Его пальцы зарылись в ее волосах. Большой палец ласкал мочку ее уха. Он сознает, что делает? Кресси почувствовала дыхание Джованни, когда он наклонился к ней. Его пальцы приятно ласкали круговыми движениями ее за ухом. Были ли эти движения, легкие поглаживания самой чувствительной точки случайными, или же он просто задумался о картине? Она рискнула взглянуть на него. Черные глаза. Тот самый взгляд, источавший жгучий огонь. Узел напряженности начал затягиваться. Он всегда завязывался, когда Кресси находилась вместе с ним, когда думала о нем. Этот узел временно развязывался, когда она касалась себя в ночной темноте, мечтая о нем.
- У меня есть жемчужная подвеска, - ответила Кресси.
Она имела в виду серьгу. Но, по ее словам, это нельзя было определить. Похоже, Джованни тоже не понял, закрыл глаза.
- У тебя есть жемчужная подвеска, - тихо произнес он, отчего его слова прозвучали еще эротичнее.
Его уста приблизились к ее уху. Пальцы блуждали между ухом и шеей, проделывая путь туда и обратно через волосы. Хотя Кресси накинула рубашку, когда он объявил перерыв, но не потрудилась надеть корсет. Хлопчатобумажная рубашка терлась о соски. Они напряглись и стали крупнее.
Джованни поцеловал ее в мочку уха, взял в рот и начал посасывать. Прошелся языком по окружности уха, будто что-то рисовал на нем. Его палец нащупал пульс у основания ее шеи. Другая рука добралась до талии, пошла дальше и обхватила ее за ягодицы. Кресси знала, что он в любое мгновение возьмет себя в руки. Знала, что потеряет власть над собой, когда это случится, и должна набраться смелости. Она обняла Джованни за талию, подняла голову и поцеловала его в губы.
Он не сопротивлялся. Руки Кресси заскользила вверх по его спине, нащупывая выступы мышц, чувствуя жар его тела сквозь льняную рубашку, подставляя ему раскрытые уста, безмолвно моля его не останавливаться.
Джованни не останавливался. Поцелуй был томным, его губы впились в ее уста не с безудержной страстью, а так, будто источали нектар. Его язык медленно скользнул по ее нижней губе. Она вонзила пальцы ему в спину, крепко прижалась к нему грудью. Его поцелуй становился настойчивым. Пальцы руки крепче обхватили ее ягодицы. Кресси ощутила горячее дыхание Джованни на своем лице, когда он снова и снова целовал ее.
Он медленно пробуждался, точно замечтавшийся человек, застыл и стал высвобождаться из ее объятий. Что делать? Она не знала, как поступить. И вдруг приняла решение. Ведь они оба одинаковы. Он сам так говорил. Родственные души.
- Джованни, вчера я видела тебя во сне, - едва слышно прошептала Кресси.
Услышав это, он тут же застыл.
- Что ты видела? - спросил он и повторил ее слова, сказанные в галерее шепота. Он все понял. А теперь она должна заговорить его словами. - Я наблюдала за тем, как ты раздевался. Ты знал, что я наблюдаю. - Она умолкла. - Я трогала свое тело.
Его зрачки расширились. Кресси всецело приковала его внимание. Не моргая, Джованни уставился на нее. Однако он не двинулся ей навстречу.
- Кресси…
- Вот так. - Она отбросила фрак и жилет, запустила руку в рубашку и обхватила одну грудь. Сердце колотилось, обдавало жаром, но она нисколько не смущалась. - Джованни, я трогала себя вот так.
Он простонал. Издал низкий гортанный звук, на который она, поглаживая напрягшийся до боли сосок, отозвалась вздохом. Его рука потянулась к ее груди, но тут же опустилась. Джованни зачарованно смотрел на то, как она трогает себя. То, что она могла заставить его смотреть на себя, лишь подстегивало и возбуждало ее.
- Мне приснилось, что ты видишь меня, - шептала Кресси. - Ты снимал рубашку через голову и обернулся, чтобы взглянуть на меня. Мне приснилось, что ты назвал меня по имени. "Кресси, помоги мне", - сказал ты. И я помогла. - Она отпустила грудь и вытащила его рубашку из брюк, коснулась его, наконец-то ее ладони оказались на его теле. Она потянула рубашку вверх, но он сорвал ее и бросил на пол.
Он не загорел, но его кожа отливала красивым оливковым цветом. Впадина, начинавшаяся ниже ребер, рельефно вырисовывалась. От пупка к груди, расширяясь, устремилась тонкая полоска черных волос. У него были темно-коричневые соски. Кресси потрогала их, потерлась щекой о жесткие волосы на груди. Он был красивым. По-настоящему красивым. "Только не говори, что я красивая, - твердила она про себя, - только не говори этого".
- Кресси, что было потом? - спросил он, отрывисто дыша.
Похоже, она загипнотизировала его. Джованни поступит так, как ей захочется, если она попросит об этом. Он желал ее, хотя с ужасом думал, что это разрушит творческие чары. Но как раз именно этого он и хотел. Кресси это видела по тому, как он смотрел на нее, по тому, как, точно пружины, напряглись его мышцы. Что было потом?
Эхо в галерее шепота. Она стащила рубашку через голову, повторяя его движения.
- Ты трогал меня вот здесь, - сказала она, взяла его руки и опустила себе на груди, которые высвободились из корсета. - Ты трогал меня.
И Джованни трогал ее. Как раньше. Точно так, как она представляла в тот день и каждую последующую ночь. Он взял ее груди, опустил голову и стал жадно ласкать их языком. Больно втягивал в рот каждый сосок, щекотал его языком. Ее поглотил жар, какого она не испытывала раньше. Казалось, каждая частичка существа слилась с ним. Соски, кончики пальцев, уши, пальцы ног. Покалывало даже тыльную сторону коленей. Что было потом?
- Самая нежная кожа, - прошептала Кресси. - Мне хотелось, чтобы ты нашел самую нежную кожу на моем теле.
- Самую нежную, - повторил Джованни, скользнув рукой в ее панталоны.
Там было тесно. Она торопливо расстегнула пуговицы, затаила дыхание. Почему прикосновение его руки вызывает совсем другие ощущения? Кресси представляла, как он будет трогать это место, но даже не мечтала, что это будет так. Он трогал так нежно. Казалось, будто по коже порхало перышко, но оно обжигало.
- Что было потом? - у самого ее уха раздался его отрывистый голос.
- Мне хотелось узнать, одинаковы ли мы, - ответила Кресси. - "Мне надо потрогать тебя", - твердила я. И ты расстегнул брюки. Взял мою руку и показал, что делать. Ты учил меня.
Кресси молила, чтобы так и случилось, ибо начинала терять власть над собой, но на этот раз на ее мольбу откликнулись. Джованни взял ее руку и сунул ее внутрь своих брюк. Мягкие волосы в верхней части его бедра. Они становились жестче. Стон Джованни прозвучал громче и не так сдержанно, когда она обхватила его мужское достоинство. Оно было тяжелым. Теплым. Оно сжимаюсь в ее руке.
- Кресси, я думаю, что не… я не в силах думать. Кресси, что было потом?
Что было дальше?
- Покажи мне, - попросила Кресси. - Я просила показать, как трогать тебя. И ты меня тоже трогал. Покажи мне, Джованни, покажи мне так, как ты показывал в моем сне. Покажи, как сделать с тобой то, что ты делал со мной в галерее шепота.
Кресси почувствовала его колебания. Джованни догадался: она ведет эротическую игру. Это не просто рассказ о сне, а способ обольщения. Он поднял голову, испытующе заглянул ей в глаза. Кресси не знала, что он в них нашел, но это сыграло решающую роль. Перемена стала почти ощутимой, она вела свою игру, но он взял инициативу в свои руки.
Его улыбка источала сладострастие.
- В галерее шепота, - сказал он, - мне не так хотелось, чтобы ты трогала меня. Это я хотел трогать тебя. - Теперь Джованни целовал ее в шею, гладил бедро одной рукой, а другой спускал панталоны. Изменив позу, она сняла сапоги. - В галерее шепота я хотел быть с тобой вот так, - говорил Джованни, опуская ее на пол, затем быстро сбросил обувь, одежду и совершенно нагой встал на колени между ее раздвинутых ног. - Мне этого хотелось. - Джованни наклонился, собираясь поцеловать Кресси, ее груди коснулись его, он ощутил дрожь предвкушения, но еще недостаточно сильную. Его уста были жарки, поцелуи напористы, он извлекал напряжение из глубин ее существа, точно воду из колодца. - В галерее шепота ты дошла до исступления, была скользкой и влажной, не так ли? - Его пальцы медленно проникли в нее, Кресси затаила дыхание. - А мое достоинство напряглось до предела, - говорил Джованни низким дрожащим голосом. - Кресси, потрогай, и ты узнаешь, как сильно оно напряглось.
Он взял ее руку и обвил пальцами свой возбужденный стержень. Она тут же заметила, как резко тот отличается от Джайлса. Смуглая кожа. Плотная. Когда она обхватила его рукой, тот начал пульсировать. Джованни проник пальцами внутрь ее еще глубже, и она вскрикнула.
Этот крик прервал сдержанность. Джованни резко привлек Кресси к себе, начал ласкать, его пальцы скользили по ней, кружили, проникали в ее жаркую прелесть, затем снова покидали ее и скользили, скользили, как и его язык внутри ее рта. Кресси догадалась, что должна отвечать подобными движениями, но ей лишь хватило сил держаться за него. А он ласкал пальцами и языком уста, прелесть Кресси, вознес ее на высоты, которые казались недостижимыми. Он беспощадно прижимал ее, пока она не достигла кульминации, чувствуя себя так, будто разрывалась на части. Ее уста горели, она страстно целовала его в шею, в плечи и вздымавшуюся грудь. Но на этот раз ей было недостаточно собственного оргазма. Совсем недостаточно. Хотелось разделить свое удовольствие вместе с ним.
- Покажи мне, - настаивала Кресси. - Джованни, скажи мне, чего ты хочешь, покажи мне.
Кресси думала, он начнет сопротивляться. По его глазам угадала в нем такое же желание. Начала неловко гладить его, он изогнул спину и вцепился в нее.
- Вот так? - спросила она. Он что-то пробормотал на итальянском языке. Что-то похожее на мольбу. Затем снова поцеловал ее, взял за руку, чтобы умерить ее ласки, давая понять, как следует держать его достоинство. - Вот так? - снова спросила она и почувствовала, как оно напряглось, как пульсирует его кровь, как что-то извергается, услышала крик, полный боли крик, будто он изгнал самого дьявола, обдав ее руку своим семенем.
Внезапный и неизбежный оргазм низверг Джованни в странную пустоту, в пространство, где он долго витал в совершенно непривычном блаженстве. Он ничего не забыл, в этом не было сомнений, хотя и прошло много лет. Сейчас все прошло иначе. Совсем иначе. Несмотря ни на что, в прошлом он без труда задерживал семяизвержение, поскольку женщины, которых он услаждал, возлагали на него надежды. Он не только удовлетворял эти надежды, но и превосходил их.
Он зарылся лицом в волосы Кресси. Она прижалась к нему грудью. Он чувствовал, что ее сердце бешено бьется. Его сердце громко стучало. Джованни провел пальцами по изгибу ее изящной спины. Линия красоты. Ему должно быть стыдно за то, как быстро наступила разрядка, не удалось сдержаться, но он не стыдился. Он не испытал тех чувств, которые переживал раньше. Ни тоски, ни печали, ни опустошения, ни даже малейшего намека на отвращение, которое охватывало его в то время, когда приходилось продавать себя, чтобы выжить. Только успех в искусстве избавил его от такой необходимости. Тогда Джованни делал это по привычке, будто выполняя самую неприятную обязанность. Но на этот раз все получилось иначе.
Кресси крепко обнимала его за талию. Солоноватый, отдававший мускусом запах плотских наслаждений смешался с привычным ароматом ее тела, лаванды, мыла и свежести. Лицом Кресси прижалась к его груди. Джованни чувствовал на своей коже ее нежное дыхание. Только сейчас он понял, как смело она ведет себя. Она не была опытной женщиной, ищущей наслаждений, не относилась к тем представительницам слабого пола, которые ищут утешения не в своих пресыщенных и приевшихся мужьях, а в свежих мужских телах. Несмотря на отсутствие опыта, Кресси твердо решила соблазнить его. Но ради того, чтобы доставить удовольствие ему, а не себе.
"Именно поэтому, - догадался Джованни, - все получилось совсем иначе, не так, как прежде". Ее удовольствие заключалось в том, чтобы и он испытал удовольствие. Кресси отдалась ему бескорыстно, поощряла взять то, что ему хотелось, просила показать ей, чего желает он. Ни одна женщина так раньше не поступала. Их интересовало лишь то, какое наслаждение им может принести его тело. Кресси желала его ради него самого.
Будто ему требовались новые доказательства, она шевельнулась, села и, робко улыбаясь и краснея, отбросила волосы со своего лица.
- Надеюсь, моя неопытность не испортила тебе настроение.
Джованни вздрогнул:
- Его испортила скорее моя несдержанность… Кресси, почему ты так поступила?
- Я хотела доказать, что ты станешь великим художником, если отдашься страсти.
- Значит, ты сделала это, чтобы доказать свою правоту?
Кресси опустила глаза, стыдливо потянула корсет и накрыла грудь. Когда снова взглянула на него, ее лицо залил еще более яркий румянец.
- Настоящая причина не в этом. Я… после того случая в галерее шепота… Джованни, мне захотелось убедиться, что не только я чувствую это. Наверное, захотелось доказать кое-что нам обоим.
Обезоруженный подобной откровенностью, Джованни почувствовал неловкость, ибо заподозрил, что она что-то скрывает. Он встал и потянул ее за собой, поднял с пола ее рубашку и панталоны. Торопливо надел брюки. Чувство эйфории, вознесшее его высоко, исчезло. Он снова неожиданно рухнул на землю, точно воздушный змей, попавший в штиль. Джованни разозлился на себя за то, что подумал, будто отдаст все, лишь бы вступить в интимную связь с ней. Представляя ее реакцию, он схватил рубашку и быстро надел ее. Кресси сидела в египетском кресле, надевала сапоги и выглядела совершенно растерянной. В Джованни зашевелилось какое-то чувство, слишком поздно предупреждая о том, чем он рисковал. Ради него она рисковала еще больше. Ему стало совсем плохо от угрызений совести. Однако он не смог заставить себя пожалеть об этом. Он не станет жалеть о чувствах, охвативших его после оргазма, об ощущении блаженства, настоящего экстаза, исполнении своих желаний.
Боже, какой же он эгоистичный ублюдок. Разве между ними что-то возможно с таким прошлым, как у него. Разве такой отвратительный тип, как он, имеет право навязываться столь необыкновенному существу. Джованни не имел права воображать ее в своих фантазиях. Он должен как-то положить конец этому, не обидев ее и не раскрыв позорных фактов, вынуждавших идти на разрыв. Кроме ее портрета, он больше ничего не мог предложить Кресси. Джованни стало дурно при мысли, что он чуть не погубил ее. От того, что могло произойти, у него во рту появился горький привкус. Он сглотнул, встал перед ней на колени и взял ее за руки.
- Я ничего не говорю, не знаю, что сказать, - начал он, желая на этот раз быть столь откровенным, сколь она того заслуживала. - Никакие слова не смогут выразить мою благодарность за то, что… ты пошла на столь большой риск… Ты очень смелая.
- Джованни, я не…
- Нет, позволь мне договорить. То, что ты сделала ради меня, прекрасно, но я не могу позволить, чтобы это повторилось. Я во всем виноват. Нет, Кресси, я не позволю, чтобы ты взяла вину на себя. Я полностью отдаю себе отчет в том, что делаю. Я мог остановиться, но я так не поступил… Только не притворяйся, будто ты думаешь иначе. - Он коснулся ее лба, нежной щеки, которая ему нравилась потому, что совсем не была похожа на его щеку, милый изгиб губ, которые желал целовать с того мгновения, как впервые увидел ее. - Невзирая на свои годы, ты чиста. А я нет. Я не имею права брать то, что ты предлагаешь, каковы бы ни были доводы. Тем более во имя искусства. Я не стану делать вид, будто это легко, но я не стану обманывать тебя. Ты заслуживаешь человека намного лучше меня.
- Ты не обманываешь меня.
- Ты сердишься? - спросил Джованни, озадаченный раздраженной ноткой в ее голосе.
- Я не хочу, чтобы ко мне относились покровительственно. - Кресси оттолкнула его руку и встала. - Ты не использовал меня. Если уж на то пошло, это я использовала тебя. Мне хотелось узнать, что это такое. Теперь я все поняла. Наверное, сейчас, когда мы довели напряжение, возникшее между нами, до некоторого завершения, нам пора заняться непосредственным делом. То есть, позволь напомнить, завершением нашего маленького эксперимента.
- Ты считаешь, я отношусь к тебе покровительственно? В чем это проявляется? - спросил Джованни, озадаченный неожиданным изменением ее настроения. Как же она могла столь превратно истолковать его слова?
Кресси подошла к окну, своему любимому месту. Я во всем виноват. Я не позволю, чтобы ты взяла вину на себя. Ты заслуживаешь лучшей участи. Она резко села, но тут же вскочила.
- Мне двадцать шесть лет. Я сообразительная женщина и не согласна с твоим утверждением, будто у меня нет опыта. Джованни, я хорошо понимаю, что делаю. И если - а я говорю если - я решила еще раз пойти на это, то потому, что сама того хотела, а не потому, что ты загадочным образом очаровал меня. Я сама решаю за себя, как ты уже два месяца твердишь мне. - Кресси подошла к нему и остановилась уперев руки в боки. Ее глаза гневно сверкали. - А если тебя беспокоят мои надежды, надо было лишь сказать об этом.
- Кресси, дело не…
- Не трогай меня! - Она толкнула его в грудь с такой силой, что тот отшатнулся. - Ты думал, стоит лишь красавчику от искусства раз коснуться меня, как я тут же брошусь к его ногам, как это, несомненно, делали сотни других женщин? Или, что еще хуже, раз я стала твоей музой, ты больше не опасался, что я могу влюбиться в тебя?
Кресси протерла глаза и несколько раз быстро вдохнула и выдохнула. Волосы закрыли ей лицо. Она втянула голову в плечи. Было видно, что она с трудом сдерживает слезы. Джованни хотел обнять ее, но заподозрил, что та ударит его, если он посмеет это сделать. Черт подери! Вот что он получил за попытку быть честным! Его стали мучить угрызения совести. Он ей не все сказал. Не был абсолютно честен, но не мог же он оскорбить слух Кресси, выложив ей неприятную правду.
Она снова отбросила волосы от лица. На ее щеках остались следы слез. Ему было невыносимо видеть, как она плачет. Он знал: она не любит плакать.
- Кресси, клянусь, я отнюдь не хотел расстроить тебя. Я лишь хотел…
- Предупредить, чтобы я не приближалась к тебе. - Кресси шмыгнула носом. - Джованни, в этом не было необходимости. Ты дал вполне ясно понять, что ни с кем не собираешься делить жизнь, а мои планы на будущее не связаны ни с одним мужчиной, - заявила она и тряхнула головой.
Это прозвучало нелепо, но причинило ему боль. Казалось, будто Кресси вонзила в спину кинжал.
- У тебя есть планы? Ты не говорила ни о каких планах.