Очень скоро раджа, высокий и импозантный, всегда великолепно одетый, со своими замечательными проектами, начал вызывать большой интерес. Его пристрастие к покупкам (он покупал часы у Картье десятками) и заказы ювелиру Бушерону не прошли незамеченными, как не остались незамеченными его шелковые тюрбаны бирюзового и бледно-абрикосового цветов, которые воскрешали в памяти блеск Востока в тот момент, когда Азия была в моде. Вся Франция переживала настоящий ажиотаж по поводу открытия храмов Ангкора в своей колонии в Камбодже. Ориенталисты задавали тон в живописи. Исследование Индокитая распаляло людское воображение. В то время как Азия заняла почетное место в умах французов, в Париже внезапно появилась особа совершенно экзотического вида. Этот человек был способен говорить на хорошем французском не только о своей жизни, о своей стране и о мечте феодала построить Версаль в Индии, но также и о заслугах Наполеона, преимуществах и одновременно недостатках управления "Де Дион-Бутоном" и "роллс-ройсом". Раджа, со своей легкостью в общении, любезностью, культурой, богатством и хорошим образованием, имел большой успех.
Его история любви к Франции будет продолжаться всю жизнь. Эта любовь была гораздо более длительной и верной, чем его чувства к какой-либо женщине. Во Франции он испытывал совершенную свободу от обязательств и зависимости британского раджи. Во Франции никто не знал на самом деле границ его власти, никто понятия не имел о трениях и унижениях, которые он терпел со стороны англичан, когда они не хотели потворствовать всем его капризам. В этой стране с ним обходились как с настоящим сувереном, и это тешило его тщеславие, в то время как в Англии, несмотря на все свое богатство, раджа оставался королем понарошку, одним из тьмы индийских принцев.
Тот факт, что Джагатджит хорошо говорил по-французски, выгодно отличал его от всех прочих принцев и открывал ему двери в разные страны, где его принимали с распростертыми объятиями. Этот человек начал становиться популярным в Европе и олицетворял легенду, которая создавалась вокруг его личности. Фраза: "Ты богаче раджи Капурталы" - стала весьма популярной в парижском обществе. Среди раджей Индии он был далек от того, чтобы считаться самым богатым. Но Джагатджит сумел окружить себя ореолом, благодаря которому его таковым считали и благодаря которому он стал популярным. Одной из самых больших заслуг раджи было то, что он утвердил название Капурталы на карте и с течением лет, совершая свои многочисленные поездки, стал олицетворять Индию в Европе. Совсем неплохо для принца крошечного государства, которое заслужило лишь тринадцать залпов салюта!
Слухи, что при случае раджа ездит со своей женой, переодетой в слугу, вызывали еще большую симпатию и интерес к его личности во французских аристократических семьях, которые принимали заморского принца в своих особняках и замках. Их очень забавляла необычная внешность раджи, а также то, что он не боялся идти на подобные уловки.
После путешествия по замкам Луары супруги возвращались в Париж, где целыми днями просиживали за чаем в кафе Булонского леса. В первой половине дня они ходили по ювелирным магазинам улицы Мира, делали покупки в универсальных магазинах Бон Марше, опустошали парфюмерную фабрику Пино ("Я вышел оттуда беднее, но был доволен покупкой самых разнообразных духов", - было написано в дневнике принца). Кроме того, раджа встречался с Чарлзом Вортом, демиургом парижской моды, изобретателем прет-а-порте и первым модельером, который стал использовать этикетки на своей одежде. Раджа присутствовал на концерте во дворце Трокадеро или ужинал с принцессой де Шиме в "Д’Армонвиле", самом роскошном ресторане столицы. Он также посещал музеи и художественные галереи. В Музее восковых фигур врач Садик Али, один из его окружения, присел отдохнуть на скамейку на несколько минут. Когда он сменил позу, группа посетителей, не на шутку испугавшись, стала кричать: они приняли его за одну из фигур.
Но не все посещения принца носили развлекательный характер. Несколько вечеров Джагатджит посвятил посещению Национальной библиотеки, где пришел в восторг перед ее более чем тремя миллионами томов и где он терпеливо изучал коллекцию трудов на санскрите. Он также посетил Институт Пастера, и ему посчастливилось познакомиться с его основателем. "Это наполовину парализованный старик, передвигающийся с помощью палочки. Он был настолько любезен, что объяснил мне свою систему во время показа лабораторий, полностью существующих за счет пожертвований. Мы рассматривали опасных микробов под мощным микроскопом. Прощаясь, я пообещал ученому, что он получит существенное пожертвование и с моей стороны, помимо того, которое он уже получает от правительства Индии. Я хочу, чтобы Капуртала присоединилась к европейскому научному прогрессу", - записал в своем дневнике раджа.
Следующим этапом было путешествие в Нью-Йорк, которое они совершили за шесть дней на борту корабля "Париж", где Джагатджит завязал знакомство с американскими пассажирами, "которые никогда не устают рассказывать о своем превосходстве над закоснелыми европейскими монархиями". В Нью-Йорке делегация из Капурталы вызвала такой интерес, что за всеми ее передвижениями наблюдала местная пресса. "Обо мне говорят, будто у меня пятьдесят пять жен и что целью моего визита является желание добавить в список еще одну, американскую, жену. Также считается, что я курю необычайно толстые гаванские сигары и пью шампанское весь день. Мы много смеялись над этими заметками, написанными беззлобно и без намерения обидеть".
Чикаго вложил огромное количество денег во Всемирную выставку, самую значительную из всех, проведенных до сих пор. Впервые Соединенные Штаты удивляли мир таким размахом, который свидетельствовал об их будущем могуществе. В течение шести месяцев выставку посетили свыше двадцати семи миллионов человек, что составляло половину населения страны. Место, занимаемое выставкой, казалось волшебным королевством: величественные белые здания, воздвигнутые среди лагун и парков, содержали в себе все мировые достижения в области науки и искусства. Там были даже летательная машина и подводная лодка, которые произвели на индийцев большое впечатление. Принятые со всеми почестями, они совершили экскурсию на двух баркасах: один - с раджей, полковником Масси и министром финансов, а второй - со всеми остальными, включая и переодетую рани Канари. В конце экскурсии их восторженно приветствовала толпа из более чем пятидесяти тысяч человек, собравшихся поэтому случаю. "Нас посетил восточный монарх, - насмешливо сообщала "Чикаго Дэйли Трибьюн" 16 августа 1893 года, - его одежда и тюрбан сияют роскошным блеском. Он был в сопровождении тех, кто наверняка является его рабами и воинами, которые одной рукой отдавали салют павлиньими перьями, а другой поглаживали серебряные сабли. С балкона здания администрации подполковник Масси, представитель английского верховенства, поднял бокал белого вина и от имени индийского монарха выпил за здоровье толпы наших соотечественников, которые не знают, что такое король. Это был яркий, полный цвета и шума визит короля из "Тысячи и одной ночи" в сердце западной цивилизации".
18
Когда раджа и его свита вернулись в Индию, их принял представитель вице-короля - военный секретарь губернатора Бомбея. Рани Канари, которая оставалась переодетой в юношу, никем не была узнана. Путешествие не повлияло на нее так, как на мужа, который уже подумывал о следующей поездке, поскольку его восхитило все, что ему довелось увидеть в Европе и Соединенных Штатах. Канари это путешествие не доставило удовольствия, поскольку в течение длительного времени ей пришлось скрывать свое присутствие, и то, что поначалу было игрой, впоследствии стало тяготить молодую женщину. К тому же она не говорила ни по-английски, ни по-французски, и этот факт вкупе с первым не позволил ей обзавестись друзьями, создать собственные связи и адаптироваться к окружающей среде.
Рани Канари так и осталась внутри замкнутого круга индийских сопровождающих, где она, будучи единственной представительницей слабого пола, чувствовала себя не в своей тарелке. На самом деле она никогда не испытывала такого нестерпимого одиночества, как в те долгие вечера, проведенные в апартаментах гостиницы в ожидании мужа. А тот возвращался к ней с великолепными историями о мире, которые не очень-то интересовали ее. Было совершенно ясно, что рани Канари не оправдала надежд раджи и что ей вряд ли удастся осуществить мечты, связанные с его будущим. Осознание своей ненужности вызывало у нее приступы тоски, и, чтобы побороть ее, она все чаще применяла недавно открытое ею оружие - джин-тоник и сухой мартини, которые стали ее любимыми напитками на всю оставшуюся жизнь. Потихоньку, не отдавая себе отчета, принцесса, выкупленная из долины Кангра сикхским принцем, вошла в безвыходный туннель алкоголизма.
Раджа хотел реализовать свою любовь к западному образу жизни в собственной стране. Сразу же по возвращении в Индию он связался с властями, чтобы обсудить вопросы, касающиеся строительства телефонной станции, системы городской канализации, электрического освещения улиц и введения образования для девочек в школах. Политический департамент благосклонно воспринял добрые намерения раджи, но заметил, что ему мало что удастся сделать, если он будет продолжать швыряться деньгами в таком темпе и подолгу отсутствовать в Капуртале. Принцу не преминули напомнить, что он годами проводил по четыре летних месяца в горах, а в довершение ко всему совершил еще почти годичное путешествие за рубеж. Но увещевания ни к чему не привели: Джагатджит Сингх ни на йоту не изменил свой образ жизни и при этом не отступился от задуманных им проектов. Правда, он отложил строительство телефонной станции до 1901 года и начал работы по обустройству канализации и освещения вблизи своего дворца. Освещение улиц должно было подождать окончания работ по строительству его нового дворца, который теперь стал проектом номер один.
Джагатджит жаловался, что политический департамент не способен оценить его содействие развитию Капурталы и слишком бесцеремонно вмешивается в его частную жизнь. В конце концов он построил на свои деньги электростанцию, которая работала на угле в определенные часы, и, таким образом, город получил честь быть первым электрифицированным населенным пунктом в Пенджабе. Ему не только хотелось путешествовать по Европе, но и привезти Старый Свет в Капурталу.
Однако раджа, который к тому времени похудел и блистал великолепной фигурой, не собирался прозябать в своем маленьком мирке. Он знал, что может рассчитывать на бесценный труд своих министров и что для решения повседневных государственных вопросов в его присутствии не было необходимости. Принц, находясь в самом расцвете молодости, хотел наверстать все то, чего его лишила полнота. Он продолжал путешествовать по Индии и за один только год взял себе еще две жены, тоже из рода раджпут, а также несколько новых сожительниц. По мере роста его гарема росло и количество детей раджи. Одна за другой его жены беременели, последней была рани Канари, которая в 1896 году родила мальчика по имени Чарамджит, любимца всей семьи, которого позже стали называть Каран. В начале века раджа, которому стоило стольких усилий зачать своего первого сына, был гордым отцом четырех официальных отпрысков, которых он быстро научил французскому и английскому, надеясь послать их учиться в Европу, чтобы иметь веские основания для поездок туда каждый год. Дети сожительниц тоже получали хорошее образование, но официально их не признавали.
Страсть раджи к путешествиям была ненасытна. Официальный доклад свидетельствовал о том, что пятую часть своего времени после вступления на трон принц Капурталы провел вне страны. Ему позволили совершить путешествие в мае 1900 года при условии, что он не будет отсутствовать в стране в течение последующих пяти лет. В 1899–1900 годах он потратил четвертую часть доходов государства на себя самого и на свои поездки в Европу, говорилось в докладе. Лорд Лэнсдаун строго пенял ему на отсутствие интереса к государственным делам, частые отлучки, его экстравагантность и всем известную аморальность. В качестве проявления своего недовольства лорд Лэнсдаун решил не посещать Капурталу в этом году. Доклад завершался некоторыми извинениями в сторону Джагатджита: "Этот принц может существенно исправиться, поскольку у него добрый характер и он позволяет оказывать на себя влияние тем, кого считает своими друзьями. Образование, которое он дает своим детям, говорит об определенном уровне утонченности, а его главная амбиция явно заключается в том, чтобы с ним обращались как с настоящим английским джентльменом и чтобы ему позволяли контактировать со сливками общества".
Раджа хотел быть настолько космополитичным, что в 1901 году совершил святотатство, которое вызвало целый скандал, на этот раз в его собственной среде, среди сикхов: он сбрил себе бороду. По мнению Джагатджита, так было гораздо практичнее, а он не казался слишком уж "варваром" в Европе. Теперь не нужно было ни возиться с сеточкой, как остальным его единоверцам, ни тратить часы на расчесывание и укладку. Джагатджит поступал, как европейцы: брился каждое утро. Сикхи восприняли его выходку как вероотступничество и предательство обычаев своего народа. Раджа стал "белым"! Одна из пяти обязанностей сикхской религии заключалась в том, чтобы никогда не стричь себе волосы, поскольку это было признаком уважения к изначальной форме, которую Бог дал человеку. Остальные четыре обязанности заключались в том, чтобы всегда носить гребешок, символ чистоты; короткие брюки, чтобы помнить о необходимости морального воздержания; металлический браслет, символизирующий колесо жизни, и маленький кинжал как напоминание о том, что каждый сикх должен быть готов отбить любое нападение. Джагатджит оставил себе самое основное из религии, поскольку внешние признаки казались ему чистой формальностью: он ограничился тем, что молился каждое утро, читая страницы из "Грант Сахиб", священной книги сикхов. Гораздо позже раджа заявил, что, если бы он предвидел, что бритье бороды так оскорбит традиционалистов, он бы, без сомнения, не позволил никому прикасаться ножницами к своей бороде. На самом деле он просто опередил время. Несколько лет спустя многие сикхи стали брить бороду, не теряя при этом своей религиозной принадлежности.
Экстравагантность Джагатджита не оставляла ни у кого и малейшего сомнения в том, что он - наследник великих принцев и императоров прошлого. Для представителей высшего общества быть эксцентричным всегда считалось особой формой утонченности. В Капуртале, как раз перед своим вторым отъездом в Европу в мае 1900 года, после торжественной церемонии раджа заложил первый камень нового дворца. В течение ряда лет жители могли видеть, как год за годом воздвигалось это здание - совершенно незнакомого им стиля, с фасадом, позже окрашенным в розовый цвет, и белыми барельефами, с большими окнами во французском духе и крышей из серого шифера. А вокруг дома - сады, напоминающие ансамбль Тюильри Ле Нотра. Здесь прогуливались няньки и наложницы, возя коляски между аллегорическими статуями и фонтанами, такими же, как в Версале.
Его манера путешествовать тоже была экстравагантной. Во время одной из поездок в Бомбей на Punjab Mail раджа, ехавший в своих специальных вагонах, прицепленных к хвосту поезда, перевозившего около тысячи пассажиров, приказал личному секретарю, чтобы тот распорядился задержать движение на десять минут на станции Насик: он хотел побриться. Начальник станции заявил ему, что он не имеет права сделать это, и немедленно позвонил своему шефу, который приказал отправлять поезд. Пока секретарь настаивал на том, что его господином будут оплачены все убытки, вызванные задержкой поезда, телохранители угрожали машинисту, требуя подождать несколько минут. В результате начальнику станции пришлось уступить, и тысяча пассажиров ждала, пока раджа побреется.
Через какое-то время принц направил официальный протест в самые высокие инстанции железной дороги, а те передали его в политический департамент Пенджаба. Раджа оставался верен себе. "Если бы поезд не подождал несколько минут, - писал он, - я мог бы получить телесное повреждение, что обошлось бы железнодорожной компании гораздо дороже благодаря страховому полису, который я купил, чем убытки, вызванные маленькой задержкой". Видимо, он искренне считал, что подобные аргументы весьма убедительны.
Но англичане, хорошо знавшие индийских принцев, с которыми они поддерживали отношения, основанные на снисходительности, смогли направить экстравагантность раджи из Капурталы в правильное русло. Это были мелочи по сравнению с экстравагантными выходками других раджей. Так, например, принц одного из южных государств, большой любитель охоты на тигров, был обвинен в том, что он использовал младенцев в качестве приманки. Этот господин пытался оправдать себя тем, что за всю жизнь от него не ушел ни один тигр, что и было на самом деле. Махараджа из Гвалиора приказал доставить специальный кран, чтобы установить на крыше своего дворца самого тяжелого из принадлежащих ему слонов, в результате чего крыша провалилась, а животное поранилось. Он объяснил, что хотел проверить надежность дворцовой крыши, потому что купил в Венеции гигантский канделябр с целью превзойти те, которые висели в Букингемском дворце. Этот же махараджа был таким поклонником поездов, что заказал миниатюрный поезд, локомотив и вагоны которого разъезжали по серебряным рельсам между кухнями и огромной столовой его дворца. Пульт управления находился в том месте, где он садился. Манипулируя рукоятками, рычагами, кнопками и сиреной, махараджа регулировал движение поезда, который привозил напитки, еду, сигары и сладкое. Цистерны, полные виски или вина, останавливались перед сотрапезником, просившим налить ему стаканчик. Слава об этом поезде дошла до Англии в связи с тем, что во время одного из банкетов, данного в честь королевы, из-за короткого замыкания на пульте управления локомотив помчался по столовой на всех парах, и в результате платья дам и мундиры кавалеров были забрызганы вином и шерри, а также испачканы шпинатом и соусом карри, которым были политы куски цыпленка, полетевшие в гостей. Это была самая абсурдная железнодорожная авария в истории.
Если раджа Капурталы отказался от того, чтобы поезд, курсировавший между Дели и северными странами, проезжал через его государство, дабы не утруждать себя выходом для приветствия всех высоких начальников, которые бы ездили по этой линии, то раджа-индус одного из государств в Катиаваре отказался от того же по другой причине. Для его религии было оскорблением думать, что пассажиры, проезжавшие по территории принадлежащего ему государства, могли есть говядину в вагоне-ресторане.