* * *
Она была так довольна собой, что даже зрелище и звуки, доносившиеся с места, где миссис Свенсон смотрела вечерние новости, не могли нанести ущерб ее чувству юмора. Бедняжка, подумала она, глядя, как старая дама не отрывала взгляда от Дена Разера; наверное, ужасно быть такой глухой и так нуждаться в обществе, чтобы подобным образом приклеиться к телевизору. Импульс, который она послала в сторону миссис Свенсон, был доброжелательным и должен быть по достоинству вознагражден. Наклонившись близко к ничего не замечавшей женщине, она заорала:
- Прекрасный вечер, не так ли?
Миссис Свенсон не вздрогнула, она подскочила в кресле и стала медленно отталкивать его назад, двигаясь как маленький черный краб, пока не уперлась в цветок, росший в горшке. Отступать дальше было некуда. Несколько смущенная, Жаклин воскликнула:
- Прошу прощения, я не хотела напугать вас, я просто…
- Что? - Миссис Свенсон сложила ладонь чашечкой и приложила к уху. - Я не слышу вас. Я глуха. Глуха как телеграфный столб. Нет толка говорить со мной, мисс, я не могу слышать ни слова из того, что вы говорите.
Жаклин начала снова:
- Я прошу вашего…
- Что?
- Я сказала, что сегодня прекрасный вечер, - прокричала Жаклин.
- Что?
- Я сказала… - Жаклин постаралась сопротивляться возникшему импульсу, но не смогла. - Я сказала, какого черта вы включаете телевизор на полную мощность, если вы все равно не можете его слышать?
Она пожалела о своей грубости, как только слова вылетели из ее рта. Прежде чем миссис Свенсон смогла сказать "что?" снова, Жаклин улыбнулась, кивнула и спешно ретировалась.
Если бы она не была выведена из состояния равновесия столкновением с миссис Свенсон, она могла бы вести себя во время следующей стычки более тактично. Но с другой стороны, возможно, и нет. Этим вечером столовая пользовалась популярностью. Несколько посетителей ждали, когда их усадят; Жаклин устроилась в конце очереди. Группа из четырех человек, стоявших как раз перед ней, дружно уставилась на нее с откровенным любопытством провинциальных жителей, считая это выражением дружелюбия. Двое мужчин и одна женщина поздоровались с Жаклин. Другая женщина, одетая в трикотажный костюм и блузку с большим вырезом под двойным подбородком, продолжала пялиться на Жаклин.
- Вы миссис Кирби, - заявила она.
- Вы меня знаете, а я вас нет, - ответила Жаклин, сомневаясь в своей искренности.
- Я Элизабет Паркер - миссис Паркер, президент общества "Женщины в искусстве и литературе". Я удивлена, что не получила ответ на мою записку, миссис Кирби.
Жаклин прокрутила свою память. Записка с цветочным орнаментом или письмо, напечатанное готическим шрифтом, требующее, чтобы она произнесла речь?
- Прошу прощения, - сказала она. - Я много работала, и у меня просто не было времени разобрать свою корреспонденцию. Ваше письмо я увидела только этим утром.
- Миссис Кирби, мы были бы признательны как можно скорее получить подтверждение. - В голосе женщины чувствовалась непреклонность склочника. - Члены нашего общества хотят узнавать о таких событиях заранее. Они очень занятые люди.
Уголок рта Жаклин поднялся вверх. Даже миссис Паркер не могла принять это выражение за улыбку.
- Я тоже очень занята, миссис Паркер. Боюсь, что сейчас у меня нет времени для выступлений.
- О?!
Жаклин знала этот прием, она использовала его сама. Это восклицание с возрастающей модуляцией голоса в сочетании с остекленевшим взглядом и продолжительным молчанием могло толкнуть жертву на бессвязные лживые объяснения, которые легко уничтожаются безжалостным лицом, проводящим допрос. "Вы не водите машину вечером? Мы привезем и отвезем вас. Вы не едите красного мяса? Мы не планировали кормить вас, вы ошибаетесь. Вы всегда ложитесь спать в девять вечера? Но по такому важному случаю, как этот…"
Жаклин не произнесла ни слова. Она ответила миссис Паркер еще более грозным взглядом. Миссис Паркер раскрыла свою маленькую сумочку.
- Тогда в следующем месяце. Я отмечу дату в записной книжке.
Появление Молли, рассыпающейся в извинениях, спасло Жаклин от ответа, а миссис Паркер от поражения. В то время как ее спутники последовали за Молли, она задержалась, чтобы сделать последнюю попытку.
- Мы были бы очень рады, если бы вы присоединились к нам, миссис Кирби. Вы выглядите такой одинокой…
Жаклин не любила, когда ее задирают или снисходительно к ней относятся. Она чувствовала, как из нее начинает вырываться раздражение, и не видела причин, почему должна отказывать себе в удовольствии.
- Мне нравится быть одной, миссис Паркер. Я собираюсь пойти сейчас к себе в комнату, миссис Паркер, чтобы сесть за работу. Написание книги - это работа. Если я не буду работать, мне не заплатят. Именно так я зарабатываю себе на жизнь, миссис Паркер, - а не выступлениями перед организациями, которые не предлагают мне гонорара. Спокойной ночи, миссис Паркер. Хо-хо, хо-хо, мне работать нелегко…
Так как миссис Паркер строила из себя благородную леди, то она считала ниже своего достоинства броситься вдогонку за Жаклин, которая, выдав эту тираду, быстро направилась к двери.
Она бесцельно пошла вниз по улице.
Было бы опрометчиво возвращаться в коттедж; миссис Паркер могла последовать за ней, продолжая уговоры. Люди такого сорта бросают тень на преданных читателей, что несправедливо; большинство из них деликатны, учтивы, вежливы и интеллигентны. В особенности мои читатели, самодовольно подумала Жаклин. По крайней мере, члены общества библиотекарей отличались честностью и скромностью. Их бюджет, как она знала по своему опыту, мог выдержать угощение любимого писателя только чаем и печеньем. Она напишет "Друзьям библиотек" завтра и примет их приглашение как расплату за свои плохие манеры. (Она покажет этой миссис Паркер.)
Прогулка охладила ее пыл, и к тому времени, когда Жаклин дошла до бара "Элит", она громко смеялась над своей злополучной стычкой с миссис Свенсон. "Она сослужила мне хорошую службу, подумала довольная Жаклин. Ненавижу, когда ко мне снисходят, но именно это я проделала с миссис Свенсон".
Хозяева бара "Элит" не стали к ней снисходить; они приветствовали ее как старого друга. Жаклин заняла кабинку в уединенном углу и заказала обед, абсолютно лишенный питательной ценности. Предвидя потребность что-либо почитать во время еды, Жаклин прихватила с собой несколько более или менее интересных писем, включая и письмо от своего сына. Она перечитывала его с материнской нежностью, проявление которой считала неуместным у писательницы, когда официант принес заказанный ею чизбургер с беконом делюкс.
- Вы, конечно, получаете массу писем, - заметил тот.
- Вы не представляете и половины ее, - сказала Жаклин, отодвинув конверты в сторону.
- Да? Я люблю получать письма, но ненавижу писать их. Думаю, вам нравится сочинять их, вы же писатель и все такое.
- Ф-ф, - двусмысленно фыркнула Жаклин с полным ртом.
- Да, - произнес официант, - вы, без сомнения, одна из известных особ. Все спрашивают, когда вы придете сюда.
Жаклин проглотила еду.
- Кто все?
- О, вы знаете. Те, кто не был здесь тогда вечером, хотят встретиться с вами.
- И увидеть мое представление? - ухмыльнулась Жаклин. - Я не составляю заранее расписание своих драк, Джим. Мистер Картер не вернулся, не так ли?
- Не он. Пара туристов спрашивала о вас этим утром.
- Туристов?
- Они забавно говорили, - объяснил Джим.
- На кого они были похожи?
Вопрос заставил Джима напрячь все свои способности к описанию. Единственной отличительной чертой, которую он смог вспомнить, была:
- Уши у одного из них. Они торчали.
Скудное описание укололо неприятной, знакомой подробностью. Уши были наиболее приметной чертой внешности некоего репортера, с которым Жаклин столкнулась во время недавнего рекламного бума. По крайней мере, она могла не сомневаться, что Брюнгильды не было среди этих туристов. Джим припомнил бы ее.
- Ты бы мог сделать мне большое одолжение, Джим, - сказала она. - Ты и другие, кто работает здесь. Если меня будут спрашивать, постарайтесь разузнать, кто они и откуда приехали.
- Конечно. Что-нибудь еще?
- Не сейчас. Спасибо.
Джим ушел неторопливым шагом, и Жаклин приступила к еде. Прикончив все, вплоть до последнего восхитительного жареного кусочка картошки, она заняла место у стойки бара.
Разговор с Берни, хозяином и барменом, просветил ее еще меньше, чем она надеялась. Несколько человек задавали о ней вопросы. Один или два открыто назвали себя репортерами.
- Я ничего им не сказал, - сообщил Берни. - Но я не могу поклясться, что никто другой этого не сделал. Некоторые из парней вывалят все потроха за бесплатную выпивку.
Он многозначительно посмотрел в сторону одного из служащих заправки "Эксон", который открыто подслушивал их разговор.
- Я тоже ничего не сказал, - неубедительно запротестовал тот.
Начали сползаться постоянные посетители, и разговор становился общим. Слухи были одним из наиболее любимых видов спорта завсегдатаев бара "Элит"; в Пайн-Гроув было мало развлечений. Жаклин только слегка направляла разговор в нужное русло. Ей пришлось выслушать массу посторонней информации, но она ничего не имела против. Став писательницей, Жаклин начала проявлять к людям особый интерес. Теперь у нее появился предлог, оправдывающий подслушивание сплетен. Разве не на основе сплетен были написаны великие романы? Посмотрите, часто замечала она, на Джейн Остин.
Для нее вполне уместным было спросить про Тома, так как она остановилась в гостинице и наслаждалась его замечательной стряпней. Однако ее усилия выведать информацию насчет его местопребывания в те годы, когда он жил вне Пайн-Гроув, окончились ничем.
- Он был парень как парень, - миролюбиво сказал Билл Хоггенбум. - Обычное дело - сумасшедшая езда, иногда наркотики, девочки. И он остепенился бы в свое время, большинство из них так и поступает, но его старик вышиб из дома, когда ему исполнилось восемнадцать. Матери Тома к тому времени уже не было в живых, и отец постоянно твердил сыну, что это он разбил ей сердце своим поведением.
- Что за милашка, - сказала Жаклин.
- Он был не лучше и не хуже многих, - утверждал Билл. - Но Том был упрямый как мул; на следующий день после выпускного вечера он просто уехал, не сказав ни единого слова и не оставив прощальной записки. Мы постарались выяснить его местонахождение, когда его старик умер, но никто не знал, куда он подался. Хотя он должен был об этом слышать, потому что вернулся после похорон, чтобы выяснить относительно имущества. Этакий сорт хладнокровных парней, как думают некоторые ребята…
- Может быть, он не знал об имуществе, пока его отец не умер.
- Да, может быть. Старик не написал завещания, и Том получил наследство. Не так много, только недвижимость. Дом. Надо отдать должное Тому, он вложил в него много средств и труда, чтобы получилось то, что есть сейчас.
- Где он взял деньги? - спросила Жаклин.
- У нее, я полагаю, - ответил равнодушно Билл. - Уверен, что он женился на ней не из-за ее внешности.
- Маловероятно, конечно, - сказала ледяным тоном Жаклин, - что он женился на ней потому, что она любящая, щедрая, добросердечная женщина.
- Это не те качества, которые я искал в женщине, когда был в его возрасте, - ухмыльнувшись, произнес Билл. - У ее отца водились деньги; он владел крупной фирмой по продаже недвижимости в Филадельфии. Он и поручился за Тома, когда тот занял деньги на устройство гостиницы.
- Значит, Том жил все эти годы в Филадельфии.
- Во всяком случае, часть их. Похоже, что работал на ее отца и познакомился с ней. Любовь с первого взгляда, - добавил Билл, бросив косой, циничный взгляд, заставивший руку Жаклин зачесаться, чтобы врезать ему пощечину с хорошо подобранным комментарием.
Однако она контролировала себя и перевела разговор на отношения Тома с Катлин Дарси. Интерес к Тому начал ослабевать. Ее собеседники были готовы перейти к более сочным темам, вроде обсуждения необычного метода, который применила миссис Уорли, чтобы укокошить своего гадкого мужа. И никто, казалось, не знал или не хотел знать больше о Томе и Катлин.
Она была просто одной из многих женщин, - сказал Билл, пожимая плечами. - Он мог выбрать ее. Что он и сделал, если судить по городским слухам. Полагаю, что какое-то время между ними были достаточно горячие отношения; люди говорят, что она изобразила его в своей книге как главного жеребца.
Это был один из вариантов описания Хоксклиффа, предположила Жаклин.
Остаток вечера прошел мило. Жаклин занесла своих приятелей в список помощников-шпионов, чтобы они проследили за репортерами, и такое назначение они приняли с энтузиазмом; обыграла в сухую в бильярд экс-шерифа и управляющего "Бон-Тона"; и с сожалением отказалась от выпивки, которую проигравшие предложили заказать.
- Мне надо идти работать, - объяснила она. - Всего хорошего, парни.
Благодаря таким соблазнам, как бильярд и хорошая компания, она задержалась дольше, чем намеревалась. Улицы были пусты, поднялся холодный ветер. Сухие листья с шуршанием проносились по тротуарам как огромные фантастические насекомые. Когда она прошла мимо освещенных окон "Бон-Тона" (в которых была выставлена осенняя коллекция женской и мужской одежды от лучших дизайнеров), темнота сгустилась. Проход к книжному магазину Джан, затемненный высокими зданиями с обеих сторон, зиял как вход в туннель.
Жаклин прошла мимо него недостойной рысью. Ничего не произошло. Чувствуя себя немного глупо, она замедлила шаг. Что с ней происходит вечером?
На парковке рядом с гостиницей стояло с полдюжины автомобилей. Две машины имели номера другого штата и, несомненно, принадлежали безобидным туристам. Только одно было необычно, а в нынешнем ее состоянии вызывало и тревогу. Стоянка всегда была ярко освещена с заката и до рассвета фонарем, стоявшим рядом, и другим, закрепленным снаружи кухонной двери. Сейчас светил только один фонарь, другой был погашен. Наверное, перегорела лампочка. Но Жаклин остановилась, чтобы разыскать фонарик, погребенный в самом низу ее сумочки. Она осмотрела висячий замок самым тщательным образом, прежде чем вставить ключ. Никакого следа взлома. Она отперла замок и открыла ворота.
Единственное, что спасло ее, по крайней мере, от жуткой головной боли, был тот факт, что падающий объект находился слишком высоко. Он скользнул сбоку по голове и отскочил от ее плеча, прежде чем упасть с треском на асфальт, разбросав вокруг острые осколки.
В вопле Жаклин слились воедино боль, удивление и обдуманный ход. Она никогда не ратовала за постоянное сохранение присутствия духа, а в этот момент громкий шум был ее лучшей защитой. Жаклин не уронила фонарик, потому что положила его прежде, чем отпереть замок, так как эта процедура требовала обеих рук. Она рывком подхватила и включила его, стоя спиной к изгороди и вертя головой.
Не было никакого движения, как внутри, так и снаружи ворот. Жаклин закричала еще раз и посветила вниз.
Предмет разбился не так сильно, и можно было разобрать, что это такое. Назывался он "кувшин для умывания". Такие сосуды стояли в спальнях до проведения водопровода в дома. Жаклин видела их в антикварных магазинах. Они были достаточно велики и тяжелы, чтобы представлять собой серьезное оружие, тем более что вес этого горшка кто-то увеличил с помощью крупных камней. Болтающиеся обрывки веревки, привязанной к ручкам, объясняли, как удалось заставить его балансировать на верхушке ворот, пока движение створок не порвало ее.
Жаклин потерла плечо. Она подумывала, не крикнуть ли ей еще раз, когда звук бегущих шагов достиг ее ушей, но она была не настолько оглушена, чтобы не заметить, что они приближались не со стороны гостиницы, а со стороны рощи, расположенной севернее. Жаклин повернулась и испустила вздох облегчения, когда узнала Тома.
- Миссис Кирби! Что случилось? Я подумал, что услышал… - Он посмотрел на куски разбитой посуды. - Вы что-то уронили?
- Я всегда набиваю мой антиквариат камнями, прежде чем пробую перенести его домой, - огрызнулась Жаклин. - И я всегда визжу, когда роняю что-нибудь. Эта штука стояла на верху ворот. Она пролетела рядом с моей головой.
Челюсть Тома отвалилась. Он был одет в джинсы и рубашку с длинными рукавами, несмотря на прохладу ночи. Несколько опавших листков венчали взбитую массу его волос, что придавало ему вид лесного божества. Веки Жаклин затрепетали. Она положила руку на голову, застонала и покачнулась.
Том быстро подхватил ее, его сильные молодые руки плотно прижались к талии и спине. Его объятия были рассчитаны только на поддержку; но Жаклин почувствовала сильную дрожь ответной реакции. Этот человек распространял вокруг себя ауру мужской привлекательности, так же как скунс испускает свою…
Она высвободилась, бормоча извинения.
- На вашем лице кровь, - забеспокоился Том. - Разрешите я взгляну.
- Это просто царапина, - ответила Жаклин. - У меня все в порядке.
Том проводил ее до двери, всю дорогу извиняясь и высказывая предположения. Он не заметил, что лампочка перегорела. С этого момента он будет более осторожным. Он не мог представить, кто способен на такое. Хотя некоторые из детишек старших классов развлекаются порой весьма странно. Том не объяснил, почему оказался на улице, а Жаклин не спросила. Она чувствовала, что он может дать логическое объяснение.
После его ухода Жаклин из предосторожности обыскала дом; как она и предполагала, не было признаков чужого вторжения. Ей повезло. На лице остались только царапина и небольшой порез. Плечо же раздулось и посинело, но Жаклин не думала, что там что-нибудь сломано.
Скользнув в теплый халат, она вновь спустилась вниз и уселась за кухонный стол, пододвинув поближе пепельницу и чашку кофе, и начала выводить каракули на верхнем листе бумаги из пачки, которую принесла с собой. Спать пока она не могла, сначала ей нужно немного расслабиться. С таким же успехом она могла провести время, записывая свои идеи на бумаге. Никто в мире не смог бы понять ее каракулей; ум Жаклин работал быстрее, чем ее рука.
Как кстати пришлось это нападение для хозяина гостиницы "Горный лавр". Теперь у него появилось оправдание пятен губной помады или приставшего к нему запаха парфюмерии. Молли никогда не спросит, пользовалась ли Жаклин такими духами этим вечером или какие она предпочитает. Жалобно сопя на широкой груди Тома, Жаклин безошибочно узнала аромат сирени.
Неверность Тома не волновала ее. (Ублюдок - ведь Молли беременна). Как и то, что запах был характерным. Дюжины женщин в пределах пятидесятикилометровой зоны вокруг гостиницы могли пользоваться этими духами. (Несомненно, для такого мерзавца, как Том, не составит труда проехать пятьдесят миль.) Но она не стала бы ехать пятьдесят миль, подумала Жаклин. Только пять. И на днях она пахла сиренью.
Но это опять-таки было не ее делом. Единственным, что должно было привлекать ее внимание к свиданию Тома, был тот факт, что он не имел алиби. Он мог легко подготовить ловушку, прежде чем поспешить на встречу.