Многочисленная группа придворных отправилась в долину Кангра, что в двухстах километрах от Капурталы, в поисках девушки из высокой касты, родом из раджпутов. Они хотели заключить союз, способный создать узы с великими семьями Раджастхана, родины раджпутов, откуда происходили и предки раджи, и с кем-нибудь, принадлежащим к очень высокой касте, чтобы создать "родословную" рода Капурталы. Изначально семья Джагатджита принадлежала к касте калалов, которым в давние времена поручалось готовить алкогольные напитки для королевских домов. Это была каста средней руки. Джасса Сингх, блистательный предок, с помощью сикхов, которые тогда составляли часть новой религии, сумел сплотить войско, подняться с оружием и объединить Капурталу. Но клеймо, остававшееся на калалах, продолжало давить на некоторых придворных, очень щепетильных во всем том, что было связано с генеалогией. Разве не говорилось в одной пенджабской пословице: "Ворону, калалу и собаке не верь, даже если они спят"? Поэтому было очень важно облагородить кровь.
В каждом селении прибытие делегации, явившейся на поиски невесты, сопровождалось барабанным боем. Девицы на выданье осматривались так дотошно, что многие родители начали жаловаться на излишнее рвение, с которым придворные оценивали физические достоинства кандидаток. Посланцы Капурталы вели себя высокомерно, потому что они представляли самого толстого принца, который только был на свете. Они знали о потаенном желании тысяч семей соединить одну из своих дочерей с раджей, поэтому ничуть не смущались, проверяя, настоящие ли у девушек ресницы или накладные, правдива ли информация о них или родственники преувеличивают достоинства претендентки. Ни один из членов делегации не согласился бы включить в заветный список мало подходящую кандидатуру.
В конце концов делегация из Капурталы выбрала прекрасную девушку по имени Харбанс Каур, ровесницу раджи. У нее были большие черные глаза и золотистая, как пшеница, кожа. Индианка по происхождению, она принадлежала к сливкам самых высших брахманских каст. Придворные начали вести переговоры с родителями о размерах приданого, которое надлежало выдать в момент бракосочетания, и определили его дату - 16 апреля 1886 года, когда молодые достигнут четырнадцати лет, то есть вполне подходящего возраста.
Свадьба прошла в строгом соответствии с сикхской традицией. Раджа не видел лица своей избранницы до того самого дня, когда был заключен брак, и сделал это через зеркальце, поставленное между ними. "Я стал смотреть в ее черные глаза, самые прекрасные, которые я когда-либо видел. Потом я улыбнулся, и она ответила мне улыбкой" - так было написано в дневнике Джагатджита. Единственное, что не нашло отражения в его записях, так это реакция Харбанс Каур, которая была поражена, увидев раздутое лицо своего безусого мужа, его тройной подбородок, потухшие глаза и огромный живот. Ни в одном дневнике не запечатлены подробности того, какими были первые впечатления покорной и испуганной девушки, как прошла ее первая ночь любви с неопытным и болезненно грузным раджей. Однако стало известно, что они не совершили супружеского акта.
К озабоченности, испытываемой двором и семьей по поводу здоровья раджи, который, несмотря на свою тучность, не проявлял признаков ухудшения состояния и недостаточности дыхательной системы, добавилось еще и сильное беспокойство по поводу его половой жизни и будущего династии.
15
26 ноября 1890 года не был обычным днем рождения. Джагатджиту Сингху исполнялось восемнадцать лет, что означало его совершеннолетие. Репутация тихони и добряка соответствовала внешнему виду пухлого молодого человека благодаря его более чем ста килограммам веса. Два человека должны были толкать веломобиль на тонких и больших колесах, который он использовал каждый день для утренних прогулок. Эта машина была идеей Дж. С. Элмора, главного инженера Капурталы, который установил велосипедные колеса на шасси и добавил к нему маленькое дополнительное колесо, сиденье и зонтик, чтобы защищать монаршую голову от солнечных лучей. Сидя таким образом на этом аппарате, подталкиваемом слугами, раджа разъезжал по городу и останавливался поговорить то с одними, то с другими, поскольку по натуре он был достаточно общительным. В иные дни он выезжал на лошади. Его наставники привили ему любовь к верховой езде, но он быстро уставал и боялся потерять равновесие в седле. Более комфортно раджа чувствовал себя, сидя на спине слона.
Прошло четыре года после свадьбы, а у молодой пары не было потомства. Но перед ожиданием, вызванным вступлением на трон, глухое беспокойство, которое царило за пределами дворца, было отодвинуто на второй план. Почти в тот же день, когда родилась Анита Дельгадо, человек, претендовавший на нее с таким пылом восемнадцать лет спустя, приходил к власти. Приготовления длились две недели. Триста приглашенных - англичане и индийцы - прибыли для участия в трехдневном праздновании, которое включало в себя церемонию, банкеты, прогулки по реке и охоту. "Гражданская и военная газета" - ежедневное издание, публикуемое в Лахоре, - предметом гордости которой было сотрудничество с ней Редьярда Киплинга, в выпуске от 28 ноября 1890 года сообщала "о хаосе во время открытия новой конькобежной дорожки у махараджи Патиалы из-за количества падений…"; о предупреждении, вынесенном молодым комиссаром полиции Пенджаба членам местного правительства в связи с тем, чтобы они "не носили на работе стоптанную обувь, а надевали нормальные туфли"; о штрафе в десять рупий, наложенном на одного пьяного английского солдата "за выкрикивание оскорблений вслед похоронной процессии мусульман" и тому подобном. Но передовица и основная часть выпуска были посвящены церемонии вступления Джагатджита Сингха I на трон.
"События в Дурбар-холле были настолько живописны и так полны жизни, что навсегда останутся в памяти всех, кто присутствовал на празднике. Холл является великолепным произведением архитектуры с огромным крытым внутренним двором, освещенным электричеством. Перед ним собралось несколько полков вооруженных сил страны, среди которых выделялись гвардейцы в синей форме и туниках красного цвета с большими тюрбанами, кавалерийский полк, солдатам и лошадям которого невозможно подобрать соответствующие слова похвалы, а также длинный ряд великолепных, разрисованных узорами слонов с украшенными попонами и сиденьями на спинах. Животные стояли, совершенно не двигаясь, если не считать медленного покачивания хоботами. Внутренний двор Дурбар-холла был заполнен людьми, облаченными в нарядные костюмы, а европейские гости, расположившиеся на верхней галерее, с блестящими от восторга глазами наблюдали за происходящим внизу". В своей церемониальной речи по поводу вступления раджи на трон сэр Джеймс Лайэлл, бывший его наставник, а ныне генерал-губернатор Пенджаба, сделал краткий экскурс в историю великолепных отношений между королевской семьей Капурталы и Британской Короной со времен деда Рандхара Сингха. Расхваливая преданность воспитателей и доктора Варбуртона в их заботах о ребенке-принце, Лайэлл поздравил раджу с его успехами в учебе, особенно в изучении английского и восточных языков, которые были достигнуты, как он уточнил, "благодаря Вашему усердию и Вашим умственным способностям". Затем Джеймс Лайэлл поблагодарил за помощь всех членов правительства, которые за время несовершеннолетия раджи добились "больших успехов во всех сферах управления, не порывая при этом с традициями прежнего правительства сикхов". Свою речь генерал-губернатор закончил признанием порядочности, осмотрительности и доброго нрава раджи, пожелав ему всегда быть справедливым и рассудительным правителем по отношению к своим подданным "и великодушным землевладельцем на просторах Удха, откуда поступают такие великолепные доходы". Выступление было завершено цитатой из стихотворения одного поэта, который двести лет тому назад написал королю Англии несколько слов, показавшихся в это солнечное утро в устах сэра Джеймса Лайэлла удивительно вещими:
Скипетр и корона будут низвергнуты,
И все станет равным на земле,
Только память о справедливых
Оставляет нежный аромат в мире и цветет в пыли.
По окончании речи раздался взрыв аплодисментов, а сэр Джеймс Лайэлл подал знак радже, чтобы тот пошел за ним. Оба сделали несколько шагов в сторону огромных кресел из резного дерева, покрытых позолотой, где сидели августейшие предки принца. Формальное вступление на трон было совершено. В продолжение торжественной церемонии раджа встал и произнес свою первую большую речь перед публикой - "на безупречном английском языке, с восхитительным достоинством и полной уверенностью в себе", как описывал его выступление корреспондент "Газеты".
Джагатджит Сингх поблагодарил своих наставников, пообещал оставить ту же команду местного управления, упомянул добрую службу доктора Варбуртона, заботившегося о его здоровье, и пообещал следовать советам генерал-губернатора. "Я буду молиться за то, чтобы мои действия заслужили одобрение Ее Величества королевы-императрицы и моего собственного народа". Порядок слов в этой фразе не оставлял сомнений по поводу его приоритетов.
"Церемония закончилась, и гости стали возвращаться к себе, - повествовала "Газета". - Скачки заняли остальную часть дня, а когда стемнело, был дан банкет, открытый тостом за здоровье королевы-императрицы".
Когда праздничный шум утих и в маленьком государстве Капуртала воцарился покой, вновь поползли слухи о том, что раджа неспособен зачать, причем с еще большими инсинуациями, чем прежде. Никто не сомневался в том, что ему нравились женщины. Несколько служанок рассказали, как раджа с малых лет предлагал пощупать их, а если они не позволяли, он пытался подкупить женщин. Подробности о его забавах, которые распространялись махараджами Долпура и Патиалы, докатились до Дели, а его похождения с девушками из горных племен стоили ему серьезной взбучки. Также было известно увлечение Джагатджита профессиональными танцовщицами, приезжавшими из Лахора, города, который считался столицей порока и гульбищ.
Девушки, нанятые для развлечения монархов, оставались в их распоряжении для всяких сексуальных услуг. Они не были проститутками в полном смысле этого слова, а больше походили на гейш. Эти особы были весьма опытными в искусстве удовлетворения мужчин, умели поговорить, выяснить, что им по душе, и развлечь их. Им поручалось обучать юношей искусству секса, а также применению противозачаточных средств. Таких методов было несколько - от coitus interruptus, который называли "прыжком назад", до специальных свечей, содержащих масло левкоев и мед, и листьев плакучей ивы в клочке шерсти. Прочие способы заключались в том, чтобы выпить настойку мяты во время совокупления и натереть свой член соком лука или даже смолой. Кроме того, придворные танцовщицы знакомили молодых господ с правилами этикета при дворе, а также помогали им изучать урду, язык королей. Старые семьи, как и семья из Капурталы, вознаграждали девушек наделами земли и предоставляли комнаты в каком-нибудь дворце, чтобы они могли совершенствовать свое "искусство".
Харбанс Каур, официальная жена, не имела никакого права голоса в этих вопросах. Как и прочие женщины, она знала, что таков обычай, и принимала его со всей естественностью, точно так же, как ей приходилось мириться с полигамным браком, несмотря на то что ей было противно делить своего мужа с другой или другими. Эти укоренившиеся традиции не подлежали обсуждению, поскольку составляли часть образа жизни, идущего от предков. Первая жена всегда сохраняла привилегию оставаться первой и поэтому пользовалась особым уважением. Она отвечала за то, чтобы между новенькими установились "сестринские" взаимоотношения, а также делилась секретами, как доставить мужу максимум наслаждения.
Что касается Джагатджита, то его собственная семья вызвала самых опытных танцовщиц, настоящих красавиц, умевших принимать сложные позы, увековеченные на барельефах индийских храмов. Позы, навеянные Камасутрой, которая продолжала оставаться основой полового воспитания индийцев знатного происхождения. Правила Камы, Любви, были чем-то вроде технического пособия, написанного открытым текстом, без непристойностей, подобно тому, как обучают военным приемам и политической стратегии, необходимым для того, чтобы покорить женщину. Любовников классифицировали по их физическому состоянию, темпераменту и, прежде всего, размерам их половых органов, измеряемых в дюймах. Пропорции мужских и женских тел, представленных в скульптурах храмов, соответствовали сексуальным типам, описанным в Камасутре. Например, "женщина-лань", с упругими грудями, широкими бедрами, круглыми ягодицами и маленькой yoni, не превышающей шести дюймов, очень подходит в любви "мужчине-зайцу", чувствительному "к щекотке в бедрах, подмышках, на ступнях и в лобковой части". "Мужчина-производитель", которому нравятся крепкие женщины и обильная еда, прекрасно ладит с "женщиной-лошадью", отличающейся плотными бедрами (ее половой орган, "дом Камы", пахнет сезамом и имеет глубину в девять дюймов). Мальчики из аристократических семей осваивали такие позы, как, например, "раскрывшийся бамбук", "гвоздика", "лотос", "лапа тигра" или "прыжок зайца", в достаточно юном возрасте, еще раньше, чем начинали изучать алгебру. Одна из самых популярных поз, подробно описанная в Камасутре, имеет мистическое название: "Долг набожного".
Речь идет о том, чтобы "войти в женщину, забравшись на нее, как бык на корову: стоя сзади, поднимая рукой за пряди волос вверх", а она должна "грациозно отдаться ему, наклонившись вперед и держась обеими руками за лодыжки". В Камасутре даже любовные стоны классифицировались по степени полученного удовольствия: "голубка", "кукушка", "голубь", "попугай", "воробей", "утка", "куропатка". "В конце, по мере того как она будет достигать вершины удовольствия, у нее из горла выйдут нечленораздельные звуки" - так заканчивается глава, посвященная "стенаниям любви".
Семья верила, что танцовщицы сумеют сделать так, чтобы раджа "заработал". Но результат оставался тем же: принц много занимался сексом, но испытывал при соитии неудобство из-за живота, который не давал свободы члену, хотя тот и был в состоянии эрекции.
Тогда вмешалась куртизанка среднего возраста по имени Мунна Джан, женщина, которая до сих пор сохранила свою легендарную красоту. Ее вызывали несколько раз, чтобы найти решение. "Если главным препятствием является живот принца, - сказала она, - тогда давайте спросим у служителя слоновника". Смотритель слоновника, худой, костлявый мужчина, носивший красный тюрбан и военный сюртук, сильно изношенный и без пуговиц, авторитетно заявил, что толстые животные в неволе не размножаются. Он сказал, что это отнюдь не связано с их робостью, а объясняется тем, что им требуется специальная поза и угол наклона, а это невозможно обеспечить ни в зоосаде, ни в конюшнях. Решая проблему размножения своих подопечных, смотритель придумал одну хитрую штуку: в лесу, за новым дворцом, он сделал из земли и камней маленькую горку. Там слонихи укладывались, и наклон сильно облегчал "работу" самца. Результат был великолепен. Трубные звуки, которые разрывали тишину ночей в Капуртале, были хорошим подтверждением этому, как, впрочем, и растущее число рождающихся слонят.
Рассказ служителя слоновника вернул двору надежду. Но как применить его изобретение в случае с раджей? Ответ не заставил себя долго ждать. Инженер Дж. С. Элмор, весьма находчивый англичанин, вызвался воплотить в жизнь идею, поданную смотрителем слонов, и сконструировать наклонную кровать, сделанную из металла и дерева и снабженную эластичным матрасом. В течение недели, которая ушла на ее создание, он несколько раз консультировался с Мунной Джан относительно особенностей изобретения и попросил, чтобы ее девушки опробовали кровать с раджей. Блистательная куртизанка отправила своих самых красивых подруг, и улыбка удовлетворения, осветившая лица тех, кто ожидал окончания "испытания" в одном из соседних салонов дворца, больше не вызывала никаких сомнений. Какой успех! У раджи получилось соитие… Несколько раз!
Девять месяцев спустя после этого славного дня в истории Капурталы Харбанс Каур родила своего первого отпрыска, мальчика, которого назвали Парамджит Сингх. Король Эдвард VII направил поздравительную телеграмму, что привело в восторг юного принца. Чтобы отблагодарить Мунну Джан за оказанные услуги, раджа решил наградить ее браслетами на лодыжки из литого золота и пожизненной пенсией в тысячу рупий в месяц.
16
В 1893 году Джагатджит Сингх совершил свою первую поездку в Европу, чтобы присутствовать на свадьбе герцога Йоркского, будущего короля Георга V, после чего тот стал его другом. После этого он вознамерился отправиться на большую Всемирную выставку, организованную по случаю четырехсотлетия открытия Америки Колумбом
В целом это было восьмимесячное путешествие, ставшее его первым контактом с внешним миром.
Раджу сопровождала внушительная свита, в которую входил его дородный министр финансов, выделявшийся своей густой бородой, собранной в сеточку, личный врач Садик Али, одетый в темный европейский костюм и светлый тюрбан, глава эскорта, великан, похожий на отшельника из-за своей седой бороды и усов, и один европеец, подполковник Масси, мужчина лет пятидесяти с начинающим расти животом. Последний носил блестящий цилиндр, который контрастировал с изобилием тюрбанов. На групповой фотографии, которую они сделали в Париже, раджа сидел со скипетром в руке, в светлом плаще из блестящего шелка, в европейских брюках, широком галстуке и в тюрбане оранжево-розового цвета. Отцовство и выполнение обязанностей монарха, а может, простой факт взросления помогли ему сбросить вес. Он продолжал быть полным, но уже не таким тучным, как прежде. Удивление на этой фотографии вызывало присутствие одного лица: рядом с раджей сидела молодая женщина с тонкими чертами лица и маленькими черными глазами, одетая в атласный костюм с широкими рукавами европейского стиля и покроя. Это была его вторая жена, Канари, женщина веселая, с тонким характером, в которую Джагатджит был сильно влюблен. Как и первая супруга принца, она была уроженкой из долины Кангра и происходила из древнего рода раджпут, но ее семья не имела состояния. Как говорится, каста в обмен на деньги: аристократичность брахманов - индийских священников - соединяла их дочерей с мужчинами сомнительного происхождения лишь в том случае, когда они были очень богаты.