Он смотрит на меня, довольный собой - он тут основной, круче тучи - и с дебильной улыбочкой продолжает телефонный разговор. Повернулся ко мне спиной. Хвастается. Смеется. До меня доносятся его последние слова: "Слышала, Феда? Пришел тут и думает, что он у себя дома".
Он не успевает закончить. Я беру его за волосы. Пригорошней. Поднимаю со стула. Он стоит в положении "смирно", голова слегка повернута ко мне. Волосы, зажатые в моей руке, причиняют ему дикую боль, я знаю. Я помню это ощущение. Но сейчас это его волосы, не мои.
- Положи трубку, скотина.
Он говорит через силу:
- Я перезвоню, извини, - и нажимает отбой.
- Так вот. Во-первых, этот дом мой. И потом… - Я сжимаю его волосы еще сильнее.
- Ай-ай, мне больно.
- Я хочу, чтобы ты зарубил себе на носу: никогда больше не называй меня шефом. Понял?
Он пытается кивнуть, но получается лишь невнятное движение. Для убедительности я тяну еще сильнее.
- Не слышу… Ты понял?
- А-а-ай…. Да.
- Не слышу.
- Да! - он почти орет от боли. На глазах - слезы.
Мне даже немного его жаль. Слегка толкаю его и отпускаю. Он плюхается на стул. Массирует себе голову.
- Как тебя зовут?
- Алессио.
- Ну, давай, улыбнись, - я даю ему две легкие пощечины, - можешь снова звонить ей, если хочешь, скажи, что ты тут разобрался, выгнал меня из спортзала, говори, что хочешь, но… не забудь. Никогда не называй меня шефом.
И тут слышу голос за спиной:
- Потому что тебе следовало бы знать его. Это Стэп.
Удивленно оборачиваюсь, хотя и готов, если надо, к обороне. Не ожидал услышать свое имя. Я не видел тут никого из своих друзей, никого, кто бы мог знать мое имя. А вот, поди ж ты, кто-то знает. Он худой, совсем бестелесный. Высокий, с длинными руками, прическа самая обыкновенная, густые брови, сросшиеся у переносицы, длинный нос, широкий рот с тонкими губами. Может быть, рот кажется таким широким, потому что он улыбается. Похож на француза. Уверенный в себе, спокойный, руки в карманах, веселый взгляд. На нем длинные спортивные брюки и разодранное полинявшее худи. Сверху накинута светлая куртка Levi’s. Не знаю, что о нем и думать.
- Не помнишь меня?
- Нет, не помню.
- А ты посмотри получше, может, я просто вырос.
Я смотрю на него внимательнее. У него на лбу прикрытый волосами шрам - ничего серьезного. Он замечает, куда я смотрю.
- Это я попал в аварию, ты приходил ко мне в больницу.
Блин, как же я мог его забыть!
- Гуидо Балестри! Сто лет… мы же в школе учились.
- Да, и еще два года в лицее. Потом я ушел.
- Ты экзамены не сдал? Я что-то не помню.
- Нет, я к отцу устроился.
Ах, да, точно. Как же! Балестри. Его папаша большая шишка, не помню где; он из тех, кто вращается среди всяких там кредитов, акций, и тому подобного. Он все время ездил за границу.
- Ну, как ты?
- Нормально, а ты?
- Да тоже нормально. Рад тебя снова встретить. Я много о тебе слышал, Стэп. Здесь, в Винья Клара, ты уже легенда.
- Ну, не сказал бы.
Перевожу взгляд на Алессио. Он наводит порядок на столе и делает вид, что ничего не слышит. То и дело прикасается к волосам. Гуидо смеется.
- Он не в счет. Ты легенда для тех, кто знает о наших приключениях. Тут до сих пор вспоминают те фантастические драки… Я помню, как ты навешал Тоскано в лесу за Виллой Фламиния.
- Да мы мальчишки были…
Гуидо немного разочарован.
- Я слышал, ты был в Нью-Йорке.
- Да, меня тут не было два года.
- Давай встретимся вечером. Мы тут небольшой компанией собираемся в одно местечко. Не хочешь с нами?
- А кто там будет?
- Да все с Виллы Фламиния. Наверняка ты многих помнишь: Пардини, Блансо, Манетта, Цурли, Бардато. Кто с подругами, кто - без. Давай, соглашайся, блин, все будут рады тебя видеть. Мы едем в "Acqua delle donne".
- Никогда там не был.
- Это очень красивое место, если у тебя есть подруга, бери и ее. Место офигенное. Сначала мы поедим, потом… классно погуляем… И десерт ты заработаешь… но у нее дома.
Ему удалось рассмешить меня.
- Когда вы едете?
- Около девяти.
- Я поеду поужинать, а гулянки меня не интересуют.
- То есть ты без подруги.
У него немного странный смех. Я помню, раньше он был пошустрее. У него передний зуб был сломан, и он не допускал излишнюю фамильярность. Теперь я его припоминаю. Мы звали его Корка. Нескладный, неспортивный - бег для него был настоящей катастрофой. Помню, когда у нас проводили урок физкультуры на стадионе в Вилла Фламиния, он финишировал в последних рядах. "Поросята" - так их называл Черроне, наш учитель физкультуры. Он и сам был хорош. Когда мы делали упражнения, он усаживался со спортивной газетой и проделывал две дырки в середине, чтобы следить за нами. Как будто мы этого не знали. Но особенно он прикапывался к трем поросятам. Они всегда приходили к финишу втроем: Балестри, Биелло и Иннаморато, бледные как покойники с высунутыми языками. "Молочные поросята! - кричал учитель. - Вас надо бы насадить на вертел и подрумянить". И хохотал как помешанный. Но я не напоминаю об этом Балестри. Лучше не надо. Он ведь позвал меня на ужин. Да еще и узнал меня первым.
- О’кей, тогда в девять в "Acqua delle donne", с подругой или без.
- Хорошо.
Он прощается и убегает. Что он делал в спортзале? Лишнего веса у него нет, он худой как мои самые выцветшие воспоминания. Впрочем, это его дела. А он все же клевый.
* * *
Ну вот. Я так и знала! Я так и знала, что Стэп придет сюда, в спортзал. Я была в этом уверена. И точно знала, что придет именно в этот спортзал! Какая же я умная! А он такой консервативный. Даже слишком. Хочется надеяться, что он хоть в чем-нибудь изменился! Ну ладно, теперь я ухожу. Он меня не видел. Я же услышала то, что должна была услышать.
* * *
Подхожу к первым тренажерам, быстро разминаюсь, повторяю все с начала, энергично, чтобы разогреть мышцы. Нагрузки небольшие, самый необходимый минимум. Вижу, как торопливо убегает какая-то девчонка в оранжевой шапочке, шапочка сползает у нее с головы. Сколько же странных людей на этом свете. Рядом две другие девчонки болтают и смеются над чем-то. Рассказывают друг другу о вчерашнем вечере и строят планы на сегодняшний. Одна слегка накрашена, у нее короткие мелированные волосы, которые она беспрестанно поправляет. У нее чудная фигура, и она выставляет ее напоказ. Вторая - пухляшка невысокого роста, волосы падают на плечи, они кажутся темнее, чем на самом деле, потому что грязные. Руки держит на бедрах, ее серый тренировочный костюм кое-где в пятнах, и из него слегка выпячивается живот.
- Давайте, работайте! В спортивный зал ходят работать….
Я улыбаюсь, проходя мимо них.
Низенькая, вместо ответа, строит какую-то рожицу. Вторая поспокойнее.
- Мы восстанавливаемся.
- После чего?
- После упражнений со штангами.
- А, я-то думал, после чего поприятнее.
- Это будет позже.
- Кто бы сомневался.
Теперь они обе смеются. На самом деле, насчет второй у меня есть кое-какие сомнения. Женщины всегда умеют сделать так, что последнее слово будет зa ними. И что поделаешь, нам приходится консолидироваться, по крайней мере, в некоторых случаях. Я смотрю на нее внимательнее. Она говорит что-то подруге, указывая на меня взглядом. Та смотрит на меня. Я вижу ее отражение в зеркале, она улыбается. Девушка и вправду красивая: короткие волосы, маленькая грудь четко вырисовывается под боди. Видны соски. Она это знает, но не прикрывается. Я улыбаюсь и переключаюсь на свой брюшной пресс. Делаю первый подход до ста. Когда заканчиваю, девушек уже нет. Наверное, пошли в душ. Не факт, что я их узнаю, если случайно встречу. Меня всегда удивляло, до какой степени женщина меняется, выйдя из раздевалки. Она совершенно не похожа на ту, которую ты видел чуть раньше на тренажере со свободными весами. Все без исключения становятся красивее. В худшем случае, ты представляешь ее в элегантной одежде, а она выходит в сапогах с золотыми пряжками или что-нибудь в этом роде. Но так или иначе, они меняются. Здесь еще не последнюю роль играет макияж. Второй подход до ста. Я, не останавливаясь, делаю упражнения: руки за голову, локти прямые, напряженные, открытые; смотрю в потолок. Раз-два. Еще быстрее. Все, больше не могу, в мышцах появляется боль, я думаю об отце, о его новой женщине. Продолжаю, не останавливаясь, восемьдесят восемь, восемьдесят девять, девяносто. Думаю о матери. Девяносто один, девяносто два. Сколько же времени я ее не видел. Девяносто четыре, девяносто пять. Я должен позвонить ей, надо бы позвонить. Девяносто восемь, девяносто девять, сто. Все.
- Глазам своим не верю, Стэп!
Я оборачиваюсь, слова вымолвить не могу - такая боль в мышцах живота. На секунду вспоминаю фильм Троизи, где он, увидев женщину, которая ему очень нравится, делает круг вокруг дома и, когда выскакивает на нее, так тяжело дышит, что слова вымолвить не может.
Троизи - это круто.
- Что ты тут делаешь? A-а, ты вернулся… Мне говорили, ты в Нью-Йорке!
Кто тут еще? Ничего не поделаешь. Здесь невозможно остаться незамеченным.
Перевожу дыхание. Ну уж его-то я сразу узнаю.
- Привет, Яхтсмен, как дела?
- Ты помнишь мое прозвище? Знаешь, меня уже давно так никто не называет.
- Значит, ты изменился?
- Да я и не понимал никогда, почему все называли меня Яхтсменом. Я говорил, что люблю лодки, но никогда толком на них не катался.
- Ты что, и вправду не знаешь, что значит твое прозвище?
- Нет, не знаю.
Я рассматриваю его. Те же крупные зубы, футболка с дырками, ярко-синего цвета шорты рваные и сползшие носки, идеально сочетающиеся со старыми кроссовками "Adidas stansmith". Яхтсмен.
- Ну, скажи.
Я вру:
- Тебя звали Яхтсмен, потому что ты очень любил море.
- Поэтому? Теперь понял. Это правда. Я его люблю.
Он удовлетворен, он гордится своим прозвищем. Кажется, он даже смотрится в зеркало, настолько его плющит. На самом деле, у него никогда не было денег, и он ходил с нами, чтобы поесть пиццу на халяву. Поэтому все и говорили: "Вон он, несется на всех парусах". Бедный Яхтсмен. Однажды он получил тумаков от одной потаскухи в боулинге, недалеко от Аниене: он там, вроде как выполнил какую-то работенку и хотел, чтобы ему сделали скидку. У него было при себе девять евро, а навеселился он на все двадцать…
- Слушай, я так рад, что ты вернулся, - он восторженно смотрит на меня, похоже, и вправду рад. - Ты уже видел кого-нибудь?
- Нет, я вчера только приехал. Никого еще здесь, в зале не видел.
- Сейчас уже кто где занимается. А многие пришли работать. Другие за границу уехали. Ой, смотри, кто идет.
За окном проходит парень с короткой стрижкой и темно-синей сумкой на плече.
- Что-то не узнаю.
Присматриваюсь. Нет, не узнаю. Яхтсмен изо всех сил старается мне помочь.
- Да это же Негр. Помнишь его?
- A-а, понятно. Что-то припоминаю.
Парень входит и здоровается с Яхтсменом:
- Привет, Андре. Тренируешься?
Яхтсмен гордо указывает на меня.
- Ты что, не видишь, с кем я? Это Стэп.
Негр смотрит на меня внимательно. Улыбается. У него симпатичное лицо, немного сплющенные скулы. Он делает шаг навстречу.
- Что, и вправду Стэп?.. Быть не может. Сто лет не виделись.
Теперь я его узнаю. Сейчас у него короткие волосы. Раньше они были длинные, сальные, он частенько стоял в синей куртке у бара "Эвклиде" возле Винья Стеллути.
- Я и не знал, что у тебя такое прозвище. Негр. Кажется, тебя зовут Антонио.
- Да, после той истории с Тайсоном, все решили, что я на него похож.
У него короткая шея, пористая кожа, и слегка приплюснутый нос. И волосы подстрижены, как у Тайсона. Круглые глаза, и верхняя губа чуть больше, чем надо.
- Не очень-то ты похож.
- Не внешне! - Он хрипло смеется и закашливается. - Это из-за драки! Короче, я был на конкурсе мисс Террачина и там стал клеить одну участницу. Понял? Поэтому мне и припомнили Тайсона. Эта телка пригласила меня к себе в комнату, я полез к ней, а она думала, что я буду ей анекдоты рассказывать. Заорала и указала мне на дверь. Но я-то ей быстро объяснил, что она с головой не дружит. Вот с тех пор меня и прозвали Негром.
Они с Яхтсменом дружно смеются.
- Про эту историю писали все местные газеты. Легендарный Понтийский Тайсон. Так что я был прав, той девице радоваться надо было.
Яхтсмен добавляет азартно:
- Ты круче Тайсона! - И они снова заливаются смехом.
- Кстати, ты ведь был в Америке - в Нью-Йорке, если не ошибаюсь.
Ну вот, снова.
- Да. Я жил там два года, учился. Вчера вернулся. А сейчас хочу потренироваться.
Я пытаюсь закончить разговор.
- Слушай, а как ты насчет помахаться немного? Я слышал, ты был неплохим боксером. - Негр улыбается: он доволен своим предложением. Он уверен в себе.
- Ты, конечно, давно не тренировался и если не хочешь - черт с ним, забей. Просто все тут повторяют: "это легенда", "это легенда", и вот я, наконец, тебя вижу…
Негр самодовольно посмеивается - не слишком ли он уверен в себе? Похоже, он тренируется каждый лень часа по полтора.
- Давай, если хочешь.
- Тогда я иду переодеваться.
В его глазах появляется особый блеск: взгляд оживляется и становится злее. А Яхтсмен по-прежнему ведет себя по-идиотски:
- Круто, значит, можно делать ставку, вот мне свезло, Негр. А можно, я за твой счет угощусь "Гатораде", а то я сегодня без копейки?
Негр кивает и направляется в раздевалку. Яхтсмен на всех парусах несется в бар, подтверждая свое прозвище. Я остаюсь в одиночестве. Алессио из-за стойки пристально смотрит на меня. Он сосет "Чупа-Чупс", и во взгляде его появилось что-то новое. Он опускает глаза и утыкает их в "Parioli Pocket", лежащий перед ним на столе. Перелистывает две страницы, снова смотрит на меня и улыбается.
- Извини, Стэп, я тебя не знал. Не знал, кто ты.
- И кто же я, черт возьми?
Он некоторое время растерянно смотрит вверх, как бы пытаясь найти на потолке ответ. Так и не обнаружив его, решительно выпаливает:
- Ну, ты известная личность.
- Известная личность… - размышляю над услышанным.
- Да, это интересный аргумент. Молодец. Я никогда об этом не думал.
Он радостно улыбается, ему и в голову не может прийти, что, в действительности, он просто кретин.
- Слушай…
- Что, Стэп?
- Есть здесь что-нибудь для бокса?
- А как же.
Он выходит из-за стойки и быстро идет к скамейке у входа. Поднимает сидения.
- Здесь вещи Марко Туллио. Он никому не разрешает ими пользоваться.
- Спасибо.
Взгляд его полон восторга. Я сажусь на скамейку и натягиваю боксерские перчатки. На него не смотрю, но чувствую, что он глаз с меня не сводит.
- Хочешь, затяну?
- Давай!
Подбегает ко мне. Аккуратно берет шнурки, крепко затягивает их с внутренней стороны перчаток. Теперь он не улыбается, он - сама серьезность. Слегка кусает губу, а длинные волосы то и дело падают ему на глаза. Другой рукой он отбрасывает их назад, не переставая трудиться. Медленно, старательно, он крепко завязывает мне перчатки.
- Готово! - он снова улыбается.
Встаю. Стучу перчатками одну об другую.
- Нормально?
Он хочет убедиться, что хорошо сделал свою работу.
- Классно.
Из женской раздевалки выходят девушки, с которыми я только что разговаривал. На высокой - черные брюки, доходящие до щиколоток, легкий макияж, на губах - помада, придающая им спокойный и доброжелательный вид. Сумка через плечо, белая рубашка с маленькими перламутровыми пуговками, - все это хорошо сочетается с ее элегантной походкой. На той, что пониже, - юбка в сине-коричневую клетку, коротковатая для ее ног, и черные мокасины, не вяжущиеся с ее небесно-голубой кофточкой. С помощью косметики она попыталась сотворить чудо со своим лицом, но чуда не случилось: похоже, святые, отвечающие за такие чудеса, сегодня отдыхают. Девушки остановились у стойки. Алессио идет к ним, чтобы сделать пометки в их абонементах.
Высокая подходит ко мне.
- Привет, меня зовут Аличе.
- Стефано.
Протягиваю ей руку в перчатке. Она со смехом пожимает ее.
- А это моя подруга Антонелла.
- Привет.
- А ты что, боксом занимаешься?
- Да, пытаюсь.
- Ты не возражаешь, если мы останемся посмотреть бой?
- Почему я должен возражать? Если вы будете за меня болеть, конечно, оставайтесь.
Они смеются.
- Хорошо, ставим на тебя. А вдруг победишь?
В этот момент из раздевалки появляется Негр.
На нем длинные голубые спортивные трусы как у настоящего боксера. Он уже надел перчатки. На руках у него несколько шрамов и куча татуировок. Неплохая экипировка.
Аличе удивленно:
- Ты что, с Негром будешь драться?
Так значит, он тоже известная личность.
- Да, а что?
- Знаешь, мы, похоже, ошиблись, поставив на тебя.
Девушки и в самом деле смотрят на меня с тревогой. Я пытаюсь успокоить их:
- Да ладно, девчонки! Самое страшное - если эта канитель затянется.
Негр меня перебивает.
- Ну что, пошли?
Он спешит.
- А как же. Иди вперед.
Он проходит в зал аэробики. На синих матах две девочки делают упражнения на брюшной пресс. Увидев нас, они недовольно вздыхают:
- Только не говорите, что нам нужно уйти.
Я пытаюсь свести все к шутке:
- Если только вы тоже не собираетесь помахать кулаками.
Негр лишен чувства юмора:
- Давайте, валите отсюда.
Через минуту их уже нет.
- Три раунда без перерыва, согласен? - он произносит это довольно жестко.
- Согласен. Получится неплохая тренировка.
- Получится классный бой, - он неприятно улыбается.
- О’кей, как хочешь, - поворачиваюсь к Аличе, которая стоит у окна. - Будешь давать команду?
Она кивает с улыбкой.
- Буду. А как это делается?
- Очень просто. Каждые полторы минуты будешь кричать "Стоп".
- Понятно.
Она смотрит на часы, готовясь дать старт. Тем временем я разминаюсь, подпрыгивая на месте, и разогреваю руки. В голове проносится мысль: эта низенькая, Антонелла, могла бы каждые полторы минуты входить с табличкой номера раунда, а потом пробегать по всему залу, как в американском кино. Но здесь не Америка. И не кино. Здесь спортзал. Негр тоже начинает подпрыгивать и наносить удары в воздух, глядя при этом на меня в упор. Аличе отрывает глаза от часов. Наши взгляды встречаются. Она волнуется. Как будто чувствует за собой вину. Но тут же решает, что ждать нечего. И громко кричит:
- Бокс!