– Отложи это на потом, пожалуйста, – попросила она, поделившись своими выводами. – У нас полно работы, и делать ее нужно прямо сейчас. Необходимо сообщить в страховую компанию, и я уверена, что они захотят проинспектировать место возгорания.
Льюис был слишком наблюдательным, чтобы от него можно было что-то долго скрывать. Он посмотрел на Кэтрин внимательным изучающим взглядом, и жесткое выражение его лица немного смягчилось.
– Вы плакали, да? Держитесь, не сдавайтесь. То, что произошел пожар, уже само по себе достаточно серьезно, но последствия могли быть намного хуже.
– Знаю, – лаконично ответила Кэтрин, – но я должна была за всем проследить и не сделала этого. Только моя вина, что все настолько вышло из-под контроля.
Льюис взял у нее из рук повод Бунтаря.
– Ваша вина, черт возьми?! Никто не ожидает, что вы сможете сунуть нос в каждый уголок…
– Рул бы заметил.
Льюис открыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал, потому что Кэтрин была права. Рул действительно не допустил бы подобного. Ничто на ранчо не ускользало от его внимания. Пришедшая в голову Льюису мысль заставила его нахмуриться:
– Что он сказал?
– Много всего, – ответила Кэтрин уклончиво и болезненно улыбнулась.
– Что именно?
Вопреки желанию, глупые слезы снова начали наворачиваться на глаза.
– Хочешь, чтобы я начала с оскорблений, или сразу перейти к главному?
– Он просто сумасшедший, – произнес Льюис неловко.
– А я что говорю!
– Он не хотел. Просто пожар в конюшне это ведь так серьезно…
– Я понимаю и не осуждаю его.
Она действительно не винила Рула. Его реакцию можно понять. Многое из того, над чем он годами так тяжело трудился, могло на глазах превратиться в дым, а его любимые лошади – погибнуть ужасной смертью.
– Он остынет и извинится, вот увидите, – пообещал Льюис.
Однако Кэтрин обратила на него сомневающийся взгляд, от которого парень замялся на месте. Представить себе Рула Джексона извиняющимся было почти невозможно, и Льюис, видимо, это тоже понял.
– Если кто-то и виноват, то я, – вздохнул он. – Я обязан был находиться здесь, а вместо этого… – он резко остановился.
– Я знаю. – Изучая носки своих ботинок, Кэтрин сомневалась, стоит ли продолжать, но слова вырвались сами по себе. – Не причиняй ей страданий, Льюис. Рикки спотыкалась на очень многих камнях, и сейчас просто не в состоянии справиться с еще одной болью.
Льюис прищурился.
– Я мог бы причинить ей боль только в том случае, если бы она относилась ко мне всерьез, а это не так. Она играет со мной, использует для развлечения. Мне это известно, и я действую по ее правилам. Когда же приму твердое решение, она станет первой, кто об этом узнает. Но я пока не готов.
– А мужчины хоть когда-нибудь бывают готовы? – с некоторой горечью спросила Кэтрин.
– Случается. Я уже говорил вам, что женщины – это привычка, которую трудно преодолеть. Множество мелочей проникает мужчине в кровь – и аромат горячего мяса, когда он приходит домой уставшим, и массаж спины, и смех, и даже ссоры. Есть нечто особенное в том, что вы можете громко ругаться с кем-то и при этом знать, что вас все еще любят.
Да, это могло бы быть чем-то особенным. Однако как же мучительно ссориться с мужчиной, которого любишь, но который не испытывает к тебе ответных чувств. Каждое сердитое слово Рула вонзалось в нее как нож.
– Возьмем Рикки, – растягивая слова, продолжил Льюис, – она дважды была замужем, но каждый раз служила лишь украшением. Никто не нуждался в ней, она никогда не чувствовала себя полезной. Думаете, почему она слоняется вокруг и возится с лошадьми? Только здесь она занимается чем-то, приносящим реальные плоды. В чем женщина нуждается, так это в мужчине, который бы позволил ей заботиться о нем.
– И этот мужчина – ты?
Льюис пожал широкими плечами.
– Я уже очень давно забочусь о себе сам, и это еще одна привычка, которую трудно преодолеть. Кто знает? А вы были бы против?
Кэтрин бросила на него удивленный взгляд:
– Почему я должна быть против?
– У меня много острых углов, я видел много несчастий.
Ей пришлось улыбнуться:
– И к тому же, держу пари, внес в них свою лепту.
Льюис тоже заулыбался, а затем их внимание привлек звук мотора и, обернувшись, они увидели, как по дороге подъезжает автомобиль.
– Кто это? – спросила Кэтрин, поднимая руку, чтобы заслонить глаза от солнца.
Через некоторое время Льюис недовольно буркнул:
– Думаю, это тот парень, Моррис.
Кэтрин сердито пробормотала:
– Он определенно слишком назойлив, тебе не кажется? "Нет" для него не ответ.
– Я не был уверен, что вы собираетесь ответить ему отказом, – сдержанно произнес Льюис, глядя на Кэтрин сверху вниз.
– Конечно, собираюсь, – с напором произнесла она.
Кэт не сумела бы сказать, когда именно приняла решение. Возможно, она всегда знала, что не сможет продать ранчо. Слишком большая часть ее самой принадлежала этому месту, чтобы отдать его какому-то незнакомцу. И ее прошлое, и ее будущее были связаны с этим клочком техасской земли.
– Бунтарь успокоился. – Льюис наблюдал, как Айра Моррис выходит из автомобиля. – Я отведу его обратно в стойло.
Кэтрин ожидала непрошеного посетителя, тщательно сохраняя невозмутимое выражение лица.
– Мистер Моррис, – произнесла она ровным голосом.
– Миссис Эш. В городе говорят, что утром у вас тут произошло несчастье, – его холодные глаза сразу же обратились к конюшням, и Кэтрин поразилась, как быстро распространяются новости.
– Приехали посмотреть, не следует ли вам отозвать свое предложение? – любезно спросила она. – Как видите, ущерб минимален, и ни одна лошадь не пострадала, однако я сэкономлю ваше время и не стану причинять лишние хлопоты, а сразу прямо скажу, что не собираюсь продавать ранчо.
Моррис не выглядел удивленным, скорее полным решимости.
– Не торопитесь с ответом. Вы еще не услышали моего предложения. Когда речь идет о реальных долларах и центах, многие меняют мнение.
– Я не изменю. Я родилась в этом доме и собираюсь здесь умереть.
Не обращая внимания на ее слова, он назвал сумму, которая произвела бы впечатление, не будь Кэтрин так тверда в своем решении. Но она не испытала ни малейшего соблазна и покачала головой:
– Мне это не интересно, мистер Моррис.
– С таким количеством денег вы могли бы жить припеваючи всю оставшуюся жизнь.
– Мне и так хорошо. Я живу там, где хочу, и делаю то, что хочу. Почему я должна все это бросить? Ради денег?
Он вздохнул и сунул руки в карманы.
– Подумайте об этом. Дом – это всего лишь дом, кусок земли – просто кусок земли. Есть другие дома, другие участки. На самом деле, такая жизнь не подходит вам. Посмотрите на себя – на вас лежит печать большого города.
– То, что на мне лежит, мистер Моррис – это пыль. Пыль Техаса. Моя пыль. Да, я несколько лет жила в Чикаго, но не проходило и дня, чтобы я не думала об этом ранчо и не мечтала сюда вернуться.
С тем же непроницаемым выражением лица Моррис увеличил сумму.
Кэтрин почувствовала себя измотанной.
– Нет и нет. Я не интересуюсь, ни за какую цену, – твердо сказала она.
– Вы могли бы путешествовать по всему миру…
– Нет!
– Покупать драгоценности и меха…
Доведенная почти до потери самообладания, Кэтрин сжала челюсти.
– Я не намереваюсь продавать ранчо, – произнесла она холодно. – Почему вы не можете поверить в это?
– Миссис Эш, – предостерег Моррис, – если вы пытаетесь заставить меня еще поднять цену, это не сработает. Я разговаривал с вашим мистером Джексоном и от него получил ясное представление о том, сколько стоят эти конюшни. Я торгую лошадьми, и мне хотелось бы иметь собственный конный завод. И к тому же мне дали понять, что скоро вы возвращаетесь в Чикаго.
Кэтрин была так потрясена, что у нее перехватило дыхание. Она схватила Морриса за руку:
– Что? – выдохнула она.
– Я говорил с вашим управляющим. Вы сами заверяли меня, что о лошадях он знает больше, чем кто-либо еще в этих краях, и, естественно, я к нему обратился. Джексон сказал, что вы уезжаете.
– И когда же вы с ним разговаривали?
– Вчера вечером. По телефону.
В гостевой комнате была телефонная розетка, и Кэтрин допускала, что кто-нибудь отнес в комнату аппарат, чтобы Рул мог им пользоваться. Но почему Рул что-то рассказывал этому человеку? Он был категорически против продажи ранчо… или нет? Что же происходит?
– И о чем еще вы говорили с мистером Джексоном? – настаивала Кэтрин.
– Мы недолго разговаривали. Он просто упомянул о том, что, скорее всего, вы вернетесь в Чикаго, а ранчо продадите, если цена будет справедливой. И мы обсудили, какой она должна быть. В соответствии с полученными от него сведениями, я думаю, что мое последнее предложение более чем справедливо.
Кэтрин судорожно вздохнула.
– Получается, он ошибся в своих предположениях так же, как и вы! – Дрожа всем телом, она колебалась на грани между яростью и слезами. Так что же происходит? Кэтрин не знала, в какие игры играет Рул Джексон, но собиралась выяснить не позже, чем через минуту. – Мой ответ – нет, мистер Моррис, и он окончательный. Мне жаль, что вы напрасно потратили время.
– Мне тоже, – резко произнес тот, – мне тоже.
Кэт не стала дожидаться, пока Моррис уедет, а развернувшись, почти побежала к дому. Почему Рул говорил с Моррисом о продаже ранчо? Пытался принудить ее к отъезду? Не может быть! Только прошлой ночью он занимался с нею любовью так, как будто не мог насытиться. Но тогда… почему?
Кэтрин проскользнула мимо Лорны, даже не заметив ее, взлетела по лестнице, едва касаясь ступенек и рывком распахнула дверь спальни Рула.
Вид тел, сплетенных на постели, в первый момент был лишен для нее всякого смысла, и Кэтрин тупо уставилась на них, но затем пришло осознание, и, чтобы не рухнуть на пол, она вынуждена была прислониться к притолоке. Из всех ужасов, уже пережитых ею в этот день, этот был наихудшим. Как будто удар угодил прямо в живот и вышиб из нее дыхание. Как будто что-то внутри оборвалось, и кровь отлила от лица. Рикки лежала на кровати, обнимала Рула за шею, ее губы прилипли к его рту, вся она извивалась, а ее ладони поглаживали его твердое мускулистое тело. Блузка Рикки была расстегнута и наполовину вытащена из джинсов. Рука Рула запуталась в волосах девушки.
Потом ужас перестал затмевать сознание Кэтрин, и она увидела происходящее яснее. Рул не прижимал голову Рикки к себе – он тянул ее за волосы, пытаясь высвободить свой рот из-под ее решительного штурма. Наконец, ему удалось оттолкнуть Рикки, и он пробормотал:
– Проклятье, Рикки, ты прекратишь это? Оставь меня в покое!
Кровь Кэтрин вскипела от бешенства. Девушка не знала, как очутилась у кровати. Красная пелена застила ей глаза, туманила зрение, когда она, схватив Рикки за воротник рубашки, оттаскивала ее от Рула. Ярость придала силу, которой прежде у нее никогда не было.
– Вот так вот, – с трудом выдавила она. Слова, как песок, застревали в ее сжавшемся горле. – Все, с меня хватит.
– Эй! – завизжала Рикки, когда Кэтрин отшвырнула ее к двери. – Ты соображаешь, что делаешь? С ума сошла?
Без единого слова, слишком злая, чтобы что-то говорить, Кэтрин выволокла Рикки из комнаты и захлопнула дверь за ними обеими, не обращая внимания на хриплый крик Рула, требующего, чтобы она вернулась.
Перила лестницы манили безумно, и соблазн был сладок, как сахар, но в последний момент к Кэтрин вернулась толика здравомыслия, и она удержалась от того, чтобы просто столкнуть Рикки вниз по ступенькам. Леди так не поступают, твердила самой себе Кэт, таща Рикки рысью по коридору, причем с молодой женщиной она справлялась с такой легкостью, как если бы та была ребенком. Рикки орала и визжала так, чтобы могла бы разбудить мертвого, но Кэтрин еще громче завопила "Заткнись!" и втолкнула девушку в ее комнату.
– Сядь! – рявкнула она, и Рикки села. – Я предупреждала тебя! Я говорила тебе держаться от него подальше! Он мой, и я не допущу, чтобы ты еще хоть раз ползала по нему, слышишь? Собирай вещи и убирайся!
– Убираться? – Рикки выглядела потрясенной, ее челюсть отвалилась от удивления. – Куда?
– Твои проблемы! – Кэтрин распахнула шкаф и начала вытаскивать оттуда чемоданы. Она швыряла их на кровать и раскрывала, а затем начала выдвигать ящики и как попало закидывать их содержимое внутрь.
Рикки вскочила на ноги.
– Эй, ты не можешь во всем обвинять одну меня! Я его, знаешь ли, точно не насиловала! Одной женщины Рулу никогда не достаточно…
– Отныне будет достаточно! И не пытайся заставить меня поверить, будто он приглашал тебя, потому что я, все равно, не поверю!
Рикки сердито посмотрела на груды одежды:
– Перестань разбрасывать мои вещи!
– Тогда пакуй их сама!
Внезапно Рикки закусила губу, и по ее щекам потекли слезы. Кэтрин смотрела на нее со смесью отвращения и изумления, удивляясь, как кто-то может плакать и при этом выглядеть столь прелестно. Ни сопливого красного носа, ни пятен на лице, только изящно скатывающиеся сверкающие бриллианты слез.
– Но мне действительно некуда идти, – прошептала Рикки, – и у меня совсем нет денег.
Дверь открылась, и, нахмурившись от раздражения, вошла Моника.
– Вы обе обязательно должны скандалить на весь дом и драться? Что случилось?
– Она меня выгоняет! – пылко перешла к обвинениям Рикки, ее слезы высохли как по волшебству. Уперев руки в бока, Кэтрин молчала с непримиримым выражением лица.
Моника взглянула на падчерицу и с досадой произнесла:
– Это ее дом. Полагаю, она имеет право решать, кому здесь жить.
– Конечно, это всегда был ее дом!
– Прекрати! – резко оборвала ее Моника. – Чувство жалости к самой себе никак тебе не поможет. Ты должна была знать, что, в конце концов, Кэтрин вернется, и если тебе не хватило предусмотрительности, чтобы подготовиться к такому будущему, пеняй на себя. И, кроме того, ты действительно хочешь провести всю свою жизнь, прислушиваясь к топоту ног чужих детей?
Видимо, Моника многое замечала, хотя всегда казалась равнодушной к любым делам, кроме собственных. Кэтрин сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться. Конечно! В конце концов, жизнь не такая уж сложная штука. На самом деле, все очень просто. Она любит Рула, любит ранчо, и не собирается отказываться ни от того, ни от другого. Зачем терзаться, беспокоясь о глубине чувств Рула? Какими бы они ни были, главное, что они вообще есть, и только это имеет значение.
Вместе с этими мыслями к ней полностью вернулся здравый смысл. Она вздохнула.
– Можешь не уезжать прямо сейчас, – сказала она Рикки, потирая лоб, чтобы ослабить напряжение, которое начинало там пульсировать. – Я вышла из себя, когда увидела… Во всяком случае, у тебя есть время что-нибудь придумать. Однако не слишком много, – предупредила Кэтрин. – Как бы то ни было, не думаю, что ты захочешь остаться на свадьбу, не так ли?
– Свадьбу? – Рикки побледнела, затем на ее щеках появились два ярких пятна. – Ты чудовищно уверена в себе, да?
– Для этого у меня есть причина, – невозмутимо ответила Кэтрин, – Рул сделал мне предложение до того, как сломал ногу. Я согласна.
– Поздравляю, – вступила Моника со спокойной расчетливостью. – Я так понимаю, что мы будем мешать? Рикки, дорогая, я решила воспользоваться предложением Кэтрин и переехать в ее апартаменты в Чикаго. Полагаю у нас с тобой достаточно хорошие отношения, чтобы мы могли ужиться вместе, если хочешь. Там ведь две спальни? – поспешно спросила она у Кэтрин.
– Да.
Кэтрин это показалось хорошей идеей. Она посмотрела на Рикки. Та кусала губу:
– Не знаю, я подумаю.
– Только не слишком долго, – посоветовала Моника, – я собираюсь переезжать уже в конце недели.
– Ты говорила, я слишком стара, чтобы жить с мамой, – со вспышкой обиды передразнила Рикки.
– Мое предложение не долго будет оставаться в силе, – отрезала Моника, – ради бога, решай сама.
– Хорошо.
При желании Рикки могла дуться, как ребенок, и сейчас она из кожи вон лезла, лишь бы все видели, как ей плохо, но Кэтрин это уже не волновало. Она вздохнула с облегчением. Поостыв, она бы испытала чувство вины, если бы выбросила Рикки из дома, не дав ей возможности хоть как-то подготовиться. Сейчас она знала, что срок пребывания сестры в доме ограничен, и чувствовала, что сможет выдержать это… если, конечно, снова не поймает Рикки за лапанием Рула.
Рул. Кэтрин еще раз глубоко вздохнула и приготовилась к последней битве. Холостяцкие дни Рула Джексона сочтены. И не важно, любит ли он ее. Она любит его за двоих и не собирается когда-либо снова убегать. Она останется здесь, и если он хочет ранчо, то получит и ее тоже. Ясно одно – она не вынесет мысли ни о какой другой женщине, полагающей, что он свободен, и готовой прыгнуть к нему в постель! Она привяжет его к себе как можно скорее и приступит к этому прямо сейчас.
С решительностью атакующей кавалерийской бригады, сверкающей в темных глазах, Кэтрин прошла по коридору к комнате Рула и пинком открыла дверь.
Она машинально взглянула на кровать и застыла в шоке, обнаружив ее пустой. Внезапный озноб пробежал по спине. Девушка вошла в комнату, повернула голову, ощутив движение справа от себя, и в ошеломлении уставилась на Джексона. Испуганный крик "Рул!" вырвался из ее горла.
Джексон, сражаясь с гипсовой повязкой на ноге, натягивал джинсы. Каким-то образом ему удалось распороть шов на левой штанине, так что он смог надеть их поверх гипса. Неустойчиво покачиваясь, Рул пытался одеться, и при каждом его вздохе сквозь стиснутые зубы вырывались ругательства. Он проклинал собственную слабость, гипс на ноге, пульсирующую боль в голове. На крик Кэтрин он неуклюже развернулся, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела искаженное крайним отчаянием лицо и мучительные слезы, стекающие по загрубевшим щекам.
– Рул, – простонала Кэтрин, когда он обратил к ней взгляд полный такого нестерпимого страдания, что ей захотелось отвести глаза. Он шагнул навстречу, но внезапно пошатнулся, поскольку сломанная нога не выдержала его вес. Одним прыжком преодолев комнату, Кэтрин поймала его в тот момент, когда он начал падать, и удержала с неожиданной силой.
– О, боже, – охнул Рул. Мужские руки обвились вокруг нее мертвой хваткой, вдавливая Кэтрин в его жесткое тело. Он наклонил к ней голову, и тяжелые рыдания сотрясли его тело. – Не уезжай. О боже, милая, пожалуйста, не уезжай. Я могу все объяснить. Только не покидай меня снова.
Кэтрин пыталась устоять на ногах, но они постепенно подгибались под тяжестью его веса:
– Я не могу удержать тебя, – задыхаясь, выдавила она, – Ты должен вернуться в постель!
– Нет, – возразил он хрипло, его плечи приподнялись, – я не позволю тебе уйти. Я не мог выбраться из этой проклятой постели, не мог достаточно быстро одеться… Я так боялся, что ты уедешь прежде, чем я смогу остановить тебя, что я никогда не увижу тебя снова, – прерывисто бормотал он.
При мысли о том, как он превозмогал боль, чтобы отыскать ее раньше, чем она уедет, горло Кэтрин сжалось. Он не мог ходить, так как он собирался добраться до нее? Ползком? Да, признала Кэтрин, он мог бы ползти, если бы понадобилось. От решимости этого человека перехватывало дыхание.