Ну, наконец-то!
- Личная просьба. Как к другу, а не как к принцу города.
- Я слушаю тебя.
- Мне хотелось бы, чтобы ты приютил в Париже одного вампира, у которого могут быть неприятности.
- С Советом?
- Прежде всего, с ковеном.
- Какой-нибудь чернокнижник?
- Я не знаю подробностей, - печально произнесла Диана, - Все, что мне известно, это то, что ему нужно укрыться на время.
- Диана, я очень тебя люблю. Но я тоже не хочу неприятностей. Ни с Советом. Ни с ковеном. Я законопослушный вампир, настолько правильный, что сам себе отвратителен. К тому же Париж слишком близко к Женеве, его здесь найдут.
- Французский и Швейцарский ковены сейчас, мягко говоря, не дружны, если ты не знал, - холодно ответила Диана, - И не станут друг другу помогать.
- Сегодня они дерутся, а завтра мирятся, у них всегда так, - пожал плечами Филипп.
Диана несколько мгновений помолчала, и потом все же решилась выложить главный козырь.
- Это не совсем моя просьба, - призналась она, - Ты сделаешь одолжение Адальберту…
- Ого, - Филипп откинулся на спинку кресла, устремив обреченный взор в обшитую кожей крышу машины, - Значит это предложение, от которого нельзя отказаться?
- Выбор за тобой.
- Всегда так говорят, - пробормотал Филипп, - когда точно знают, что выбора нет… Что он натворил, этот колдун? Я должен знать, черт возьми, кого буду прятать в своем городе!
- Если хочешь, поинтересуйся у него сам. Я же могу сказать тебе только одно, - он не доставит тебе проблем. Ни теперь, ни позже. А вот благодарность Адальберта может быть весьма ощутимой.
Уже пару минут они стояли у входа в галерею. Жак заглушил мотор, но оставался на своем месте, ожидая сигнала, когда можно покинуть машину.
- Диана, - вкрадчиво проговорил принц, - Я не позволю использовать меня в темную. Либо ты рассказываешь мне все, либо… Не хочу быть грубым, но тебе придется искать помощи в другом месте. При всем моем уважении и к тебе и к господину Бурхардингеру.
Мадам де Пуатье некоторое время молчала, вероятно, пытаясь сформулировать ответ так, чтобы он был исчерпывающим и в то же время не выдать ничего важного.
- Это был их совместный эксперимент, - произнесла она, наконец, - в суть которого меня не посвящали. Я и не стремилась, в отличие от тебя, все знать. Излишняя осведомленность не всегда полезна, что бы ты ни думал… Эксперимент закончился плохо. Погибли смертные. Довольно много. Катастрофа произошла в горах, поэтому удалось все списать на сход лавины. Тем более, что лавина в самом деле была… Ковен пока еще никому не предъявил обвинения, но они выйдут на Мортена очень скоро. А если займутся им, то узнают и про Адальберта.
- Мортен? - переспросил Филипп.
- Мортен Бликсен. Ты слышал о нем?
- Нет.
- Если в ближайшее время его не найдут, то скоро все утихнет, а потом и позабудется. Как видишь, тебе не о чем волноваться.
- Может и так…
Филипп нажал на кнопку, опуская панель, разделяющую водителя и пассажиров, и только тогда Жак дал знак кому-то из служащих парковки, что уже можно бежать и открывать дверцу.
10.
Было уже почти четыре часа утра, но вечеринка по случаю открытия выставки еще не закончилась, хотя и несколько подувяла. Даже те люди, кто привык ложиться поздно, к четырем утра обычно чувствуют усталость и желание поскорее упасть в постель. А сегодня в галерее присутствовали не только представители богемы, но и политики, и бизнесмены - люди, ведущие обычно дневной образ жизни. Большинство из них уже успели уехать, оставались лишь те, кому что-то было нужно от месье Данвиля, в надежде, что тот все же явится рано или поздно.
Организаторы выставки старались вовсю, поднося все новые перемены кушаний и напитки, менеджеры расписывали достоинства полотен и оформляли покупки - кое-кто из гостей уже решил приобрести творения новоявленного гения. А сам гений с совершенно невменяемым от усталости и волнения видом сидел на диванчике в окружении каких-то подвыпивших богемных господ, еще силившихся говорить о высоком, хотя языки у всех уже откровенно заплетались.
Появление Филиппа несколько оживило атмосферу. Мужественно боровшиеся с усталостью любители искусства потянулись к нему навстречу. Особенный же фурор произвела опиравшаяся на руку Данвиля прекрасная незнакомка, при виде которой большинство мужчин моментально проснулись, а прочие забыли, зачем они вообще здесь находились, вдруг обретя новую интересную цель в жизни. Женщины напротив пожалели, что задержались здесь слишком надолго. Сколь бы хороши собой, ухожены и стильно одеты они ни были, никто не мог конкурировать со спутницей Филиппа. И дело было не только в ее потрясающей красоте… А в чем, никто не мог понять, все были просто очарованы и сбиты с толку, словно увидели ангела во плоти. Люди так легко поддаются внушению. Впрочем, - как известно - для Дианы не составляло труда очаровать и вампира.
Наскоро отделавшись от оккупировавших его дам и господ и оставив их на растерзание мадам де Пуатье, которая всегда относилась благосклонно к повышенному вниманию к своей особе, Филипп отправился к художнику, который так и не поднялся ему навстречу и вообще смотрел куда-то в сторону, вероятно собираясь надуться. Сегодня он услышал слишком много похвалы и лестных слов и возможно считал себя вправе обижаться. Он казался смешным и трогательным, и Филипп порадовался, что не взял с собой Лоррена, тот бы сейчас поглумился над беднягой от души.
Ален выглядел слегка растрепанным и лохматым, щеки горели нездоровым румянцем и слишком сильно блестели глаза. Явно дело не ограничилось выпивкой, оставалось только надеяться, что малыш приложился к кокаину, когда важные господа уже удалились. Все они шарахались от наркотиков, как от проказы.
Алену было уже двадцать семь лет, и вряд ли кто-нибудь кроме Филиппа называл его малышом. Они познакомились лет десять назад, на какой-то выставке юных дарований, где принц отметил несколько неординарных работ, среди которых была и картина, написанная студентом художественного колледжа Аленом Ришоном. С тех пор Филипп приглядывал за юношей, наблюдая за его творческим ростом и строя грандиозные планы. Которые, похоже, начинали претворяться в жизнь.
- Я уже думал, ты не приедешь. - сказал Ален, - Мне пришлось отбиваться от всех одному!
- Отбиваться? - удивился Филипп, усаживаясь с ним рядом на диван, богемные собеседники Алена уже успели покинуть это место, спеша присоединиться к свите прекрасной незнакомки, - Малыш, по-моему, ты произвел фурор. Мне уже доложили, что половина твоих картин продана. Я даже не знаю, удастся ли мне уговорить счастливых владельцев не забирать полотна сразу, а позволить выставить их где-то еще.
Ален посмотрел на него мутным взором и криво улыбнулся.
- Мне кажется, что я сплю. Не могу поверить, что все это действительно происходит со мной.
- Не можешь поверить? Разве я не говорил тебе всегда, как ты невозможно, потрясающе талантлив?.. Я не вижу среди гостей Руке и Крозона. Они были?
- Уже уехали.
- Зараза… Что они говорили?
- Какие-то общие слова, я плохо понял, что они думают на самом деле… А ведь это было самым важным! Почему ты так опоздал?!
- У меня были дела.
- До четырех утра?
Ален нашел глазами мадам де Пуатье, которая в компании десятка господ, прохаживалась от картины к картине, благосклонно выслушивая комментарии.
- Кто эта дамочка?
- Моя старинная подруга.
- Старинная? Для старинной она слишком молода. Очень эффектная женщина. Это с ней у тебя были дела? Можно понять…
- Милый, я не пренебрег бы господами Руке и Крозоном без очень веских причин, - сказал Филипп, - Надеюсь, они тоже догадываются об этом и простят мне мое отсутствие.
- Они выглядели не особенно довольными, когда уходили.
- Они никогда не выглядят довольными, слишком уж сжились со своей ролью критиков. Я разберусь с ними, не беспокойся.
Ален, по-прежнему, следил взглядом за мадам Пуатье.
- Представь меня ей… По-моему, это я должен рассказывать о своих работах, а не все эти… Что они вообще понимают?!
- А ты в состоянии - рассказывать? - усомнился Филипп.
Ален презрительно фыркнул.
- Уж что б другое!
- Ну, пойдем.
Принц помог своему подопечному подняться с дивана, и они пошли к окруженной поклонниками Диане. Заметив их, мадам де Пуатье оставила свою свиту и сама направилась к ним навстречу, глядя на Алена и мило ему улыбаясь. Тот под ее взглядом даже как-то вдруг протрезвел.
- Диана, позвольте представить вам месье Ришона, - протянул Филипп, с досадой глядя на то, как стремительно затягивает его протеже в омут сияющих серых глаз прекрасной вампирши, - Автора всех этих дивных работ…
Ален галантно, но несколько нервозно склонился к руке мадам де Пуатье.
- А вам, месье Ришон, с не меньшим удовольствием спешу представить мадам Диану… э-э…
- Ван дер Леув, - договорила за него Диана, и они с Аленом с недоумением уставились на Филиппа, вероятно, не понимая, как можно было этого не знать.
- Я очень рада нашему знакомству, - продолжала Диана, - месье Данвиль не преувеличивал, когда говорил мне о вашем выдающемся таланте. Я еще не успела увидеть все ваши работы, но уже совершенно очарована!
Ален слегка покраснел от смущения и удовольствия.
- Я очень рад. Вы позволите мне ознакомить вас с тем, что вы еще не видели?
- О, с удовольствием!
Филипп решил, что теперь ему уже вполне можно покинуть галерею, справедливо полагая, что эти двое вполне обойдутся без его общества. Радовало то, что, похоже, ему не придется заботиться о заполнении досуга Дианы на время ее пребывания в городе, - с Аленом они, безусловно, найдут общий язык. Лишь бы только она не вознамерилась забрать его в свою коллекцию… Подумав, Филипп решил, что она не посмеет. По крайней мере, не сейчас, учитывая как ей нужно его расположение.
Он хотел уже откланяться, когда Ален вдруг заявил:
- Прошу прощения, мадам, но мне кажется, я где-то уже видел вас. В кино… Или может быть в театре… Определенно, ваше лицо мне знакомо.
Как и у большинства художников у Алена была прекрасная память на лица, а уж портреты мадам де Пуатье он, наверняка, видел во множестве. Все они были не слишком похожи на оригинал, к тому же Диана была совсем иначе одета и причесана, чем было принято во времена ее жизни, да и живой она уже очень давно не была, но некие черты совпадали, и Ален заметил их.
- Я не актриса, - отвечала Диана.
- Но тогда… Может быть, кто-нибудь писал ваш портрет?
Он вдруг замер на полушаге.
- Боже мой, я понял, - у вас есть сходство с Дианой де Пуатье, фавориткой Генриха II! Только вы гораздо красивее…
Филипп внутренне поаплодировал малышу. Надо же, догадался! Все же он бесспорно гениален!
- Признаюсь, мы состоим с этой дамой в дальнем… очень дальнем родстве, - осторожно согласилась Диана.
- Действительно? - изумился Ален, - Это, в самом деле, так? Вы не разыгрываете меня?!
Он вперил в Диану совершенно безумный взор, потом посмотрел на Филиппа, будто ожидая от него каких-то комментариев. Но Филипп сохранял невозмутимость.
- Неужели она ваша пра-пра… боюсь даже не смогу сосчитать поколения, которые могут вас разделять! - воскликнул Ален.
- А что вас так удивляет? - спросил Диана, - У всех у нас есть какие-то предки, разве нет? Знаменитые или не очень.
- Да-да, извините мой восторг, возможно, он… бестактен, - испугался Ален.
- Ах, нет, ну что вы, напротив, сравнение с мадам де Пуатье мне очень льстит. Она была выдающейся женщиной. Для своего времени.
- Совершенно с вами согласен! - обрадовался Ален. - Она была великой женщиной! Кстати, вы были на церемонии перезахоронения ее останков в часовню замка Ане? Это было, если не ошибаюсь, в нынешнем мае.
- К сожалению, я в то время не смогла приехать во Францию, - печально произнесла Диана.
- Как жаль. Церемония была очень красивой. Мадам де Пуатье провожала целая процессия, одетая по моде тех времен. Зрелище было великолепным. И - таким торжественным. Мне, к сожалению, тоже не удалось попасть туда, но я видел все по телевизору. А вы не смотрели?
Диана покачала головой.
- Каких чудес достигла наука, - задумчиво проговорил Филипп, - Как же смогли определить, кому именно принадлежат останки, спустя столько лет?
- Я припоминаю, что-то говорили о том, что Диана сломала ногу незадолго перед смертью. Она упала с лошади. Ну вот, - перелом совпал. Еще ученые исследовали волосы и одежду… Не помню. Кажется, было что-то помимо этого. И, кстати, представьте, в ее костях нашли чрезмерное количество золота. Предполагают, что Диана пила какие-то эликсиры на его основе, и благодаря этому смогла сохранить моложавость до весьма зрелых лет.
- Все это ерунда, - усмехнулся Филипп, - Просто она была ведьмой.
Ален изобразил возмущение и покосился на Диану, - не обидело ли ее это грубое заявление в отношении ее прародительницы.
- Как ты можешь, Филипп… - проговорил он с укором.
- Не беспокойтесь, милый Ален, я не вижу ничего плохого в том, чтобы быть ведьмой, - произнесла Диана, - Иногда это единственный способ защититься от слишком самоуверенных мужчин.
Она взяла художника под руку и увлекла за собой.
- Довольно о мадам де Пуатье. Покажите мне свои картины, прошу вас. Они потрясающи. Особенно меня поразил тот триптих в голубых тонах. От этих полотен так и веет холодом…
Филипп с улыбкой проводил их взглядом и снова взглянул на время. Шестой час. Пора отправляться домой. Было бы славно, если бы Лоррен уже вернулся. Филипп, с предвкушением нового удовольствия, вспомнил "булонского кровопийцу" и почувствовал, как стягивает узлом солнечное сплетение. Есть сила, которую всю хочется оставить себе. А есть такая - которой непременно следует поделиться. Но только с кем-то самым близким, кто такой же, как ты, кто правильно поймет и оценит. Зубы, рвущие нежную плоть… преисполненный боли крик, переходящий в стон… Славные воспоминания!
Ни с кем не прощаясь, Филипп покинул галерею. Уже выходя из дверей, он мысленно позвал Жака, и слуга появился через минуту.
- Оставайся здесь, - велел ему принц, - Дождись мадам де Пуатье и отвези ее, куда она прикажет.
Жак кивнул.
Филипп отошел за угол, куда не проникал свет фонарей, и где его не смог бы увидеть никто из работников галереи, которых вокруг толкалось немало, и тенью взлетел в небо.
11.
Лоррен был дома. Развалившись на диване, где несколько часов назад Филипп развлекался с мальчишками, он смотрел круглосуточный новостной канал. По огромному экрану шествовала какая-то очередная акция протеста, в витрины магазинов и в лобовые стекла машин летели камни и бутылки с зажигательной смесью. Полицейские медленно отступали, прикрываясь щитами. Кому-то спешно бинтовали разбитую голову.
Скользнув через комнату, Филипп уселся на любовника сверху и, отобрав у него пульт, выключил телевизор.
- Ну, что скажете? - спросил Лоррен, обращая взгляд на принца, и с усилием прогоняя все еще стоящую перед глазами картинку из телевизора с набухающей от крови повязкой, - Малыш Ален вас не разочаровал?
- У них там все прошло отлично. В чем я и не сомневался.
- Предприняла ли прекрасная Диана попытку поиметь вас?
- Предприняла попытку? - криво улыбнулся Филипп, - Она это проделала. Причем с особым цинизмом и жестокостью. Но не будем об этом, я потом расскажу тебе, что ей от меня нужно. Ты, помнится, хотел получить кусочек маньяка… Не передумал?
- А вы все же хотите поделиться? - изобразил сомнение Лоррен, - Ваше с ним единение было таким волнующе интимным. Не знаю, вправе ли я вторгаться.
- Да ты никак ревнуешь?! - восхитился Филипп.
- Ревновать к этому задроту? - поморщился Лоррен, - Вы шутите?
- Мне бы хотелось видеть на его месте тебя, - промурлыкал принц, наклоняясь над ним все ниже, - Думаю, что и тем девкам, которых наш Ролан отправил на тот свет, было бы не так обидно умереть от твоей руки.
- Для убиенных девок мы уже вряд ли сможем что-то сделать, - сказал Лоррен, притягивая его к себе, - но вот для вас - запросто. Только скажите.
- Хочешь убить меня?
- Поиметь. С особым цинизмом и жестокостью.
- Только не мой мозг, милый. Сегодня ему и так досталось.
- Кто говорил о мозгах?
Филипп больше не пытался удерживать внутри бушующее пламя, его кожа горела, и Лоррен чувствовал ладонями этот жар через тонкую ткань рубашки. Не утруждая себя заботой о пуговицах, он рванул ее, обнажая грудь Филиппа. Он слышал, как в тяжелом ускоренном ритме бьется сердце принца, и вдруг ощутил такую сильную жажду, будто и не питался сегодня. Будто уже сотню лет не питался! Да и можно ли назвать питанием те несколько жалких глотков крови, что они позволяли себе? Филипп был сейчас почти живым. Он был более чем живым. По сравнению с ним Лоррен сам себе казался трупом.
- Мы слишком давно никого не убиваем, - пожаловался Филипп, будто прочтя его мысли, - Это неправильно. Мы же чудовища, Лоррен, почему мы должны притворяться, что это не так? Хочу войну, - простонал он, - Хочу что-нибудь… Хочу убивать!
- Всегда где-то идет война, - зло прошептал Лоррен внезапно пересохшими губами, - Я неоднократно предлагал вам отправиться куда-нибудь к черту отсюда, но вы же не хотите уезжать из Парижа! Вам нравится изображать здесь богиню правосудия, и вздыхать над каждым издохшим человечком!
Они встретились взглядами, и Филипп почувствовал, как его засасывает в ледяную голодную пустоту. Глаза Лоррена разгорались багровым светом, его жажда становилась все сильнее, но сейчас ему хотя бы не нужно было ее контролировать.
Можно быть самим собой - иногда можно…
Не отрывая взгляда от глаз Лоррена, Филипп наклонился еще ниже, почти касаясь губами его губ. Сердце в его груди колотилось все сильнее, - упоительное пьянящее ощущение, забытое очень много лет назад. Как это оказывается сладко - быть живым! И как больно! Филипп видел, как расширяются зрачки любовника, и вдруг рухнул в глубину его глаз, выпуская на волю рвущуюся изнутри силу, и отдавая Лоррену разом все сонмище ярчайших воспоминаний Ролана: предсмертных судорог и спазмов оргазма, невыносимой боли и головокружительного наслаждения, ужаса и восторга. Позволяя ему вспомнить, как это бывает, когда забираешь чью-то жизнь, когда ловишь последний трепет жертвы и видишь, как стекленеют наполненные предсмертной тоской глаза. Лоррен наслаждался этим так же, как и он, и чувствовать его удовольствие Филиппу было еще приятнее, чем испытывать его самому. Чужая боль, чужая страсть становились их собственностью, растворялись в их крови, Лоррен жадно всасывал их, бездумно и бесконтрольно, и казалось, его голод может поглотить все без остатка. Он обращался в демона, он согревался, и там, где только что была ледяная пустота, теперь тоже бушевало адское пламя. Филиппу было не жаль отдать ему все, - лишь бы только это не прекращалось, в образе демона Лоррен был умопомрачительно прекрасен.
- Трахни меня, ну же! - прорычал Филипп.