Немного позже - я дома. Паоло чувствует, что меня надо оставить в покое. Он ничего не говорит мне ни о встречах, ни о легких заработках. Он не дает мне трубку, когда звонят папа и мама. В некоторых газетах вышли статьи с фотографиями, и куча людей звонят мне. Чтобы оказаться рядом. Или просто - чтобы сказать: "Я его очень хорошо знал…". Но я ни с кем не хочу разговаривать. Я хочу посмотреть выпуск нашей программы. Вот. Уже десять минут десятого. Пошла заставка. После двух начальных титров меня ждет сюрприз. Ни имен, ни фамилий авторов программы больше нет. Танцовщицы продолжают танцевать, как ни в чем не бывало: они улыбаются, они абсолютно спокойны, несмотря на то что произошло. С другой стороны, они-то тут при чем, хотя, как знать… the show must go on. Потом, это последний выпуск. А ты что, думал, что в эфир он не выйдет? Это законы рынка. Кое-чему я уже научился. Трудно понять, из какого материала сделана воронка. Из денег. Титры продолжаются. Девушки танцуют. Музыка - все та же. Публика улыбается. И тут - новый сюрприз. На экране, когда еще идет мой титр, звонит телефон. Я вижу номер. Отвечаю. Джин смеется. Кажется, у нее прекрасное настроение, она пришла в себя.
- Ты видел? Я была права. Я так и думала, только тебе не говорила, это значит, у тебя не будет проблем. Я так рада за тебя.
Она рада за меня. Она за меня рада. Ну и ну. Невероятно.
Джин продолжает удивлять меня. Я с ней прощаюсь.
- Созвонимся потом, когда закончится.
Вешаю трубку. У тебя не будет проблем. А какие у меня могут быть проблемы? Самое большее - напишут заявление о драке. Еще об одной. Главная проблема - что я потеряю работу. Открываю пиво, и в этот момент снова раздается звонок. Без номера. Наверное, не надо было брать, но я снимаю трубку и отвечаю. И хорошо делаю. Это Романи. Я узнаю его голос. Бросаю взгляд на телевизор. Там - реклама. Первая в передаче, она всегда дается где-то в девять сорок пять. Я смотрю на часы. Сегодня ее запустили на несколько минут раньше. Интересно, кто размечал передачу. Может быть, это сделала еще та троица? Но хватит думать обо всем этом. Я стараюсь собраться и внимательно слушаю.
- Так вот что я хотел тебе сказать, Стефано. Мне очень жаль. Я не знал. Я даже представить себе такого не мог.
И он продолжает говорить ровным голосом: красиво, спокойно и твердо. Голосом, внушающим уверенность. Я молча слушаю. Еще две девушки заявили, что раньше с ними произошло то же самое, что и с Джин. Они не решались рассказать об этом, потому что боялись потерять работу, или еще хуже - просто не появиться на экране. Возможно, были и другие подобные случаи.
- После того, что ты сделал, Стефано, у них появилась уверенность. Это бы не открылось Бог знает сколько времени, может быть, никогда. В общем, Стефано, я чувствую себя виноватым, что ты попал в подобную ситуацию. И потом, твоя девушка…
Я трясу головой. Ничего не поделаешь. Даже Романи это знает. Наверняка это Тони рассказал.
- Так вот, я прошу тебя, прими мои извинения и большое тебе спасибо, Стефано.
Опять благодарность. Благодарность от Романи. Спасибо. Это то слово, которое я не хочу слышать.
- Ну, теперь я с тобой прощаюсь, мне надо следить за передачей. Обязательно зайди ко мне. У меня кое-что для тебя есть. Подарок.
Он старается не придавать слишком много значения своему жесту. Ничего не скажешь: он великий человек.
- В общем, ты можешь не волноваться. А потом, если захочешь, сможем еще поработать вместе, - он выдерживает паузу. - Если захочешь… мне было бы приятно. Я жду тебя… Стефано?
На миг он думает, что прервалась линия. Я так ничего и не сказал. Ни слова не вставил, однако разговор заканчиваю неплохо:
- Да, Романи. Хорошо, завтра я зайду, спасибо.
Так заканчивается наш разговор. Я смотрю в телевизор. Как по мановению волшебной палочки, реклама заканчивается и передача продолжается. Я с жадностью выпиваю пиво. По крайней мере, я тоже успел сказать спасибо.
61
В ТП разбирают декорации. С невероятной скоростью выносят куски сцены. Команда рабочих действует чрезвычайно слаженно. Четко, без колебаний, почти с яростью делают они свое дело. Перешучиваются и смеются - видно, что работают они с удовольствием.
- Ломать - не строить…
Голос Романи неожиданно звучит у меня за спиной. Но он, как всегда, успокаивающий. Я с улыбкой подаю ему руку. Мне нравится его рукопожатие. Оно искреннее, сильное, спокойное: ему не надо ничего никому доказывать. Больше не надо.
Романи. Это самый интересный человек, с которым мне довелось познакомиться. Не похожий ни на кого другого, совершенно неординарный. Настоящий владелец той воронки, таящей разочарования и тревоги, но, в конце концов, я сумел ее оценить по достоинству. Мы идем рядом. Куски декораций падают сверху. Маленькие разноцветные обломки Родосского колосса, назавтра о них уже никто не вспомнит. Да, вот так стремиться к славе, такой важной и такой доступной, упиваться славой, такой прекрасной, и верить, что тебя никогда не забудут. Какое заблуждение. Этого никогда не будет.
- Держи, - Романи протягивает мне конверт. - Это контракты для тебя и Джиневры на следующую передачу, которую я готовлю. Если вас все устраивает, просто их подпишите. Передача должна выйти в марте. Это будет игра по теме "музыка". Примитивная игра, но она уже успешно идет во многих европейских странах. В Испании набирает рейтинг больше тридцати пяти процентов. С нами будет работать Марк-Антонио и тот же хореограф. Еще я продлил контракт нескольким танцовщицам. Кое-кого я исключил… - он улыбается. На ту троицу намекает. - Поэтому работать будем совершенно в другой атмосфере. Я заказал в прессе несколько статей про этих трех маньяков. Для них - ничего хорошего, зато нас покажут в лучшем свете! - он смеется. - Еще я рассказал о тебе. Все это выйдет через несколько дней. Ты станешь знаменитым.
Ну вот. Снова. Ничего не поделать. Это моя карма - становиться знаменитым из-за драки.
- Так вот, я хотел бы, чтобы вы с Джиневрой подписали этот контракт. Я увеличил вам обоим зарплату. Назовем это… возмещающим контрактом. Не по нашей инициативе, а просто потому, что канал учел мои пожелания… стоит ли вам отказываться? - он смеется. Потом замолкает. - Короче, подумайте…
- Послушайте, Романи, а можно задать вам один вопрос?
- Конечно.
Я бросаю на него взгляд. Да, плевать. Я спрошу его об этом.
- Почему у вас на рубашке всегда расстегнуты две последние пуговицы?
Он смотрит на меня. Молчит недолго. И улыбается.
- Это очень просто: чтобы понять характер того, с кем разговариваю. Всех это интересует, всем хочется спросить меня об этом. Но многие этого не делают. Таким образом, люди делятся на две категории: те, кто не решаются задать мне этот простой вопрос и те, кто решаются. Первые так и живут с этим вопросом. А вторым удается разгадать этот нелепый секрет!
Мы смеемся. Не знаю, правду ли он сказал. Но такое объяснение мне очень нравится, и я его принимаю.
- А вот это - конверт от меня лично. Прекрасное место, куда можно поехать, чтобы подумать на досуге о контракте… Иногда теплый пляж помогает добиться согласия…
И он улыбается: его слова весьма красноречиво намекают на двусмысленность упомянутого согласия. Потом он быстро уходит, делая вид, что очень занят. Дает пару не очень важных указаний рабочим. Они, впрочем, уже почти все разобрали. Вот так он со мной поступил. На этот раз я не успел вовремя поблагодарить его.
62
Невероятно. Джин согласилась. Правда, ей пришлось сказать, что, кроме меня, в турне едут еще три-четыре человека, но родители не возражали. И произнесли одну обнадеживающую фразу: "И потом, там ведь и он будет…". Он - должно быть, это я. Полный абсурд. Впервые родители девочки думают, что рядом со мной она в безопасности. Короче, хоть для чего-то пригодилась мне эта воронка. Джин в безопасности… Да, в моих объятиях! Мечта, да и только. Билет в самолет бизнес-класса. Таиланд, Вьетнам и Малайзия. Все оплачено, все организовано. Иногда добрые дела приносят пользу. Даже в таком безразличном и несправедливом мире, как наш. Иногда. Когда тебе встречается честный и смелый человек. Как Романи. Самые лучшие билеты. Лучшие бунгало. Самые красивые пляжи. Солнце, море и контракт, который ждет нашего возвращения, чтобы мы сказали "да" или "нет". И свобода. Свобода каждую минуту: ты можешь согласиться, если хочешь, или нет, без всяких обязательств, без: "стол накрыт", без: "надо сделать", без неожиданных звонков, без проблем, без риска встретить того, кого ты видеть не хочешь. Мы поднимаемся в самолет свободные и безмятежные.
Впрочем, не совсем, что касается меня, я не совсем безмятежен. Оглядываюсь вокруг. Что за чушь. Нет, этого не может быть. Ева, стюардесса, никак не может работать на тайландских линиях. Девушка с миндалевидными глазами, со слегка смуглой кожей, в безукоризненной униформе, указывает нам наши места. Я ей улыбаюсь. Она очень любезна. И к тому же хорошенькая. Предлагает нам что-нибудь выпить. Когда она удаляется, я получаю толчок локтем.
- Ай!
- Я хочу, чтобы ты не очень-то любезничал со стюардессами.
- Да я никогда с ними и не любезничал.
- Покажи-ка глаза…
Я, смеясь, надеваю очки.
- Здесь слишком яркий свет!
Она пытается сорвать с меня очки.
- Нет, серьезно, я хочу знать… у тебя была история с какой-нибудь стюардессой?
Я улыбаюсь. Делаю глоток из стакана, любезно предложенного девушкой из тайской авиакомпании. И быстро целую Джин. На наших губах - шампанское, я хочу, чтобы поцелуй длился дольше. Вкус шампанского, кажется, действует на нее успокаивающе. А может быть, мой поцелуй. А может быть - мое "никогда". К тому же самолет начинает выбивать барабанную дробь. Джин крепко прижимается ко мне, забыв о моем сомнительном прошлом и волнуясь лишь о неминуемом настоящем. Взлет. Мы летим. Шасси убрали. Самолет набирает высоту. Он поднялся до облаков. Вечернее солнышко ласкает нас сквозь окошко. Джин расслабляет свои объятия и кладет мне голову на плечо.
- Я тебе так не помешаю?
Я не успеваю ей ответить, чувствую, что она засыпает, ее покидают все недавние тревоги, ей спокойно в моих руках, в самолете, высоко над землей, посреди наших облаков, таких легких. Она чувствует себя уверенно, она наполнена нежностью. Я стараюсь как можно меньше двигаться. Вынимаю из сумки Люси Кроун, книгу, которую подарила мне мама, и начинаю читать. Мне нравится, как она написана. По крайней мере, первые страницы неплохие.
"Oh happy day…" - раздается неожиданно музыка. Оказывается, я заснул. Книга лежит на столике. Джин - рядом, она, улыбаясь, смотрит на меня. В руках у нее фотоаппарат.
- Я тебя несколько раз сфотографировала, пока ты спал. Ты был прекрасен… ты выглядел таким добрым!
Я обнимаю ее и притягиваю к себе.
- Да я и так добрый… - И целую ее.
Более-менее удовлетворенная моим утверждением, она решает все же ответить мне на мой поцелуй. И тут мы замечаем, что рядом кто-то есть. Мы отрываемся друг от друга, нисколько не смутившись. По крайней мере, я. А она краснеет. Это все та же стюардесса, с двумя стаканами в руках. Профессионально любезная, она не дает нам погрузиться в нашу любовь.
- Это вам… Осталось несколько минут…
Мы берем их, полные недоумения. Стюардесса, тонкая и легкая, исчезает так же неожиданно, как и появилась.
- Слушай, а ведь правда, я и забыла: тридцать первое декабря…
Джин смотрит на часы.
- Осталось несколько секунд.
Из кабины пилота слышится какой-то странный счет с американским акцентом:
- Три, два, один… поздравляем!
Музыка звучит громче. Джин целует меня.
- Поздравляю, Стэп, с Новым…
Мы чокаемся нашими стаканами, так вовремя подоспевшими. И еще раз целуемся. И еще. И еще раз. И не боимся, что нас прервут. Все пассажиры поют и радостно празднуют наступление Нового года, начало отпуска или возвращение домой. В общем, все счастливы. У всех в руках шампанское. И все на седьмом небе, во всех смыслах. Самолет немного спускается, и это не случайно.
- Смотри… - говорит Джин, указывая куда-то за окошком.
Где-то там внизу уже празднуют. И огни фейерверков взвиваются с земли, чтобы долететь до нас. Чтобы поздравить нас, и пожелать нам доброго пути. Они раскрываются под нами, как распускающиеся разноцветные цветы. Образуя немыслимые узоры. Столбы огненных брызг в завораживающем порядке высвобождаются, выбросив огонь в небо. Один за другим. Один внутри другого. Мы впервые в жизни видим их сверху. Мы с Джин сидим, обнявшись, наши лица обрамлены окошком, и мы наблюдаем последнюю фазу фейерверка, известную только звездам, облакам и небу… Джин в восторге смотрит на огни.
- Как красиво!
Далекие огни бросают на нее отсвет. Легкие касания светящихся гроздьев ласкают ей щеки. И я, невольный зритель чудесной картины, прижимаю ее к себе. И целую. Она мне улыбается. Мы смотрим за окно. Странная игра часовых поясов, декретных часов, быстрого перелета над далекими странами дарит нам еще один Новый год, потом еще один, и еще. Каждый следующий час - это снова полночь. А значит, снова Новый год, и так далее, и так далее. И разнообразные фейерверки, летящие в небо в разных странах, долетают до нас. Приближаясь, они улыбаются и несут нам поздравление от неизвестного пиротехника. А музыка продолжается. И самолет быстро и спокойно продолжает свой путь. Он пересекает небо, счастье и надежды бесчисленного множества стран. А стюардесса, точная и дисциплинированная, появляется и исчезает ровно в каждый Новый год, разнося шампанское. А мы, пьяные от счастья и вина, поздравляем друг друга еще и еще, а потом еще. Мы поднимаем тост несколько раз в один и тот же Новый год, и каждый раз - с искренней радостью: пусть этот год будет счастливым… - и, отпраздновав их все, устав от этих Новых годов, прошедших за один миг, мы засыпаем, спокойные и счастливые.
* * *
Мы просыпаемся на пляже. И нам кажется, что нам это все еще снится. Это море, эта кристально чистая и теплая вода, это солнце и эти закаты.
Тайланд, остров Самуи.
- Ты видел, Стэп, все это похоже на рекламные открытки. Я всегда думала, что какой-то мошенник изготавливает их на компьютере.
Джин стоит в воде.
- Даже если бы я сильно поработал, я не смог бы такого себе представить.
- Конечно, такая фантазия есть только у Бога. Причем, непонятно откуда: вряд ли у Него были примеры для подражания… Великий художник…
С этими словами она выходит из воды, оставив меня одного среди тысячи разноцветных рыбок и без ответа. Но тут мне кое-что приходит в голову.
- Эй, но все же можно еще и Романи спасибо сказать.
Она смеется и идет в сторону бунгало. Без парео. Безмятежная и спокойная. Нарочно игриво покачивая бедрами. По пути она здоровается с маленькой тайландской девчушкой, которая назвала ее по имени: они уже подружились, и Джин подарила ей майку.
* * *
Вьетнам. Пхукок.
Мы снова в воде: то обнимаемся, то брызгаемся, то устраиваем короткую битву на песке, под веселыми взглядами ребятишек, глазеющих на двух странных туристов, которые сначала дерутся, а потом целуются! А мы не перестаем целоваться: целуемся, убаюканные солнцем, купаясь в желании, и, прежде чем любопытство этих детей становится наглостью, возвращаемся в бунгало. Душ. Опущенные занавески танцуют на ветру, хлопают по стеклу.
Волны бьются о рифы, и мы попадаем в их ритм.
- Эй, да ты чудо природы… ты стала просто молодец.
- Нахал!
Она слегка бьет меня кулачком и попадает в живот.
- Я все время забываю, что у тебя третий дан.
- Теперь я хочу вести.
- Не забудь тот раз, когда ты хотела вести мой мотоцикл… у светофора мы чуть не завалились.
- Вот кретин. Но потом-то все нормально было, правда? Доверься мне.
- Хорошо, я готов довериться.
Она выскальзывает из-под меня, оказывается сверху, попутно запечатлев на моих губах долгий поцелуй. Садится на меня сверху, берет его в руку и вводит его в себя, мягко и решительно. Уверенно. И продолжает целовать меня. Согнувшись надо мной, она держит мои раскинутые руки и делает сильные движения тазом, погружая меня в самую свою глубину. Я правильно сделал, что доверился ей. Она сильно сжимает мои запястья и на миг перестает меня целовать. Открыв рот, только касается моих губ и, несколько раз глубоко вздохнув, произносит это фантастическое слово:
- Я кончаю.
Она говорит это влажным голосом, медленно, тихо-тихо. Это звучит так эротически… и через секунду я тоже кончаю. Джин отбрасывает волосы назад, еще два-три раза двигается и останавливается. Открывает глаза. Фшшш. Как будто она вдруг вынырнула. И она снова сияет радостью.
- А ты тоже кончил?
- Конечно! Что же я, посередине дороги остановлюсь?
- Ты сумасшедший, - смеется она. - Ты настоящий сумасшедший!
Джин подползает ко мне, подпирает подбородок локтем и весело смотрит на меня.
- То есть ты кончил в меня?
- Ну а в кого же еще? Нас здесь двое: ты и я.
- Но извини, я ничего не принимаю. Я не пью таблетки.
- О Боже! Правда? Разве это не ты принимаешь таблетки. Или нет… я перепутал! Я принял тебя за другую!
- Вот кретин, дурачок!
Она наскакивает на меня и начинает бить.
- Ай-а, Джин, хватит, я пошутил!
Она успокаивается.
- Я поняла. Ты шутил, когда говорил, что тоже кончил?
- Нет, тогда я не шутил. Конечно, нет.
- Что значит - конечно нет?
- Это был такой прекрасный момент, такой необыкновенный, такой фантастический, что мне показалось глупо прерывать его. Так сказать, не ко времени…
Джин придвигается ко мне и выдыхает в подушку:
- Ты с ума сошел! И что нам теперь делать?
- Ну, я сейчас отдышусь и, если хочешь, можем начать все с начала. Ты снова ведешь?
- Да нет же, я говорю - что нам делать, что нам делать, слушай! Ты понимаешь? Что ты шутишь все время… где мы здесь, во Вьетнаме, найдем таблетку, которую можно принять на следующий день? Это невозможно, мы никогда не найдем!
- Ну, так и не будем ее искать.
- Как это?
- Ну, если ее невозможно найти, зачем же ее искать?
Я целую ее. Она на минуту застывает. А потом даст себя поцеловать. Правда, сама ответного участия не принимает. Я чуть отклоняюсь и смотрю на нее.
- Так как же? - у нее забавное выражение лица: удивленное и смущенное одновременно. - Твои рассуждения логичны, но все же как быть…
- А так, как я уже сказал: не будем ее искать. Я переведу дух и начнем все с начала.
Джин качает головой и улыбается, и в порыве страсти тоже целует меня. Дух я перевожу быстро. И я решаю вести сам - без спешки, не перегазовывая, понемногу ускоряя темп. И пока закат все еще играет в прятки, мы снова кончаем - на этот раз сознательно, слившись в одно целое, как только что перед этим. Мы окончательно сошли с ума. Сошли с ума от любви. И от всего того, что будет потом.