому материалу и написанию сценариев.
Она легко дошла вслед за мистером Лоуренсом до тихой обедневшей боковой улицы, на которой расположился белый деревянный дом клуба "Башня". Ей даже удалось заснять мистера Лоуренса в тот момент, когда тот постучал в дверь и ему открыла великолепная красавица со светлыми волосами.
В приемной клуба Расти, пропитанный табаком вышибала, с растущей тревогой следил за мониторами локальной сети, на которых была видна улица. Как только хозяйка Хильдегард освободилась после сеанса, он решил сообщить ей о девушке, которая снимает всех входящих и выходящих из клуба.
Тем временем Хоуп отвела Дэвида в голубую башенку.
Когда Хоуп вернулась в клуб и узнала, что идет сеанс порки, она переоделась в прозрачное белое вечернее платье, связала волосы голубой атласной лентой в конский хвост. Новое платье было в тон белым туфлям-лодочкам.
- Можно делать вид, что я Кэрол Линли образца 1959 года, - сказала она, пока Дэвид любовался ее нарядом. Она любила разыгрывать сценки из прошлых разных периодов истории и принимать соответствующий им внешний облик.
- Что это? - спросил он, смотря на формуляр в папке с зажимом, который она приготовила.
- Это заявление о приеме вас членом клуба, - объяснила она, передавая ему формуляр. - Напишите свое имя и адрес.
- Это обязательно? Я учитель средней школы, и мне не очень хотелось бы это делать.
- Знаете, вы можете придумать имя. Разве у вас нет почтового ящика?
- Если откровенно, то есть.
- Я так и думала! - засмеялась Хоуп и догадливо заметила: - Как же иначе вы могли получать все эти шалости по почте? - Тут она внимательно посмотрела на него. - Я вас знаю?
- Я работаю по соседству. Возможно, мы бывали в тех же ресторанах, - сказал он вне себя от радости, что она запомнила его после недавней мимолетной встречи на улице.
- Если бы у меня были такие симпатичные учителя, как вы, я бы никогда не бросила колледж, - игриво призналась она.
- Неужели вы бросили колледж?
- Похоже, вы это не одобряете.
- Конечно, не одобряю.
- Вы не хотите дать мне деньги, чтобы я могла отнести их вниз и получить разрешение начать сеанс?
- Конечно.
Дэвид передал ей деньги. Пока ее не было, он заметил, что кто-то оставил на скамье лопатку, расческу, ремень и миниатюрную плетку. Он с возбуждением подумал, что Хоуп собрала эти предметы, чтобы опробовать их на своей (в этом не могло быть сомнений) безупречной попочке.
Но вот странное дело, еще до того, как она вернулась, перед его глазами возник образ Брук Нойман. Почему такая спокойная, задумчивая девочка, как Брук, мечтает работать в этом заведении?
Он ходил по комнате, рассматривал аксессуары, закурил сигарету, затем отодвинул тяжелые бархатные шторы и посмотрел в окно. От увиденного, у него екнуло сердце. На тротуаре напротив "Башни" стояла Брук с видеокамерой на плече и беспечно снимала, прохаживаясь то в одну, то в другую сторону. Дэвид опустил шторы и бросился к двери, но заставил себя остановиться и решил дождаться возвращения Хоуп.
Когда Хоуп, безмятежно улыбаясь, вошла в комнату, он на мгновение залюбовался ее красотой, затем опять запаниковал.
- Идите сюда, - сказал он, слегка отодвинув штору. - Посмотрите вон туда. Видите кого-нибудь на улице?
- Да, там девушка с видеокамерой на плече. Боже, она снимает нашу парадную дверь? - Хоуп с тревогой взглянула на Дэвида.
- Это моя любимая ученица. Должно быть, она меня выследила.
- Она знает, что это за место?
- Знает ли она! Она хочет здесь работать.
- О! Что ж, она очень шикарна, - выдохнула Хоуп с искренним восхищением. - Она заработала бы кучу денег.
- Сейчас ей всего лишь семнадцать.
- Как жаль. Но зачем ей снимать дом?
- Она постоянно что-то снимает. Она собирается в будущем снимать фильмы.
- Я восхищена подобной инициативой, но лучше ее остановить, пока она не встревожила всех посетителей этого дома, - благоразумно сказала Хоуп. - Хотите пойти поговорить с ней?
- Я? Ни в коем случае! - запротестовал Дэвид. - Я могу потерять работу, если об этом станет известно.
- Неужели.это правда?
- Понятия не имею, но мне не хочется проверять это на себе.
- Тогда я пойду и все объясню хозяйке. Подождите здесь. И не волнуйтесь.
После ухода Хоуп Дэвид продолжал следить за Брук из окна. Вскоре грубоватый старый Расти, не вынимая сигарету изо рта и руки из карманов джинсов, пересек улицу и оказался перед Брук. Они обменялись несколькими словами, и Брук ушла. Затем Расти неторопливо вернулся к дому, а Хоуп в башенку.
- Все в порядке, - весело доложила она.
- Что он сказал ей? - озабоченно спросил Дэвид.
- Что ей необходимо разрешение, чтобы снимать на улицах Голливуда.
- Здорово! - Дэвид был в восторге от Расти.
- Надеюсь, он не отбил у вас охоту заняться игрой.
- Ни в коем случае. - заверил он, вешая пиджак на крючок. Хоуп ахнула, когда Дэвид повернулся и увидел отражение своего пистолета и кобуры на противоположной зеркальной стене.
- Вы вроде бы говорили, что работаете учителем! - вскрикнула она не без тревоги. - Вы из полиции нравов? А эта курочка прикрывала вас. Это полицейская облава?
- Я не полицейский. Успокойтесь. Честно говорю, я учитель средней школы, на которого нападали так часто, что ему дали разрешение носить оружие. - Дэвид показал ей разрешение, водительские права и членский билет профсоюза учителей. Хоуп никак не могла успокоиться, и казалось, что она вот-вот заплачет от досады, ибо ей очень хотелось поиграть с ним. - Отнесите это своей хозяйке, - вздохнув, сказал он и вложил свои документы ей в руки. - Я подожду здесь.
Хоуп снова исчезла и через мгновение вернулась сияющая от радости.
- Хильдегард считает, что я должна задать несколько вопросов, чтобы убедиться, что вам можно верить.
- Да? Что это за вопросы?
- Вы говорите, что увлекаетесь поркой, так?
- Да. А что?
- Докажите это.
- Что вы имеете в виду под доказательствами?
- Расскажите мне о том, какая порка вам нравится.
Хоуп присела рядом с ним на покрытую кожей скамью для связывания, вытянула ноги и начала рассматривать белые ленты вокруг подъема туфель.
- На это уйдет время, - улыбнулся он.
- Пока вы еще ничего не доказали.
- Скажите, сколько вам все-таки лет? - вдруг задал он вопрос.
- А сколько мне, по-вашему? - рассмеялась она.
- Двадцать?
- Спасибо! Если вы полицейский, то в гатант-ности вам не откажешь. Мне двадцать пять.
- У меня отлегло от сердца.
- Правда? Вы охотнее отшлепали бы свою очаровательную кошечку с видеокамерой?
- Мои ученики меня не интересуют.
- Если она действительно ваша ученица, то по уши влюблена в вас.
- Это правда, девочки время от времени влюбляются в меня. Но она слишком умна для этого.
- Зачем она тогда идет за вами по пятам?
- Примерно час назад у нас был разговор в кафе, где эта девочка подзарабатывает, и она сказала, что уже два года мечтает работать в этом самом клубе. Я неосторожно позвонил при ней, она обо всем догадалась и пошла за мной следом.
- Значит, она умна, красива, влюбилась в своего властного учителя и хочет работать в клубе са-до-мазо. Как это клево!
- Думаю, что если мы начнем играть, то придется обсудить этот новояз, на котором вы, ребята, изъясняетесь. Вы, например, кажетесь достаточно умной, чтобы выражаться более оригинально.
- Теперь я знаю, что вы учитель! - заявила Хоуп и широко улыбнулась. Затем она нажала на кнопку оперативной связи и велела Расти позвонить через полчаса.
Если не считать тревожного ощущения надвигающейся опасности, которое приходило каждый раз, когда Дэвид позволял себе думать о Брук и о том, что та знала о нем, он чувствовал божественное удовлетворение от первого визита в "Башню".
Отшлепав жизнерадостную, но покорную Хоуп, Дэвид испытал эротическое удовольствие, которое превзошло все ожидания. То, как Хоуп прижималась к его коленям и как краснела алебастровая кожа от ударов его руки, возбуждающие стоны, которые она издавала, пока он гладил ее между шлепками, все подтвердило его теорию, что некоторые женщины действительно любят порку.
Хоуп пребывала в отличном настроении и не теряла остроумия. Похоже, она интересовалась Дэвидом не меньше, чем он ею, и отпускала столь остроумные комментарии относительно любимого предмета учителя, что осталось чувство, будто это самое приятное свидание в его жизни.