- И часто ты светлейшего авэнэ такими мыслями радовала? Не удивительно, что он от тебя на войну сбежал.
- Прости.
- Да перестань, я ж не авэнэ. Я понимаю, что если он позволил части людей носить одежду и ходить в школу, то это еще не повод его обожествлять. Я говорил о другом. Нам не обязательно дохнуть. Мы могли бы просто уйти. Во вселенной много миров, где–то есть и для нас.
- Так почему не уйдете?
- Нас этот мир не пускает. Мы больше не можем открыть портал.
- А что говорят тебе боги? - сама не поверила, что я это спросила. А, главное, как спросила, почти всерьез.
А он ответил совсем всерьез.
- А боги говорят, что не заслужили. Круг искупления не завершен и жертвы не принесены. Боги не простили нам гибели мира, а большинство выживших выводы так и не сделало.
- Здорово. Просто великолепно! Вот почему я всегда не любила все эти сказки про богов! Вы провинились. Вас наказали. И подсунули неподходящий вам мир. Но мы–то причем? Чем мы провинились так, что теперь нас используют в пищу?!
- Вот это уж точно тебе не скажу, не изучал.
Нет, конечно, зачем ему. Он о своем народе думает. О его спасении. Мы же при этом - просто еда, даже для него. Еда и информация, вовсе не народ, который они губят.
- Ну хорошо, тогда скажи о том, что точно уж изучал, - был еще вопрос, который мучил меня гораздо больше всех коэро–шаманских тайн галактики. - О любимом своем ненаглядном Нэри. Зачем он послал меня в эти горы? Почему - именно туда? Магии во мне нет. Про так называемый дар - даже ты мне толком сказать ничего не можешь. А он его и вовсе не ощутил. Так зачем посылать меня не куда–то, а к храму, для меня, как он думал, бесполезному? Выжить в тех местах в одиночку - попросту нереально. Тут убить было бы честнее…
- Да не может он тебя убить, Лар. Даже если сам этого не понимает. Он все пытается вставить тебя в рамки. Относиться, как к одной из своих девочек. А ведь не выходит. Вот он и бесится и - не может ничего поделать, - Лоу опускается на колени перед камином, берет новое полено, сдвигает им в кучку остатки почти прогоревших, затем бросает поверх. Это и еще несколько. Языки пламени лижут его пальцы, но он вампир, ему все равно. Возвращается ко мне, продолжая беседу. - Что же до гор, ты ж сама говорила, он собирался тебе их показать. Планы у него были. Наверняка думал сразу после Озера Жизни туда рвануть. И что б он стал там тебе показывать? Места, которые знал, в которых бывал, это ж естественно. После храмов воды показать тебе храм огня - храм его стихии… А когда вы поругались, да еще столь… эмоционально… думаешь, он соображал толком, место выискивал? Да он ткнул, не думая, в то место, куда изначально планировал ехать вдвоем, вот и все. А уж про то, как там выжить человеку - да он с людьми там и не бывал ни разу, он с человеческой точки зрения об этом месте не думал даже. А для вампира там - какие опасности? Тишина, покой, свежий воздух, - Лоу потянулся, и убрал мне за ухо прядь волос, выбившуюся на глаза. Волосы отрастали. Уже спадали до плеч, и можно было собирать их в малюсенький хвостик. - А вот попозже, дома, - продолжал меж тем вампир, - успокоившись и подумав, он, верно, понял, что выжить–то там у человека шансов не много.
- Но не вернулся.
- Сразу он и не мог. Я говорил, был суд. На время всех разбирательств ему… ограничили свободу перемещения. Не удивлюсь, если выяснится, что он посылал слуг. Того же любимого тобой Гханг'н'рт'гхэ. А он тебя искренне не нашел "в том месте, где оставил", или какая там еще была формулировка. Ты ж в храме была. А в храме тебя Анхен точно искать не требовал.
- В чем ты подозреваешь Гханга?
- У-у, очень длинный списочек. Да вот беда, он ведь действительно никогда не нарушает приказ. Но очень уж ловко не нарушает его в свою пользу.
- Но какая ему польза от моей смерти?
- Откуда мне знать? Он, к примеру, Ару боготворил. Может, мстит Анхену за ее изгнание. Пытается причинить боль - всеми возможными способами. Или свести с ума…
Киваю. Да, я припоминаю, во всем виноваты слуги. Пожалуй, их стоит иметь уже только ради того, чтоб всегда знать, кто виноват
- А на том суде не ты адвокатом работал? - решаю уточнить. - Ты же, наверно, единственный, кто способен найти Анхену оправдания в любом случае.
- Нет, не я, - Лоу улыбается светло и открыто. - И я не ищу оправданий, я ищу причину. И если в твоих глазах она Анхена оправдывает - моя ли в том заслуга?
А вы коварны, мой коэр. Вы подсовываете мне очень правильные причины. И вновь исчезаете. На день, на два, на неделю.
За окном воет ветер. Дождь сменяется снегом. К дальнему углу дома по приказу Лоу пристраивают кухню. Я как–то обмолвилась, что жить, будучи полностью зависимой от слуг, довольно тягостно. Не то накормят, не то забудут. Кормили меня здесь тем же, что ели слуги. Вкус весьма специфический, но в общем и целом съедобно. Были блюда, которые я даже любила, и Халдар'бх'н'гхма обещала научить меня их готовить.
Среди слуг она была главной, мужчины слушались ее беспрекословно. И сейчас, уперев руки в боки, она подробно рассказывала, что именно им следует делать, чтоб результат их физического труда мог ее хоть как–то удовлетворить.
На мой взгляд, некоторые подробности были лишними, а некоторые идиоматические выражения в общий курс эльвийского, преподанного мне что Анхеном, что Лоу, никогда не входили. Но слушать было весело, и я, сидя с ногами в кресле и зябко кутаясь в плед, которых в доме теперь было много, то и дело улыбалась.
И вновь возвращалась к книге о шаманах, написанной вампирским коэром. Это была даже не книга, скорее конспекты, созданные для себя, любимого. То, что светлейшему коэру было и так понятно, он в книге и не объяснял. Я же поняла лишь, что скорее соберу глаза в кучку, чем пойму, что значит "собрать сознание в точку". Мое атеистическое воспитание таких изысков не предполагало. Вот вернется - и пусть объясняет.
А вот представления о мире у них были, с одной стороны - и понятны, и весьма интересны, словно детские сказки, а с другой - куда сложнее, чем ждешь того от племен, пренебрежительно названными дикими. Мир делился на три части по вертикали - земной, подземный и небесный, и все три части скрепляло меж собой Древо Жизни, пронзая корнями землю, а ветвями небо; мир делился на четыре части по сторонам света, и за каждую часть отвечали свои духи. Умерший своей смертью шел к одним духам, убитый к другим, переживший свой срок сам становился злым духом, и участь его была незавидна.
Но это все было слишком печально. О смерти читать не хотелось, она и так вечно надо мною кружит.
А вот о птицах меня заинтересовало. Про птиц было много, начиная с того, что весь мир родился из утиного яйца. А дальше продолжалось: своих детей они просили у деревьев, считая, что душа–птица живет в зеленых ветвях, и они молили ее о воплощении. Шаман же в своем странствии меж мирами тоже мог становиться птицей - той, что может взлететь в небеса и нырнуть под воду. А еще были у него 99 духов помощников человеческого обличия и 77 - животного, и были среди тех животных и земноводные, и звери, и птицы. Фигурка птицы украшала костюм шамана; фигурка птицы стояла в жилище на алтаре; фигурку птицы клали в погребение, чтоб душа взлетела; фигурку птицы прятали в дупло дерева, считая, что так прячут душу, и даже в случае насильственной смерти злым духам она не достанется.
Дерево. Про деревья тоже было много. Было мистическое Древо Жизни, то, что скрепляло меж собой все миры. Было древо рода - пока оно ветвилось, жизнь рода не угасала. Они даже свой род каждый от своего дерева считали. Было древо шамана - то, что позволяло ему перемещаться меж мирами, и своим видом свидетельствовало о силе шаманского дара. И все те деревья, у которых они просили душу и в которые они свою душу прятали.
Что–то такое было - у эльвинов, помешанных на садах, цветах и деревьях. Кто–то мне рассказывал, - не помню, Анхен, Лоу - что было у них некогда "дерево души". Не в этом мире, в том, и даже там - в глубокой древности. Выходит, где–то на заре своих цивилизаций, мы были похожи - эльвины, люди. И чем дальше уходили от первобытности, тем больше забывали. Они растят сады, но "древа души" в них нет. Мы украшаем елку на Новый Год, и березу на Майский День, но первопричины уже не помним.
"Древо мое - белая береза, душа моя - летящий лебедь". Это были слова из песни, что пели на Озере Жизни. И на север от него, и на восток, и на запад. Пели те, кого презрительно именуют дикими.
А я ведь тоже нашла однажды фигурку птицы. И мне отдало ее дерево. Дерево, сраженное молнией. Той молнией, что меня спасла. И что–то еще даровала, если верить Лоу. Но что? Способность входить в транс? Если только в храме, так у меня ничего подобного не выходило, хоть я и пыталась. Лоу учить не спешил, говорил, сначала здоровье. А птичка? Она осталась у Анхена, и он, наверно, давно от нее избавился. Птичка–душа. Моя? Или тот дух–помощник с непроизносимым именем, что был дарован мне, как проводник меж мирами, и которого я так безрассудно выкинула.
- Вот зачем ты читаешь эти глупости, Лариса? - закончив воспитывать рабочих, Халдар'бх'н'гхма решила взяться за меня. Она была не злая, просто уверенная, что лучше всех обо всем все знает. И ко мне относилась, как тетушка к бедной родственнице, нуждающейся в заботе. Кем я, собственно, в этом доме и была, вот разве что в родстве ни с кем не состояла. - Ты с хозяина пример–то не бери, он коэр, ему и не такие глупости положены. А ты молода, у тебя жизнь короткая. Вот, смотри лучше, что я тебе нашла. Самый раз для юной девы. Про любовь, - она протянула мне потрепанный томик. Читанный–перечитанный. - Моя, личная. Потом вернешь. У меня ее еще троюродные внучки не все прочитали.
Про любовь как–то не тянет, неудачно у меня все с любовью было. Но и обижать Халдар не хочется. Она заботилась обо мне, кормила, выхаживала, когда Лоу не было рядом. Своим присутствием в доме, разговорами, советами помогала не чувствовать себя одинокой.
Отложила коэрскую книгу и взялась читать ее роман. Это было проще, чем про шаманов. Язык легкий, слова все знакомые. Полюбила лунная эльвийка эльвина солнечного. Еще не вампира, там, в утерянном далёко. Он гордый - она гордая, он сильный, да и она сгибаться не приучена. И преград у их любви было - не перечесть, и трудностей - бесконечный список. Долгая была история, интересная, я даже зачиталась. Закончилось все: для меня - глубоко за полночь, для героини - счастливо. Он провел с ней ночь и отдал ей свое сердце. И она торжественно положила его горячее еще сердце к ногам своей богини.
Всю ночь я видела себя хирургом, ловко вырезающим чужие сердца, проснулась в слезах и холодном поту. Нет, уж лучше про шаманов.
Та зима была еще страннее, чем осень. Я жила в доме самого красивого мужчины на свете, а мы рассуждали лишь о строении мира, о путях и духах, о причинах древних войн и катаклизмов. По мере того, как снег все сильнее укутывал землю, я чувствовала себя все лучше, отваживаясь уже даже на небольшие прогулки. В роскошной шубке, подаренной мне Лоу, в высоких сапогах, подбитых теплым мехом, мороз был мне почти не страшен. Или я, наконец, выздоравливала.
Когда Лоурел бывал дома, он охотно сопровождал меня в моих прогулках, порой протаптывая для меня тропинки, порой просто неся меня на руках над белыми снегами, попутно просвещая меня относительно места, где стоял его одинокий дом. Интересная была долина. Расположенная в верховьях Ионэсэ, она со всех четырех сторон огорожена была горами. И, хоть в ней и располагалась пара вампирских городов, весь мир отсюда казался где–то "за" - за вершинами гор, за дальней далью бескрайних просторов, и надо быть птицей, или вампиром, чтоб, устремившись за облаками, вылететь прочь.
Но в ту зиму, как мне казалось, я никуда не стремилась. Вот только по ночам мне стали сниться странные сны.
Я летела. В сером мареве, седом и непроглядном. Летела. Но не вольной птицей, а металлической крошкой по зову магнита. Меня тянуло. Несло.
И вот, наконец, зал. Пустой и огромный, высотою в пять этажей. И четыре круга тонких резных ограждений на галереях четырех этажей. И каменный пол с огромной мозаичной звездой - на самом нижнем, пятом. Я смотрю сверху. С самой верхней из галерей, той самой, откуда летела когда–то спиною вниз, брошенная самым коварным из всех коэров. Смотрю вверх. На темное ночное небо за прозрачным куполом. На снег, летящий в вышине, и исчезающий, коснувшись невидимой грани. На отсветы далеких огней, расцвечивающих вампирский город. Смотрю по сторонам. Стены мягко светятся матовым синеватым светом, почти не справляясь с тьмой, почти не рассеивая мрак. Смотрю вниз. На звезду на каменных плитах. Неправильную звезду. Ее рисунок сбит, сломан. Невольно устремляюсь вниз, пытаясь рассмотреть четче. И вижу его. Он лежит навзничь поверх звезды, раскинув руки и не мигая глядя ввысь. В темное небо. На белый снег. Его лицо ничего не выражает, оно застыло, словно маска. Черные волосы небрежно рассыпаны по плечам, по полу. Рубаха расстегнута, и я вижу темный ремешок на светлой коже. И нечто - медальон, кулон - висящее на шее. Вернее - лежащее сейчас на груди, которая, кажется, даже не вздымается. Склоняюсь ниже, пытаясь разглядеть в неясном свете. Никогда он ничего на шею не вешал. Что же это?..
Птичка! Моя птичка.
- Моя, - тянусь я к ней. Тьмой, у меня нет тела. Нет формы, нет образа. Нет рта, чтобы говорить. И он не слышит. Не видит. Вот только поднимает руку и сжимает птичку в горсти. И я вижу слезы, что катятся из немигающих глаз куда–то за уши.
И сама просыпаюсь в слезах. Лоу нет, на душе тяжело. Это сон, убеждаю я себя. Просто сон. А на следующую ночь я вижу все то же.
Он лежит на каменных плитах. Недвижимый, холодный. Его лицо ничего не выражает. Его глаза ничего не видят. И только слезы прозрачными каплями скользят к волосам. А я замираю возле, и смотрю, смотрю, смотрю. Я тьма. У меня нет глаз, чтобы плакать. У меня нет голоса, чтобы позвать. Нет руки, чтобы коснуться. Вот только видеть я могу и без глаз.
И снова утро. Серое и безрадостное. Долго сижу на постели, обняв коленки. Ну что за напасть! Ну что мне Анхен? Он ушел и забыл. Я ушла и забыла. И вообще, он же не в Илианэсэ, он на востоке где–то. Был. Три месяца назад.
Три месяца! Жила себе и горя не знала. И вот опять - Анхен. Да, во сне, но больно так, словно наяву. Пошла искать Халдар.
- Лоурэфэл когда вернется?
- Не говорил.
- А что говорил, где он, позвонить ему можно, связаться с ним как–то? - ну действительно, должен же быть у них телефон, коль уж даже для людей он обыденность. - Можешь найти его, сказать, он мне нужен, я с ума сходить начинаю!
- Попытаюсь. И не нервничай так. Это все от заумных книжек.
От книжек, так от книжек. Оделась, взяла лопату, пошла снег во дворе чистить. Его, конечно, и без меня почистят, но физический труд - он успокаивает. А снег - белый, красивый, чистый. Вот только еще и тяжелый, если сразу много на лопату нагрузить. Спина уже болит, да и руки. Зато мысли всякие из головы вылетели. А дочистить этот угол я еще смогу.
Лоу вернулся на закате. Усталый, со слабым отсветом улыбки на губах.
- Ну что с тобой, ребенок? - спросил, обнимая.
- Кошмары снятся, - даже как–то неловко стало. Выдернула его откуда–то. У него дела, а я со своими глупостями. Ну, Анхена во сне увидела. Так я его и в жизни видела, и то до сих пор жива.
- Кошмары не смотри, - посоветовал с самым серьезным видом, целуя в щечку.
- Ага, вот так все просто. И что ж мне сделать - глаза закрыть? Так у меня по ночам они и так закрыты.
- Ну я не знаю, Ларочка, это твой сон, тебе и решать, - потянул меня за руку и усадил на диван. А мне так не к месту вспомнилось, что Анхен всегда сажал на колени. - Тут вся хитрость в том, чтоб вспомнить, что ты просто спишь. И тогда уже сон будет подчиняться тебе, а не ты ему.
- И как же я вспомню, если я сплю?
- Вспомнишь, это не сложно. Главное, заранее поставить себе такую цель.
- И сон мне подчинится? И я смогу увидеть все, что захочу? - смотрю на него весьма скептически.
- Ты просто задайся целью. И попробуй, - мой серый колючий коэр серьезен и непреклонен.
- А ты пробовал? Ты сам так можешь?
- Могу, моя радость. Я и не так могу. Рассказывай, что там такого тебе снится.
- Анхен, - отвожу глаза. - Понимаешь, он… он плачет, а так не бывает. Он сильный, и он бы не стал, он… Он сейчас где, на востоке?
- Нет, он вернулся в столицу. Пару недель назад.
- Ты точно знаешь?
- Да, мы встречались.
Встречались. А мне не сказал. Нет, мне и не надо, просто… как он?
- Ты ведь не говорил ему обо мне?
- Нет, и не собираюсь. Я же тебе обещал, - он взял обе мои ладони в свою и ободряюще их сжал. - Ну что ты так испугалась этих снов? Это просто сны. Не хочешь смотреть на Анхена, развернись и уйди. Скажи себе: я сейчас открою эту дверь, и там будет… Кого бы ты хотела увидеть?
- Тебя.
- Значит, я.
- Там нет дверей.
- Да не важно. "Сделаю шаг и увижу", "обернусь и увижу". Захоти и сформулируй для себя, что ты хочешь. Анхен - это тоска, малыш. Это просто твоя тоска. Твоя привязанность к нему сильнее твоей обиды.
А мое желание избавиться от тяги к нему сильнее моей привязанности.
- Лоу, а ты не мог бы… - очень стыдно поднять на него глаза, но все же, - не мог бы остаться сегодня со мной? Мы столько живем с тобою вместе… и мы ведь уже были близки…
- Прости, моя радость, но сегодня я не смогу, - он смотрит на меня своими серьезными серыми глазами, такими пронзительными и жесткими. Краска стыда заливает мне щеки. Никогда не думала, что я стану просить о таком. И что всеядный и жаждущий всех вампир мне откажет.
- Да. Да, конечно. Прости, - срываюсь с дивана и бегу в свою комнату. Он догоняет у двери, берет сзади за плечи, сжимает их - крепко, не вырваться.
- Ну тихо, тихо, ну что ты? - его голос ласкает, одна рука опускается мне на живот. Чуть поглаживает, не давая при этом вырваться.
- Я ведь тебе даже не нравлюсь, верно? - глаза щиплет от слез. - Я три месяца живу в твоем доме, а ты даже… даже дотронуться до меня лишний раз не хочешь. Летом ты меня… соблазнял, провоцировал… каждым жестом, взглядом, словом, а теперь…
- И теперь, - хрипло выдохнул он мне в ухо.
- Что? - еще успела вздрогнуть я, и тут же оказалась прижата спиной к ближайшей стене. Его губы накрывают мои, его язык врывается внутрь, сметая преграды. Он целует меня яростно, неудержимо, страстно… И резко отстраняется, продолжая удерживать за плечи. И дышит - глубоко, хрипло, широко раскрытым ртом. А там - два длинных, острых, как иглы, зуба. Только два. Подбородок дрожит, словно он пытается закрыть рот, но не может. Глаза - словно два стальных сверла… Мгновение замирает, становясь вечностью.
Меня резко дергают в сторону, вырывая из его рук. Халдар. Крепко держа за предплечье, она буквально выволакивает меня из дома, не давая даже одеться. И, почти бегом, отводит в маленький домик, где живет вместе с другими слугами. Лишь здесь останавливается. Только, чтоб начать ругаться.
- Совсем сдурела? Я ее тут днями и ночами выхаживаю, а она?! Это ж надо додуматься - к голодному вампиру с интересными предложениями полезть! Ты чем вообще соображала? Ты не видишь, он голоден до пустоты, хоть на просвет рассматривай?! Что, жизни совсем не жалко?