Между тем в голосе Армандо звучала затаенная мольба. Он безумно хотел, чтобы Асусена поняла, что его внешность обманчива, почувствовала, что за суровой маской инквизитора скрывается страстный и нежный мужчина.
Асусена молчала. Могла ли она упасть в объятия этого ужасного человека ради спасения своей жизни и жизни дочери?! Она подумала о Мануэле, за которого вышла вопреки воле родителей. Они считали его легкомысленным и ненадежным, но Мануэль был красивым и пылким, и Асусена без памяти влюбилась. Они поженились, чтобы утонуть в море любви и счастья.
Сначала так и было, а потом средства иссякли, вдобавок Асусена ждала ребенка. Мануэль перепробовал множество занятий, но нигде надолго не задерживался. По мере того как они переселялись из одной бедной квартиры в еще более бедную, он становился все мрачнее и скучнее, пока наконец не заявил, что хочет попытать счастья на военной службе.
Душа Мануэля жаждала странствий, он задыхался в Мадриде, и дело было не только в бедности – ему нужна была смена впечатлений, свобода. Он поклялся Асусене, что вернется домой с сундуком золота, поцеловал ее и новорожденную дочь, поставил подпись под бумагами о зачислении в армию и уехал.
Хотя с тех пор от Мануэля не пришло ни одного письма, Асусена продолжала ждать мужа. Молодая женщина легко могла бы поправить свое положение, став чьей-нибудь любовницей, но ее удерживали от этого глубокое чувство порядочности и любовь к Мануэлю. Почему-то она не сомневалась в том, что он жив и рано или поздно вернется домой.
Потом Асусене пришло в голову заняться врачеванием с помощью целебных трав, и она воспрянула духом. Асусена помогала женщинам и детям, иногда мужчинам, занятие это не носило и малейшего налета колдовства, и она не предполагала, что ее могут обвинить в сделке с дьяволом, не думала, что ее погубит родинка, которую так любил целовать Мануэль.
А теперь она была вынуждена отдаться этому самому дьяволу с глазами гиены и повадками ночного хищника!
Асусена вспомнила, как безропотно разделась перед толпой мужчин, и все потому, что он приказал ей это сделать, причем приказ исходил не столько из его уст, сколько из глубины его черной души.
– Я жду твоего ответа, – произнес Армандо, пожирая ее взглядом. Его одолевала жажда обладания, она иссушала и вместе с тем придавала сил. – Ты станешь моей? Ты сможешь меня полюбить?
– Да, – сказала она, но ее глаза не умели лгать.
Армандо видел это и понимал, что она попросту загнана в угол, однако мысль о том, что вскоре он сможет припасть губами к ее груди с этой таинственной родинкой, маленькой червоточинкой на белом цветке, лишала его воли и разума.
– Тогда не будем ждать нового допроса. Сегодня вечером я выведу тебя отсюда, и мы уедем.
– Куда? – спросила Асусена, хотя ей было все равно.
– Я еще не решил. Для начала покинем Мадрид.
– А Паола?
Армандо поморщился. Ребенок был явной помехой, но делать было нечего.
– Мы возьмем ее с собой. Итак, жди меня. Я приду за тобой.
Асусене почудилось, что она слышит голос смерти. Армандо подошел к женщине, обнял ее и прикоснулся губами к ее губам.
Он совершил ошибку, потому что в этот миг Асусена окончательно поняла, что ее ждет. Объятия человека, чьи руки обагрены невидимой кровью, в чьих ушах звучат стоны жертв, вызвали в ней омерзение. Он станет терзать и мучить ее так, как мучают грешников в огненной геенне.
Когда Армандо ушел, молодая женщина в отчаянии прошептала:
– Мануэль! Где ты? Вернись и спаси меня!
Ответом послужило ледяное молчание каменных стен. Асусена в бессилии опустилась на солому и закрыла лицо руками.
Не лучше ли покинуть мир, в котором красота вызывает лишь ненависть, ревность или похоть, где святость является оборотной стороной бесстыдства? Асусена сняла с себя нижнюю юбку и разорвала ее на полосы. Сплела веревку и, встав на цыпочки, прикрепила ее к решетке крошечного оконца.
Она вступит в обитель Бога с открытым сердцем и чистой душой, не оскверненная прикосновениями чудовища. Ее дочь не окажется на улице, она будет воспитана в монастыре.
– Прости меня, Паола! – прохрипела она перед тем, как с ее губ сорвался последний вздох.
Между тем Армандо Диас готовился к отъезду. Вернувшись домой, он рассчитал служанку, собрал необходимые вещи, спрятал деньги в кожаный мешочек. Он решил не отказываться от квартиры, чтобы на его след не напали слишком скоро. Пусть думают, что он просто исчез или, возможно, пал жертвой какого-то особо рьяного мстителя или еретика. Пока его будут искать, они с Асусеной успеют покинуть Испанию.
Жаль, но придется заехать за ее дочерью. Армандо не любил детей и совершенно не знал, как с ними обращаться. Сколько лет может быть девчонке? Скверно, если ему придется терпеть капризы и детский плач!
Вечером он явился в Святую палату, как всегда собранный и серьезный. Старший инквизитор иногда работал по вечерам, в этом не было ничего удивительного.
Армандо для виду посидел над бумагами, а потом незаметно спустился вниз, где находились камеры и помещения, в которых проводились пытки. Он сказал охраннику, что хочет повидать одну из пленниц. Тот согласно кивнул и отдал старшему инквизитору ключи.
У Армандо не было конкретного плана похищения Асусены Альманса. Он решил положиться на волю случая и надеялся на свои способности. Еще в обители он иной раз пытался внушить воспитанникам, а иногда и наставникам желание что-либо сказать или сделать, и порой у него получалось.
Безусловно, он использовал свой дар в исключительных случаях. Армандо был умен и прекрасно понимал, что при любом неосторожном шаге его самого могут обвинить в сделке с нечистым.
С замиранием сердца инквизитор открыл дверь камеры. То, что предстало глазам Армандо, повергло его в ужас. Прекрасная Асусена Альманса, его греза, его любовь, его жизнь, покончила с собой, предпочтя его поцелуям ледяные объятия смерти.
Армандо не мог заставить себя прикоснуться к мертвой плоти, он лишь стоял и смотрел. Все кончено. Его внушениям подвластны живые, а мертвые поступают в распоряжение Господа.
Инквизитору казалось, что вместо крови по его жилам разливается боль. Это было невыносимо. Что отныне есть его жизнь? Холодная пустота, черный сон.
Лишь на короткое время в его душу просочился свет, озарил ее тайные уголки, позволил ему познать настоящую надежду и веру, а потом вновь наступила тьма.
Глава II
Мануэль был прирожденным бродягой, человеком, не склонным к постоянству, касалось ли это места жительства, работы или отношений с женщинами. Он женился на Асусене, потому что прежде не встречал такой красавицы, но ему быстро наскучил семейный быт, сопряженный с поисками средств к существованию. К тому же, подобно многим идальго, он презирал физический труд.
Военная служба казалась выходом – она открывала огромный простор для приключений. Испанские войска постоянно перебрасывались с места на место, и Мануэлю доставляло удовольствие участвовать в битвах и грабежах. В отличие от других солдат он охотно сел на корабль, направлявшийся в Новый Свет, где испанцы вели войну с арауканами.
Он проходил через густые леса, преодолевал высокие горы, переправлялся через широкие реки с бесстрашием, достойным легенды, и столь же храбро сражался с упрямым и воинственным племенем. Однако вскоре Мануэлю надоело и это; тогда он с легким сердцем дезертировал из армии и занялся торговлей, но потерпел неудачу. Он не умел с толком расходовать деньги, а главное – не мог совладать с хаосом в собственной душе.
Не особо расстроившись, Мануэль пустился в скитания, спал где придется и ел то, что удавалось стащить или выпросить. Иногда он вспоминал о жене и дочери, и ему казалось, что они существовали или существуют в другой жизни или во сне. У него не было возможности сообщить о себе, а тем более выслать Асусене денег. Мануэль не сомневался в том, что она давным-давно вновь вышла замуж: эта женщина была слишком красива, чтобы коротать дни в одиночестве.
Мануэль и сам не помнил, как оказался в Гуатулько, одном из первых морских портов, основанных испанцами на побережье Нового Света. Он был заселен судостроителями, торговцами, ремесленниками и государственными чиновниками. Здесь трудилось много индейцев-чернорабочих, часть которых приняла христианство. На судовой верфи имелось все необходимое для постройки и переоборудования судов, вдоль берега тянулись обширные склады, была построена большая таможня. Процветала торговля какао, серебром и ртутью. Городок был застроен каменными домами, где жили белые, и плетеными хижинами, в которых обитали индейцы.
Мануэль, уверенный, что здесь должно быть достаточно золота и красивых женщин, решил задержаться в Гуатулько. Ему в очередной раз прискучило бродяжничество и захотелось заняться каким-нибудь делом. Вскоре испанцу улыбнулась удача – он выиграл в кости довольно большую сумму, купил камзол, новые штаны, длинный плащ, сапоги со шпорами, яркий пояс, шляпу с разноцветными перьями и принялся ухаживать за дамами.
Мануэль был красив, обладал редким обаянием и нравился женщинам. Был ли он солдатом с несколькими грошами в кармане или нищим бродягой, дамы не могли устоять перед его чарами. Талант соблазнителя снискал Мануэлю любовь жены начальника местной таможни, благодаря чему он получил место таможенного контролера, снял жилье и наконец попытался упорядочить свою жизнь.
Он знал, что рано или поздно вновь сорвется с места и поплывет по течению, а пока наслаждался возможностью чувствовать себя благородным, солидным и полезным человеком. В свободное время Мануэль, как и прежде, не отказывал себе в том, чтобы пропустить стаканчик-другой, поиграть в кости и приударить за симпатичной девушкой.
Он шел по пристани, любуясь морским пейзажем. Мануэль любил море, как любил стихию и свободу. Пылал закат; казалось, вода была охвачена пожаром, однако от горизонта к зениту медленно ползли черные тучи. Ветер усиливался, волны с шумом били о причал, и Мануэль подумал, что, наверное, начнется дождь, а возможно, и буря. Штормы на побережье были нередки, но они быстро стихали и не причиняли особого вреда.
Со стороны сколоченных из досок и крытых соломой жилищ индейцев тянуло отбросами. Мануэль старался не приближаться к этому месту. Там кишели всевозможные паразиты, вились назойливые москиты и распространялись губительные тропические болезни. К этим индейцам Мануэль относился с презрением; они ничем не напоминали тот гордый народ, с которым он сражался в горах, неукротимых арауканов, захвативших лошадей и ружья испанцев и создавших собственную армию.
Погода продолжала портиться. Бешеный порыв ветра взметнул волосы и полы плаща Мануэля, раздался удар грома, и по земле застучали тяжелые капли. Испанец поспешил домой и едва успел укрыться до начала ливня.
Сегодня у него не было свидания и он рассчитывал отдохнуть. Мануэль поужинал в одиночестве, выпил стакан вина и лег спать. Его разбудил вой ветра и нарастающий грохот волн. Казалось, стихия вот-вот снесет крышу и дом рухнет.
Испанец выглянул наружу и оторопел. Причала не было, он видел лишь огромные волны и гривы пены. Он слышал голоса людей, которые метались в темноте. До него донеслось слово "наводнение", и Мануэль сразу понял, что это не шутка.
Он быстро собрал кое-какие вещи, прикрепил к поясу кошелек и выбежал из дома. Океан, вторгшийся на сушу, заливал берег. Отовсюду неслись испуганные вопли. Некоторые жители Гуатулько залезли на крыши, однако Мануэль подозревал, что вода доберется и туда. Сначала он промок до колен, а вскоре вода дошла до пояса. Толпа бежала прочь от берега, а волны неслись следом за людьми, и ветер сбивал их с ног. Истошно кричали женщины, громко плакали дети.
Мануэль был рад, что ему не надо ни о ком заботиться. Он ловко вскарабкался по стволу гигантской пальмы и устроился на ее верхушке. Испанец подумал о стоявших в гавани кораблях. Едва ли они выдержат бешеный натиск урагана, скорее всего, их разнесет в щепки!
Он ничего не слышал и не видел: мешали темнота и оглушительный рев волн. Однако в какой-то миг Мануэль почувствовал, что по стволу кто-то взбирается, посмотрел вниз и заметил женщину. Он был не против потесниться и даже помочь незнакомке, тем более если она молода и красива, ведь Мануэль оставался самим собой даже на пороге смертельной опасности.
Когда женщина забралась повыше, он вгляделся в нее и его постигло разочарование. Буйная грива черных волос, как у дикой кобылицы, глаза цвета мокрого угля, скуластое лицо, бронзовая кожа.
Некоторые индейские женщины, живущие в Гуатулько, были женами рабочих; находились и такие, кто сожительствовал с испанцами. Что касается Мануэля, он никогда не связывался с туземками. Это было ниже его достоинства, ибо, как правило, индианки, хотя и отличались гордой осанкой, были неряшливы, плохо одеты, вдобавок напрочь лишены кокетства.
Испанец заметил, как женщина протягивает кому-то руку. Следом за ней на пальму залез мальчишка лет девяти. Они устроились рядом с Мануэлем и не двигались, лишь мелко дрожали.
Внизу бурлила и пенилась вода, воздух был пропитан влагой. Шторм швырял деревья, бревна, обломки лодок. Мануэль надеялся, что пальма выдержит и что когда-нибудь ураган утихнет.
Ветер, дождь и мрак постепенно истощали его силы. Он удивлялся тому, что женщина и мальчишка до сих пор сидят на дереве. Еще большее изумление Мануэль испытал, когда все трое внезапно оказались в воде. Корни устояли, однако стихия расщепила ствол, и дерево рухнуло в воду.
Мануэль ухватился за пальму, вмиг превратившуюся в бревно. Женщина и мальчик сделали то же самое. Возможно, его шансы выросли бы, цепляйся он за дерево один, но Мануэль не мог помешать индианке и ее ребенку бороться за жизнь.
Какое-то время их несло вперед и вокруг не было ничего, кроме разъяренных волн, чудовищного извержения пены, покрывавшей море белым саваном, пелены дождя и грозного рокота бури.
Когда вспышки молний озарили морское пространство, Мануэль увидел впереди корабль, который бешено раскачивался на волнах, но был цел и невредим. Испанец не поверил своим глазам. Кричать было бесполезно, оставалось только плыть. Он оттолкнулся от бревна и ринулся в сражение со стихией. Кругом бурлило море, пена взмывала вверх и таяла в мраке. Вода, похожая на живое существо, казалась упругой и сильной.
Борясь с волнами, Мануэль не думал об индианке и ее мальчишке. Он не собирался им помогать. Пусть выбираются сами; в конце концов, двумя индейцами меньше или больше – какая разница!
Мужчина изумился, внезапно увидев перед собой судно и боясь, что его швырнет на борт и он разобьется.
– Помогите!
К счастью, на корабле горели огни. Его заметили и спустили веревку. Мануэль не был уверен, что сможет вскарабкаться наверх, и потому обвязал себя вокруг талии и дернул.
Его втащили на борт. Он едва держался на ногах, с одежды и волос потоком лилась вода. Мануэль нашел в себе силы посмотреть вниз. Среди волн мелькали две темные головы.
– Там люди, – прошептал он. – Спасите их!
После чего упал на палубу и потерял сознание.
Мануэль очнулся утром, а перед этим ему приснился сон. Снилось, что он снова в горах, на покрытом изумрудной травой лугу, который испещрен лиловыми, синими и золотыми цветами. Доносилось дремотное жужжание насекомых, бормотание ручья. Мир и покой, отсутствие усилий, борьбы, место, где он желал бы остаться навсегда.
Мануэль открыл глаза. Небо было голубым и прозрачным, океан – поразительно безмятежным, переливавшимся всеми оттенками зелени и синевы. Он видел над собой белоснежные паруса и слышал веселую перекличку матросов.
Куда плывет этот корабль? Испанец ощупал пояс – деньги были целы. Однако прежняя жизнь казалась сном. Так бывало не раз, потому он не стал огорчаться раньше времени.
Мануэль сел, и к нему тут же подошел какой-то человек. Католический священник в длинной черной сутане. Мануэль невольно поморщился. Он не любил церковников, считая их лицемерными и жадными людьми. Однако здесь была не его территория, и он поневоле состроил любезную гримасу.
– Приветствую вас, святой отец.
– Рад, что вы очнулись. Удивляюсь, как вам удалось добраться до корабля!
– На все воля Господа, – пробормотал Мануэль и спросил: – Куда следует судно?
– В Испанию.
Мануэль закрыл глаза. Испания. Судьба, от которой он напрасно бежал все эти годы! Мужчина вздохнул. Никакие мечты не спасают от тупого и бесплодного прозябания, на которое обречен тот, чья душа не стоит и медной монеты. Рано или поздно все возвращается на круги своя.
– С вами были женщина и ребенок. Кто они?
Мануэль вздрогнул. Он совсем позабыл об индианке и ее мальчишке. Он сумел доплыть до судна, но он – мужчина, а они? Женщина и тем более ребенок! Хотя о выносливости индейцев ходили легенды, в этом было что-то невероятное. Внезапно Мануэлю стало стыдно: он не помог им и они были вынуждены бороться со стихией в одиночку.
– Эти двое со мной, – твердо произнес он и спросил: – Где они?
– На корме. Они спят. Капитан говорит, что если вы намерены добраться до Испании, то должны заплатить за путешествие.
– Хорошо, заплачу, – нетерпеливо произнес Мануэль, поднялся и пошел на корму.
По пути он попросил у матросов воды и перекинулся с ними парой фраз. Корабль назывался "Сан Эстебан"; это был многопалубный галеон с дубовым корпусом, тремя мачтами и кормой, украшенной резьбой и балконами, а самое главное – немалым количеством пушек для защиты от пиратов.
Было трудно представить, что вчера в океане бушевал ураган. Солнце рассыпало золотистые блики по мерцающей поверхности воды, на небе не было видно ни облачка. Одежда Мануэля высохла, он утолил жажду и приободрился. Тревожные мысли схлынули, точно волны прибоя, воспоминания растаяли, словно снег на солнце. Жизнь по-прежнему была игрой, будущее тонуло в тумане, вчерашнего дня не существовало, и следовало наслаждаться сегодняшним.
Мануэль обнаружил индианку и мальчика крепко спящими прямо на голых досках. Он посмотрел на женщину. Для туземки она была довольно красива, хотя пережитые испытания отразились на ее лице, превратив его в суровую маску. Между бровей залегла складка, а уголки четко очерченных губ были слегка опущены.
Мужчина перевел взгляд на мальчишку. Его кожа была светлее, чем у женщины, а характерные для индейцев черты сглажены примесью европейской крови. Полукровка! Едва ли можно придумать что-то похуже. Его не примет ни тот, ни другой мир, даже если он унаследовал от обоих все самое лучшее. Для испанцев он будет "грязным индейцем", для индейцев – "проклятым бледнолицым".
Женщина открыла глаза и уставилась на Мануэля. Он не понял, узнала ли она его, как и не мог сказать, понимает ли она по-испански. Пока Мануэль решал, как с ней быть, индианка неожиданно заговорила первой:
– Куда мы плывем?
Она немного коверкала слова, но, к счастью, с ней можно было объясняться.
– В Испанию, – ответил Мануэль.
– Что это?
– Это такая страна. Я там родился, – с усмешкой добавил Мануэль, подумав, что давно позабыл о том, что такое родина.
– Там живут белые люди?