Я никак не могла определить, в каком он настроении - не рад, не зол, не раздражен и не насторожен. И красив, как рекламный плакат. На таких только издалека и смотреть.
- Да, я вас искала. И если бы вас тут не застала, то позвонила бы.
- Чем обязан?
- Я хочу вернуться на работу.
- И? Разве я тебе запрещал?
Разговор шел труднее, чем я предполагала.
- Не запрещали. Но и не зазывали обратно. У меня куча сомнений, задам хоть какие-то вопросы, может, так будет легче понять… Вам вообще нужен такой сотрудник, как я? Вам не будет мешать мое присутствие теперь?
- Сомневаешься, что я бы промолчал, если бы у меня были претензии к твоей работе? Возвращайся, Лена, если тебе непременно нужно, чтобы я "зазывал". Ты не бесценный работник, тебе еще учиться и учиться. И на твое место я найду другого в течение пяти минут. Но если ты сама захочешь, то лет через десять будешь одним из лучших специалистов в этой отрасли. Это я знаю точно. Но не мне решать, хочешь ли ты им стать.
Вопросов на самом деле было намного больше, но они куда-то исчезли, растворились в еще больших сомнениях, но теперь от работы почему-то далеких. Чтобы не выглядеть глупо, ответила максимально просто:
- Тогда я вернусь.
Он наконец-то улыбнулся, но едва заметно.
- А теперь я что должен сделать? Изобразить бурный восторг?
Я только усмехнулась и покачала головой:
- Можете не изображать. Ладно, я пойду.
- Да ладно уж, сиди. Тут очень хорошие десерты готовят. Или ты перестала любить сладкое?
Пирожное оказалось чуть лучше, чем сексуальная фантазия о красавце-актере. По крайней мере, пленило быстрее и заметнее. Да и Максим Александрович моим обществом не тяготился, подробно отвечал на вопросы - что за это время в фирме происходило. И улыбался - все шире, все искреннее. Ему точно нравилось мое присутствие. Он ничего не предлагал, не намекал, не флиртовал… он просто не мог скрыть, как ему нравится смотреть на меня, поглощающую пирожное.
И именно эта мысль меня огрела. Как будто до сих пор было не очевидно. Эта связь - она двусторонняя, не только я испытываю чувства. Он тоже ко мне привязан - так же сильно или нет, но сам факт налицо. Ему тоже очень важно, чтобы я мелькала где-то по краю его жизни. Не вдумываясь особенно в это желание, не позволяя эмоциям руководить… он тоже испытывает такую же смутную потребность. И нам очень сложно будет работать в одном офисе. Придется общаться через преодоление, через игнорирование ненужного…
Его взгляд становился тяжелее, пристальнее. Мой - беспокойнее.
- Максим Александрович, вы сейчас так смотрите…
- Я смотрю на тебя точно так, как всегда раньше. Не преувеличивай.
- Как раньше?
- Из-за чего ты так разволновалась? Разве я сейчас тебя пугаю?
- Именно это и неправильно! Вы ведь должны пугать!
Напряжение повисло над столом и становилось только ощутимее. Когда мы успели повернуть разговор от офисных мелочей до этого трескучего напряжения?
- Должен. Потому что я не изменился.
- Здесь и правда отлично готовят… - я отвела взгляд в сторону.
- Хочешь еще чего-нибудь?
- Я… я…
- Выбери что-нибудь, я угощаю. Кстати, как дела с родней?
- Спасибо. Терпимо.
- Представляю, как ты радовалась, когда убедилась, что не беременна.
Дыхание сбивалось вместе с резкими сменами тем. Я просто подстроиться не успевала.
- Давайте лучше не будем об этом вспоминать?
- Давай не будем. Зачем ты сейчас так волнуешься? Ты сейчас своим видом меня с последней мысли сбиваешь. Так что. вернешься на работу? Татьяна в декрет собирается, я уже говорил?
- Да… нет… в смысле, за Татьяну я очень рада… Я вернусь, наверное.
- Через месяц всех на курсы хочу отправить… Я уже говорил про курсы?
Мне надо встать и просто уйти. Я ко всему была готова! Но сейчас он был таким, каким никогда раньше не был. Одна капля до растерянности, на грани того. Однако я знала, что растерянным его так и не увижу. Напряжение сжимало уже невыносимо.
- Максим Александрович…
- Лен, поехали прямо сейчас ко мне?
- Нет! - получилось слишком эмоционально.
- Теперь это не будет круглосуточным договором, а только когда сами захотим. Например, прямо сейчас. Решайся.
- Абсурд какой-то!
- Почему? Потому что тебя от одной этой мысли заводит? Я ведь вижу. И тебя, и себя сейчас вижу…
- Потому что это неправильно!
- Лен, а может, тебе нужно как раз неправильно?
- Нет! - я встала. - Вы не знаете, что мне нужно!
- Голос не повышай. Я знаю только то, что ты запуталась. Возможно, ты думала о том, чтобы найти другого мужчину, но эта мысль так и не задержалась в твоей голове. Я прав?
- Нет!
И я ушла быстро, как будто он собирался меня догонять.
Сумасшедшая. Я просто спятившая от гормонов дура! Сейчас я и себе, и ему показала, насколько мне не все равно. Заодно и узнала, что ему тоже.
Глава 21
Первый рабочий день оказался сплошным стрессом. Девчонки, кажется, были искренне рады моему возвращению. Я бы поболтала с ними, даже могла бы придумать какие-то семейные проблемы, которые можно озвучить и тем успокоить последних сплетниц. Но надо идти к нему. Ноги дрожали. И рука дрожала, когда я открывала дверь.
- Можно, Максим Александрович?
- Да, - он только голову поднял, но позы не изменил. - Рад, что пришла. Вчера я слишком давил. Считай, что я просто был не готов к твоему появлению. Я не умею извиняться, скажу только одно - не увольняйся только потому, что вчера я слишком давил.
- X… хорошо. Я, честно говоря, с этим сюда и шла. По крайней мере хочу попытаться тут работать.
- Сбежать всегда успеешь? - он улыбнулся.
- Именно так.
- У Екатерины возьми шаблоны. До конца дня на моем столе должен быть распечатанный рекламный буклет. Двенадцать страниц.
- До конца дня?!
- Я не понял, ты сюда отдыхать явилась?
Вот так все и началось. То есть все как раньше, никаких изменений. Единственное, что сильно отличалось - атмосфера. Когда мы пересекались взглядами, атмосфера тут же начинала давить, даже стены будто сдвигались. Когда он просто проходил мимо, не бросив взгляда - атмосфера растаптывала, а стены сжимались и выдавливали из помещения воздух. Непросто. Но я справлялась.
Но проще не стало и через неделю. Дома, когда я пыталась ласкать себя, никакие актеры в голову уже не шли - только его лицо, только его голос, его холодные распоряжения. Я тут же останавливалась и пыталась отвлечься. С каждым разом отвлекаться становилось сложнее. Я могла погрузиться в работу только в офисе, но там и присутствовал самый раздражающий фактор.
- Елена, вчерашний макет можно выбросить. Там столько косяков, что проще заново сделать.
- Я переделаю, Максим Александрович. А какие ошибки?
- В мой кабинет, объясню.
Ничего необычного - это рабочий процесс. Занырнула следом в кабинет, подошла и уставилась в монитор. Это просто рабочий процесс! Только его дыхание совсем рядом мешает сосредоточиться.
- Вот тут с цветами лажа - посмотри сама.
- О… я просто забыла исправить на этой странице!
- Здесь надо крупнее. Заказчик будет рассматривать с лупой? А клиенты?
Я наклонилась, чтобы проследить за его пальцем. Совсем близко. Невыносимо близко. Я тут же выпрямилась.
- Прямо сейчас переделаю, Максим Александрович.
Но он уловил мою нервозность.
- Все в порядке, Лен?
- Да… конечно.
- На меня смотри. Повторяю - все в порядке?
- Максим Александрович, можно я уже пойду?
Но он поднялся на ноги и двинулся за мной. Я замерла в центре кабинета, сжимаясь от его приближения. Голос спокойный, но с привычной стальной ноткой:
- Что тебе нужно, чтобы определиться? Моральная зацепка? Чтобы я тебя принудил, заставил - так тебе будет проще?
Я старалась дышать глубоко, но постоянно сбивалась с ритма. Зачем он подходит вплотную? Зачем берет меня за плечи? Зачем вынуждает смотреть в глаза? Он наклонился - от знакомого прищура сердце вообще биться перестало.
- От чего тебя так трясет? Давай, соври, что от страха.
- Не от страха… господин.
Легче было бы разреветься и спрятаться подальше от всех волнений. Но на этот раз я решила выбрать не то, что легче. Максим Александрович понял, или это отчетливо прозвучало в том, как я его назвала.
- Сейчас ты пойдешь и запрешь дверь на ключ. Ясно? И если сделаешь это недостаточно быстро - накажу.
Теперь сердце заколотилась так, будто с поводка сорвалось, загремело в ушах и не хотело утихомириваться. Я знала, я все прекрасно понимала - почему послушно иду к двери и поворачиваю ключ. Почему мне даже мысли не пришло ослушаться. Потому что я там, где сейчас должна быть.
Повернулась к нему, щеки уже пылали. А еще даже ничего не началось.
- Сюда подойди.
Я подчинилась.
- Ты пьешь таблетки?
- Да, господин.
- Когда был последний половой контакт?
- С… с вами, господин.
- Чего ты сейчас хочешь? Попроси меня.
Я растерялась окончательно. Легче исполнять, чем попросить прямо! Но выдавила:
- Возьмите меня… господин.
- Сейчас ты сама разденешься, встанешь на четвереньки, потом я трахну тебя. Но кончу тебе в рот. Затем поблагодаришь. Самой кончать нельзя, ты должна терпеть. Если не сможешь - скажешь заранее, тогда я остановлюсь. Сейчас ты должна остаться без оргазма. Все ясно?
- Как прикажете, господин.
- Мне долго ждать?
Я раздевалась и при этом задыхалась от волнения. От одного его тона внутри пульсировало все сильнее. Приняв позу, которую он приказал, ощутила привычное смущение - но только пусть он возьмет так, как ему хочется.
Он ввел член. Я застонала уже от этого, нетерпеливо ожидая продолжения, но сам Максим хотел меня помучить. Он наклонился немного:
- Когда определишься, приходи ко мне. Обсудим правила и договор. А если не придешь, то я все равно буду иметь тебя всегда, когда захочу. Как и где захочу. Без правил. Потому что ты моя нижняя. Все поняла?
- Да… господин.
От первого толчка выгнулась. Но он положил мне ладонь на спину и немного надавил, заставляя согнуть руки в локтях. И начал вбиваться с силой, не позволяя привыкнуть к ритму. Я же только стонала, старалась себя сдерживать, открывала рот бесшумно, но короткие вскрики все равно вырывались наружу. Темп был рваным, потому и возбуждение захлестывало косыми волнами. И тем не менее я все равно подходила к пику, могла сорваться в любой момент.
- Господин…
- Уже? Моя девочка так изголодалась? Ничего, потерпишь еще.
Он тут же вышел из меня, заставляя застонать теперь от отчаянья. Взял за волосы и заставил развернуться к себе. Другой рукой проходился по члену, головка блестела от смазки. Кулак на затылке стягивал волосы так, что я даже пошевелиться не могла.
- Рот шире. Глаза не закрывай.
И спустил сперму на язык. Противна ли сперма на вкус? Не знаю точно, но я наслаждаюсь, принимая ее от господина. И только после этого он разжал кулак. Но без разрешения я боялась подняться на ноги.
- Я доволен тобой. Одевайся и можешь быть свободна. Макет не забудь. И давай живее, работы вал.
Довольно жестко, если не жестоко. Но сейчас он мне снова показывал: "Я такой. Если я нравлюсь тебе даже таким, то версия лайт тебя уж точно устроит". Это как раз тот порог - он поставил его повыше, чтобы я перешагнула с полным осознанием. И он делал беспроигрышную ставку: даже сейчас я видела только лайт-версию Максима Александровича.
И вдруг стало просто. Принять решение и расслабиться. И больше не терзаться сомнениями - я жила с ними все последние недели, и это уж точно морально не легче. У нас будут правила, в которых я смогу обозначить и степень боли, и степень унижения. Упомяну про верность - для меня это важно. Я не стану переезжать к нему. По крайней мере пока. Потом, если все будет прекрасно, подумаю над этим. Пощечин не будет. Хотя… если несильные и когда я отказываюсь подчиняться, чтобы подогнать… Почему-то сейчас, в фантазиях, это выглядело даже возбуждающе. Но я точно оставлю за собой право уйти, когда мне захочется. И даже не в том случае, если он начнет нарушать правила - вряд ли он их изначально примет, если собирается нарушать, не такой человек. Я уйду, когда перестану испытывать наслаждение от подчинения. Сомневаюсь, что это случится скоро.
Он открыл дверь - одет в домашнее.
- Семь часов, - сказал вместо приветствия. При этом улыбаясь отступил, пропуская меня внутрь. - Поговорим за столом?
Точно, ужин. Я не подгадывала специально, видимо, какой-то рефлекс сработал. Хотелось потянуться к нему и поцеловать. Ничто не заводит меня так, как его поцелуи. Но я знала - нельзя. Он поцелует сам - и только когда сам захочет. Весь смысл именно в этом. И он знает, какая награда для меня - самая приятная, потому и не дает слишком много.
- Договор пишется на бумаге или оговаривается устно? - я неуверенно улыбнулась в ответ.
- Иди уже за стол и расслабься. Тебя твоя тряска саму с ума не сводит?
Я нервно пожала плечами и направилась в столовую. Остановилась, услышав в спину:
- Все-таки не зря я ошейник купил. Кое-как нашел подходящий. Ставил на то, что ты придешь через две недели. Самому себе проспорил, но рад. Хочешь посмотреть? Он будто создан для тебя, мягкая кожа, замочек…
- Что?! - я вскрикнула и одновременно обернулась.
- Ого. Какие круглые глазки. Забудь. Я пошутил.
Ничего он не шутил - по глазам и едва сдерживаемому смеху видно! Но заставил вспомнить о другом, очень важном, но невеселом:
- Я… Мне все-таки придется уволится. Вы были правы, когда говорили, что я не умею ставить границы. Вам это просто… наверное, но я не могу смотреть на вас в офисе и отвлекаться от мыслей… Надеюсь, вы меня понимаете.
- Конечно, понимаю, - он сел на свое место. Махнул рукой мне, чтобы и я заняла свое. - Если не можешь справиться с собой, то это на самом деле сложно. Или со временем научишься разграничивать, или привыкнешь к тому, что тебе и без границы уютно. Но я соглашусь с любым твоим решением по работе. Вот только…
Пауза. Я не выдержала:
- Что только?
Он улыбался - ничего хорошего от такой улыбки ждать не приходилось:
- Вот только по закону после заявления ты обязана отработать.
- Отработать?
- Ага. Две недели. Не находишь это ироничным? - он начал смеяться. Двусмысленность была на самом деле потрясающей. - Кто я такой, чтобы идти против закона?
- Да вы можете отпустить меня сразу после заявления! - я тоже не выдержала и рассмеялась.
- Мог бы. Если бы захотел. А я хочу дать тебе две недели, чтобы ты привыкла работать со мной - ты и не к такому привыкала. Давай уже есть, нам многое надо обсудить. А у меня еще планы на сегодня - надо же сразу поэкспериментировать, как нам обоим понравятся новые условия.
Бонус
Люблю Куприна. Он умеет вызывать к своим женщинам нежность. Нежность - не мое чувство, но гениальный писатель способен схватить за шкирку так, что не вырвешься, и заставить почувствовать даже то, что тебе чуждо. Лена не любит Куприна, называет его пафосным и при этом смешно морщится. Очень хорошо, что она не может видеть себя со стороны: надо быть очень сдержанным человеком, чтобы перенести это зрелище - когда она морщится.
Я опускаю руку вниз, довольно грубо беру за волосы и вынуждаю откинуть голову. Возбуждение уже зашкаливает - не только у нее. Нижний не всегда понимает, сколько самоконтроля требуется от верхнего. Да ему и не обязательно знать всё. Лена отстраняется, выпуская член изо рта и смотрит в ожидании нового приказа. Глаза - как два болота, в которые сколько страсти не погружай, все найдет свой отголосок. Она одним взглядом снизу могла бы доводить любого мужчину до нервного срыва. Куприн бы совсем свихнулся. Но нежность - это не мое чувство. И пафос Лена не любит. Зато я могу соображать четче, когда ее язык подальше от разгоряченной головки.
- Встань. Упрись руками в подлокотник, раздвинь ноги и жди.
Она повинуется сразу. Лена умеет ждать, но не любит. Она источает тоску. Я люблю, когда она ждет. В животе сжимается от каждого ее судорожного вдоха. Если заставить ждать ее слишком долго, то потом достаточно притронуться рукой - и она теряется в ощущениях. Особенно заметно, когда ее глаза завязаны, тогда к тоске подключается паника. Но я не спешу этим злоупотреблять. Некоторые подарки надо использовать редко, чтобы они продолжали работать. Моя лучшая награда - это ее абсолютная реакция на мое прикосновение. Будто сама она без этого прикосновения не протянула бы и секунды.
Она голая, и до сих пор этого немного смущается. Ей нравится, когда я тоже раздет. Но она все еще не привыкла к моему телу - я не дал ей такой возможности. Сегодня я тоже одет. Это подчеркивает ее уязвимость. Ей нравится быть уязвимой. Мне нравится, когда она уязвима. Худые бедра, белая кожа. Она знает, что я стою и разглядываю ее - она научилась наслаждаться уже только моим взглядом. Странно, что она так долго этот же самый взгляд не замечала. А может, и осознанно игнорировала. Когда она только пришла на собеседование, я посмотрел на нее именно таким же взглядом. С тех пор изменилось многое, но мои глаза видят по- прежнему то же самое. Хотя и в другой позе. Усмехнулся тихо. Эта поза мне, определенно, больше по душе.
На ее шее тонкий черный чокер. Лена не любит ошейники. Я люблю ошейники. На сессиях я всегда использую тяжелый, кожаный, который оставляет небольшой розовый след на шее - еще несколько минут напоминания о себе после того, как игра закончена. Мне бы понравилось, если бы она вообще его не снимала. Но Лена стесняется показывать свою принадлежность мне так открыто. Однако чокер этот не снимает - думает, это не такое очевидное признание. Не понимает, что выдает себя далеко не этой вещицей, а совсем другим. Она тянется ко мне так откровенно, что только слепой бы не заметил. Внимательный бы сразу понял, что эта тяга далеко за рамками обычной страсти. Она - суть подчинения. И Лена знает, почему никогда не снимает чокер. Я это знаю.
Думаю, что роли определились с самого начала. К тому и пришли. Могли пойти другим путем, но все равно неизбежно оказались бы в этой же точке. Я не верю в любовь с первого взгляда. Я вообще терпеть не могу громких слов. Думаю, она от меня тоже сладких признаний не ждет. Ей же лучше, потому что их не будет. Даже если бы я захотел, то что сказал бы? "Ты вызываешь во мне мучительную нежность, но она совсем не такая, как у Куприна. Я хочу, чтобы твой мир закрылся на одном мне". Но это прозвучало бы слишком эгоистично, слишком по-собственнически. Я и есть эгоист и собственник, поэтому знаю, что некоторые вещи нельзя произносить вслух.
- Ноги шире. Прогнись в пояснице, - шлепнул по ягодице, подгоняя. - Шире!
Я не люблю крик. Лена любит крик. Она в этом даже самой себе не признается, но именно на повышение голоса реагирует острее, чем на физическое принуждение. Сейчас я меняю тон только затем, чтобы она изнывала. Но она не попросит, не потребует - знает, что мною манипулировать нельзя. И еще она знает, что после такой истомы оргазм будет ярче.